CC BY
235
УДК 314
Н.И. Ловцова, Г.Г. Карпова
ПРОИЗВОДСТВО И ВОСПРОИЗВОДСТВО КУЛЬТУРНЫХ ПРАКТИК МАТЕРИНСТВА: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Статья основана на изучении медийных репрентаций феномена родитель-ства и материнства в перспективе сравнительного культурно-историчекого анализа практик социально-политеческого регулирования сферы семейных отношений. Авторы уделяют внимание стратегиям идеологического воздействия на репродуктивное поведение граждан, особенностям, формированию и управлению установками и трансформацией ценностей материнства с помощью средств массовой информации.
Материнство, родительство, воспроизводство, культурные репрезентации, средства массовой информации, репродуктивное поведение
N.I. Lovtsova, G.G. Karpova
PRODUCTION AND REPRODUCTION OF MOTHERHOOD CULTURAL PRACTICES:
THE SOCIOLOGICAL ASPECT
The article provides research results based on studying the media representation of the parenthood, and in the long term the comparative cultural and historical analysis of the social policy regulations within the sphere offamily relations. The authorsfocus on the strategy of the ideological impact on the reproductive behavior of citizens, as well as the features, formation and management of attitudes toward the parenthood, and transformation of motherhood values through the mass media tools.
Motherhood, parenthood, reproduction, cultural representations, mass media, reproductive behaviour
Первые пятнадцать лет ХХ1 века стали для России временем стремительных социально-политических преобразований, связанных с глобальным развитием всех сфер жизни общества. Трансформации социального устройства значительно повлияли на сферу семейных отношений, как на уровне социально-политического регулирования, так и на уровне повседневной жизни семьи.
Наибольшая часть дебатов и дискурсов, посвященных теме семейных отношений, происходит по поводу репродуктивной функции семьи, конструированию нормативной модели родитель-ства. Активное возрождение ценностей и правил материнства, новый поворот в дискуссиях о роли женщины в обществе связаны с очередной сменой мирового социально-политического курса. Либеральные реформы конца ХХ века и первых нескольких лет ХХ1 века поставили на первое место принцип отказа от государственного патернализма, что привело к тому, что для многих женщин стало жизненно необходимым получить работу прежде, чем вступить в брак и родить ребенка.
Современные исследования содержат идеи о том, что политическая власть обладает высокой степенью влияния на процессы репродукции в обществах [14,120]. Несмотря на то, что репродуктивная сфера является скорее естественным явлением, проблемы социального устройства сделали эту область человеческих отношений важной политической задачей, объектом регулирования с помощью идеологических институтов. Явные и латентные политические меры, направленные на повышение рождаемости, конструирование социально-одобряемых моделей родительства, чаще всего материнства, становятся главным сюжетом медийного контента. СМИ являются, несомненно, наиболее влиятельным агентом формирования мнений, убеждений, и как следствие ценностей, активно включились в решение задачи содействия повышению народонаселения. Практика влияния на формирования установок относительно тех или иных социальных проблем с помощью идеологических воздействий на граждан, безусловно, не нова. Более того, историческая апробация возможностей изменения гендерных и семейных ценностей доказала эффективность использования СМИ, поскольку, несмотря на навязчивость и интенсивность посылов, воздействия тем не менее интерпретируются в качестве развлекательных сюжетов.
Анализ калейдоскопической картины советских и современных российских масс-медиа вскрывает властные отношения, которыми пропитана «сфера пола». Одним из выразительных средств государственной идеологии выступает организация праздничного медийного пространства. Среди наиболее заметных технологий формирования социально одобряемых образов женщины выделяются «медиа-компании» советского периода по поводу празднования Международного женского дня 8 марта. Проведенный анализ печатных изданий, выходящих в канун Международного женского дня [3], показал, с каким завидным постоянством с 1920 по 2010 годы те или иные формы официального обращения и поздравления определяют, формируют или изменяют роль женщин в общественно-политической жизни страны.
Советская пресса, политический плакат, кинематеограф, а позднее и телевидение являлись мощными проводниками реализации идеологии семейной политики, неотъемлемой частью которой были мероприятия, по замыслу ее разработчиков способствовавшие культурному и социальному раскрепощению женщины. Упрощенная процедура заключения брака и развода, декрет о разрешении медицинских абортов по желанию женщины - все перечисленные положения нашли свое 238
подкрепление в изданном в 1926 г. законодательстве о браке и семье и должны были способствовать созданию новой, эмансипированной женщины, освобожденной от «ига» домашней работы и даже от обязанностей по воспитанию детей [8]. Советский женский идеал - «работающая мать» предполагал институциональную поддержку трудовой и материнской мобилизации «советских гражданок». В прессе достаточно четко определялось семантическое поле образа советской женщины: «трудящиеся женщины, женщины-работницы, ученые, колхозницы, женщины-матери, воспитывающие новое поколение строителей коммунизма».
Негативные последствия первого этапа семейной политики Советского государства, сместившего политические приоритеты видения роли женщины из сферы материнства в сферу трудовых отношений, выразились в увеличении беспризорных детей, а также в сокращении рождаемости. Последующие беспрецедентные человеческие потери во время Великой отечественной войны 1941-45 годов обусловили новый идеологический и практический переход - необходимость укрепления советской семьи. В 1944 г. Президиум Верховного Совета СССР принимает указ [12], согласно которому лишь зарегистрированный брак теперь считается легитимным и порождает права и обязанности супругов. Фактически этот указ перекладывал всю ответственность за внебрачную связь, всю тяжесть ее последствий целиком и полностью на женщину и рикошетом - на рожденных ею детей [2, 77]. В дополнение к этой мере, государство усложнило процедуру развода, который теперь полагался признаком «моральной неустойчивости» гражданина и влек за собой серьезные административные и партийные взыскания. В галерее женских образов на равных стоят и матери-героини, которые в своем выступлении обращаются лично к товарищу Сталину, чтобы передать «великое материнское спасибо за счастливую жизнь, за заботу о нас, простых людях». (Коммунист, 8 марта 1950 г.).
Пропаганда материнства была созвучна идеологии анти-абортного законодательства 1936 г. и подкреплялась развивающейся в направлении поощрения деторождения системе здравоохранения, а также основными концептами новой системы образования и социального обеспечения. Аборт перестает быть частным делом: личное становится политическим. Материнство представляется как высшее право женщины при социализме, социальная ответственность женщин перед государством, которой нельзя избежать [18, 131]. В послевоенное время государство поощряло матерей-одиночек ввиду демографического дисбаланса по полу. Таким образом, укреплялся положительный образ «советской гражданки», «работающей матери». Биография такой героини тоже была незапятнанной: сын и дочь - пионеры, ее отличает «нежная материнская любовь». Примеры «типичных» семей с множеством детей вносят вклад в конструирование культа материнства.
Спад рождаемости, уменьшение размеров семьи, постарение населения, бывшие следствием урбанизации, индустриализации и людских потерь, в 1970-е гг. вызывали к жизни дискуссию о том, как поощрить многодетную семью. При этом роль мужчины как отца семейства и воспитателя детей не проблематизировалась. В середине 1980-х гг. публичный дискурс и социально-экономические реалии заставили идеологов задуматься на тем, как возвратить женщину в семью. Появление в конце 1980-х гг. новых концептов, связанных с попытками решить «женский вопрос» в период «перестройки» политической и социально-экономической системы, внесло в общественную дискуссию «идеологический диссонанс» [17, 195], поскольку отныне, наряду с продвижением женщин по службе и улучшением условий их труда, им настойчиво предлагалось «вернуть истинное призвание».
Именно этим противоречивым требованием объясняются публикации начала перестройки, призывающие «вернуть женщину домой» В 1987 г. сам М.С.Горбачев заявлял, что - поскольку социалистическое развитие не оставило для женщин времени для их домашней работы, воспитания детей и семейной жизни, перестройка может вернуть женщинам утраченное. Аргументы М. Горбачева беспрецедентны для советского прошлого и конфронтируют с марксизмом: перестройка приведет к экономической эффективности и избытку рабочей силы, а женское участие на рынке труда плохо влияет на демографию, поэтому часть женщин рекомендуется высвободить из экономики, тем самым будет смягчен и эффект безработицы.
Начиная с 1990-х гг., «изменение положения женщин вновь стало рассматриваться как один из приоритетов социальной политики. Однако, по-прежнему различия между мужчинами и женщинами признавались непреложными: материнство и воспитание детей рассматривалось как «неотъемлемые и незаменимые функции» женщин» [10, 48].
Дискуссии относительно семьи и родительства в период с 2000 по 2006 годы связаны с озабоченностью по поводу резкого сокращения рождаемости и необходимостью поиска ресурсов для преодоления данной проблемы. С точки зрения идеологических подходов к определению нормативного родительства, подобная установка привела к формированию ценности ответственного родительства [5], суть которого связывается с планированием рождения ребенка, оценкой возможностей родителей
(чаще матерей) исполнять свою роль, пропаганду «безопасного секса» и контрацептивов [1]. На семью возлагается задача обеспечения общества исполнителями социальных ролей, следовательно, общество объективно заинтересовано в том, чтобы семья эффективно выполняла свои специфические социальные функции, а «выход России из демографического кризиса, в первую очередь, могут обеспечить среднедетные и многодетные семьи, которые должны иметь возможности к реализации своих семейных устремлений»,«более полную реализацию репродуктивных намерений...» [7]. Заметной чертой семейно-ориентированного дискурса того периода является возложение ответственности за решение многих социальных проблем на тех, кто от этих проблем страдает.
Неолиберальный поворот в социально-политическом устройстве большинства стран сместил акценты в оценке роли либеральных ценностей свободы выбора в сторону большей значимости потребностей государства и рынка. Превалирование ценностей эффективного производства в сфере экономических отношений предполагает специфическое видение семьи и сексуальных отношений, основной функцией которых декларируется функция репродуктивная. Активно конструируемый риск депопуляции прирастает новыми аргументами, связанными с угрозой потери рынков труда, сокращения рабочей силы, невозможности государственной поддержки пенсионеров в будущем. Современный нео-консерватизм становится не только реакцией на быстрые социальные перемены, но и усиливает поиск решения проблем в практиках исторического прошлого, среди которых репродукция необходима не столько с точки зрения любви к детям, «сколько ради «национальной безопасности», чтобы было кому служить в армии и работать» [4]. Именно поэтому нужна новая система репродуктивных институтов, чтобы вновь мотивировать деторождение, сотворить новые жизненные стили, социальную моду и спровоцировать культурные изменения [17], при которых социальные факторы, влияющие на принятие семьей решения о ее составе и численности, начинают проигрывать на фоне безусловной ценности воспроизводства.
Современные дискурсы материнства вновь легитимизируют точку зрения о наличии тесной связи материнства, женственности и женской социальной роли [20, 21]. Такая точка зрения формирует убежденность в естественной неизбежности желания всех женщин реализовать себя в качестве матери, что является ядром женской социальной роли, традиционности гетеросексуальной нуклеарной семьи, важности материнства для понимания женской идентичности.
О. Хазова указывает на существование в современной России тенденции к возрождению традиционной семьи с четким распределением ролей («патриархальный ренессанс») [13, 44]. Вследствие господства культурных дискурсов такого рода бездетность, как вынужденная, так и добровольная, становится примером «недостаточной (неполноценной) феминности», противоположностью того, что в целом сконструировано как «нормальное» в современной конструкции женственности, подразумевающей гетеросексуальность, фертильность, рождение детей, самоотдачу и плодовитость.
Женщины, не имеющие возможности стать матерью по независящим от них причинам, вызывают жалость, симпатию, стремление оказать им поддержку. Одним из наиболее влиятельных источников акцентуирования необходимости материнства для конструирования феминности и неполноценности женской бездетности была и остается медицина.
В профессиональном медицинском дискурсе и социокультурных репрезентациях в медийном пространстве проблематизируется суррогатное материанство и ЭКО. СМИ выступает в качестве арены публичного повседневного обсуждения, легитимного в данной культуре, ориентированного на понимание максимально широкой аудитории, задействующего и производящего признаваемые и разделяемые культурные коды, смыслы, знаки и символы» [6, 146]. Многие сайты в сети Интернет рассматривают суррогатное материнство именно как возможность, предоставляющаяся бездетной паре обрести радости родительства. Как правило, речь идет о медицинских аспектах данной репродуктивной технологии: «Новые репродуктивные технологии рассматриваются в текстах как средства для реализации своей детородной функции каждой женщиной, независимо от физиологических показаний» [15]. В рамках религиозных суждений изучаемое явление ассоциируется с коммерциализацией материнства, предполагающей купле-продажу детей. Новый взгляд на проблему суррогатного материнства представляют хроники светской прессы, в которых репрезентируется опыт знаменитых людей, пользующихся новыми репродуктивными технологиями. Интернет-ресурсы постоянно сообщают о случаях рождения детей в так называемых «звездных семьях» благодаря суррогатному материнству, формируя, таким образом, модные тенденции в решении проблем деторождения. Например, один из интернет-источников сообщает: «Суррогатное материнство, популярное на Западе, набирает обороты и в России» [9]. Обращение к суррогантным матерям становится трендом, которому стараются следовать знаменитости и материально обеспеченные граждане, становится не просто способом,
позволяющим семейной паре стать родителями, но и возможностью продемонстрировать статус и исключительность.
Снижение рождаемости, откладывание времени рождения первого ребенка, отказ от рождения детей являются непременными составляющими политического и медийного дискурсов о кризисе семьи. Эта проблема нередко выступает ключевым поводом для обсуждения «женской судьбы» в ток-шоу «Пусть говорят», «Наедине со всеми», «Прямой эфир с Борисом Корчевниковым» и др.; смело обсуждается в биографических телевезионных репортажах о судьбах публичных людей, посвятивших себя карьере « в ущерб женскому счастью». Если в отношении звезд доспускаются оправдания через самотреченность и жертвенность ради искусства и творчества, то сознательный отказ от рождения детей в обыденной жизни связывается с такими характеристиками, как эгоизм и трактуется как девиация, женщины рассматриваются как дезадаптивные и незрелые, а их выбор считается социальной проблемой [21,22]. Результатом таких влиятельных нормативных дискурсов является идея о том, что только материнство может позволить женщине полноценно реализовать себя, которая прочно укоренилась в повседневных представлениях. Таким образом, исторически зафиксирована точка зрения, что забота и вскармливание являются основным видом деятельности женщин, а женщина - это обязательно мать. В этом контексте подчеркивается ценность детства (к чести производителей такой продукции, любого детства). Дети с инвалидностью, которые раньше редко выступали в качестве героев фильмов, рекламных роликов, публицистических передач и теле-шоу в настоящее время абсолютно нормализуются и усиливают требования к самоотверженному материнству. Такая самоотверженность оказывается заразительной, поскольку мать с ребенком обязательно награждается замечательным отцом.
Вытеснение дискурса ответственного родительства, планирования семьи, контрацепции сопровождается акцентированием моральной ценности «детоцентризма»: дети превыше всего. Медий-но транслируемая роль матери вновь начинает занимать верхнюю позицию в иерархии социальных ролей женщины, более того репрезентация матери, предлагаемая вниманию публики в художественных фильмах, публицистических передачах, ток-шоу, новостями из сферы шоу-бизнеса демонстрирует нам образ «самоотверженной матери». Женщины различного возраста, происхождения, экономического положения, семейного и брачного статуса, занятости не сомневаются в необходимости сохранения беременности, вне зависимости от того, насколько она желанна, а факторы, которые могут критически повлиять на качество исполнения материнской роли (отсутствие работы, жилья, средств, поддержки) героинями художественных и публицистических сюжетов зачастую не учитываются вовсе. Количество сериалов и телевизионных фильмов, главным сюжетом которого является жизнь женщины, доминирующим предназначением которой является материнство, причем материнство выстраданное, где никакие сложности, трагедии, а подчас угрозы жизни не могут заставить отказаться от ребенка, когда ради ребенка женщина игнорирует все потенциальные сложности, с очевидностью обрекает себя на бедность, нарастает.
Поскольку уровень бедности в стране значительно не снижается, и занятость женщины необычайно важна, образы материнства с неизбежностью изменяются, модернизируются, становятся более сложными, поскольку в них должны учитываться социальные изменения. Кроме того, работа вне дома, рост идентификации женщин с профессиональной ролью, которая сочетается с материнством, привели к формированию образа «суперженщины». Следовательно, стоит говорить, скорее, не о снижении значимости материнства в жизни женщины, а о том, что социальные изменения повлияли на представления о человеческой репродукции, в частности о материнстве, таким образом, что заставили трансформироваться эти феномены. Данная трансформация коснулась и репродуктивного культурного кода. Основываясь на эмпирических данных, А.В. Узик [11, 235] выделяет группу факторов, значимых для репродуктивной мотивации.
- фактор родительства (материнство, отцовство, воспитание детей, страх перед абортом, бездетностью как его последствием, потребность в реализации родительства, укрепления семьи, влияние общественного мнения);
- фактор отношения к семье: негативный (где семья воспринимается как обстоятельство, сдерживающее личные успехи, потерю свободы, монотонный домашний труд) и позитивный (основанный на представлении о семье как источнике удовлетворения и достижения жизненных потребностей индивидов, характеризующийся высокой значимостью безразводной семь и отрицательныим отношением к абортам);
- фактор эмоционального удовлетворения от рождения детей: негативных моментов, связанных с воспитанием детей (дети отнимают важную часть жизни, высокая значимость работы, упущенные возможности и т.д.); репродуктивных установок на рождение определенного числа детей (желаемое, ожидаемое, идеальное число детей). Малодетность и дальнейшее падение уровня рождаемости
зависят от уровня потребности в детях, а материальные условия жизни либо способствуют, либо препятствуют ее полной реализации.
Важными являются в этой связи вопросы исследования того, насколько влиятельные проната-листские культурные репрезентации контекстуализировали смысл термина «женщина» вокруг неизбежности желания стать матерью и главенства материнства для понимания женской идентичности. Помещая важность принципа детского благополучия в центр политики защиты детства, К. Бол указывает, что любая практика социальной политики, содействующая отказу или откладыванию заключению брака и позволяющая партнерство или сожительство, противоречит данному принципу [16, 9].
Таким образом, возможно предположить, что социальные изменения все больше влияют на значение репродукции и материнства, значительно трансформируя эти понятия. Современные практики являются следствием пересмотра модели человеческой репродукции, тогда как контекст и смыслы репродукции и семьи радикально изменились.
Несомненно, что одинокие матери имеют больший риск попасть в ситуацию бедности, но в современном медийном пространстве дебатах по поводу родительства и материнства чаще всего используется практика «обвинения жертвы». Новый моральный императив детоцентризмы во многих случаях удваивает обвинительный акцент: «нормальная» женщина при любых обстоятельствах должна сохранить беременность (хотя она и виновата в том, что беременность наступила вне брака), на неспособность такой женщины обеспечить благополучие ребенка усиливает бремя вины. И хотя медийные репрезентации полностью не игнорируют воздействие внешних социальных сил, которые фиксируют одинокое материнство в рисковой ситуации, альтернативные гипотезы экономических и социальных потрясений, переживаемых женщинами, таких, например, как экономический кризис, снижение реальной заработной платы населения, гендерное неравенство на рынке труда, а также социальная политика, которая «наказывает» женщин и их детей, не получили должного внимания в популярном медиа-пространстве.
Медийная риторика в современных условиях весьма интересна: требования занятости для женщин, что вызвано необходимостью преодоления бедности, а также необходимостью заботы о статусе женщины сочетаются с сетованиями по поводу ослабленного воспитательного потенциала семьи (читай «матери») и необходимости для женщин уделять больше внимания своим детям. Подобные репрезентации могут провоцировать у некоторых матерей личные моральные дилеммы, влияющие на возникновение субъективных переживаний в связи с трудностями и проблемами жизни. Подобная проблема свойственна не только современной России, Г. Дин отмечает существование подобных моральных дилемм и в западных обществах [19,274]. Возникновение популярного дискурса о «виновности родителей» связано, скорее, с деятельностью СМИ, наиболее активно освещающих общие направления социальной политики и акцентуирующих негативные тенденции, нежели предоставляющие детальные и объективные материалы о реальном положении дел в социальной сфере. Таким образом, общественный дискурс характеризуется латентной неопределенностью, двусмысленностью новых «норм» материнства и родительства, с одной стороны, и моральными ожиданиями относительно родительской ответственности - с другой, и эта неопределенность для многих матерей является серьезной проблемой.
ЛИТЕРАТУРА
1. Абрамова А.А. Несознательное родительство? (культурологический ракурс проблемы определения понятий и направлений деятельности в помощь современной семье). М., 2012 // http://www.firo.ru/wp-content/uploads/2012/10/Abramova1.doc Обращение к ресурсу 26.06.2014
2. Айвазова С.Г. Русские женщины в лабиринте равноправия. М.: ЗАО «Редакционно-издательский комплекс Русанова», 1988.
3. Карпова Г.Г. Социальное поле культурной политики. М: Вариант, 2011.
4. Кон И.С. Сексуальная культура ХХ1 века // Сексология. Персональный сайт И.С.Кона http: //sexology .narod. ru/publ030.html
5. Ловцова Н. И., Ярская-Смирнова Е.Р. Демографическая проблема: кто виноват и что делать? // Мир России. 2005. № 4.
6. Нартова Н.С. «Кто кому мать?»: проблематизация суррогатного материнства в дискурсе СМИ// Семья и семейные отношения: современное состояние и тенденции развития / Под общей редакцией проф. З. Х. Саралиевой. Н. Н.вгород: Издательство НИСОЦ, 2008. .
7. Обращение участников Второго российского конгресса «Мир семьи» к участникам гражданского форума. Москва 17 ноября 2001 г.// Сайт Фонда «Мир семьи». http://www.fw.ru
8. Пушкарев А.М. А.М. Коллонтай и проблема «новой половой морали» (Обзор российских и зарубежных исследований) //Успенская В.И. А.М. Коллонтай: феминистка и революционерка. Тверь, 2002.
9. Семенова И. Суррогатное материнство: модно, законно, не одобряется церковью... // ВК Пресс. 07.10.2013 // http://www.vkpress.ru/news/vc_info/surrogatnoe-materinstvo-modno-zakonno-ne-odobryaetsya-tserkovyu-/. Обращение к ресурсу 13.10.2013.
10. Тартаковская И.Н. Социология пола и семьи. Самара: ИОО, 1997.
11. Узик А.В. Ценностные ориентации и семейное поведение городского населения современной России на рубеже веков : диссертация ... кандидата социологических наук : 22.00.04 / Узик Анна Валериевна;. Москва, 2009.
12. Указ президиума Верховного Совета СССР «Об увеличении государственной помощи беременным женщинам, многодетным и одиноким матерям, усилении охраны материнства и детства, об установлении почетного звания «мать-героиня» и учреждении ордена «Материнская слава» и медали «Медаль материнства» // Ведомости Верховного Совета СССР. 1994.№ 32.
13. Хазова О. А. Семейное законодательство: результаты проведенной экспертизы // Гендер-ная экспертиза российского законодательства: теория и практика / Аналитический вестник Совета Федерации ФС РФ. М. 2002. № 4 (160).
14. Черняева Н. Производство матерей в Советской России. Учебники по уходу за детьми эпохи индустриализации // Гендерные исследования. №12. 2004.
15. Щурко Т. «Обязательное материнство»[1]: репродуктивное тело женщины как объект государственного регулирования (на материале газеты «Советская Белоруссия»)// Laboratorium. 2012. №2 // http://www.soclabo.org/index.php/laboratorium/article/view/5/107. Обращение к ресурсу 13.10.2013.
16. Ball C. The White Paper, Adoption: A New Approach: A Curate's Egg? // Adoption & Fostering, 2001. Vol. 25(1).
17. Buckley M. Women and Ideology in the Soviet Union. New York, London: Harvester Wheatsheaf, 1989.
18. Caldwell J. C., Caldwell P., McDonald P. Policy responses to low fertility and its consequences: a global survey // Journal of Population Research, May, 2002
http://www.findarticles.com/p/articles/mi_m0PCG/is_1_19/ai_105657362
19. Dean H. Working Parenthood And Parental Obligation // Critical Social Policy. 2001. Vol.
21(3).
20. Gittens D. The Family in Question: Changing Households and Familiar Ideologies. London: Macmillan, 1985.
21. McAllister F., Clarke L. Choosing Childlessness: Family and Parenthood, Policy and Practice. London: Family Policy Studies Centre
22. Nicholson P. Motherhood and Women's Lives // R. Richardson, V. Robinson (eds) Introducing Women's Studies. London: Macmillan, 1993
23. Somers M. D. A Comparison of Voluntary Childless Adults and Parents // Journal of Marriage and Family. 1993. №55.
Ловцова Наталия Игоревна -
доктор социологических наук, профессор, заведующая кафедрой «Социология, социальная антропология и социальная работа» Саратовского государственного технического университета имени Гагарина Ю.А.
Natalia I. Lovtsova -
Dr. Sc., Professor
Department of Sociology, Social Anthropology and Social Work,
Yuri Gagarin State Technical University of Saratov
Карпова Галина Геннадьевна-
доктор социологических наук, профессор кафедры «Реклама и компьютерный дизайн» Саратовского государственного технического университета имени Гагарина Ю.А.
Galina G. Karpova -
Dr. Sc., Professor
Department of Sociology, Social Anthropology and Social Work
Yuri Gagarin State Technical University of Saratov
Статья поступила в редакцию 12.10.14, принята к опубликованию 25.12.14
