CC BY
45
О.С.НАГОРНАЯ (Челябинск)
ПРОПАГАНДА СЕПАРАТИЗМА СРЕДИ ВОСТОЧНО-ЕВРОПЕЙСКИХ НАРОДНОСТЕЙ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В ГЕРМАНСКИХ ЛАГЕРЯХ ВОЕННОПЛЕННЫХ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ1
Первая мировая война, потребовавшая от стран-участниц максимального напряжения экономических и политических структур, выявила слабости организации мобилизационных институтов многонациональных империй, особенно на населенных нетитульными народностями территориях. Одновременно противники на Восточном фронте пытались использовать конфликтный потенциал национального вопроса для достижения военных целей. В качестве одного из важных инструментов ослабления лояльности национальных меньшинств по отношению к правительству противника стороны рассматривали солдат и офицеров, в небывалом количестве и этническом разнообразии оказавшихся в лагерях военнопленных.
Россия в привилегированном содержании и формировании добровольческих батальонов из военнопленных славянских народностей видела средство ослабления Австро-Венгрии и создания самостоятельных славянских государств; в военных действиях против Германии предполагалось использовать выделенных из общей массы немецких пленных эльзасцев, лотарингцев и поляков2. Дентальные державы использовали размещение и обеспечение военнопленных различных наций для политического давления на страны Антанты в попытках смягчения экономической блокады. Привилегированное содержание и пропаганда среди представителей национальных меньшинств Российской империи были нацелены на ослабление России путем стимулирования национально-освободительных движений и создания в будущем на ее окраинах буферных государств.
Отмечая дилемму немецкого военного командования между стремлением к заключению мира с Россией и пропагандой сепаратизма на ее окраинных территориях3, исследователи до сих пор оставляли без внимания широкий спектр факторов, определивших реализацию и результаты просветительской политики в немецких лагерях военнопленных в контексте специфики Восточного фронта Первой мировой войны.
Факторы, определившие привилегированное содержание и агитацию среди национальных меньшинств в германских лагерях
В первые же месяцы после начала военных действий число военнопленных, оказавшихся в германских лагерях, значительно превысило прогнозируемое количество и выявило несоответствие разработанной системы мероприятий по их содержанию потребностям нового типа войны. Первоначально, согласно секретному распоряжению отдела полевой железной дороги от 13 августа 1914 г., русских, бельгийцев, французов и англичан предполагалось разместить в лагерях по национальному признаку с разделением на солдат и офицеров4. В связи с началом английской морской блокады и высокой эпидемической опасностью в лагерях в середине сентября того же года в Прусском военном министерстве как органе, координирующем политику федеративно организованных ведомств по работе с военнопленными, рассматривалась возможность перевода русских военнопленных на оккупированные территории Франции и Бельгии, а представителей западных держав — в лагеря русской Польши5. Подобный вариант размещения позволил бы избавить территорию империи от лишних едоков, обезопасить мирное население, а также максимально затруднить пленным организацию побегов.
Однако уже с конца сентября 1914 г. немецкое военное командование, озабоченное судьбой собственных подданных в странах Антанты, стало рассматривать систему содержания вражеских военнопленных как одно из средств влияния на противника. В соответствии с новым видением вопроса Ставкой был изменен и принцип размещения военнопленных: отныне его основой становилось целенаправленное смешение представителей различных наций и народностей в одном лагере. Предполагалось, что совместное
содержание англичан со «стоящими на более низком культурном уровне» русскими, особенно казаками, а также представителей западных стран с «цветными» пленными можно будет использовать как инструмент воздействия на положение немецких военнопленных в лагерях Антанты6. Несмотря на возникшие организационные и дисциплинарные трудности, Прусское военное министерство (далее — ПВМ) настойчиво убеждало комендатуры в необходимости скорейшей реализации данного шага и торопило с обменом крупными партиями военнопленных между лагерями7.
Впоследствии идея смешения наций в одном лагере была признана «несчастливой мыслью». Управление разными национальными группами, включая объявление приказов и цензуру почтовых отправлений, требовало содержания многочисленного штата переводчиков, а также усложнило выбор подходящего для руководства многонациональным лагерем коменданта. Лагерные дирекции в западных районах империи протестовали против размещения там русских военнопленных, настаивая на их дислокации в восточных лагерях, где занятость и обеспечение этих «диких людей» облегчалось бы знанием их нравов . Более серьезной проблемой, нанесшей значительный урон образу Германии на международной арене, стали вспышки эпидемических заболеваний (холеры и тифа), привнесенные в лагеря русскими военнопленными и приведшие к высокой смертности среди менее устойчивых к ним французов и англичан9.
На формирование политики выделения представителей различных народностей из общей массы российских подданных, которые кстати составляли наибольшую группу в германских лагерях военнопленных, повлияли представления немецкой стороны, что колонизованные и угнетаемые коренными русскими национальные меньшинства воевали против Центральных держав не по собственному убеждению, а по принуждению, и соответственно были предрасположены к сотрудничеству против перспек-
тиве привилегированным содержанием и просвещением военнопленных русских немцев, поляков, прибалтов, украинцев, татар и грузин немецкое командование пыталось решить проблему восполнения военных потерь, создать каналы распространения германского экономического и политического влияния на будущие восточно-европейские государства и плацдарм для экономической экспансии на азиатские территории.
В значительной степени на разработку и реализацию этих планов повлияли конкуренция между военными и политическими ведомствами11, принципиальное противоречие между идеями колонизации восточных областей и создания современных национальных государств, а также пренебрежительное отношение на местах к национальным меньшинствам. Проведение в жизнь агитационных программ затрудняли изначально смутные представления немецкой стороны о населении восточных территорий. Особую роль играло противоречие между привычными для Германии принципами определения национальности и принятым в России самоопределением в соответствии с религиозной принадлежностью. Выделенные на бумаге в качестве отдельных народностей сибиряки и казаки в действительности определяли себя русскими или малоросами и создавали путаницу в статистических данных; напротив, для неожиданно «обнаруженных» в ходе деятельности администрации Обер Ост белорусов ПВМ не смогло сформулировать программу просветительских мероприятий12.
С течением времени обширные планы национального просвещения военнопленных в Германии корректировались недостатком средств, который в ходе войны становился все более ощутимым, и системой принудительного труда, значение которого для немецкой военной экономики, напротив, все более возрастало. Масштабные планы по сбору военнопленных одной национальности в основном лагере или одном военном округе все чаще наталкивались на сопротивление работодателей, не желающих отдавать уже обученных работников и не воспринимавших уверения в необходимости данного шага в целях увеличения работоспособности пленных1 .
Несмотря на первоначальное убеждение Прусского военного министерства, что насаждение сепаратистских настроений среди российских народностей имеет первостепенное значение, постепенно фактор экономической эффективности принудительного
труда выдвинулся на первый план и способствовал основательной трансформации об-
щей концепции привилегированного содержания и пропаганды. Трудоспособные военнопленные из просветительских лагерей были массово отправлены в рабочие команды, которые, тем не менее, формировались преимущественно по национальному признаку14. Агитационные лагеря, где остались только офицеры, представители умственного труда и нетрудоспособные солдаты, превратились в место подготовки агитаторов, которые после интенсивного обучения направлялись в рабочие команды для урегулирования конфликтов с работодателями и проведения просветительских бесед15. Военнопленным представителям национальных меньшинств объяснялось, что их успех в
борьбе за независимость тесно связан с победой «немецкой идеи», которая на данный момент заключается в обеспечении пропитания немецкого населения16. Соответственно, чтобы в будущем основать собственное государство, военнопленные должны были сначала прилежно работать на германскую экономику.
Особое внимание ПВМ уделяло просвещению хозяев, у которых работали представители национальных меньшинств, и охранников рабочих команд. В текст договоров по предоставлению военнопленного на работы, а также в инструкцию для охраны включались условия его особого содержания на уровне немецкого работника: более высокая оплата и лучшая пища, удовлетворение религиозных потребностей и стремления к просвещению, запрет на наименование его «русским» и на использование ругательств и наказаний. Договор и инструкция сопровождались памяткой, в которой кратко и доступно объяснялись причины и мероприятия особого содержания той или иной народности 7.
Военнопленные старательно ограждались от информации, поступавшей в просветительские лагеря извне, если она противоречила общей пропагандисткой концепции. К примеру, Саксонская инспекция лагерей сочла недопустимым раздачу так называемым «крестникам» из Польши и Курляндии именных посылок от Московского городского комитета, так как подобного рода помощь могла вызвать у них чувство благодарности и зависимости от России18. Проявлением политики ограничения информации стал запрет для русских немцев, имеющих родственников в США или Канаде, на получение газет, красочно описывавших жизнь заокеанских немецких общин и приглашавших переселенцев к себе19. ПВМ каждый раз стремилось подчеркнуть привилегированное положение просвещаемых национальностей по отношению к коренным русским, поэтому исключало их из репрессивных мероприятий20.
Опасаясь репрессий в адрес собственных подданных, ПВМ прикладывало значительные усилия, чтобы скрыть от России привилегированное содержание национальных меньшинств и в особенности проводимую среди них пропаганду сепаратизма. При организации осмотра мест содержания военнопленных смешанными русско-датскими комиссиями с участием сестер милосердия оно уклонилось от включения в маршрут посещения пропагандистских лагерей и предписало настойчиво отрицать факт их существования21. Только в мае 1916 г., когда в ходе визитов немецких сестер в русские лагеря стало официально известно о проводимой русской стороной агитации среди австро-венгерских военнопленных славянского происхождения, ПВМ открыто признало существование просветительских лагерей в Германии22.
Просвещение российских военнопленных польского, украинского и прибалтийского происхождения
Проблема послевоенного устройства Польши долгое время оставалась ящиком Пандоры, открыть который не решалась ни одна из заинтересованных сторон. Создание польских частей в составе немецкой армии, а тем более образование независимого государства и армии под протекторатом Германии могло затруднить заключение сепаратного мира с Россией, который являлся заветной целью немецкой политики на Восточном
фронте; аннексионистские же настроения наталкивались на перспективу увеличения населения империи на 725 тыс. поляков и 94 тыс. евреев. В то же время Германия не могла принять и австрийский вариант образования формально независимого польского государства, привязанного в своей политике к дунайской монархии. Летом 1915 г. было при-
нято компромиссное решение о разделении оккупированной территории «русской» Польши на два генерал-губернаторства: Варшавское, управляемое немецкой военной администрацией, и Люблинское, подчинявшееся австрийскому командованию23. Несмотря на заявление Бетмана Гольвега о том, что целью Германии является освобождение Польши от русского ига, германское внешнеполитическое ведомство не выразило ясную позицию в отношении средств ее реализации.
Содержание российских военнопленных польского происхождения не отличалось последовательностью и зависело от позиции Германии в решении польского вопроса в целом. Уже в 1914 г. в ПВМ поступили предложения с мест отделить польских военнопленных от остальных русских, разместить их в особом лагере и предоставить лучшие условия. Подобный шаг, по мнению инициаторов, мог положительно повлиять на настроения населения не только в провинции Познань, но и в Царстве Польском. Данный проект основывался на поведении самих польских военнопленных, объявивших в лагерях о своей лояльности к Германии и не только высказывавших желание быть отделенными от русских, но и на деле дистацировавшихся от них в организации лагерного быта24. Прусское министерство аргументировало свой отказ от организации особого содержания и просвещения поляков финансовыми трудностями создания отдельного лагеря и транспортировки туда военнопленных со всей страны. Хотя Берлин разрешил комендатурам отделить поляков от русских в рамках одного лагеря, предоставить знающим немецкий язык возможность работать переводчиками и другими доверенными лицами, а также предусматривал определенные облегчения на физических работах, пропаганды среди польских военнопленных не предполагалось25.
В сложной для Германии внешнеполитической ситуации 1916 г., когда перспективы сепаратного мира с Россией оставались все так же туманны, а вступление в войну Румынии, напротив, стало реальностью, немецкое Верховое командование приняло решение о создании польской армии. Представители Центральных держав пришли по этому поводу к соглашению, отказавшись однако от объединения генерал-губернаторств и присоединения к будущему независимому государству своих населенных поляками территорий. Независимость Польши, не подкрепленная созданием польского правительства, была провозглашена 5 ноября 1916 г., а через несколько дней был объявлен набор в польскую армию. Это слишком явно раскрыло намерения Центральных держав не только для противника, но и для самих поляков, и способствовало провалу вербовки на территории Польши.
После формального превращения Польши в «союзника» Центральных держав, немецкие военные ведомства оказались в весьма затруднительном положении. Делегация варшавских обывателей, торжественно принятая германским канцлером, потребовала исключительного отношения к полякам и их скорейшего освобождения из лагерей26. Одновременно о своей принадлежности к польской национальности объявило около 26 тыс. военнопленных, а офицеры выразили желание вступить в польский легион. Большинство из них рассматривало этот шаг как возможность досрочного освобождения из плена27.
Дальнейшие шаги Прусского военного министерства в отношении польских военнопленных определялись тремя противоположными целями: необходимостью сохранения рабочей силы на предприятиях Германии, стремлением распространить среди мирного населения польских территорий прогерманские настроения, а также сотрудничеством с Варшавским губернаторством в деле создания польского легиона. Как свидетельствуют предписания, именно первый мотив оказался основным28. Прежде всего польским военнопленным было объявлено, что их статус остается неизменным, им категорически запрещалось покидать рабочие места, но разрешалось отделение от русских, кроме того, военное министерство заявило о своей готовности создать просветительские лагеря для нетрудоспособных солдат и офицеров.
Особенностью привилегированного содержания и просветительской политики среди поляков стал ее избирательный характер. Предполагаемые к отправке в один из «поль-
ских» лагерей (Эллванген, Гарделеген и позже Нойштадт) проходили тщательную проверку на предмет их политических убеждений и возможной «полезности» для будущей Польши. В особые лагеря не допускались военнопленные, имеющие близких родственников или собственность в России, а также подозреваемые в симпатиях к ней. Военнопленные, которые в течение определенного времени не демонстрировали успехов, отправлялись обратно. Подобная селекция имела однако отрицательную сторону: оба лагеря постоянно оставались незаполненными, что ставило под вопрос эффективность их содержания29.
Вследствие принципиальных возражений заместителя начальника Генерального Штаба против вербовки военнопленных в польскую армию заявки на вступление в польский легион откладывались в долгий ящик просветительских лагерей и военной администрации Варшавы. Мотив вступления в армию был использован как стимул для повышения работоспособности военнопленных: добровольцам объяснялось, что в качестве критериев отбора определяется не только примерное поведение, но и прилежный труд. Более активная вербовка началась уже после заключения перемирия на Восточном
фронте, когда актуальным стал вопрос о прогермански настроенной буферной зоне на границе с Советской Россией30.
Политика привилегий в отношении польских военнопленных должна была стать одним из факторов распространения прогерманских настроений среди жителей «союзной» Польши. Чтобы снять противоречия между прокламациями и реальностью немецкой политики занятости военнопленных, ПВМ совместно с Варшавской военной администрацией разработали программу досрочного освобождения из плена поляков, а также предоставления им краткосрочных отпусков на территорию оккупированных областей. Главным критерием ее реализации оставалось обеспечение германской экономики рабочей силой, поэтому в Польшу отправлялись военнопленные, не представлявшие интереса для немецкого хозяйства. Условиями для отправки на территорию Польши были определены наличие земельного владения или другого производства и поддержка ближайших родственников в оккупированных областях. Заключенные позже с австрийским командованием соглашения позволили польским военнопленным посещать родственников и в пределах Люблинского губернаторства31.
Досрочно освобожденные и отпускники оставались под строгим наблюдением полиции и давали подписку не предпринимать никаких действий против находящихся в Польше германских частей' в случае ее нарушения им грозило возвращение в лагерь и лишение всех привилегий . Хотя количество отпусков было незначительным, само решение о предоставлении возможности военнопленным посещения родственников широко освещалось в польских и немецких газетах33.
Пропаганда среди польских военнопленных базировалась на исторических экскурсах, которые акцентировали внимание на отрицательных моментах русской имперской политики в Польше, включая подавление польских восстаний и депортацию поляков при отступлении 1915 г., и должны были углубить разрыв с насильно навязанной родиной. Второе направление, заключавшееся в знакомстве военнопленных с немецким языком, культурой, правом и административной структурой, было нацелено на распространение пронемецких настроений, которые позже могли превратиться в ориентир для политики новообразованной независимой Польши. Вспомогательным средством здесь служили библиотеки просветительских лагерей и кинематограф34. Распространение га-
зет и журналов строго контролировалось Прусским военным министерством, допускавшим в лагеря исключительно издания немецких ведомств или сторонников примирения из оккупированных областей. Только к маю 1917 г. было принято решение о выпуске специальной газеты для польских военнопленных35, основной целью которой было сглаживание конфликта между прокламациями немецких политиков в оккупированной Польше и их стремлением сохранить рабочую силу на германских предприятиях. Одним из способов пропаганды стало распространение в лагерях писем жителей оккупированных областей, вступивших в польский легион, а также посещение легионерами родст-
36
венников в лагерях36. Работа на германских предприятиях также рассматривалась как один из факторов просвещения в немецком духе.
В большей степени, чем другие национальные группы, польские военнопленные были восприимчивы к транслируемым кодам. В прошениях в адрес немецких инстанций они стремились упоминать произвол русской администрации и вынужденный характер своего участия в военных действиях против Германии3 . Кроме того они демонстративно отказывались участвовать в праздновании дня рождения русского императора, несмотря на то, что он был объявлен для всех русских подданных выходным днем 8. Несмотря на эти ярко выраженные сепаратистские настроения польских военнопленных, их просвещение в германских лагерях затруднялась воздействием стереотипного недоверия немецкой стороны по отношению к полякам и преобладающим значением фактора принудительного труда. Иллюстрируемая на примере политики в отношении военнопленных польской национальности непоследовательность немецких ведомств не позволили достичь основной цели — создания прогермански настроенной Польши.
* * *
В феврале 1915 г. германский МИД определил украинцев в качестве народности, подлежащей отделению от русских военнопленных и просвещению, однако реализация мероприятий была затруднена разразившимися в германских лагерях эпидемиями39. Только в апреле того же года ПВМ, подчеркнув важность украинского вопроса, смогло издать общее распоряжение по переводу солдат, а затем и офицеров в просветительские лагеря Раштатт, Вецлар и Зальценведель40. В определении необходимости проведения просветительской политики среди украинских военнопленных и создания в их среде прогерманских настроений подчеркивалось экономическое значение Украины для будущей немецкой политики41. Однако попытка Прусского военного министерства поставить агитацию среди украинцев выше интересов сельского хозяйства натолкнулись на сопротивление местных органов, опасавшихся срыва сельскохозяйственных работ42.
Значительную трудность представляла выработка критериев выделения национальной группы из общей массы российских военнопленных, т.к. большинство из них не владело собственно украинским языком и не соблюдало традиций и обычаев «украинской культуры». Единственным зыбким показателем выступало место рождения, поэтому инстанции по работе с военнопленными строго предупреждались от работы с украинцами, высказывающими великорусские воззрения43. Необходимость привлечения пленных к принудительным работам способствовала отказу от массовой отправки украинцев в пропагандистские лагеря в пользу тщательного отбора перспективных военнопленных, которые могли быть впоследствии использованы для просвещения своих товарищей в рабочих командах44.
Сотрудничающий с прусскими и австрийскими военными органами «Союз вызволения Украины» занимался распространением в лагерях изданий на украинском языке и газеты «Украинское слово», воззвания, обращенные к данной группе военнопленных, часто публиковались и в «Русском вестнике». Пропаганда сепаратизма покоилась на двух элементах: негативном, заключавшемся в критике русской политики и государственной организации, и позитивном, знакомящим с яркими моментами и перспективами украинской истории45. Внимание читателя акцентировалось на положительном германском влиянии на развитие украинской государственности, России же, напротив, приписывалась негативная роль, заключавшаяся в нарушении условий подписанного Б.Хмельницким договора о полной независимости. Украинцы призывались не проливать свою кровь «за увековечивание русского рабства», а обратиться к помощи Германии-Австрии, дружелюбие которых доказывалось их привилегированным содержанием и предоставлением возможности общаться на родном языке46.
Значительным препятствием для пропагандистской политики в просветительских и смешанных лагерях стала получившая широкое распространение контрпропаганда, осу-
47
ществлявшаяся прорусски настроенными военнопленными . По свидетельству очевид-
цев, русофилы в украинских просветительских лагерях записывали номера военноплен-
ных, изымали украинскую литературу, избивали сепаратистки настроенных военно-
пленных, пытались атаковать делегатов Союза и распространяли слухи, что немецкое
командование будет посылать антирусски настроенных военнопленных на фронт48. Это
негативно сказывалось на распространении национальных идей, т.к. порождало у представителей национальных меньшинств страх за свою безопасность или опасения за судьбу своих родственников в России. Например, генерал Зелинский, на которого немецкое командование делало особую ставку в деле украинской пропаганды, был вынужден вплоть до революции в России высказывать прорусские настроения даже в беседах с доверенными лицами49. Одновременно источники свидетельствуют и о проявлениях индивидуального коллаборационизма, который основывался на двойной заинтересованности военнопленных в изменении политического статуса своей народности и в улучшении собственного положения. К примеру, представители украинской интеллигенции и офицерства — сторонники национально-освободительного движения — пытались своими предложениями скорректировать просветительскую политику немецкого командования в отношении неграмотных солдат .
Пропаганда сепаратизма среди украинских военнопленных реализовывалась в тесном контакте с австрийскими ведомствами. По примеру австрийских просветительских лагерей в 1915 г. в Раштатте был создан гимнастический союз «Запорожская сечь», превратившийся позже в батальон с собственной формой и отличительными знаками. Подобные военные формирования распространились и в остальных украинских лагерях. Их представители небольшими партиями в новой форме и при полном вооружении тайно отправлялись в оккупированные области51 как доказательство твердости намерений Центральных держав основать самостоятельную Украину.
После провозглашения независимого государства в просветительском лагере Ганно-вер-Мюнден с подачи Прусского военного министерства была образована украинская община — Громада, целью которой стало распространение украинских патриотических идей и сплочение военнопленных для поддержки Центральной Рады. Для укрепления нового движения в Ганновер-Мюнден из других лагерей отправлялись проверенные лица из числа украинских офицеров52. К этому времени общая «чувствительность» украинцев к наименованию их русскими возросла настолько, что немецкое командование рекомендовало даже в служебной переписке переименовать просветительские лагеря в «украинские». Немецкие агитаторы стремились связать образ нового государства с политикой Центральных держав, которые создали условия для украинского движения и способствовали возникновению независимой Украины53.
В период послереволюционного хаоса и неопределенности отношений с Советской Россией для правительства независимой Украины военнопленные в германских лагерях представляли собой готовый материал для формирования новой армии. По соглашению между Радой и немецким Верховным командованием германская сторона обязывалась немедленно предоставить 6 тыс. военнопленных для создания украинских частей. От имени украинского правительства из Раштатта ко всем пленным малороссам был направлен призыв предоставить себя в распоряжение Украинской Рады и защитить родину от большевиков5 . В первую очередь в распоряжение украинского правительства были предоставлены «запорожские стрелки»5 . Во избежание увеличения инородных элементов из группы, предназначенной к досрочной отправке, исключались сыновья польских и русских землевладельцев, имеющих собственность на Украине, а также пленные, которые по прибытию на Украину могли повредить немецким интересам56.
Дальнейшее решение вопроса об украинских пленных было подчинено стремлению Германии укрепить свое влияние в новом украинском государстве. Украинцы стали первой группой бывших русских подданных, которые в результате заключения мира испытали на себе облегчение условий содержания в лагерях и на принудительных работах57. По политическим соображением немецкие ведомства шли также на досрочное освобож-
58
дение отдельных лиц из лагерей . Задержка же основной массы трудоспособных украинцев в Германии вплоть до окончания войны прикрылась разъяснениями, что немедленная отправка военнопленных представляет угрозу для их жизни из-за беспорядков и
большевистского террора в самой Украине.
* * *
Сравнимая с польским вопросом дилемма немецкой политики в отношении прибалтийских территорий между стремлением к колонизации оккупированных областей и надеждой на заключение сепаратного мира с Россией повлияли на осторожность немецких военных органов в выборе мероприятий привилегированного содержания и просвещения литовских, латвийских и эстонских военнопленных. Облегчения содержания данных народностей ограничивались их отделением от русских, совместным содержанием с соотечественниками в рабочих командах и лазаретах, увеличением количества посылок и разрешением вести переписку на своем языке. Невозможность организации отдельных богослужений компенсировалась разрешением посещения служб совместно с немецким населением той же конфессии. Длительное время ПВМ подчеркивало нежелательность особой политической агитации59.
Военнопленные прибалты, численность которых в германских лагерях оценивалась примерно в 10 тыс. человек, рассматривались немецкими военными институтами, особенно Обер Ост, как один из факторов реализации немецких интересов на оккупированных территориях и в будущих независимых государствах. Политикой привилегированного содержания и просвещения немецкое командование намеревалось «пробудить и развить в военнопленных дремлющее национальное чувство, вызывать очуждение по отношению к русскому народу и развить их склонность к немцам». В случае успеха, это гарантировало бы «защиту восточной границы империи от русской угрозы, а также обеспечило бы будущее развитие торговли»60.
На состоявшемся после Февральской революции в России совещании Верховного командования и Внешнеполитического ведомства было принято решение о включении в сферу немецкого влияния прибалтийских государств-сателлитов в противовес Польше и России. Одновременно началось создание программы по размещению на данных территориях немецких поселенцев61. В соответствии с новыми планами интенсивировалась политика по отношению к военнопленным из данных областей. ПВМ и Обер Ост инициировали в лагерях распространение пропагандистских материалов и прилагали настойчивые усилия к восстановлению связи военнопленных с родственниками для преодоления негативного настроя населения по отношению к деятельности немецкой военной администрации62. Этой цели должно было способствовать и возвращение в прибалтийские области освобожденных из лагерей крупных земельных собственников,
политическая благонадежность которых не вызывала сомнений63.
* * *
Привилегированное содержание и просвещение национальных меньшинств в лагерях военнопленных в перспективе их использования для достижения военных целей не являлось исключительным признаком германского ведения войны, а вписывалось в контекст развития ситуации на Восточном фронте. Отличием германской политики содержания российских военнопленных стало влияние колониального дискурса, который породил противоречие между планами развития на окраинных территориях России современного национализма, устремлением к колонизации данных областей и необходимостью максимального использования принудительного труда. Восприятие восточно-европейского населения сквозь призму колониальных стереотипов не позволило рассматривать национальные меньшинства в качестве полноценных партнеров и организовать равноправное сотрудничество с ними. Кроме того, стремление к «револю-
ционизации», которая была определена в качестве необходимого условия для укрепления сепаратистских настроений, наталкивалось на опасения по поводу распространения левых идей за пределами лагерей.
Субъективная реакция актеров на транслировавшиеся сверху образцы толкования представляла собой широкую палитру от приспособления к доминирующей риторике и коллаборационизма, до сопротивления, организации контрпропаганды и столкновений на национальной почве. Подобное многообразие не позволяет говорить о безусловных успехах просвещения, но свидетельствует о процессе политизации пленных и подчеркивает актуальность исследования их судьбы после репатриации и их роли в Гражданской войне.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Факт особого содержания народностей Российской империи в германских лагерях военнопленных упоминается во многих современных исследованиях, посвещенных теме военного плена Первой мировой войны, однако до сих пор не подвергался комплексному анализу. См.: Nachtigal R. Kriegsgefangenschaft an der Ostfront 1914-1918. Literaturbericht zu einem neuen Forschungsfeld. Frankfurt am Main 2005. S.32-42, 128; а также: Auerbach K. Die russischen Kriegsgefangenen in Deutschland (von August 1914 bis zum Beginn der Grossen Sozialistischen Oktoberrevolution), Diss. Potsdam 1973; Mitze K. Das Kriegsgefangenenlager Ingolstadt während des Ersten Weltkrieges. Münster 2000; Hinz [/.Gefangen im Grossen Krieg. Kriegsgefangenschaft in Deutschland 1914-1921, Essen 2005. Наиболее завершенными являются иллюстрированные публикации берлинских ориенталистов, посвященные мусульманским военнопленным, которые, однако, не вписывают их в систему содержания военнопленных в Германии. См.: Höpp G. Muslime in der Mark. Als Kriegsgefangene und Internierte in Wuensdorf und Zossen, 1914-1924. Berlin 1997; Kahleyss M.Muslime in Brandenburg. Kriegsgefangene im Ersten Weltkrieg, Berlin 1998.
2. Из последних исследований см.: Wurzer G. Die Kriegsgefangenen der Mittelmächte in Russland im Ersten Weltkrieg, Göttingen 2005. S.161-181; Rachamimov A. POWs and the Great War. Captivity on the Eastern Front, NY 2002; Nachtigal R. Russland und seine österreichisch-ungarischen Kriegsgefangenen (1914-1918), Remshalden 2003. S.221-291; Leidinger H., Moritz V. Gefangenschaft, Revolution, Heimkehr: die Bedeutung der Kriegsgefangenenproblematik für die Geschichte des Kommunismus in Mittel- und Osteuropa 1917-1920, Wien 2003. S.216-226.
3. См., например: Bihl W. Die Kaukasus-Politik der Mittelmächte. Ihre Basis in der Orient-Politik und ihre Aktionen 1914-1917, Teil I, Wien 1975. S.45; Remer C. Die Ukraine im Blickfeld deutscher Interessen. Ende des 19. Jahrhunderts bis 1917/18, Frankfurt am Main 1997. S.172; Liulevicius V.G. Kriegsland im Osten. Eroberung, Kolonisierung und Militärherrschaft im Ersten Weltkrieg, Hamburg 2002. S.242.
4. Sächsisches Hauptstaatsarchiv (далее — SächsHSta), 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.142. Отдел полевой железной дороги, 13.8.1914.
5. SächsHSta, 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.142. Besprechung im PKMIN, 18.9.1914.
6. SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6905. Генерал-квартирмейстер. 22.10.1914.
7. Bayrisches Hauptstaatsarhiv (далее — BayHSta), M Kr. Nr. 1633, ПВМ. 16.11.1914, Смешение военнопленных при их размещении; Nr.1634, ПВМ, 13.1.1915.
8. Württembergisches Hauptstaatsarchiv (далее — HStA Stuttgart), M 400/3, Bü 5, Kommandantur Ulm von 6.3.1915; M 72/2, Bü 92, Inspektion der Kriegsgefangenenlager des XIII. A.K., 2.12.1918. Zur Einrichtung eines Offizier-Gefangenenlagers bei der Mobilmachung.
9. Gärtner A. Einrichtung und Hygiene der Kriegsgefangenenlager, in: Hoffmann W. (Hg.), Hygiene. Handbuch der Ärztlichen Erfahrungen im Weltkriege 1914/1918, Bd.VII, Leipzig 1922. S.170.
10. BayHStA, MKr. Nr.1633, ПВМ, 21.12.1914.
11. См.: Remer C. Die Ukraine im Blickfeld deutscher Interessen. Ende des 19. Jahrhunderts bis 1917/18, Frankfurt am Main 1997. S.262.
12. SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6996. Офицер разведки в Берлине комендатурам лагерей военнопленных. 14.1.1918, (Секретно); HStA Stuttgart, M 400/3, Bü 6, ПВМ, 1.10.1919. К вопросу о белоруссах см.: Liulevicius, V.G. Op. sit. S.154.
13. BayHStA, M Kr. Nr.1669. Баварское военное министерство, июль 1918.
14. HStA Stuttgart, M 1/7, Bü 20, ПВМ, 1.1.1916; M 1/8, Bü 222, ПВМ, 1.11.1916; SächsHSta, 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.143, ПВМ, 30.11.1916. В округе инспекции 1 Баварского армейского корпуса, где не было в наличии просветительского лагеря для мусульман, тем не менее на январь 1918 г. насчитывалось 150 чисто татарских рабочих команд, см.: BayHStA, M Kr. Nr.1690; Nr. 1650, ПВМ, 25.4.1916.
15. Так, рабочие команды, в которых работали украинские военнопленные, дважды в неделю посещались членами просветительского комитета лагеря в сопровождении немецкого офицера для раздачи печатной продукции и чтения докладов. См.: BayHStA, Stellv. GKdo II. b. A.K. Nr.545. Лагерь Раштатт. 18.7.1917; Terletzkyj O. Op. sit. S.91.
16. BayHStA, Stellv.Generalkommando des III. bayerischen A.K. Nr.174, ПВМ. 10.2.1917.
17. BayHStA, M Kr. Nr.1669. Комендатура лагеря Лехфельд, 20.3.1918. Отчет об особом содержании литовских, латвийских и эстонских военнопленных; Отчет об особом содержании русских немцев.
18. SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6980. Инспекция лагерей военнопленных военных округов XII и XIX армейских корпусов, 17.8.1916.
19. SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6950. ПВМ, 18.7.1916. Распространение заокеанских газет среди военнопленных русских немцев.
20. HStA Stuttgart, M 1/6, Bü 823, ПВМ, 30.7.1916; SächsHSta, 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.143, ПВМ, 25.9.1916; HStA Stuttgart, M 1/6, Bü 1425, ПВМ, 12.12.1916; SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6974, ПВМ, 11.4.1918.
21. BayHStA, M Kr. Nr.1641, ПВМ, 16.9.1915; SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.7081, ПВМ,14.6.1916
22. BayHStA, M Kr. Nr.1650. Протокол заседания ПВМ 26.5.1916.
23. См., Uhle-Wetter F. Erich Ludendorff in seiner Zeit. Soldat-Stratege-Revolution^. Eine Neubewertung, Augsburg 1996. S. 231; Leidinger H., Moritz V. Op. sit. S. 213.
24. Так в офицерском лагере Дебельн польские военнопленные демонстративно отказались присоединяться к организации русской чайной общины, закупив на собственные средства необходимые предметы и продукты. Почти во всех лагерях, где содержались военнопленные данной национальности, были организованы отдельные польские лагерные комитеты. См., SächsHSta, 11352, Stellvert. Generalkommando. Nr.542, ПВМ, 16.11.1914. Также см.: 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.155, Комендатура лагеря Кёнигсбрюк, 1.10.1914; HStA Stuttgart, M 1/8, Bü 230, Санитарное ведомство XIII армейского корпуса, 31.12.1918; ГАРФ. Ф.6169.Оп.1.Д.1. Л.3.
25. SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6905, ПВМ, 26.10.1914. Раздельное содержание русских поляков в лагерях военнопленных; 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.155, Комендатура лагеря Кёнигсбрюк, 1.10.1914; BayHStA, Stellv. GKdo II. b. A.K. Nr.555, ПВМ, 3.2.1915. Военнопленные русские поляки; M Kr. Nr.1646, ПВМ, 26.1.1916.
26. ГАРФ. Ф.541.Оп.1.Д.284.Л.1.
27. HStA Stuttgart, M 1/7, Bü 24, Комендатура лагеря Ульм, 28.1.1917.
28. BayHStA, Stellv. GKdo II. b. A.K. Nr.555, ПВМ, 15.9.1916, Совместное размещение военнопленных поляков; M Kr. Nr.1689, ПВМ, 26.10.1917; HStA Stuttgart, M 77/1, Bü 823, ПВМ, 18.8.1917; ПВМ, 24.12.1917. Настоящее положение военнопленных поляков.
29. SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6971. Комендатура лагеря Бишоф-сверда, 9.11.1916; 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.143, ПВМ, 27.12.1916; BayHStA, M Kr. Nr.1665. ПВМ, 6.7.1918.
30. BayHSta, St.GKdo I.A.K. Nr.1986, ПВМ, 20.12.1916, Положение военнопленных поляков; M Kr., Nr.13436. Комендатура лагеря Розенберг-Кронах, 1.2.1917. Вступление в польскую армию; Nr.1694. Комендатура лагеря Плассенбург, 26.5.1918; SächsHSta, 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.165. Инспекция легерей военнопленных военных округов XII и XIX армейских корпусов, 1.1.1918.
31. BayStA, Stv.GenKdo I. A.K. Nr. 2003, ПВМ, 29.7.1916.
32. HStA Stuttgart, J 151, Bü 1674, Оповещение военной администрации Варшавы, 8.1.1916; SächsHSta, 11350, Abwicklungsamt des XII. A.K. Nr. 120, ПВМ, 1917.
33. Так, по данным Инспекции лагерей военнопленных военных округов XII и XIX армейских корпусов из подотчетных ей лагерей отпуск был предоставлен только 37 полякам. См.: SächsHSta, 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.727, Отчет о деятельности инспекции, Июль 1918. К освещению мероприятий среди польского населения см.: BayHStA, M Kr. Nr.1687, Генерал-губернаторство Варшавы, 24.4.1917.
34. HStA Stuttgart, M 77/1, Bü 819, ПВМ, 8.7.1916.
35. См.: HStA Stuttgart, M 1/8, Bü 222, ПВМ, 20.10.1916; к созданию газеты для польских военнопленных: SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6950, ПВМ, 20.5.1917. Газеты для польских военнопленных; BayHStA, M Kr. Nr.1688, ПВМ, 9.8.1917.
36. SächsHSta, 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.620. Комендатура лагеря Дёбельн,
29.7.1915, Выписка из письма польского легионера в офицерский лагерь,
37. BayHStA, M Kr. Nr.1687. Прошение польского военнопленного в генерал-губернаторство Варшавы, 4.2.1917.
38. SächsHSta, 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.159. Комендатура лагеря Кенигсбрюк,
23.2.1916.
39. HStA Stuttgart, M 77/2, Bü 33, ПВМ, 13.2.15; BayHStA, M Kr. Nr.1635. Баварское военное министерство, 16.2.1915.
40. BayHStA, Stellv. GKdo II. b. A.K. Nr.555, ПВМ, 26.4.1915; HStA Stuttgart, M 1/6, Bü 1495, ПВМ, 24.6.1915. Отсутствие точных сведений об общей численности украинских военнопленных в лагерях Германии объясняет разницу в данных, приводимых исследователями (от 30 тыс. в германских лагерях до 300 тыс. человек в лагерях Центральных держав). См.: Remer C. Die Ukraine im Blickfeld deutscher Interessen. Ende des 19. Jahrhunderts bis 1917/18, Frankfurt am Main 1997. S.261.
41. BayHStA, M Kr. Nr.1638, «Украина и война. Размышления Союза освобождения Украины», 1915.
42. HStA Stuttgart, M 1/6, Bü 1422, ПВМ, 1.8.1915; BayHStA, Stellv. GKdo II. b. A.K. Nr.555, ПВМ,10.8.1915. Дальнейшее совместное размещение украинцев; BayHSta, M.Kr. Nr. 1648, ПВМ, 11.3.1916.
43. SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6996. Комендатура лагеря Дебельн, 1917.
44. BayHStA, M Kr. Nr.1645, ПВМ, 26.11.1915. Украинцы в Баварии; HStA Stuttgart, M 77/2, Bü 33, ПВМ, 10.12.1917. Просвещение военнопленных.
45. См.: Terletzkyj O. Die Ukrainer in Deutschland 1915-1918. Lager Rastatt. Kiew 1920. S.24-25.
46. BayHStA, M Kr. Nr.1638, «Украина и война. Размышления Союза освобождения Украины», Мюнхен 1915; SächsHSta, 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.163, ПВМ, 2.3.1917; 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6950. «Доверительное сообщение украинца своим товарищам» («Vertrauliche Mitteilungen eines Ukrainers an seine Kameraden»).
47. К вопросу о контрпропаганде среди военнопленных Австро-Венгрии см.: NachtigalR. Op. sit. S.230.
48. SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6996. Комендатура лагеря Дебельн, 1917; Terletzkyj O. Op. sit. S.30-31.
49. SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6970. Комендатура лагеря Бишоф-сверда, 9.2.1916.
50. BayHStA, M Kr. Nr.1646, ПВМ, 29.1.1916.
51. Terletzkyj O. Op. sit. S. 53, 70, 95,107-108.
52. SächsHSta, 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.562, ПВМ. 18.2.1918; Nr.143, ПВМ, 6.3.1918, Перевод украинских офицеров в лагерь Ганновер-Мюнден (Секретно).
53. SächsHSta, 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.166, ПВМ, 31.5.1918. Переименование русского лагеря Раштатт в украинский лагерь.
54. BayHStA, M Kr. Nr.1691, ПВМ, 14.3.1918.
55. Terletzkyj O. Op. sit. S.125.
56. HStA Stuttgart, M 77/1, Bü 915, ПВМ, 23.5.1918 (секретно)
57. BayHStA, Stellv. GKdo II. b. A.K. Nr.555, ПВМ, 20.2.1918.
58. Например, подобным образом был освобожден из лагеря Ингольштадт в Баварии тесть военного министра Украины, см.: BayHStA, M Kr. Nr.1691. Баварское военное министерство, 22.3.1918; Nr.1666. Военная комиссия немецкой делегации на Украине, 7.8.1918.
59. HStA Stuttgart, M 1/8, Bü 226, ПВМ, 11.2.1916, (Секретно). Особое содержание литовских, латвийских и эстонских военнопленных; SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6994, ПВМ, 22.10.1917; BayHStA, M Kr. Nr.1688. Инспекция лагерей военнопленных военного округа II армейского корпуса, 18.8.1917.
60. SächsHSta,11352, Stellvert. Generalkommando. Nr.562. Комендатура лагеря Лехфельд, Памятка для работодателей по просвещению прибалтийских военнопленных.
61. Liulevicius V.G. Op. sit. S.245-246.
62. BayHStA, M Kr. Nr.1690, ПВМ, 9.1.1918; Nr.1691, ПВМ, 20.3.1918; Nr.1695, ПВМ, 23.9.1918. Чтиво для военнопленных прибалтов; SächsHSta, 11248, Sächsisches Kriegsministerium. Nr.6950, ПВМ, 21.3.1918. Газета для эстонских военнопленных; 11348, Stellvert. Generalkommando. Nr.150, ПВМ, 10.10.1918. Обмен корреспонденцией военнопленных эстонцев, латышей и литовцев.
63. HStA Stuttgart, M 1/6, Bü 1429, ПВМ, 14.4.1918; BayHStA, Stellv. GKdo II. b. A.K. Nr.555, ПВМ, 8.12.1917. Протокол совещания по поводу литовских, латвийских и эстонских военнопленных; Nr.275. Командование Оберост, 22.4.1918.
O.S. NAGORNAYA
PROPAGATION OF SEPARATISM AMONG EAST EUROPE NATIONALITIES OF RUSSIAN EMPIRE IN GERMAN CAMPS OF WAR PRISONERS DURING FIRST WORLD WAR
The article considers the privileged maintenance and propagation among representatives of the East Europe nationalities within Russian Empire in German war prisoners' camps during the First World War. Using propaganda Germany tried to realize its military purposes and provide means of colonization of the East Europe area as a long term perspective. Determining factors of the given policy were colonial stereotypes in relation to the East Europe nationalities, the contradiction between aspiration to colonization and the leaflets of the independent states, a competition of diplomatic and military departments, development of forced labour system, and also anxiety about propagation path for revolutionary ideas outside camps. Inconsistency of this policy had not allowed to reach the aims, however, undoubtedly, it contributed to politization of the whole amount of war prisoners and their use by various forces in «European civil war».
