CC BY
61
УДК - 415/416:43
ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ СЕМАНТИЧЕСКИЕ КОМПОНЕНТЫ В ПЕРЕВОДНОЙ ПОЭЗИИ Ф.И.ТЮТЧЕВА.
И.О. Клюева
Настоящая статья посвящена изучению и характеристике способов реализации семантических компонентов с пространственно-временной соотнесённостью в переводной поэзии Ф.И.Тютчева. В ходе исследования определяется характер лексики, использованной для создания художественного времени и пространства, а также выявляется её функциональный потенциал в переводных текстах Ф.И.Тютчева в сравнении с оригиналом. Все положения иллюстрируются примерами стихотворений Ф.И.Тютчева.
Ключевые слова: поэтический перевод, пространственно-временная картина, стилистика оригинала, семантический компонент.
Пространство, наряду со временем, относится к базовым концептам во всех культурах. Они вечны и неизменны, но, несмотря на это, данные понятия воспринимаются каждым человеком субъективно, что находит своё отражение в языке. В авторском сознании, в художественных произведениях, такие, казалось бы, универсальные категории приобретают индивидуальное осмысление и самые разные семантические оттенки, что очень чётко прослеживается при сопоставлении оригинальных текстов с переводными. В данной статье мы проведём анализ способов реализации семантических компонентов с пространственно-временной соотнесённостью в оригинальной зарубежной поэзии и переводных стихотворениях ФИТютчева.
В настоящее время многие вопросы, связанные с изучением предмета, функций и средств науки о переводе уже достаточно полно освещены. Как известно, значения не всех слов можно максимально точно передать средствами языка перевода, принимая во внимание множество этих значений и время, когда то или иное произведение было создано.
Одним из наиболее интересных аспектов теории перевода является проблема передачи стилистических приемов на принимающем языке. Важность изучения перевода образных средств обусловлена необходимостью адекватной передачи образной информации художественного произведения, воссоздания стилистического эффекта оригинала в переводе.[1,с.43]
Что касается литературы, то можно сказать, что ничто не подводит нас ближе к её сущности, чем работа над переводом поэтического языка, или, по крайней мере, глубокая оценка такой работы. Как отмечал один из исследователей тютчевской поэзии F.Jude, "при переводе лирической поэзии переводчик, скорее всего сам выберет стихотворение, и этот выбор будет обусловлен его собственными пристрастиями и в некоторой степени даже его обязательствами перед самим собой" [2,с.43].
Поэтический перевод - это особый перевод, более сложный по сравнению с переводом прозаических произведений, поскольку каждое стихотворение обладает своим оригинальным звучанием, и передать эту неповторимость на другом языке - высшее искусство.
Особенность перевода состоит в том, что мировоззрение автора должно совпадать с мироощущением переводчика. В противном случае переводчику приходится неотступно следовать букве оригинала из-за взаимодействия разных поэтических культур. Ещё сложнее обстоит дело с поэтическими текстами, когда очень часто переводчик вынужден создавать свои собственные произведения на языке перевода. Это взаимодействие сводится к заимствованию темы у соседней культуры и развитию её в иной языковой среде свойственным этой среде образом. [3,с.5]
Основная цель перевода направлена на то, чтобы сохранить дух оригинала. Об этом упомянул в начале XIX века в своём трактате "О различных методах перевода" Шлейермахер: " Читатель перевода лишь тогда оказывается в равном положении с внимательным читателем произведения в подлиннике, когда он наряду с духом языка получает возможность почувствовать ... духавтора"[4,с.33]
По мнению Л.К.Латышева, перевод должен повторять оригинал не только по семантике и грамматической структуре, но и по части воздействия на читателя. Поэтому переводчик должен стремиться к максимальной эквивалентности оригинального и переводного текстов, несмотря на культурно-исторические различия между носителями исходного и переводящего языков.[5, с.4-5.]
Несомненно, Ф.И.Тютчев считается мастером поэтического перевода. Он писал не только на русском, но и занимался переводами с немецкого, французского, английского и итальяноского языков. Он переводил Гёте, Шиллера, Гейне, Гердера, Уланда, Ленау, Цедлица, Байрона, Шекспира и других европейских писателей, обретая в собственных сочинениях свой голос и вырабатывая неповторимый стиль. Очевидно, чтобы подойти ближе к сущности его переводов с немецкого языка, необходимо исследовать творческие параллели, текстуальные «переклички»
поэзии Тютчева и современной ему немецкой литературы, ведь в мастерстве перевода некоторых стихотворений немецких поэтов Ф.И.Тютчев до сих пор остался непревзойдён. Его первые поэтические переводы оставались почти не замеченными читателями и критиками. Тютчевские переводы с инициалами "Ф.Т." печатались в небольших альманахах, а иногда вообще оставались в рукописи, поэтому, к сожалению, до нас дошли не все его переводы [6,с. 11]. Иногда поэт не заботился о сохранности своих произведений. В письме к Гагарину Тютчев писал, что среди уничтоженных им "поэтических произведений" был "перевод первого акта из второй части "Фауста", быть может лучшее из всего"[7, с.20].
Несомненно, чтобы судить о мастерстве поэта как переводчика, нам следует провести сравнение перевода с оригиналом. В рамках данной статьи мы проведём анализ лишь некоторых поэтических переводов на русский язык, выполненных Ф.И.Тютчевым.
Как отмечают исследователи тютчевских переводов, поэт не был сторонником формальной точности и дословности в переводе, в отличие от А.А. Фета. Переводы Тютчева с немецкого языка отличаются вольным подражанием, но они всё же не так свободны как у М.Ю.Лермонтова, чьи переводы можно считать собственной интерпретацией того или иного сгихотворения(например, его "Горные вершины" и "Wanderers Nachtlied" Гёте).
Несмотря на вольность трактовки оригинального стихотворения, Тютчеву удавалось передать его основную идею и сохранить лейтмотив стихотворения. Это явно прослеживается при сопоставлении двух переводов отрывка из "Лирического интермеццо" Гейне("Ет Fichtenbaum steht einsam...")[6,c.134] выполненных Ф.И. Тютчевым и М.Ю. Лермонтовым. Впоследствии это стихотворение переводили Майков, Фет и другие русские поэты, но только Тютчеву удалось наиболее точно передать метрическое своеобразие подлинника. Первый по времени перевод — «На севере мрачном» — Тютчев озаглавил «С чужой стороны», придав, таким образом, стихотворению характер собственной лирической темы.
В результате сравнительного анализа оригинального текста с тютчевским переводом, мы можем сделать вывод, что они семантически и грамматически близки. Например, у Гейне дважды встречается прилагательное "einsam"(c нем. одинокий), которое в себе содержит пространственную семантику отчуждения. Она усиливается словосочетанием "auf kahler Hoh"(c нем. на голом холме) и эпитетом "schweigend"(c нем. молчаливый). В словаре Д.И. Ушакова мы можем найти следующее определение прилагательному "молчаливый": безмолвный, исполненный
тишины [http://slovari.yandex.ru/dict/ushakov]. Все эти средства создают пространственную картину одиночества и пустоты.
У Тютчева мы также встречаем эпитет "одинокий"(2 раза), который вместе со словосочетаниями "на севере мрачном, на дикой скале, в дальних пределах" принадлежит к одному лексико-семантическому полю пустого пространства. Несмотря на это, пространство у Гейне и Тютчева характеризуется здесь определённой ориентированностью: Север и Восток. Они получают у Тютчева признаки отдалённости благодаря эпитетам "мрачный", "дальний".
Из контекста нам становится понятно, что художественное время стихотворений - зима. У Гейне мы встречаем "ihn Eis und Schne"(c нем. во льду и снеге), что по значению перекликается с тютчевскими "под снегом белеет", "в инистой мгле" и "вьюга". Как и в стихотворении Гейне, семантика холода у Тютчева поддерживается словами с семантикой сна: "заснул", "сон", "снится"(у Тютчева) и schlafern(c нем. клонить в сон)(у Гейне).
При анализе названий переводов у Тютчева "С чужой стороны" и у Лермонтова "Сосна" можно заметить, что трагичность ситуации более выразительно звучит у Тютчева уже в самом начале, ещё до прочтения стихотворения, в эпитете "чужая"(сторона). В поэзии Гейне очень часто звучал мотив изгнания и тоски по родине. У Лермонтова этот смысл, вложенный в стихотворение Гейне, как мы видим, утрачен. Характерно, что в переводе Тютчева ряд таких исследователей, как Ю. Тынянов и К. Пигарев, усматривали собственную лирическую тему, далёкую от мечтаний и звучащую как дружеское послание поэта с чужбины(Тютчев тогда находился в Германии).
Переведённое Ф.И.Тютчевым сочинение представляет собой своеобразную аллегорию, стержневой конструкцией которой является противопоставление мужского и женского грамматических родов: der Fichtenbaum(enb)- в нем. мужской род, die Palme(nanbMa)^eHCKHfi. Чтобы сохранить аллегорию и лейтмотив в переводе, Тютчев заменил ель на кедр. Это выгодно отличает стихотворение Тютчева от стихотворения "Сосна", поскольку у М.Ю.Лермонтова не сохранено противопоставление мужского и женского родов, что говорит о большей близости перевода Тютчева к оригиналу. На первый взгляд может показаться, что кедр звучит более экзотично, но MAC отмечает, что кедр - распространённое неправильное название некоторых видов сосны[8,с.45]. Поэтому мы можем сделать вывод, что в переводе представлена, скорее всего, одна и та же порода дерева. Сосна, будучи хвойным деревом, передаёт молчание, сон, грусть, уединение в своих мыслях. С соснами и елями очень часто связана погребальная символика древних обычаев. [http://www.iro.yar.rsait.files\klen.ppt]
Мы видим, что в переводе Тютчева, с одной стороны представлена реальная картина природы, с другой стороны, с помощью этой картины выражаются эмоции, личные переживании автора, которые связаны с картиной природы лишь опосредованно.
Более близок к оригиналу перевод Тютчева и с точки зрения стихотворной формы. В подлиннике использована перекрёстная мужская рифма, при этом рифмуются лишь чётные строки. С точки зрения стихотворной формы, рифмовки и семантики текст перевода даже более совершенен, чем оригинал.
Оригинал отличается от перевода тем, что он написан несколько проще, в нём отсутствуют такие поэтические выражения, как "и сон его вьюга лелеет". У Гейне использовано слово со сниженной (разговорной) нормативно-стилистической 0KpacK0fi(schläfern-c нем. клонить в сон).
Сопоставление переводов Тютчева и Лермонтова выявляет общие моменты в трактовке темы. Помимо этого, отмечаются и черты различия. Нам представляется, что пейзажное описание у Тютчева отличается более мрачным колоритом и более эмоциональной напряжённостью. Ритмический строй тютчевского перевода здесь играет немалую роль. У Лермонтова мы наблюдаем более размеренный, спокойный ритм.
В целом же стихотворение Ф.И.Тютчева можно считать удачным поэтическим переводом стихотворения Гейне на русский, в силу того, что его отличает высокая степень семантической точности.
С высокой степенью точности воспроизведено содержание ещё одного стихотворения Гейне "Der Schiffbrüchige"("Kopa6neKpymeHHe")[6,c.145] У Тютчева число строк совпадает с оригиналом, но внутри этих строк нет присущих оригиналу метрических перебоев, поэтому текст перевода звучит даже мелодичнее, чем оригинал. Как и в ряде других случаев, Тютчев переводит оригинал с высокой семантической точностью, но это не мешает ему использовать более высокий поэтический регистр, чем Гейне, заменяя нейтральную лексику возвышенной. Если у Гейне тучи-formlos grauen Töchter der Luft, Die aus dem Meer...Das Wasser schöpfen...(с нем. бесформенные серые дочери воздуха, которые черпают воду из моря туманными вёдрами и с трудом тащат и тащат её и снова проливают в море), то у Тютчева тучи - "уродливые дщери неба", которые "в туманные сосуды морскую черпают волну и с ношей вдаль, усталые, влекутся, и снова выливают в море". Важно отметить то, что Тютчев использует в переводе архаические, старославянские формы "дщери"(вместо нейтрального варианта "дочери") и "влекутся" вместо "тянутся". Согласно толковому словарю великорусского языка Д.И.Ушакова, "влечься-1)тянуться, тащиться; 2)стремится" [http://slovari.yandex.ru/dict/ushakov]. В.И.Даль даёт такое определение старославянскому "влечься": направляться, стараться достичь. [http://slovari yandex.ru/search]. Эти формы акцентируют наше внимание на семантике тяжёлого движения, которое медленно направляется от неба к морю и уходит вдаль.
У Гейне мы встречаем Ein trübes, langweilges Geschäft, Und nutzlos, wie mein eignes Leben(c нем. безрадостное, скучное занятие и бесполезное, как моя собственная жизнь), то у Тютчева -"нерадостный и бесконечный труд!.. И суетный, как жизнь моя".
Факт отказа от воспроизведения приземлённой лексики свидетельствует, вероятно, об эстетическом вкусе к поэзии : Тютчев считал возвышенную лексику неотъемлемой частью поэзии. [6,с.292]. Примечательно, что во второй части стихотворения Гейне сам использует достаточно изысканную лексику. Здесь уже, как мы видим, стилистические регистры Гейне и Тютчева совпадают. Таким образом, меняющийся стихотворный размер и отсутствие рифм у Гейне предоставили Тютчеву большую степень свободы в выборе лексики.
Больше всего Тютчеву удавались переводы из Гёте. Многое в стихотворениях Гёте было созвучно собственным поэтическим устремлениям Тютчева. Для перевода он выбирал такие оригиналы, которые были ему близки по мировоззрению и художественным особенностям. Например, "Ночные мысли", "Приветствие духа", "Запад, Норд и Юг в крушеньи...", а также отрывки из "Фауста": (перевел весь первый акт "Фауста", который считал лучшим своим сочинением, но потом нечаянно сжег, осталось несколько отрывков: среди них беседа Фауста с Духом Земли), "Эгмонта", "Вильгельма Мейстера", "Певец ", "Заветный кубок".
Одним из самых знаменитых поэтических сочинений Тютчева является перевод стихотворения "Nachtgedanken"- "Ночные мысли"[6,с.79]. Сравним первые строки оригинала и перевода : "Euch bedaur ich, unglückselge Sterne,." Дословный перевод звучит так: я жалею вас, несчастные звёзды, но у Тютчева мы встречаем: "Вы мне жалки, звёзды- горемыки!". В переводе Тютчева семантический акцент переносится с субъекта оригинала на его объект. В нём устранён не только грамматический субъект "ich", но и грамматический предикат-сказуемое, а объект оригинала "unglücselge Sterne" не просто занял в переводе позицию приложения грамматического субъекта, но и усилил свою семантическую роль за счёт второго приложения имени "звёзды-горемыки". Таким образом, устранив глагол, Тютчев усилил семантическую призноковость за счёт приложений и
предиката имени. Устранив субъекта - человека земли, поэт основное внимание перенёс в другое, неземное пространство, где живут звёзды.
Если сравнить переводы этого стихотворения, выполненные Тютчевым и Фетом, то можно проследить высокую степень адекватности обоих переводов. Как отмечал К.В.Пигарев, "оба перевода одинаково передают подлинник; что же до деталей, то некоторые из них сохранены Тютчевым, другие-Фетом".[11,101-102] Например, следующая строка: "Denn ihr liebt nicht, kanntet nie die Liebe"- точнее переведена у Тютчева: "Вы не знаете любви и ввек не знали", чем у Фета: " Вам любовь чужда - и вы мне жалки". В следующей фразе: "Unaufhaltsam führen ew'ge Stunden/ Eure Reihen durch den weiten Himmel..." Тютчевым дословно переведён эпитет "unaufhaltsam"-"неудержно", но всё выражение точнее переведено Фетом: "Вас ведут без устали по небу/Вечные часы путём далёким".
Исследователи тютчевской поэзии К.В.Пигарев и Н.Я.Берковский указывали в своих работах на определённый подтекст, мотив в переводах стихотворений Гёте [http://www.tyutchev.ru/t9/html]. Движение вглубь земли как метафора познания тайн природы - мотив, вероятно, возникший в русской поэзии не без влияния образов из первой части «Фауста» Гёте[6,с.83]. «Wo faß ich dich, unendliche Natur? / Euch Brüste, wo? Ihr Quellen alles Lebens, / An denen Himmel und Erde hängt, / Dahin die welke Brust sich drängt - / Ihr quellt, ihr tränkt, und schmacht ich so vergebens?» - «С напрасным стоном, / Природа, вновь я в стороне / Перед твоим священным лоном! / О. как мне руки протянуть / К тебе, как пасть к тебе на грудь, / Прильнуть к твоим ключам бездонным!», перевод Б.Пастернака («Ночь»). «Грудь» природы у Гёте оказывается источником глубоко лежащих ключей жизни. В дальнейшем этот образ уточняется в трагедии: в сцене «Лес и пещера» Фауст, обращаясь к духу, благодарит его за то, что он позволил ему «заглянуть в глубину груди» природы («Vergönnest mir in ihre tiefe Brust / Wie in den Busen eines Freunds zu schauen»).
Сравним два перевода этого места, принадлежащих Д.В.Веневитинову и Ф.И.Тютчеву: «Но я могу в её таинственную грудь, / Как в сердце друга, заглянуть» (Веневитинов); «допустил/Во глубину груди её проникнуть, / Как в сердце друга!» (Тютчев). Уже из этого сравнения видно, что Тютчев стремится почти буквально удержать образность подлинника. Для нас это важно, поскольку Тютчев, как известно, во второй половине 20-х - начале 30-х годов переводил обе части «Фауста», и образный ряд великой трагедии наверняка повлиял на его собственный поэтический стиль.
В монологах Фауста в первой части нередко возникает сравнение места, где обитает человек, с «пылью», «прахом» земным (Staube, Dust; последнее из этих слов в нижненемецких диалектах означает запылённый воздух или чад, что немаловажно при соотнесении с образностью первой строфы «Безумия»). Ср.: «Was sucht ihr mächtig und gelind, / Ihr Himmelstöne, mich am Staube?» («Ночь»), в переводе Тютчева: «Чего вы от меня хотите, / Чего в пыли вы ищете моей, / Святые гласы...». В знаменитом рассуждении Фауста о том, что в нём живут «две души» («У ворот»), Гёте даёт очень резкий образ такого «двоедушия»: «Die eine hält, in derber Liebeslust, / Sich an die Welt mit klammernden Organen; / Die andre hebt gewaltsam sich vom Dust / Zu den Gefilden hoher Ahnen». Нам неизвестен тютчевский перевод этих строк, но вот как их перевел его современник, Д.В.Веневитинов: «Одна, обнявши прах земной, / Сковалась с ним любовию земною; / Другая прочь от персти хладной / Летит в эфир, к обители родной». Семантика «праха» и «пыли» весьма часто встречается у Тютчева в 20-е - первой половине 30-х годов: «А я здесь в поте и в пыли, / Я, царь земли, прирос к земли!..» («С поляны коршун поднялся...», 1835), «исчадье праха» (перевод фрагмента из «Эрнани» Гюго, 1830), «Вчерашний зной, вчерашний прах!..» («Как птичка, раннею зарёй...», нач. 30-х), «И не дано ничтожной пыли / Дышать божественным огнём» («Проблеск», 1825). Интересно, что своеобразной иронической параллелью к словам Фауста о проникновении в глубины природной жизни является в трагедии образ червя, прокладывающего свои ходы в земной пыли, образ, который примеряет к себе герой: «Dem Wurme gleich ich, der den Staub durchwühlt» («Ночь»).
Во второй части Фауст должен отправиться на поиски Матерей - древних богинь, олицетворяющих природные первоначала, и его путь лежит через пустыню, одно из значений которой философское Ничто («In deinem Nichts hoff ich das All zu finden» - «в твоём Ничто я надеюсь обрести Всё»), а также в глубины земли («ins Tiefste schürfen»). Такое решение темы двоемирия и поиска глубоко залегающих тайн природы обобщается Тютчевым в «Безумии» в очень близком образном ключе: Безумие зарывается в пески, апокалиптический эквивалент земных «пыли», «праха» и метафизического Ничто, и живет в них, подобно червю, глядя при этом в облака и прислушиваясь к подземным источникам. Но если в первой части «Фауста» трагико-героический аспект в конечном счете преобладает, то в тексте Тютчева он явным образом совмещён с пародийный приёмом, где о низком предмете повествуется высоким стилем, характерным для второй части трагедии.
Как отмечалось ранее, Ф.И.Тютчев переводил французских поэтов, в частности, Виктора Гюго. Монолог дон-Карлоса из "Эрнани"[6, 201] - одно из наиболее сильных мест во всей драме
Виктора Гюго, по мнению многих литературоведов. Тютчевский перевод довольно близок к подлиннику. Как почти все переводы французских драматических произведений, он написан шестистопным ямбом. Вот начало монолога в подлиннике:
Charlemagne, pardon! ces voûtes solitaires Ne devraient répéter que paroles austères. Tu t'indignes sans doute à ce bourdonnement Que nos ambitions font sur ton monument.
Перевод Тютчева начинается также с обращения :
Великий Карл, прости! — Великий, незабвенный Не сим бы голосом тревожить эти стены И твой безсмертный прах смущать, о исполин, Жужжанием страстей живущихмиг один!
Удачно выражение „жужжание страстей", притом дословно передающее подлинник: ce bourdonnement que font nos ambitions. Далее Тютчев сразу переходит к рассуждению, которое существует и у В. Гюго и занимает большую часть монолога.
Начало второго отрывка в оригинале звучит так:
Ah! briguez donc l'empire et voyez la poussière Que fait un empereur!..
У Тютчева цепочка притяжательных местоимений "твоя - моя - если бы моя", выражает внутреннюю борьбу дон-Карлоса между желанием „схватить мироправленья жезл" и страхом, что власть достанется не ему.
Quelque chose me dit: Tu l'auras! — Je l'aurai. — Si je l'avais!..
Мне тайный глас сулит: твоя она — моя — О если бы моя!
Тютчев сохраняет общий тон оригинала, а также многие особенности его формы: рифмовку (смежные мужские и женские рифмы), эпитеты (избранные вожди — chefs élus), сравнения (велик как мир — grand comme le monde), метафоры (народ — пучина, вал морской, зерцало грозное для совести царей, жерло где гибнет трон, всплывает мавзолей, — une mer, flots vivants, vague qui broie un trône et qui berce un tombeau, miroir où rarement un roi se voit en beau), параллелизмы (сей решит, тот рассекает, — l'un délie et l'autre coupe, сей истина — тот сила, — l'un est la verité, l'autre est la force). Заметим, что Тютчевский перевод гораздо короче подлинника ; целый ряд стихов пропущен и не заменен ничем, в других местах вставлены собственные стихи поэта; так заключительные строки:
И мой весь этот мир, и я схвачу без страха Мироправленья жезл! Кто я! исчадье праха!
У Виктора Гюго эти строки вовсе отсутствуют, если не считать, что выражение „исчадье праха" навеяно словами „On n'est qu'un homme".
Мы видим, что такие существительные, как "мир", "пучина", "жерло" служат здесь у Тютчева для создания пространственной картины бесконечности, бездны. В доказательство этому мы находим у Д.И.Ушакова "мир-Вселенная в её совокупности"; "пучина - пропасть, водоворот, провал в 6onoTe"[http://slovari.yandex.ru/dict/ushakov]. Согласно MAC, "жерло-отверстие до самой пустоты, flbipa"[http://dic. academic.ru/contents.nsf/mas/]. Эти слова несут оттенок чего-то бедственного, угрожающего гибелью и полной безысходности.
Прибавим, что настоящий перевод не случайный в Тютчевском творчестве. Он доказывает, что поэту была не чужда французская романтика XIX в. (в числе его переводов с французского есть один из Ламартина).
Таким образом, в результате анализа переводов зарубежной поэзии, выполненных Ф.И.Тютчевым, можно сделать вывод о том, что, несмотря на вольность трактовки оригинала, поэт сохраняет общий тон подлинника, лейтмотив стихотворения и многие особенности его формы. Это, возможно, объясняется тем, что многое в зарубежной поэзии было созвучно собственным поэтическим устремлениям Ф.И.Тютчева, оригиналы были близки ему по мировоззрению и художественным особенностям. Языковые средства с пространственно -временной соотнесённостью приобретают у поэта индивидуальное осмысление. Переводные стихотворения Ф.И.Тютчева дают возможность проследить сходства и различия в интерпретации семантики пространственно-временных компонентов в русском поэтическом тексте и иноязычном оригинале.
This article is dedicated to the process of studying and description of the ways of realization of semantic components with space-time correlation in translated poetry of F.I.Tyutchev. In the course of studies we define nature of vocabulary, used for creation of artistic time and space, as well as reveal its functional potential in translated texts of F.I.Tyutchev in comparison with an original. All positions are illustrated with the help of examples of the poems written by F.I.Tyutchev.
The key words: poetical translation, space-time picture, stylistics of the original, semantic component.
Список литературы
1Бреева Л.В., Бутенко A.A., Лексико-стилистические трансформации при переводе, М., 1999,
С.43
2. The complete Poems of Tyutchev In An English Translation. Durham, 2000, C. 43 Иллюстрации приводятся по этому изданию с указанием страницы.
3. Charles Tomlinson. Versions from Fyodor Tuitchev. With an introduction by Henry Gifford. Lnd., Oxford, 1803-1873.-p.5
4. Фёдоров A.B. Основы общейтеории перевода. M., 1983-304с., С.33
5. Латышев Л.К. Курс перевода: Эквивалентность перевода и способы её достижения. М., 1981.-248с.С.4-5
6. Зарубежная поэзия в переводах Ф.И.Тютчева: Сборник/Составл. Б.Н.Тарасова. М.: ОАО Издательство "Радуга", 2004.- С параллельными текстами на языке оригинала. 320 с.
7. Ратгаус Г.И. Немецкая поэзия в России. Вступительная статья к кн. Золотое перо. Немецкая, австрийская и швейцарская поэзия в русских переводах. 1812-1970. М., 1974.-735с. -С.20.
8. MAC 1999-Словарърусского языка: в 4 т.-М.: Рус.яз.; Полиграфресурсы, 1999.
9. http://www.iro.yar.rsait.files\klen.ppt
10. http://slovari.yandex.ru/dict/ushakov
11. Пигарев К. Тютчев-переводчик Гёте. С.101-102
12. http://www.tyutchev.ru/t9.html
13. http://dic.academic.ru/contents.nsf/mas/
Об авторе
Клюева И.О. - аспирант Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, [email protected].
