CC BY
173
Гусейнов Александр Шамильевич - кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии Кубанского государственного университета физической культуры, спорта и туризма, г. Краснодар, Россия, e-mail: AGuseinov@yandex.ru
А.Ш. Гусейнов
ПРОФИЛАКТИКА ДЕСТРУКТИВНЫХ ФОРМ ПРОТЕСТНОЙ АКТИВНОСТИ ЛИЧНОСТИ В СРЕДЕ СТУДЕНЧЕСКОЙ МОЛОДЕЖИ
Эпоха глобализации, именуемая как переломный этап истории, вызов сложности и период неопределенности, обеспечив полную доступность информации, увеличила число парадоксов, связанных с протестной активностью личности, требующих своевременного и интенсивного осмысления. Мы стали очевидцами того, как сотни хорошо образованных молодых людей (спортсменов, активистов) из состоятельных и интеллигентных семей, вдохновленные призывами международного вербовочного аппарата к джихаду, симпатизируя террористам, становятся рекрутами ИГИЛ. Каким образом образцовое студенчество (не только российское) стало благодатной почвой для вербовки в экстремистские организации и важным резервом террористических структур? Чем обусловлена эта негативная глобальная тенденция? Почему молодежь, выбирая столь опасный для личности и социума способ жизнедеятельности, не видит для себя иных альтернатив, и что можно сделать для того, чтобы поставить эффективный заслон экстремизму и терроризму как феноменам деструктивной протестной активности личности? Как не допустить деструктивной активности личности по отношению к социальным институтам и по отношению к самой себе или, по крайней мере, нивелировать степень ее выраженности?
Исследователь, задаваясь подобными далеко не банальными вопросами, нередко пытается отыскать удовлетворительные ответы не только в психологии, но и в смежных областях гуманитарного знания (социологии, политологии), где
разработано множество объяснительных моделей этих феноменов. Однако применяемые в социальных науках разнообразные линейные модели человека чрезмерно упрощают образ реального человека, не позволяя приблизиться к решению главной теоретико-методологической задачи «создания образа психосоциального человека, модели, которая реализовывает включение психологических механизмов в модели социальных процессов» [8, с. 72].
М.М. Решетников полагает, что основной недостаток многих концепций состоит в том, что теории разрабатываются на уровне здравого смысла, без учета того, что указанные явления выходят далеко за рамки обыденной жизни, захватывая сферу иррационального [16]. Следует также отметить инертность суждений и стереотипы научно-психологического подхода к изучаемому феномену, в связи с чем упускаются из поля зрения психологические механизмы явления: а) протест - это преходящая ситуативная реакция (протест рассматривается абстрактно, не учитываются психологические условия, обусловливающие специфическую протестную активность личности, процессуальность конструкта и парадоксальность движущих им противоречий); б) склонность к протесту обнаруживают преимущественно девиантные подростки и молодежь (в свете проявленности вышеуказанного парадокса это суждение не вполне верно); в) актуализация разных видов протеста связана с плохой адаптацией (не замечается, чем оборачивается для личности и социума конформистское приспособление, безвольная послушность «массового человека», создающая лишь иллюзию социальной полезности, порождающая уход от ответственности за последствия своих действий); г) спорт - эффективное средство профилактики деструктивных форм протеста (игнорируется противоречие: неординарные физические способности на фоне несформированности нравственно-этических норм, идеалов и ценностей способствуют искажениям в картине мира и субъектной ориентации личности, порождают чувство вседозволенности и становятся предикторами деструктивной протестной активности [3]); д) протест под лозунгами установления социальной справедливости, свободы безусловно полезен для общества (упускается из поля зрения тот факт, что большинство мирных протестов пере-
рождается в свою противоположность, заканчиваясь насилием, разрушениями, террором, аномией). Стереотипность рассуждений, невнимание к многоликости протеста приводит к дефициту действенных и прагматически ценных рекомендаций для профилактики и преодоления деструктивных явлений.
С другой стороны, нередко игнорируется и выпадает из анализа конкретно -исторический контекст ситуации, с присущими ему специфическими противоречиями, т.е. упускается из виду, что «...человек живет не только в ситуации человеческого бытия вообще, но познает ее каждый раз лишь в исторически определенной ситуации» [26, с. 289]. Не случайно один из авторитетных исследователей протеста, внесшего значительный вклад в развитие теории относительной депривации, Тедд Гарр призывает пересмотреть традиционные представления о протесте. Он обращает внимание на парадокс: молодые люди, которые обычно протестуют против последствий глобализации, живут в индустриально развитых странах, получающих большие выгоды от нее. Этот парадокс невозможно объяснить в контексте популярной теории относительной депривации, где в качестве предикторов протеста выступают депривация, фрустрация, обида и неудовлетворенность, обусловленная расхождением представлений о том, как хорошо люди жили раньше, как живут сейчас или как могли бы жить. Теория, созданная в 50-е годы XX века, не вполне адекватна современному этапу истории, усложненной реальности, в которой успешное проведение протестных акций и их выход за пределы национальных границ зависит от многих причин, в том числе, от распространения идей в соцсетях. Чтобы понять, каким образом в процессе коммуникации создается чувство идентичности и общности целей у людей разных национальностей и различного вероисповедания, позволяющее осуществлять их успешную мобилизацию на протест, нужно обратить внимание на общества, где живут протестующие, их религиозные предпочтения, тип культуры и пр. [27]. Эта позиция во многом созвучна актуальной линии рассуждения К. Яс-перса, касающейся того, что люди находятся внутри исторического движения, «.в качестве изменения знания вынуждающее измениться существование, которое, в свою очередь, заставляет измениться познающее сознание»[26, с. 289].
Очевидно, что отмеченные парадоксы не существуют сами по себе и между ними есть самая тесная аналогия. Более того, они взаимосвязаны с другими парадоксами и противоречиями глобализации, чьи нарастающие глобальные кризисы и конфликты выдвигают их на первый план. Поэтому в условиях резкого ускорения темпов общественных изменений, возрастания неопределенности нужно быть готовыми к появлению других необычных тенденций в аспектах проявления протестной активности личности и парадоксов.
Вместе с тем, усложненная реальность, знание о которой ограничено, абсолютная неопределенность усиливают сложность прогнозирования и профилактики деструктивных явлений, к которым нельзя подходить с прежними мерками и противодействовать им привычными, испытанными способами. Необходимо подчеркнуть, что анализируя усложненную реальность сложных систем, опасно полагаться на простые аналогии или интуицию, которая изначально «привыкла» взаимодействовать с достаточно простыми системами. Ссылаясь на принцип контринтуитивного поведения Дж. Форрестера, И. Пригожин и И. Стенгер заключают: «.. .отклик системы на возмущение оказывается противоположным тому, что предсказывает наша интуиция. Наше состояние обманутых ожиданий в этой ситуации хорошо отражает термин «контринтуитивный».» [цит. по: (15, с. 18)]. Соответственно необходимо учитывать многозначность, интегративность и парадоксальность феномена протестной активности, в котором отражаются интенсивные социокультурные изменения и противоречия, свойственные глобализации, особенности экономической и социальной жизни информационного общества.
Чтобы преодолеть стереотипы, отмеченные в концепциях, мы сразу ввели проблему протеста в бытийный контекст, включающий социокультурный, исторический и экзистенциальный аспекты реальности. Созданная иерархическая модель ориентирована на постижение экзистенциальной сферы бытия (ценности, смыслы, духовный мир), «.основанной на таком единстве познания и переживания, в результате которого порождается опыт, имеющий смысл для субъекта» [9, с. 19]. Находящиеся в психике разноуровневые компоненты - Прото Я; Эндо
Я, Я, Экзо Я и Транс Я, связаны с аффективной, когнитивной и конативной функциями психики, соответствуют, с одной стороны, как глубоким архаическим, архетипическим импульсам Прото Я, так и экзистенциальным, ценностно-смысловым слоям активности Транс Я, актуализируются в определенный момент, демонстрируя природу протеста [4]. Модель фиксирует имплицитные динамические характеристики процесса протестной активности (амплитудность, накал, устойчивость, глобальность). С ее помощью можно обсуждать нарастание протестного потенциала, иррациональные всплески протестной активности и тотальную захваченность протестом, связанную как с невозможностью реализовать личностный масштаб, так и с экзистенциальными переживаниями, когда человек не слушает рациональных доводов и с легкостью рискует своей и чужой жизнью. Получает объяснение эффект внезапности, сопутствующий уходу в экстремистские организации.
Нашим взглядам о взрывной природе протеста, скрывающейся в «подвалах» психики за рациональными наслоениями, во многом созвучны представления Э. Фромма, полагающего, что для большинства людей существует реальная и беспрепятственная возможность выхода на поверхность сильных архаических переживаний. Эти импульсы в повседневной жизни оттеснены, поскольку в цивилизации они вступают в противоречие с господствующими культурными традициями. С появлением «граничных» обстоятельств (война, стихийные бедствия, явления распада в обществе) легко открываются шлюзы для свободного выплескивания наружу вытесненных переживаний, вплоть до разрушения всей психической системы человека (как это происходит в условиях концлагеря). Только когда развитие личности и членов группы достигает прогрессивной стадии, возврат архаических импульсов сильно затруднен и регрессивный ответ на травмирующие события вряд ли возможен [23, с. 87-89]. Итак, иерархическая модель демонстрирует, что невозможность реализовать личностный масштаб и неспособность контролировать стихийные архаические силы (слабость Я) обеспечивает их эскалацию и дальнейшее смыкание архаики с ценностями (Прото Я с Транс Я), что приводит к полной утрате свободы выбора позитивных действий
и разрушению возможностей прогрессивного развития. Поэтому задача личности и общества заключается не в вытеснении, а в нейтрализации разрушительных импульсов, преобразовании их с помощью прогрессивной активности, создании условия для позитивной самореализации. Подлинная независимость предполагает развитую духовность, способность личности к преодолевающей активности и самотрансцендированию [24]. Только человек, находящийся на высшей ступени личностного развития, способен самостоятельно устанавливать иерархию разноуровневых компонентов протестной активности и контролировать их взаимодействие.
Следующая, трансформационная модель отражает имманентно свойственное личности стремление к независимости, а также трудности создания и удерживания собственного образа на разных этапах онтогенеза. Модель позволяет наблюдать сложный процесс поиска самотождественности и выбора в кризисные периоды, сопровождающийся протестной активностью. Этапы этого процесса включают: демонстрацию образца поведения взрослыми и его усвоение; поиск собственного образа и выработку индивидуальной модели поведения; встраивание этой модели в систему коллективных действий; трансляцию собственного образа на социум.
Модель демонстрирует неоднозначное влияние протестной активности на личностное становление, поскольку протест может способствовать достижению автономности и стать эффективным способом выхода из кризиса, при котором обновленная личность успешно встраивается в социум. Но в случае глубокого «прорастания» деструкций в личность (негативизм, строптивость, своеволие и др.), эскалации симптомов, когда способы негативного самовыражения становятся самоцелью, развитие может деформироваться. Модель также фиксирует противоречие, связанное с неприятием, отторжением предлагаемого (или активно навязываемого) микросоциумом социально желательного образца, когда он не соответствует внутренней сущности и представлениям об идеальном образе, что заставляет продолжать поиски нужного образца.
Подчеркнем, что идеальный образец, с помощью которого конструируется собственный образ, иногда может оказаться весьма сомнительным, безнравственным, порочным. Но в силу инфантильности неокрепшего сознания и невозможности справиться с встречающимися на каждой ступени онтогенеза бытийными противоречиями, внешний образ не просто некритично принимается, но наспех «списывается» с деструктивной личности и даже намеренно героизируется. Одновременно с этим, активно ведется поиск такой референтной группы, где «образ-слепок» будет востребован и тем самым подтверждена идентичность. Наблюдается уход от ответственности и поиска новых решений, нежелание приобретать жизненный опыт, что говорит об отказе от собственной уникальности и личной судьбы. Обратимся к истории и вспомним, с какой эйфорией семнадцатилетние воспитанники «Гитлерюгенда», находясь в состоянии острой диффузной идентичности, воспринимали безумные идеи своего лидера, одновременно с этим пытаясь стать его точной копией, своего рода психологическими клонами. В этом случае создается крепкая основа для искажений, настолько повреждающих ценностно-смысловую структуру, что человек легко разрывает связи с прежним окружением. В наших работах сделан вывод, что действие механизмов смещения, искажения, инверсии и подмены создает видимость разрешения ключевых экзистенциальных вопросов бытия. Отождествляясь с членами группировки, выбирая деструктивность в качестве стиля жизни, адепт обретает уверенность в себе, определенность, мнимую позитивную идентичность, иллюзию удовлетворения экзистенциальных потребностей (в связи, трансценденции, укорененности в мире, в самоидентичности и системе ориентации) [2; 5].
Итак, факт драматического поиска образа, идеала, раскрытый в модели, выводит на проблему: для того, чтобы идеальный образец был позитивным, само общество должно задавать образцы высоконравственного поведения. Однако в современном мире, где доминирует культура «псевдо-» и остро обнажились противоречия между общественными идеалами и реальной практикой жизни, девальвирующей, искажающей идеалы и традиционные ценности, все труднее находить положительные образы. Отказ от прошлого, собственной истории, непри-
ятие достижений отцов и дедов, демонизация в СМИ вождей, оторванность от традиций приводит к ценностно-смысловым искажениям, когда независимость и свобода понимаются как вседозволенность и возможность удовлетворять любые прихоти и потребности. На огромную роль опыта старших поколений в воспитании юношества указывал С. Московичи, подчеркивая, что «.индивид не столько мыслит сам, сколько актуализирует в себе опыт прошлых поколений, цитирует их социальный опыт мышления. Он как бы мыслит заново уже помысленное до него» [14, с. 98].
Хотелось бы отметить, что это определение усвоения социального опыта напрямую сопрягается с данным Э. Фроммом обоснованием роли педагогов в воспитании, должна сводится со знакомством молодежи с лучшей частью наследия человечества. «Но поскольку большая часть этого наследия выражена в словах, оно действенно только тогда, когда эти слова реализуются в личности учителя или в практической жизни и устройстве общества» [23, с. 371]. На человека, подчеркивает Э. Фромм, может повлиять только воплощенная идея (выделено нами), «идея же оставшаяся словесной, меняет только слова» [там же]. Невнимание к процессу усвоения индивидом программ социального наследования, сложившихся в конкретном обществе, порождает обозначенную А. Гафуровым ситуацию: «если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки».
Далее при разработке проблемы мы обратились к конструктам «самоопределение» и «модус бытия», анализ которых позволил получить более углубленное понимание природы протестной активности личности. Самоопределение личности, оформляя/конструируя социально-психологическое пространство жизненных смыслов и принципов, ценностей и идеалов, норм и правил, предстает как возможность развиваться в любом выбранном направлении и в то же время как мера затраченных духовных усилий на пути индивидуальной эволюции
[7].
В процессе исследования мы обратили внимание на отмеченные М. Сейджманом две основные методологические трудности, с которыми сталки-
вается исследователь при анализе любого социально-деструктивного феномена. Первая - стандартное требование сравнительного анализа основной и контрольной групп. Вторая - «фундаментальная проблема специфичности», связанной с тем, что хотя множество людей обладают такими же индивидуально -психологическими чертами, которые характерны для представителей изучаемой группы, или подвергаются воздействию тех же социальных факторов, очень немногие из них становятся экстремистами и террористами [19, с. 78].
В субъектно-бытийном подходе предложено решение этой проблемы: неуспешность процесса самоопределения личности в основных противоречиях современности рассматривается как общая психологическая основа различных социально-деструктивных феноменов [18; 22]. При этом противоречия современности (межрелигиозные и межконфессиональные противоречия; межэтнические и культурно-этнические противоречия, политические, идеологические и т.п.) выделены не стандартным образом, а с точки зрения анализа психологического содержания макросоциальных координат. Было выделено следующее сквозное психологическое содержание актуальных социальных детерминант: противоречие между повышением роли субъектных характеристик человека при одновременном резком ограничении степени его автономности возрастанием социального прессинга; когнитивный диссонанс между абстрактным признанием одних норм и реальным следованием других; разнородные и иногда взаимоисключающие требования со стороны природной, социокультурной, этнической и прочих систем [21].
Обращение к личности как субъекту протестной активности, использующего разные способы разрешения противоречий, позволило уточнить условия психологические механизмы равновесности/неравновесности по системным позициям «личность-общество» и «личность-государство» в контексте психологии безопасности личности. На основе положений психологии субъекта А.В. Брушлинского, его мысли о том, что духовность является не только индикатором целостного состояния общества, но и одним из оснований его развития [1], при описании специфики протестных форм мы учитывали духовное измерение
личности и уровень личностно-смысловых образований. Отметим, что С.Л. Рубинштейн в своих последних работах [17] призывал концентрироваться на смысловом анализе человеческого поведения, предполагающего раскрытие духовной жизни человека для определения того, что для человека значимо, как происходит изменение и смещение акцентов, переоценка ценностей. Пристальное внимание к процессу вбирания и присвоения ценностей индивидом в противоречиях современности привело к созданию структурно-диалектической модели, позволившей содержательно наполнить применительно к изучаемому феномену выделенную в субъектно-бытийном подходе структуру модусов бытия личности [20]. Уяснение содержания и формообразования протестной активности осуществлено в конкретном социально-культурном контексте через анализ специфики субъектной активности и экзистенциального выбора в сочетании с особенностями ценностно-смысловой, мотивационно-потребностной сфер личности, картины мира и характера бытийных противоречий. Используя единые системообразующие элементы протестной активности личности, мы смогли сравнить психологические характеристики протестных форм, установить специфику и сходство в их содержании, получить представление о вариантах самоопределения - конструктивно-преобразовательном, творческом (высший эскапизм, эмансипация) или деструктивном, бездуховно-бесплодном (нигилизм, эскапизм, оппозиция, негативизм) и разных модусах бытия личности.
В субъектно-бытийном подходе предложена интерпретация терроризма как симптома системного неблагополучия во взаимоотношениях личности - общества - государства и в каждом из субъектов этого взаимодействия, позволяющая комплексно рассмотреть указанную проблему [18; 22]. В предлагаемой концепции протестной активности мы не только наполнили конкретным содержанием положение субъектно-бытийного подхода об основаниях деструктивности личности, но и выяснили, при каких условиях деструктивные формы переходят в категорию угроз безопасности и становятся опасными и для личности и социума. Результаты исследования выводят на актуальную проблему профилактики молодежного экстремизма.
В рамках этого подхода признается, что система, культивирующая объектное отношение к личности и лишающая человека возможности влияния на происходящие процессы, существенно осложняет процесс самоопределения личности и создает питательную среду для деструктивных протестных форм и экстремистских настроений [18, с. 252]. Можно провести историческую параллель между этим явлением и восстанием луддитов (это движение еще называют этическим) против машин, с которыми рабочие связывали не только ухудшение жизненных условий, но снижение качества изделий, невостребованность индивидуального мастерства и невозможность ставить клеймо мастера на изделии. Это было восстание против нарождающегося отчуждения, поскольку совершенно разрушался смысл работы, утрачивалось «.живое, несокрушимое сознание ответственности людей, занимающихся самостоятельным трудом» [25, с. 98].
В наших работах теоретически обосновано и эмпирически доказано, что человека нельзя ставить в объектную позицию, поскольку воспринимая себя объектом и инструментом в руках социальных структур и государства, человек неминуемо разрушается, попутно разрушая все вокруг себя. Когда изменится подобное отношение и личность перестанет развиваться в условиях бессубъектно-сти, (по В.Е. Лепскому, главной болезни современной России [13]), не будет чувствовать исключенность из числа тех, кто принимает решения, только тогда сможет быть преодолена проблема экстремизма и терроризма, поскольку исчезнет главная причина для деструктивного протеста.
Вызывают оптимизм слова пресс-секретаря президента России Д. Пескова, который полагает, что в современной России сформировалось «поколение Путина», которое не знает ужаса 90-х годов и хочет и дальше отстаивать интересы страны во главе с ним. Подавляющее число этих молодых людей, по его мнению, находит себе применение в нашей стране и поэтому они готовы работать и консолидироваться вокруг президента. Молодежь ощутила свою востребованность, почувствовала, что может внести реальный вклад в развитие страны. А.Н. Ким-берг подчеркивает: «Человек, как правило, принимает ответственность за результаты некоего процесса в том случае, если он имеет или имел влияние на линии
причинности этого процесса.. Соответственно, если человек лишён субъектно-сти в отношении некоторого процесса, то не происходит и принятия им ответственности за ход и результаты этого процесса» [12, с. 39]. Ощущение влияния на социальные процессы нивелирует оппозиционный настрой и подтачивает основу для протестов, аналогичных акции на Болотной площади в Москве в 2014 году.
Но как же быть с теми, кто уже вступил в экстремистские организации, есть ли у общества эффективные способы, позволяющие вернуться молодым людям к продуктивной жизни? Напомним, что в свое время Ф.М. Достоевский, специально изучал «падших ангелов» в колонии малолетних преступников, чтобы разрешить проблему, связанную с возможностью «переделки» порочных душ в непорочные. Писатель пришел к выводу, что вся дикость поведения обусловлена не столько незнанием своего социального положения, но прежде всего покинутостью, отверженностью и «зверским равнодушием» к их существованию со стороны мрачных и страшных особей людей, в которых исчезли следы человечности и гражданственности [6].
В профилактике студенческого экстремизма важен учет опыта А.С. Макаренко, предложившего приемы максимальной требовательности и доверия, систему перспективных линий, а потому необходимо всемерно повышать социальную значимость и защищенность педагога вуза, как образца для студентов и главного проводника ценностей науки и культуры. Исследовательская позиция, где утверждается необходимость использования технологий направленного формирования устойчивой системы ценностей [10], «ценностно-смысловых установок, ориентированных на особенности развития смысловых ориентиров студентов в поликультурной, межэтнической и межконфессиональной среде» [11, с. 39], подкрепляет сделанный вывод.
Таким образом, профилактические меры предупреждения и противодействия деструктивной протестной активности, а также научно обоснованная технология позитивного влияния на эти процессы в концентрированном виде заключаются развитии нравственного и творческого потенциала личности, в просветительской деятельности, связанной с формированием у молодежи активной граж-
данской позиции, патриотизма, в которой зрелый конструктивный протест приобретает особую значимость.
* * *
1. Брушлинский А.В. Психология субъекта. СПб.: Алетейя, 2003.
2. Гусейнов А.Ш. Генезис радикальных форм протестной активности личности // Армия и общество. М.: «Наука-XXI» 2015. № 2. С.114-120.
3. Гусейнов А.Ш. Психологический анализ систем противоречий, характерных для субъекта, включенного в спортивную деятельность // Физическая культура, спорт - наука и практика. №1. 2015. С.43-51.
4. Гусейнов А.Ш. Феномен протестного поведения // Человек. Сообщество. Управление. КубГУ. 2012. № 2. С. 82-96.
5. Гусейнов А.Ш. Ценностные основания форм протестной активности личности и их специфика // Казанский педагогический журнал. 2015. № 4. Ч. 2. С. 403-406.
6. Достоевский Ф.М. Полное собрание соч. в 30-ти томах. Т.22. Публицистика и письма. Ленинград.: Наука, 1981.
7. Журавлев А.Л., Купрейченко А.Б. Развитие идеи С. Л. Рубинштейна о самоопределении субъекта в современной социальной психологии / Философско-психологическое наследие С.Л. Рубинштейна / Отв. ред. К.А. Абульханова. М.: Институт психологии РАН, 2011. 431 с. С. 216-233.
8. Журавлев А.Л., Ушаков Д.В., Юревич А.В. Перспективы психологии в решении задач российского общества. Ч. II. Концептуальные основания // Психологический журнал. 2013. Т. 34. № 2. С. 70-86.
9. Знаков В.В. Многомерный мир человека: типы реальности, понимания и социального знания // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология - 2012. №3. С. 18-29.
10. Воронцов С.А. Противодействие экстремизму в среде студенческой молодежи // Власть. Выпуск № 9. 2012. С. 52-55.
11. Кагермазова Л.Ц., Абакумова И.В., Богуславская В.Ф. Ценностно-смысловые установки как фактор формирования антитеррористического сознания в поликультурной среде вуза // Российский психологический журнал. 2013. Т.10. №5. С. 39-55.
12. Кимберг А.Н. Безопасность социальных систем: психологические аспекты // Психология опасности и психологическая безопасность: проблемы и перспективы исследова-
ния. Сб. матер. Всеросс. науч. семинара, г. Сочи 25-26 июня 2010 г. / Под ред. И.Б. Шува-нова, Ю.Э. Макаревской, Г.Ю. Фоменко, З.И. Рябикиной. Сочи: СГУТиКД, 2010. С. 34-43.
13. Лепский В.Е. Субъектно-ориентированный подход к инновационному развитию. М.: Когито-Центр, 2009.
14. Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс / пер. с франц. М.: «Центр психологии и психотерапии», 1996.
15. Плотинский Ю.М. Модели социальных процессов: Учебное пособие для высших учебных заведений. М.: Логос, 2001.
16. Решетников М.М. Психическая травма. СПб.: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 2006.
17. Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. Человек и мир. М.: Питер, 2003
18. Рябикина З.И., Фоменко Г.Ю. Психология безопасности и интерпретация феномена терроризма в контексте субъектно-бытийного подхода // МатерУ Межд. конф. по проблемам безопасности и противодействия терроризму. МГУ. 29-30. 10. 2009 г. Т. 1. М.: МЦНМО, 2010. С. 250-253.
19. Сейджман М. Сетевые структуры терроризма. М.: Идея-Пресс, 2008.
20. Фоменко Г.Ю. Модусы бытия личности в контексте субъектно-бытийного подхода // Психология субъекта и психология человеческого бытия / под ред. В.В. Знакова, З.И. Ря-бикиной, Е.А. Сергиенко. Краснодар: КубГУ, 2010. С. 158- 174.
21. Фоменко Г.Ю. Проблема противоречий в современных условиях бытия личности // Психология XXI столетия: Теория. Эксперимент. Социальная практика: материалы Меж-дунар. конгр /отв. ред., сост. А.Л. Журавлёв, Н.П. Фетискин, Т.И. Миронова. М.; Кострома: КГУ им. Некрасова, 2009. Т. 1. С. 394-398.
22. Фоменко Г.Ю. Психология безопасности личности: теоретико-методологические основания институционализации // Человек. Сообщество. Управление. 2010. № 1. С. 8399.
23. Фромм Э. Душа человека. М.: Республика, 1992.
24. Шиповская В.В. Модусы преодолевающей активности личности в контексте субъектно-бытийного подхода // Известия СГУ. 2013. № 4-2 (28). С. 89-93.
25. Швейцер А. Культура и этика / пер. с нем. М.: Прогресс, 1973.
26. Ясперс К. Смысл и назначение истории / Пер. с нем. М.: Политиздат, 1991.
27. Gurr, T. R. «Why Men Rebel Redux: How Valid Are Its Arguments 40 Years On?» E -International Relations. URL: /http://www.e-ir.info/2011/11/17/ (дата обращения: 02.08.2015).
