CC BY
354
Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2013. № 3
ЯЗЫК И МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ
Г.Г. Молчанова
ПРОКСЕМИКА КАК ФАКТОР
НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ
Собиратель пространства... Меж тобой и страной ледяная
рождается связь.
О. Мандельштам
Статья продолжает серию статей автора, посвященных рассмотрению наиболее актуальных проблем современной невербальной межкультурной коммуникации. В центре внимания — проксемика, т.е. язык пространства, наука о том, как оно формирует судьбу и менталитет разных культур и влияет на национальное коммуникативное поведение.
Ключевые слова: проксемика, язык пространства, невербальная коммуникация, национальный менталитет, глобализация, локализация, вероятностный детерминизм.
The article goes on arguing challenges and topics of Intercultural Communication nowadays. An influence of nonverbal communicative means such as Proxemics, Spatial language upon destiny and mentality of different cultures is in the focus of the paper.
Key words: Proxemics, Spatial language, nonverbal communication, national mentality, globals, locals, probabilistic determinism.
Проксемика, или язык пространства (англ. Proxemics, Spatial language), — один из видов невербальной коммуникации, научное направление, занимающееся изучением пространственных условий общения. Коммуникативная компетентность партнеров по межкультурному общению зависит в том числе и от их компетентности в отношении пространства, от их способности правильно интерпретировать пространственное поведение участников конфликта или межкультурного взаимодействия. Проксемика в широком смысле — наука о том, как пространство формирует судьбу и менталитет тех, кто его населяет. Проксемические средства выполняют разнообразные функции в общении, одна из основных среди них — регулирующая функция в коммуникации. Так, расстояния между коммуникантами во время речевого общения определяются
Молчанова Галина Георгиевна — докт. филол. наук, проф., и.о. декана факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова, зав. кафедрой лингвистики и межкультурной коммуникации; тел:. 8-495-734-03-22, e-mail: dean@ffl.msu.ru
характером их отношений (официальные / неофициальные, интимные / публичные), например: снятие головного убора, рукопожатие, приветственный или прощальный поцелуй и т.п. Т.А. ван Дейк1 в качестве одного из уровней анализа высказывания выделяет паралингвистическую деятельность и относит к ней дейкти-ческие и прочие жесты, выражение лица, движение тела и физические контакты между участниками.
Правила проксемного поведения могут быть универсальными и культуроспецифическими. К универсальным правилам проксемного поведения относятся:
1. Общие законы семиотизации и окультуривания пространства, т.е. приписывание некоторым пространственным фрагментам определенного смысла и наделение их культурными смыслами. Например, обязательное для всех народов и культур выделение какой-то части пространства как маркированной (сакральной, почетной, темной, светлой и т.д. — красный угол в избе, красный уголок в клубе, ленинская комната в армии и т.п.); наложение ограничения или запрета на размещение отдельных предметов или расположение лиц в определенных местах.
2. Вербальное и невербальное заявление человека о претензии на личное пространство, которое он готов организовывать, обустраивать, поддерживать, охранять и защищать. Это касается не только личного, но и социального, и даже политического пространства: деление институтов на филиалы, городов на районы, заводов на цеха, стран на республики или автономии и т.д. Вербальные сигналы: "Это мое!" Невербальные: например перевешивание портрета в кабинете или смена мебели в Белом доме как знак перемены власти на данной территории.
К культуроспецифическим правилам проксемного поведения относятся правила выбора места и расстояния. Человек соблюдает их при выборе дистанции для беседы в зависимости от таких факторов, как место встречи, пол, возраст, социальный статус, степень знакомства, физические и психические свойства партнера, предполагаемый способ взаимодействия, цель и пр. Место и расстояние, которые выбирает по отношению к вам другой человек, во много определяют и ваши действия. Например, если в пустой вагон метро заходит человек и садится рядом или прямо напротив вас, это вызовет ощущение дискомфорта, так как нарушены правила общего проксемного поведения.
1 См.: Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989. С. 34.
Как правило, вступая в общение, мы никогда не задумываемся, на каком расстоянии лучше находиться, определяя верную дистанцию интуитивно, на глазок, автоматически. Но в деловой межкультурной коммуникации неадекватное расстояние может сыграть роковую роль в проведении переговоров. Партнер, находящийся на слишком отдаленной дистанции, представляется холодным, безучастным, отчужденным; если же он подошел слишком близко, это производит неприятное впечатление излишней фамильярности, вторжения в вашу интимную зону.
В разных культурах существуют разные правила и модели поведения в пространственном континууме. То, что для нас норма, может показаться обидным, даже оскорбительным для представителей других культур. Дело в том, что мы ощущаем пространство вокруг нас как продолжение нашей личной зоны и ощущаем дискомфорт при ее нарушении. Э. Холл2 впервые обратил внимание на взаимозависимость между типом культуры и типом предпочитаемой для общения дистанции.
Представители высококонтекстных, коллективистских культур подходят во время разговора ближе к партнеру, чем те, кто относится к низкоконтекстным и индивидуалистским культурам. По Холлу, существуют четыре типа дистанций, используемых в общении: 1) интимная зона (от 6 до 18 дюймов, или от 0,15 м до 0 м) — общение не столько словами, сколько эмоциями, дыханием, касаниями, запахом; 2) персональная, личная зона (от 18 дюймов до 4 футов (0,45—1,2 м)) — это защитная зона человека. Визуальные и пр. сенсорные каналы, включая тактильные и обонятельные, при неформальном общении с семьей, друзьями; 3) социальная зона (от 4 до 12 футов (1,2—3,7 м)) используется в деловом и формальном общении; 4) публичная зона (от 12 до 25 футов и более) — ее необходимо соблюдать при выступлениях на митингах, в большой аудитории и т.д.
Г.Е. Крейндлин3 выделяет еще и психологическую дистанцию. Например, поцелуй может быть не только физическим, интимным, но и психологическим (т.е. формальным социальным жестом, так поляк целует руку даме). Воздушный поцелуй — и не психический и не физический, на далеком расстоянии. Объятие физически — интимная дистанция, а психологически — личная. Кивок — психологически формальная социальная функция. Показать нос — психологически интимная дистанция.
2 Hall E.T. The Hidden Dimension: Man's Use of Space in Public and Private. L., 1969.
3 См.: Крейндлин Г.Е. Невербальная семиотика. Язык тела и естественный язык. М., 2004. C. 467—469.
Поклон головой осуществляется на большом расстоянии, по смыслу — личная дистанция. Формальный поклон — социальный жест. В целом культурозависимая разность дистанций при межкультурном общении, подобно всякой поведенческой модели, тесно связана с системой ценностей, сложившейся в этой культуре на протяжении веков.
Геополитическое/социальное пространство — геопроксемика.
Проксемика как политическая и социальная ценностная категория
Основной темой настоящей статьи является, как уже отмечалось, проксемика в широком смысле — наука о том, как пространство формирует менталитет тех, кто его населяет, о том, как пространство и ландшафт влияют на человеческое восприятие и коммуникацию. Эта тема, с одной стороны, пользуется повышенным интересом в научном сообществе, а с другой — вызывает ожесточенные дискуссии, что лишь подчеркивает ее злободневность. Во многом разнообразие мнений и трактовок зависит от отношения говорящего к проблеме глобализации.
В настоящее время существуют два противоположных подхода к этой проблеме: сторонники глобализации подчеркивают факторы, объединяющие человечество, а традиционный политический реализм сосредоточивается на том, что нас разделяет, — на локальной сосредоточенности культуры.
Итак, глобализация или локализация?
Ярый сторонник глобализации, трижды лауреат Пулитцеров-ской премии, Т. Фридман4 заявил, что мир после третьей волны глобализации стал плоским, как на ладони. Он — автор концепции "The World Is Flat", по которой планета в силу глобализации экономики, благодаря развитию информационных технологий, а также в связи с историческими катаклизмами (такими, как, например, падение Берлинской стены или развал СССР) все больше и больше унифицируется. Он не только дал название книге "The World Is Flat", но и сам искренне верит в ее "плоскость". Он считает, что физические и культурные барьеры исчезают в эту замечательную эпоху глобализации и все люди могут ощутить на себе ее преимущества. Т. Фридман заставляет европейцев и западников чувствовать себя хорошо и позволяет говорить о том, насколько лучше сейчас живут люди в целом, а тот, кто живет плохо, просто не пользуется благами глобализации.
4 Friedman T. The World Is Flat. N.Y., 2007.
Ему противостоит Х. ду Блэй5, видный американский ученый, бывший издатель "National Geography", пожизненный член Национального географического общества, автор 30 книг и учебников. В своей книге "The Power of Place" он с уверенностью утверждает, что описываемый Фридманом "плоский мир" глобализма не соответствует реальности, по крайней мере в Центральной Африке, Восточной Индии, Западном Китае. Дети и женщины, бедные и больные, обездоленные не видят никакой глобализации, их мир все так же неравен, ограничен и разделен. Он говорит о "рулетке рождения". Например, в мире в целом доминируют мужчины, но в некоторых странах больше, чем в других. Женщиной, считает он, лучше родиться в Финляндии, Дании, России. Из африканских стран женщинам лучше в Танзании, Намибии или Гане, чем, например, в Судане или Эритрее. Таким образом, культура, в которой вы родились, действительно может ограничивать вас, где-то в большей, где-то в меньшей степени. Фридман разделяет людей приблизительно на три группы — gbbals, mobals and locals. Globals принадлежат к элите, locals — к периферии, а mobals находятся посередине между этими двумя крайностями. Итак, мир стал "плоским" только для globals, а это маленькая часть всего населения земного шара. Во многих странах огромное неравенство, разрыв между богатыми и бедными растет. Вы можете родиться в сельской местности, а можете — на Манхэттене или на Миссисипи. Утверждение о "плоскости мира" бессмысленно для женщины в сенегальской деревне или для многодетной матери в Бангладеш. Восхваление плюсов глобализации Т. Фридманом — неправда, это просто пропаганда неолиберализма, от которого якобы все выигрывают, но на самом деле это является еще одной, новой формой дискриминации. Эквалайзером в обществе может быть сама природа, а именно ее пространственные ограничения.
В споре глобалистов и локалистов возникает и третья сторона, которую воплощает известный интеллектуал, автор 14 книг, которые признаны на Западе как важные и наиболее определяющие для понимания мира после эпохи "холодной войны", американский ученый, главный геополитический аналитик Стратфордского университета Р.Д. Кэплан. В 2011 г. журнал "Foreign Policy" включил его в сотню крупнейших мыслителей мира.
В своей новой книге6, вызвавшей широкий резонанс в мире, он определяет проксемику, зафиксированную в географической кар-
5 Blij H. de. The Power of Place. Oxford, 2008.
6 Kaplan R.D. The Revenge of Geography. What the Map Tells Us about Coming Conflicts and the Battle Against Fate. N.Y., 2012.
те, как "пространственное представление разделения человечества", которое может больше рассказать о стратегии и целях той или иной страны, чем идеология или политика. Он снимает большую часть ханжества и лицемерия, существующего в обществе относительно глобализма, считая его просто модой, просто экономической и культурной стадией развития и провозглашает геопроксемику фоном самой истории человечества.
Проксемика как фактор национальной идентичности.
"Психоанализ" территории
Анализируя роль пространства как духовной и социальной ценностной категории, следует отметить, что отечественная наука издавна признавала территориальность одной из наиболее важных составляющих национального самосознания, национальной и региональной идентичности.
В разных ландшафтных условиях по-иному функционируют этносы. Влияние природного ландшафта на развитие социума очевидно: одним природное пространство предоставляет потенциальные возможности для развития, а другим не предоставляет. Не случайно европейские цивилизации расцвели в области так называемого Плодородного полумесяца, где были все условия для того, чтобы расцвело и земледелие и скотоводство. И именно оттуда, как считают ученые, постепенно все распространилось по Средиземному морю.
И здесь мы снова обращаемся к проксемике, к ее воплощению — географической карте как к пространственному отражению человеческих различий.
Положение государства на карте — первое, что определяет его, и даже больше, чем правящая философия. Если мы хотим понять, в чем корни политической нестабильности или, наоборот, устойчивости государства, надо подойти к карте. Карты — упрек самому понятию равенства и единства человечества, так как напоминают нам о многообразной окружающей среде, которая делает людей глубоко неравными и разъединенными столь многими способами, приводя к конфликту.
Проксемика — одна из самых объективных наук невербальной коммуникации, однако на практике ею так же легко манипулировать, как и историей — главной служанкой международной политики.
Карта — посредник между человеком и окружающим его пространством, ей доверяют без сомнений.
Но карта не всегда говорит нам правду. Г. Хофстеде, голландский социопсихолог и культуролог, в предисловии к своей знаменитой книге7 приводит яркий пример культурно обусловленной субъективности восприятия окружающего мира, отражаемого картой. Купленные им в разных странах три карты мира, имея однотипный дизайн, кардинально различались местоположением материков. На карте классического для европейцев типа Европа и Азия привычно располагались в центре, Южная и Северная Америка — на западе, Азия — на востоке. К такой карте мы привыкли с детства, такая карта отражает явно европоцентристское мировоззрение. На второй карте, купленной на Гавайях, в центре — Тихий океан, сместивший влево Азию и Африку, вправо обе части Америки. Европа крошечным пятнышком виднеется в левом углу. Географическая перспектива определяет восток на западе и наоборот.
Третья карта, привезенная из Новой Зеландии, была подобна второй, но перевернутой вверх ногами: юг на севере, север на юге. Европа — где-то глубоко внизу справа. Бессмысленно, отмечает Хофстеде, говорить о том, какая из карт правильна, а какая — нет. Земля круглая, а карты лишь отражают восприятие народа, страны, ощущающих себя, как правило, сердцевиной мира.
Издавна традиционно развивалась немецкими геополитиками "идея срединности", согласно которой Европа и в ней Германия являются тем пространством, которое обладает осевым динамизмом и которое призвано структурировать вокруг себя остальные европейские державы. Идею "срединности" сформулировал еще в 1818 г. Э.М. Арндт: "Бог поместил нас в центре Европы; мы — сердце нашей части света"8.
Со "срединным" географическим положением немецкого государства связана исторически такая особенность, как стремление к оптимальному использованию собственного пространства.
Эти аспекты геополитичекого самопозиционирования сформировали в существенной степени национальный мир и концепто-сферу не только Германии и Европы, но и многих других государств, в том числе восточных. Многие карты, изданные на Востоке, отличаются от европейских: в центре здесь Тихий океан, окольцованный Азией, обеими Америками и Австралией, Европа же болтается где-то слева, даже Африка кажется важнее. На такой карте и Филиппины находятся в центре мира. И. Маркос, вдова
7 Hofstede G. Culture and Organization: Software of the Mind. N.Y., 1997. P. 7.
8 Цит. по: Куликова Л.В. Межкультурная коммуникация: теоретические и прикладные аспекты. Красноярск, 2004. C. 112.
диктатора Ф. Маркоса, аргументирует это так: "Филиппины находятся в центре воды, а Россия — в центре суши, поэтому наши страны не должны воевать друг с другом" (!). Видимо, ее видение политического мирового пространства застыло еще на тех временах, когда Филиппины достигли своего величайшего геополитического взлета, будучи американским окном в Азию. Это пример очень характерен, особенно для маленьких стран или для бывших колоний или республик, в один миг обретших независимость. Иногда даже карта превращается в целый глобус, но не двух полушарий, а именно этой страны. Так, на центральной площади Ташкента, сразу же после развала СССР, был установлен огромный глобус, состоящий из одной страны — Узбекистана — размером с огромный материк.
И это в стране, где еще более 1000 лет назад, в 995 г. н.э., Абу Рейхон Бируни, ученый из Хорезма, построил первый объемистый макет Северного полушария, нанес на него известные географические пункты и предсказал, что в мире, за Атлантическим океаном, располагаются другие города и страны. Автор "глобуса Узбекистана" — сам президент — считает, что он "провозгласил стремление молодого независимого государства влиться в мировое сообщество
"9
и признание его многими странами 9.
Неясно, правда, куда это "многие страны" подевались.
Человек, живущий в Европе, привык к другому видению мира. Здесь уже Азия оказывается где-то за горизонтом восприятия.
Карты часто становятся действенным способом пропаганды.
Карты Меркатора показывают Европу большей, чем она есть на самом деле.
В XIX и начале XX в. в Европе и США выпускали так называемые "символические" карты, где на территории стран рисовали каких-то символизирующих их животных. Россия могла быть не только медведем, но и осьминогом, своими щупальцами охватывающим другие страны, и паровым катком, подминающим под себя сопредельные территории.
Яркие краски, которыми обозначены различные страны на карте, подразумевают равномерный контроль государства над всей территорией, что часто далеко не так. Карта пространства хотя и самый мягкий инструмент зомбирования, но самый действенный, политически "правильная" картина мира с самого детства вдалбливается в неокрепшие умы школяров и остается там навсегда.
9 URL: http://www.fergananews.com/article.php?id=6713&print=1 (дата обращения: 10.04.2013).
Пространство и этнопсихология межкультурных различий
Проблема заключается в недостаточной географической и пространственной грамотности как населения, так и правителей, которые в свою очередь принимают решения о межкультурных отношениях, о вмешательстве в жизнь других стран без достаточных знаний для этого. Проблема США, как считает Х. ду Блэй, заключается в том, что "в Америке отсутствует пространственное знание, и это отражается и на внешней политике страны, и даже на внутренней. Лучшим примером, иллюстрирующим этот тезис, является решение ввести войска в Ирак в 2003 году, в то время как только 1 из 7 американцев мог найти Ирак на карте мира"10.
Р. Макнамара, бывший в 60-е гг. министром обороны США, в своей книге признался, что он принимал решение о вводе войск во Вьетнам, ничего не зная о ландшафте и размерах этой страны, что привело к катастрофическим последствиям. Но это ничего не изменило. И сегодня американцы посылают своих солдат в Афганистан, не зная, где он находится и каковы его ландшафтные и пространственные особенности. (Справедливости ради отметим, что отсутствие пространственного знания присуще не только американским политикам. Мы помним решение П. Грачева, тогдашнего министра обороны нашей страны, ввести танковые войска в Чечню новогодней ночью 1994 г., что привело к многочисленным потерям именно из-за пространственных ограничений на узких улочках Грозного.)
Проведем небольшой сравнительно-сопоставительный обзор разности проксемических возможностей некоторых стран.
Почему же все-таки США стали сверхдержавой? В Америке популярен ответ: благодаря богатому потенциалу американской нации. Однако есть и другой ответ. США — это последняя богатая природными ресурсами часть умеренного пояса Земли, которую освоили европейцы. У России 14 стран-соседей, а американцы живут среди двух океанов и двух стран. США защищены двумя океанами и Арктикой, обладают большим километражем судоходных внутренних водных путей, чем остальные страны мира, вместе взятые. Океаны дали Америке прямой доступ к двум основным артериям политики и торговли в мире — к Европе через Азию и к Дальнему Востоку через Тихий океан.
Германия — относительно маленькая страна в пространственном отношении. Говоря о такой явно выраженной черте в национальном немецком характере, как стремление к физическому и
10 BlijH. de. Op. cit. P. 12.
моральному обособлению, сходному с англ. privacy, Г. Баузингер выделяет слово Enge — "теснота" как ключевое в основе данной немецкой тенденции. По его мнению, отсутствие широкого жизненного пространства неизбежно пробуждает «синдром тесноты и узости. Этот синдром, явно бросающийся всем в глаза, определяет с точки зрения внешней перспективы (этический аспект) особую организацию территории и образ жизни: недостаток великодушия и коммуникативную робость. Внутренний взгляд (эмический аспект) не воспринимает, однако, подобное отношение к жизни как негативное явление. "Eng und wohl ist besser als weit und wehe" — "Лучше тесно и благополучно, чем просторно, но страдая"»11.
Кроме того, внешние отрицательные черты изнутри рассматриваются как положительные: отсутствие щедрости — как невзыскательность, а необщительность — как сдержанность.
В формировании немецкого отношения к пространству нельзя не учитывать и исторический фактор. История Германии — это скорее история разъединения, чем объединения, скорее история отдельных земель и территорий, чем история одного общего пространства. Народы Германии, зажатые в рамках крохотных княжеств, отделенные друг от друга географическими и политическими границами, как никто другой, прочувствовали идею "пространственного смысла". Под этим термином понимается некое особое немецкое качество, определившее дальнейшее объединение разрозненных немецких государств.
Значение же "русских пространств" в формировании "русского видения" как духовной ценностной категории отмечалось многими авторами.
Россия представляет собой огромное континентальное пространство, границы которого не защищены естественными преградами в виде гор и рек. Бесконечные степи, лесные массивы от Европы до Дальнего Востока, небольшие горные цепи и уязвимые побережья не могут препятствовать вторжению армий или орд. Следствием такой геопроксемики, считает Кэплан, стало формирование навязчивой национальной идеи и потребности вторжения, более того, территориальная уязвимость России породила в этой стране "большую терпимость к тирании"12.
Кстати, впервые сходную мысль высказал русский историк В.О. Ключевский: «На Западе разнообразие природных типов, обилие морских и горных рубежей настойчиво навязывали людям впечатление границы, предела, точной определенности — и рож-
11 Цит. по: Куликова Л.В. Указ. соч. С. 112.
12 Kaplan R.D. Op. cit. P. 232.
дали сознание аналитическое, строго категориальное, где каждому явлению есть своя "бирка с номером", ящичек и полочка, рождали понятие закона, стоящего над бытием. В России бескрайние просторы, ширь уходящих равнин, неуловимость переходов и очертаний породили дух широкий, вольный и неоформленный. Народ, поднимающийся среди безграничного пространства, открытый вторжениям со всех четырех сторон света, должен был или развеяться среди них, или разлиться по ним, замирить и освоить свои необозримые окраины. У русских хватило сил поднять "бремя земли", и земля наградила нас устремленностью в бесконечность, к запредельному, к знанию цельному, объемлющему жизнь во всей
13
ее полноте»13.
Русские ученые вообще издавна уделяли значительное внимание геопроксемике — пространственному фактору, осознавая его немаловажную роль в этнопсихологии, в частности в формировании характерных межкультурных различий. Н. Бердяев в книге "Судьба России" так писал о власти пространств над русской душой: "Огромные пространства легко давались русскому народу, но нелегко давалась организация этих пространств в величайшее в мире государство. Размеры русского государства ставили русскому народу почти непосильные задачи. Они истощали его силы. Требования государства слишком мало оставляли свободного избытка сил. И это наложило безрадостную печать на жизнь русского человека. Русские почти не умеют радоваться. Русская душа ушиблена ширью, она не видит границ, и эта безграничность не освобождает, а порабощает ее. И вот духовная энергия русского человека вошла внутрь, в созерцание, в душевность. Русский человек чувствует себя беспомощным овладеть этими пространствами и организовать их... В собственной душе чувствует он необъятность, с которой ему трудно справиться. Огромность пространства не способствовала выработке у русских самодисциплины и самодеятельности. В русском нет узости европейского человека, концентрирующего свою энергию на небольшом пространстве души, нет расчетливости, экономии пространства и времени, интенсивности культуры. Русская лень, беспечность, недостаток инициативы, слабо развитое чувство ответственности связаны с этим. Ширь давила русскую энергию, открывая возможность движения в сторону экспрессивности. Она не требовала интенсивной энергии и интенсивной культуры. В душе западного человека все рассчитано и правильно распределено. Немец чувствует себя со всех сторон
13 Цит. по: Кочетков В.В. Психология межкультурных различий. М., 2002. С. 268—269.
сдавленным. Выход он видит в собственной организованной энергии, в напряженной активности. Все должно быть на месте, все распределено. Без самодисциплины и ответственности немец не может существовать. Всюду он видит границы и всюду он ставит границы. Ему чужда и противна славянская безбрежность. Он презирает русского за то, что тот не умеет жить, устраивать и организовывать жизнь, не знает ничему меры и места, не умеет достигать возможного. Русскому противен германский пафос мещанского устроения жизни. Германец чувствует, что его не спасет Германия, он сам должен спасти Германию. Русский же думает, что не он спасет Россию, а она его спасет"14.
Уже в 1922 г. в работе "Номогенез" Л.С. Бергом сделан вывод об исключительной роли для формирования этнопсихики человека такого фактора проксемики, как ландшафт. "Географический ландшафт воздействует на организм принудительно, заставляя все особи варьировать в определенном направлении. Тундра, лес, степь, пустыни, горы, водяная среда, жизнь на островах — все это накладывает особый отпечаток на организмы"15.
Этот отпечаток настолько силен, что оказывает влияние даже на такую интимную сферу человеческой жизни, как любовь, считает Г. Гачев. "Земля России — мать-сыра, не очень плодородная, серая, зато разметнулась ровнем-гладнем на полсвета бесконечным простором — как материк без границ: рельеф ее малоизрезан, аморфен, характеры людей не резко выражены, даль и ширь мира важнее высоты и глубины (в отличие от горных или морских народов)... И вот русская женщина словно для того и создана, чтобы быть сосудом, вместилищем, источающим и рассеивающим по России именно такую любовь — как бы с дистанционным управлением: чтобы отталкивать от непосредственного слияния, зато тем мощнее удерживать на расстоянии. Любовь — постоянная величина. Но постоянной любовь может оставаться только потому, что она — неосуществленная, не увязла в сексе. .У других народов: в крови и плоти французов — Абеляр и Элоиза, Тристан и Изольда, Манон и де Грие — везде осуществленная любовь; у итальянцев — Франческа и Паоло; у англичан — Ромео и Джульетта, Отелло и Дездемона — все осуществленные и плотяно-кровные; у немцев Фауст и Гретхен — оплодотворенная; у нас же — словно касты разные: мужчина и женщина — неприкасаемость проповедуется, Татьяна и Онегин, Настасья Филипповна и т.д. Задан образец любви как оттолкновения, разрежения, — создания простран-
14 Бердяев Н. Судьба России. М., 1997. С. 16.
15 Цит. по: Кочетков В.В. Указ. соч.
ства пустоты, вакуума, — и чтобы тяготеть на расстоянии Руси — в разлуке. Но тут как бы воля русского пространства: отклонить вертикальное всемирное тяготение (у нас — к центру Земли) и превратить его в плоскостно-горизонтальное: чтоб все стремились друг к другу и этим океаном душевности была бы спаяна Русь в единство... Так что пушкинская Татьяна дала модель для устроения русской Психеи"16.
Л.Н. Гумилев в работе "Этногенез и биосфера Земли" отметил, что там, где границы между ландшафтными регионами размыты и наблюдаются плавные переходы от одних географических условий к другим, процессы этногенеза менее интенсивны. Монотонный ландшафтный ареал стабилизирует обитающие в нем этносы, разнородный — стимулирует изменения, ведущие к развитию новых этнических образований, т.е. сочетание ландшафтов является благоприятным условием этногенеза. Поэтому, считал он, подлинными месторазвитиями этноса являются территории сочетания двух и более ландшафтов. Основные процессы этногенеза в Евразии возникали а) в восточной части — при взаимопроникновении степного и горного ландшафтов; б) в западной — лесного и лугового (Волго-Окское междуречье); в) в южной — степного и оазисного (Крым, Средняя Азия); г) на севере — лесотундры и тундры17. Это положение оказалось верным не только для Евразии, о которой он писал, но и для всего мира.
Мнение Р. Кэплана18 о том, что стремление России к экспансии и созданию буферных государств является следствием ее глубокой географической уязвимости, имеет давнее историческое обоснование. Так, и Александр II, и Сталин управляли Россией в разные эпохи, но оба разделяли "бесконечную борьбу за доступ к морю". Сегодня В. Путин разделяет эту идею, поскольку должен руководить незащищенной страной. Вот почему, считает Р. Кэплан, он так стремится создать буферные зоны в Восточной Европе и на Кавказе. В этом нет ничего нового. Такова судьба России, начиная с Киевской Руси, когда в середине XIII столетия она была наводнена монгольскими ордами. В начале XVII в. Россия уступила вторжению шведов, поляков, литовцев и казаков. Времена 300-летнего правления Романовых отмечены как период одного из самих великих территориальных завоеваний во всемирной истории. При большевиках, пишет Р. Кэплан, мы видим как самый высокий взлет Российской империи, так и ее распад после победы Запада в "хо-
16 Гачев Г.Д. Русский Эрос. М., 1994.
17 См.: Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. М., 1993.
18 Kaplan R.D. Op. cit.
лодной войне", когда Россия сжалась до размеров времен правления Екатерины Великой в середине XVIII в. Предсказывая события XXI столетия, он утверждает, что прозападная ориентация является критически важной для В. Путина, если он желает восстановить свой народ и защитить его от различного вида вторжений. При этом он понимает, что небольшая доза авторитаризма Путина является в том числе и отрицанием "ломок" от эксперимента с западной демократией и рыночным капитализмом, который оказался столь разрушительным для страны в 90-е гг., после развала СССР. В этом смысле, считает Кэплан, он напоминает отказ Ленина от западного пути после российской революции.
Что касается Китая, то его экономическая мощь и большое население позволяют ему бросить стратегический вызов Западу и создавать зоны влияния в сопредельных частях Дальнего Востока, России, Центральной и Юго-Восточной Азии. Однако географически Китай стоит перед той же угрозой вторжения со стороны степи, что и Россия. С трех сторон его окаймляют засушливые нагорья, от Маньчжурии до Тибета. Здесь на высоких плато проживают значительные нацменьшинства тибетцев на юго-западе, уйгурских турок на западе и этнических монголов на севере, практически окружающие этническое ядро Хань-китайцев. Кроме того, в этих регионах также находится большая часть пресной воды, запасы углеводородов и других природных ресурсов Китая. Сейчас, держа под контролем эти критические регионы, он может позволить себе экспансионистскую внешнюю политику и морские амбиции. "Просто идя к морю, — пишет Кэплан, — Китай демонстрирует свое благоприятное положение на земле, в сердце Азии, расширяя свое геополитическое влияние скорее через торговлю, чем через принуждение". Запад настойчиво предлагает Китаю либе-рализировать его политическую систему. Однако китайские лидеры знают свою географию и геопроксемику и понимают, что демократизация, даже в мягкой форме, может привести к развалу страны. Они организовали поток ханьских иммигрантов в крупные города Тибета и западную провинцию Синьцзян, где живут уйгуры, параллельно предоставляя этим регионам небольшие объемы автономии и продолжая искусственно стимулировать их экономику. Хоть такая политика и неустойчива, но она диктуется континентальной географией, которая простирается на огромные расстояния вплоть до Тихого океана, где Китай загнан в угол цепью морских союзников США — от Японии до Австралии.
Доминирование Ирана на Ближнем Востоке, в Афганистане, Центральной Азии объясняется не только его духовным наследи-
ем, мощью культурной традиции и глубиной цивилизации. Именно геопроксемика ставит Иран в привилегированное положение: он располагается на Иранском нагорье — неприступной естественной крепости, стоящей над Персидским заливом, Каспийским морем, нефтяными вышками Ближнего Востока. Отсюда ведут дороги в Ирак, в Центральную Азию. Побережье Ирана огромно и содержит идеальную бухту для морской атаки, что позволяет Ирану господствовать в Персидском заливе, раздражая ВМС США. Участок в 300 км Аравийского моря делает его жизненно важным для будущего доступа стран Центральной Азии к океану и международным морским коммуникациям. Таким образом, хотя Иран и меньше Индии, Китая, России или Европы, он владеет ключевой географией Ближнего Востока и является базисным для глобальной геополитики.
Великобритания, пишет Кэплан, будучи "защищена в своих границах и ориентирована на океан, смогла быстрее своих соседей развить демократическую систему". Хотя британская островная идентичность дала ей определенную защиту от вторжения, такое близкое расстояние от континента создало достаточный уровень угрозы и опасности, чтобы она развила "специфическое стратегическое беспокойство на протяжении столетий касательно политики Франции и Нижних стран (Бенилюкса) на другом берегу Ла-Манша и Северного моря".
Однако геополитика не обеспечивает и не дает гарантий. Не желая впадать в глубокий географический детерминизм, Кэплан, конечно, отрицает, что определенные природные условия абсолютно жестко предопределяют судьбу народов и стран. Нацисты использовали такой тезис для объяснения, почему белые европейцы — естественные лидеры: потому что они выросли в умеренном климате. Это явный нонсенс. Нельзя утверждать, что там, где очень жарко, люди ленивы, ведь климат еще не все: играют роль болезни, нищета и т.д. Чтобы устранить опасный крен в сторону географического детерминизма, Кэплан для восстановления баланса приводит доводы в пользу так называемого частичного детерминизма, для которого он находит термин "вероятностный (probabilistic) детерминизм", в котором все мы нуждаемся и который предполагает, что необходимо при принятии решений жизненной важности иметь в уме ментальную карту того пространства, которое вы собираетесь покорить, в прямом и/или переносном смысле слова.
Список литературы
Бердяев Н. Судьба России. М., 1997.
Гачев Г.Д. Русский Эрос. М., 1994.
Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. М., 1993.
Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.
Кочетков В.В. Психология межкультурных различий. М., 2002.
Крейндлин Г.Е. Невербальная семиотика. Язык тела и естественный язык. М., 2004.
Куликова Л.В. Межкультурная коммуникация: теоретические и прикладные аспекты. Красноярск, 2004.
BlijH. de. The Power of Place. Oxford, 2008.
Friedman T. The World Is Flat. N.Y., 2007.
Hall E.T. The Hidden Dimension: Man's Use of Space in Public and Private. L., 1969.
Hofstede G. Culture and Organization: Software of the Mind. N.Y., 1997.
Kaplan R.D. The Revenge of Geography. What the Map Tells Us about Coming Conflicts and the Battle Against Fate. N.Y, 2012.
URL: http://www.fergananews.com/article.php?id=6713&print=1 (дата обращения: 10.04.2013).
