CC BY
31
УДК 82 Ю.Г. Хазанкович
ПРОЗА КОРЕННЫХ МАЛОЧИСЛЕННЫХ НАРОДОВ СЕВЕРА, ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА И СИБИРИ В КРИТИКЕ 1970-1990-х ГОДОВ
Содержится историко-типологический анализ критических малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока.
Вопрос о литературно-художественной критике становится своего рода «вечным» в науке о литературе. И поднимая его относительно критики, посвященной литературам малочисленных народов Севера, Дальнего Востока и Сибири, мы преследуем цель: сделать выводы о характере функционирования литературной критики середины 197090-х годов, выявить критерии оценок и интерпретационные доминанты в осмыслении творческой индивидуальности того или иного художника или самого явления в целом. На наш взгляд, обращение к «критической разноголосице» прошлых лет дает нам тот материал, который не только значительно дополнит наши представления о ценностных аспектах содержания северных литератур, но и позволит определить принципы ее дальнейшего анализа, которые будут сообразны с природой самого предмета. Мы считаем, что необходим в осмыслении этого вопроса концептуальный подход. В частности, сочетание социо-динамичес-кого анализа критики (экскурс в мир критических жанров) с историко-типологическим позволит сфокусировать внимание на теоретических проблемах, которые имеют место, прежде всего, в региональной критике, посвященной литературам коренных малочисленных народов Севера, Дальнего Востока и Сибири.
Наиболее регулярно критические статьи о творчестве северных поэтов и прозаиков стали появляться в середине 1970-х годов - до этого времени они были «эпизодичны» на страницах журналов. Критическое «оживление» было связано с процессами, происходившими тогда в самой литературе: громко заявили о себе прозаики - нивх В. Санги и чукча Ю. Рытхэу, юкагир С. Курилов и нанаец Г. Ходжер, эвенк Алитет Немтушкин и манси Юван Шесталов, ненка Анна Неркаги, произведения которых вошли в «золотой фонд» литератур коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока.
Критика 1970-х годов была еще «подступом» к непосредственно литературоведческому изучению художественной словесности северян. Об этом свидетельствует произвольный, почти хаотичный выбор критиками художественного материала и рассматриваемых тем: от очень узких до неохватно широких. Следует отметить, что такое положение вещей сохранялось в значительной степени до середины 1980-х годов. Основным критическим жанром выступила рецензия, в которой упор делался на содержание, что позволяло критикам лишь контурно очертить «осо-
исследований 1970-1990-х годов, посвященных прозе коренных
бый эстетический мир» национальной литературы с ее своеобразной тематикой.
Широта охвата материала, содержательная концептуальность отличали статьи, где анализировались прозаические произведения. В этом контексте следует отметить содержательные работы Э.А. Бальбурова [1] и Дм. Романенко [2], [3], посвятивших статьи осмыслению повестей Ю. Шесталова и романа В. Санги «Женитьба Кевонгов». Интересна работа Т. Комиссаровой, попытавшейся осмыслить на страницах журнала «Байкал» документальную повесть Ю. Шесталова «Сибирское ускорение» [4]. Следует отметить и статью Ю.Н. Таниной, которая обратилась к переосмыслению творчества Дж Кимонко [5], Г.Т. Андреевой о трилогии Ю. Рытхэу «Конец вечной мерзлоты» [6] и Т.Н. Комиссаровой о романах и повестях В. Санги [7].
Но характерным для многих исследований того времени стал «социокультурный подход» в освоении художественного материала северной литературы. Критика стремилась, прежде всего, уяснить «социальную природу» литератур «малых» народов Сибири и Севера, развивающуюся в русле «большой» русской литературы и собственных фольклорных традиций. При этом эстетическое начало художественного феномена иногда упускалось, что и предопределяло поверхностность и эклектичность выводов у некоторых критиков. Например, в статье В.В. Огрызко «Современные легенды Ю. Рытхэу» подчеркивается значимость именно «социальной проблематики» [8]. Но главным «бичом» критики1970-х стало отсутствие в ней четких оценочных критериев. Их намечает исследователь А.К. Михайлов в статье «Художественная летопись народа». Обращаясь к «большим романам» Ю. Рытхэу, Г. Ходжера, С. Курилова, исследователь предлагал в качестве такого критерия динамику конфликта и характеров [9], Пошатаева А.В. прозу Ю. Шесталова предлагала рассматривать в контексте традиций лироэпического повествования [10]. Работа
В. Санги «От фольклора к современной художественной литературе» тоже стала значимой в своей эстетической направленности [11]. Он подходит к осмыслению художественно-эстетического явления «изнутри», так как сам глубоко исследовал и знал нивхский фольклор и уже был авто -ром ряда романов. Но исследования такого характера, скорее, были исключением.
Типичным для критиков было все же рассматривать произведения как «отражение эпохи» и ставить перед
Ю.Г. Хазанкович. ПРОЗА КОРЕННЫХ МАЛОЧИСЛЕННЫХ НАРОДОВ СЕВЕРА, ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА И СИБИРИ В КРИТИКЕ 1970-1990-х ГОДОВ
авторами не совсем литературные задачи. Региональная критика была лишена тотальной идеологичности, которая в то время поразила всю литературно-художественную критику. Но тем не менее все-таки она не избежала идеологической «зашоренности». Внимание к идейной стороне произведений, многозначность которой исследователями демонстрировалась на выборе художником самого «жизненного материала» и героев, отодвигало на задний план форму произведения, его сложную и многогранную структуру, т.е. то, что составляет достоинство всякого словесно-художественного явления. Ряд публикаций отличался «инструментальностью стиля», суть которого заключалась в том, что произведение считалось «художественным» лишь в той мере, в какой оно вписывалось в социальноидеологический канон.
Немногочисленные статьи обзорного характера также не были лишены аналитической «однобокости и ориентации на преднаходимую доктрину» [12, с. 31]. Разговор из сферы художественной действительности зачастую переводился на конкретную жизнь, что, очевидно, было предопределено самой атмосферой того времени. Но несомненным достоинством критики середины 1970-х-нач. 1980-хгг. сталото, чтоейудалось прозу коренных малочисленных народов Севера, Дальнего Востока и Сибири отметить как высокохудожественное явление.
Пик критического осмысления пришелся на середину 1980-х годов. Она буквально «пережила» серию критикопублицистических статей, обзоров, «литературных портретов» и рецензий. Обозначившийся консерватизм литературно-критического мышления стал преодолеваться именно в эти годы: внимание исследователей сосредоточилось уже не на описании, а на познании и оценке произведений по художественно-эстетическим параметрам. Обращение к литературе народов Севера как к «эстетической системе» со своей своеобразной жанровой, образной и языковой структурой, вероятно, следует связывать с изменением самого восприятия их самобытного творчества, далеко не «примитивного», художественного мышления, берущего исток в фольклоре. Если ранее критическая мысль была сфокусирована только на оси «автор-герой», то впоследствии она переместилась в плоскость взаимодействия и взаимообогащения русской литературы и литератур малочисленных народов Севера и Сибири на уровне художественной формы и содержания, фольклорных и литературных традиций. Менее продуктивный «оценочный подход» отступил благодаря усилению исследовательско-аналитического аспекта в рецензиях. Интересен и тот факт, что если объектом критического осмысления в 1970-х годах была, в основном, поэзия, то в середине 80-х критики стали больше обращаться к прозе: В.А. Чалмаев посвящает статью творчеству Е. Айпина [13], М.Г. Михайлова -«Новым людям»
С. Курилова [14], Т.Н. Комиссарова исследует «прозу поэта» А. Немтушкина [15], Е.В. Хомутова анализирует малоизвестные повести А. Латкина [16].
Своеобразие художественного мира романов и повестей связывали уже с присутствием онтологической проблематики и особым функционированием художественных образов - природных и социальных. Частной иллюстрацией сказанного является статья М.Н. Собольковой «Основоположник нивхской литературы», где творчество В. Санги осмысливается в контексте «сквозных» проблем: жизни и смерти, памяти и забвения, нравственности [17]. Критики особое внимание начинают уделять «художественной форме» произведений. Теоретический аспект ее исследования мы находим в работе В.М. Переверзина «Энергия синтеза», где автор обращаетсяк дилогии Ю. Рытхэу «Сон в начале тумана» и «Иней на пороге» как «роман-этологию» [18].
Углубленная социокультурная и эстетическая интерпретация произведений писателей-северян, попытка их исследования в теоретическом аспекте позволили критике второй половины 80-х годов не только представить ясные очертания «эстетического здания» северных литератур, но и обратиться к его «деталям», наметив тем самым целостное восприятие творчества каждого художника. Следует признать, что далеко не каждая статья имеет самостоятельную научную значимость: наибольшую ценность, на наш взгляд, они приобрели во всей своей массе, ибо выявили некоторые общие тенденции в тогда еще складывающемся литературно-критическом осмыслении северных литератур. В литературно-художественной критике конца 1980-х-сере-дины 90-х годов литература «малых» народов Севера, Сибири и Дальнего Востока получила лишь эпизодическое прочтение, что связано с рядом объективных причин и самими процессами, которые происходили в литературах.
В этот период кардинально начинают меняться как сами подходы в исследовании литератур коренных малочисленных народов, так и категории литературно-критического сознания. Долгое время наша официальная критика отсекала всякие попытки своеобразия - ив мысли, и в жанре. Но изменилось само время, и заметное «оживление» произошло в критике. По сути, мы стали свидетелями преодоления инерционного движения прошлого, преодоления косности мышления, так как «преодоление есть прежде всего результат понимания» [12, с. 29]. «Большая» и региональная критика в тот период избавлялись от идеологической привязки, суживающей ее исследовательский аппарат, от назойливого «инструментального» восприятия прозы и поэзии, что собственно и позволило критике выйти на качественно иной уровень исследования и интерпретации северной литературы - историко-кулътур-ный.
В этом ключе своеобразным «подступом» к «расширительной» интерпретации произведений стала статья В.В. Огрызко об эпической поэме В. Санги «Человек Ых-мифа». В ней мы находим положение о том, что В. Санги через художественное слово открывает нивхский национально-этнический мир в соответствующих ему образах и коллизиях, воссоздает национальный характер, опирающийся
и основывающийся на прочных этнических связях [19]. Но самым ярким представитеем «историко-культурного направления» был и остается Г. Д. Гачев. Его исследования по творчеству эвенкийского прозаика Г. Кэптукэ введены в широкий литературный и культурный контекст и представляют собой опыт культурологического прочтения произведений [20].
Появление работ такого плана стало новым шагом в раскрытии возможностей критического осмысления прозы малочисленных народов Севера, Дальнего Востока и Сибири, поскольку сам подход позволяет наметить и выявить еще «непознанные» контекстуальные художественносмысловые пласты в творчестве того или иного писателя. Через обращение к фольклору и фольклорным традициям в прозе коренных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока исследователи нашли ключ к смысловым глубинам содержания «младописьменных» литератур. Мифопоэти-ка была выдвинута в качестве ценностного критерия восприятия прозы коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока: внимание к мифоязыческой и религиозной картине мира, запечатленной в художественных текстах, позволило переосмыслить сложившиеся представления об эстетической значимости художественных образов и характеров.
Критики стали более свободно оперировать ассоциативными понятиями и терминами, заимствованными из смежных наук (этнологии, лингвистики, философии) с целью более точного и объективного выражения «внутреннего плана» того или иного произведения, отходя от однозначных «универсально-всеобщих» формулировок. Примером тому может служить статья Г. Д. Гачева «Повесть эвенкини», где литературовед прочитывает произведения Г. Кэптукэ через «внутреннюю систему ценностей» самой культуры эвенков [20].
Таким кардинальным изменениям критического мышления способствовали, вероятно, не только «пост-перестроечная» атмосфера, но и появление «других» по своей форме и содержанию произведений. К последним, например, следует отнести рассказы и повести эвенков Г. Кэптукэ, А. Немтушкина и А. Латкина, романы эвенов П. Ламутского «Дух земли» и А. Кривошапкина «Берег судьбы», повесть ненцев А. Неркаги «Молчащий» и роман И. Истомина «Живун», роман ханта Е. Айпина «Ханты или Звезда Утренней Зари», роман сибирского писателя Г. Сазонова, написанный в соавторстве с манси А. Коньковой «И лун медлительных поток» и др. Творчество названных прозаиков стало поистине новой вехой в истории становления прозы коренных малочисленных народов Севера, Дальнего Востока и Сибири: они обогатили и усовершенствовали ее поэтику через проникновение в суть национального характера, национальной психологии и национального менталитета в реальном историческом контексте.
Отметим, что проблема «национального менталитета», формы и способы его выражения в художественном твор -
честве северян все еще остаются «белыми пятнами» в критических и собственно литературоведческих исследованиях. Постановочный характер она получила в работе А. К. Михайлова «Новый этап в развитии литератур», где он, в частности, отмечал: «... и язык, и сюжет, и характеры, и этнографический, исторический, фольклорный материал, и сама форма произведения - все это... составляет произведение, вызванное к жизни национальным самосознанием автора и народа» [21, с. 161]. Обращениек творчеству Г. Кэптукэ позволило критику говорить об обратной связи: национальная проза расширяет пределы и повышает уровень национального менталитета уже самого народа.
Думаем, что обращение к проблеме национального менталитета позволит критике приобрести «прикладной характер», поскольку она будет иметь дело с наличными системами ценностных ориентаций, так как «ценностные системы» не отчуждены от их носителей (т.е. от самого автора, героев) и приходят из социальной практики всего этноса. А это, в свою очередь, поможет нам увидеть те художественные и содержательные особенности, имеющиеся в том эстетическом феномене, который обобщенно называют «Литературы коренных малочисленных народов Севера Севера, Дальнего Востока и Сибири».
Оценивая в целом состояние литературно-критической мысли за два десятилетия, следует сказать, что мы подошли сейчас к очень важному рубежу. Значимость момента заключается в том, что изучение литератур коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока стало выходить из критической самоизолированнос-ти: появилось критическое инакомыслие, т.е. тот логически необходимый момент, который столь важен в становлении исследовательского «целомыслия». Сочетание социокультурного, эстетического и культурологического подходов может скорректировать основные направления и уровни осмысления прозы коренных малочисленных народов Севера, Дальнего Востока и Сибири.
Творческая индивидуальность каждого художника должна быть рассмотрена в своей цельности и эволюции, обусловленной историческими, социальными и культурными предпосылками. Есть необходимость многоуровневого анализа «романа о роде» в литературах народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Ряд художественных текстов требует «фольклорного комментария», который необходим для более полного и глубокого понимания их структуры. Обращение к художественной семантике произведений может дать целостное представление о литературе вообще, о запечатленной в ней самой духовной, культурной картине мира, связанной как с индивидуальными авторскими взглядами, так и с национально-этническим мировоззрением. Стало очевидным, что синтетический талант прозаиков - представителей коренных малочисленных народов Севера, Дальнего Востока и Сибири нуждается в синтетическом таланте критиков. Присутствие на страницах журналов ведущих критических жанров долж-
но быть дополнено еще и «аналитическим инакомыслием», оригинальностью подходов, что будет способствовать полноценному диалогу критики, автора и читателя.
Литература
1. Балъбуров Э.А. «И что без бури океан?» // Аврора. 1979. № 4. С. 104-109.
2. Романенко Д.И. У могучих истоков. М.: Современник, 1963. С. 3-6.
3. Романенко Д.И. Юван Шесталов / Романенко Д. Рождение романа. М.: Советский писатель, 1970. С. 49-58.
4. Комисарова Т.Н. Как продолжить традиции? // Байкал. 1978. № 2. С. 139-140.
5. Танина Ю.Н. Простота мудрости // Полярная звезда. 1976. № 4. С. 98-99.
6. Андреева Г.Т. Живая страница прошлого // Полярная звезда. 1978. № 5. С. 113-117.
7. Комисарова Т.Н. О современной Чукотке // Литературная газета. 1985. 20 октября. С. 4.
8. Огрызко В.В. Современные легенды Ю. Рытхэу // Поляр-наязвезда. 1981. № 4. С. 105-108.
9. Михайлов А.К. Ускорение. Якутск, 1983. С. 113.
10. Пошатаева А.В. Проза Ювана Шесталова // Полярная звезда. 1983. № 3. С. 103-107.
11. Санги В.М. От фольклора к художественной литературе // Полярная звезда. 1976. № 4. С. 79-82.
12. Добренко Е. «Запущенный сад величин» (Менталитет и категории соцреалистической критики: поздний сталинизм) // Вопросы литературы. 1993. № 1. С. 21-45.
13. Чалмаев В.А. Следующий шаг // Сибирский огни. 1984. № 6. С. 169-171.
14. МихайловаМ.Г. Новые люди Семена Курилова // Полярная звезда. 1985. № 3. С. 107-110.
15. Комисарова Т.Н. Проза поэта // Полярная звезда. 1988. № 6. С. 114-115.
16. Хомутова Е.В. Два пленника // Литературное обозрение. 1986. № 5. С. 46-48.
17. Соболькова М.Н. Основоположник нивсхкой литературы // Санги В. Женитьба Кевонгов. М.: Современник, 1983. С. 503-505.
18. Переверзин В.М. Энергия синтеза // Полярная звезда. 1985. № 5. С. 103-107.
19. Огрызко В.В. Долговечен сказ // Полярная звезда. 1989. № 2. С. 98-100.
20. Гачев ГД. Повесть эвенкини // Литературная учеба. 1989. № 4. С. 72-77.
21. Михайлов А.К. Новый этап в развитии литератур (О творчестве Галины Кэптукэ) // Полярная звезда. 1993. № 2. С. 161164.
Yu.G. Khazankovich
Prose of indigenous small-numbered peoples of the North, Far East and Siberia in the criticism of 1970-1990-s
The article presents historical-typological analyses of critical studies made in 1970-1990-s and devoted to prose of indigenous small-numbered peoples of the North, Siberia and the Far East.
‘•r‘V*r
УДК 82 (091) (4/9)
А.И. Ощепкова
НЕКРАСОВСКИЕ ТРАДИЦИИ В ПОЭЗИИ АНДРЕЯ БЕЛОГО
Стихотворения Андрея Белого интерпретируются в фольклорном контексте, прежде всего, в соотнесении с поэзией Н.А. Некрасова. Особое внимание уделяется анализу стихотворных форм, в которых реализуются основные принципы «парафольклорного» текста.
Л. К. Долгополов первым из исследователей отметил принципиальную черту творчества Андрея Белого - установку на литературную традицию XIX века. Он подчеркивает, что именно поворот к писателям XIX века охарактеризовал новый период творчества поэта 1905-1911 гг. В эти годы А. Белый открыл для себя пространство литературной традиции после «наивно-романтического» этапа написания первых «симфоний». Благодаря переосмыслению литературной традиции «тема личной судьбы, осмысленная сквозь призму общего - и общечеловеческого, исто-
рически-мирового и конкретно-социального, российского - неблагополучия, становится едва ли не главной темой творчества Белого» [1, с. 58]. Исключительное значение в этой связи приобретает «выход Белого к широким темам творчества, в которые неминуемо вливалась национальная традиция»; он был осуществлен путем «нещадной эксплуатации литературной традиции»: в «Пепле» поэт опирается на «Последние песни» Н.А. Некрасова, в повести «Серебряный голубь» - «на сказовую манеру Гоголя», в «Петербурге» представлен сложный синтез Пушкина, Достоевского и
