CC BY
82
УДК 340
ПРОЕКТЫ ИНТЕГРАТИВНЫХ ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ ОБОСНОВАНИЯ ПРАВА
А. В. Хирсин
В статье анализируются вопросы, связанные с определением концептуальных оснований интегративного подхода к правопони-манию, способного обеспечить методологические средства решения основных противоречий между различными правовыми теориями и построения легитимационных моделей, адекватных комплексному характеру современного права.
Ключевые слова: постнеклассическое правоведение, современная правовая методология, интегративное правопонимание, обоснование права, интегральные модели легитимации.
Закономерной тенденцией развития правоведения (как, кстати, и любой другой науки) является обретение им автономного характера по отношению к тем контекстам практики действительных правоотношений, из которых оно вытекает. Ведь именно благодаря
своей способности к такой относительной автономии наука не только отражает существующую реальность, но и становится мощным средством ее целенаправленного преобразования. При этом упомянутая тенденция логически предусматривает постоянный рост степени дифференциации научного знания, поскольку субъект, «оторванный» от форм непосредственного деятельного контакта с теми или иными бытийными реалиями, обретает дополнительную свободу в выборе своей позиции касательно наблюдения, изучения и концептуального осмысления этих реалий. В результате современная теоретическая наука отличается небывалым всплеском «доктринального плюрализма», эффект которого весьма неоднозначен: с одной стороны, такая множественность конкурирующих теорий и методов стимулирует научно-познавательный прогресс; а с другой — многочисленные противоречия, имеющие место между альтернативными концепциями, ощутимо осложняют и тормозят практическое применение научных знаний.
Говоря, в частности, о правовой науке, уместно вспомнить о том, как еще Б. А. Кистяковский акцентировал внимание на ее чуть ли не наибольшей среди всех наук «многоаспектности», так как «право является и государственно-организационным, и социальным, и психическим, и нормативным явлением» '. В современном же правоведении численность школ и направлений достигла несравнимо более широких масштабов, а потому «возрастает актуальность проблемы компенсации... дифференциативных тенденций в области юридической науки и практики соответствующим „противовесным“ стремлением интегрирования права в системно-организованную целостность, объединяющим началом которой фигурировало бы „синтетическое“ по своему характеру пра-вопонимание (то есть такое, которое давало бы возможность преодолеть существующие поляризации и контроверзы между школами естественного и положительного права, юридической догмой и юридической социологией, историей и теорией права, объективистскими и субъективистскими правовыми доктринами, персоналистским и социетарным право-пониманием, психологией и логикой права и т. п.)» 2. К тому же необходимость преодоления такой «само-разорванности» представлений о праве вызвана объективными процессами политико-правовой интеграции, осуществляющейся как в отдельных регионах современного мира, так и выходящей на глобальный уровень.
Идейно-теоретические основы интегративного подхода к праву были заложены в работах П. Г. Виноградова, Б. А. Кистяковского, В. С. Соловьева, П. А. Сорокина, А. С. Ященко и других известных ученых. Свое дальнейшее развитие этот подход получил в трудах Дж. Холла, Г. Дж. Бермана, В. Г. Графско-
го, Д. А. Керимова, С. И. Максимова, А. В. Полякова, М. ван Хука и др. Однако сама идея интегрирования правовой методологии все еще является предметом острых дискуссий как по поводу ее оправданности вообще, так и в плане отсутствия единства во взглядах на способы ее концептуализации. Кроме того, указанная идея пока не разрабатывалась в плоскости ее интерпретации как методологического средства обоснования права.
Ввиду отмеченных обстоятельств усматривается целесообразность в том, чтобы проанализировать основные направления современных интегративноправовых исследований, а также возможности использования их результатов при оценках оправданности правовых норм.
Несмотря на разнообразие существующих и потенциальных форм бытия права (по отношению к каждой из которых предусмотрен соответствующий методологический инструментарий определения и обоснования нормативных ориентиров), все такие формы характеризуются некоторыми общими для них сущностными родовыми признаками (на основании которых, собственно, они признаются родственными и объединяются в общий класс «правояв-лений»). Поэтому идея интегрирования правоведения на основании подобных «общих критериев права» имеет вполне рациональный смысл.
Соответственно, правовая наука современного периода находится в интенсивном поиске непротиворечивой концепции правопонимания, обладающей интегративным эффектом и способной к постижению действительной сущности права 3. Правда, существующая поляризация школ и направлений в правоведении обусловлена не только вариативностью субъективных исследовательских позиций, но и объективной «многосущностностью» самого феномена права. Как пишет Ж.-Л. Бержель, «право как таковое является одновременно продуктом событий социального порядка и проявлений воли человека, явлением материальным и совокупностью моральных и прочих общественных ценностей, идеалом и реальностью, явлением исторического плана и нормативного порядка, комплексом внутренних волевых актов и актов подчинения внешним обстоятельствам, актов свободы и актов принуждения.» 4. Но так или иначе любые конкретные формы бытия права являются «различными модусами единой субстанции» 5.
Вместе с тем следует отметить и то, что рассматриваемый подход к праву и его обоснованию сталкивается с рядом критических замечаний в свой адрес. С одной стороны, такая критика связана с плюрализацией самих оснований подобного интегрирования; с другой — с подменой подлинного «синтеза» права (как результата применения самостоятельных методологических принципов) его «эклектикой», т. е. чи-
сто механическим объединением разнопредметных теорий и методов. Так как существующие «синтетические» подходы к праву не имеют какой-либо общей концепции или хотя бы относительно единого взгляда на проблему, нужно признать тот очевидный факт, что общая теория государства и права себя изжила. Необходимо развивать самостоятельные юридические науки, имеющие свой предмет и свои методы исследования. Только на этом пути, считают ученые, а не на пути вырабатывания новых общих теорий возможен успех 6.
Разумеется, отнюдь не всякое «объединение» можно считать интеграцией, а лишь то, которому свойственны однопорядковость и внутреннее единство его сторон. Но ведь эти характеристики вполне применимы к системе, образуемой взаимоотношениями различных реализационных плоскостей и форм проявления права (уже даже в силу их принадлежности к общей структуре правовой реальности). Именно принципиальными механизмами таких отношений и взаимодействий должны определяться теоретические основания интегрирования правовой методологии. Как настаивает А. В. Поляков, на самом деле «интегральный подход призван не механически объединить, а синтезировать теоретически значимые моменты, проработанные конкурирующими научными теориями: нормативный аспект права и его специфический механизм функционирования в государстве — у этатистского подхода; субъективнодеятельный аспект права — у социологической школы; восприятие права как ценности — у юснатурализ-ма; психическую составляющую права — у сторонников психологической школы. Стремление синтезировать в данном случае будет означать лишь стремление дать рациональное обоснование тому, что и так наличествует в качестве правового эйдоса» 7, т. е. того общего «образа права», который является по крайней мере интуитивным (если даже и нечетко осмысленным концептуально) критерием различения «правовой» и «неправовой» нормативности.
К тому же различные взгляды на сущность правовых явлений вряд ли всегда следует интерпретировать как взаимоисключающие: они «чаще всего находятся в отношении логической иерархии. Ведь сама интерпретация права как интегрального феномена (образуемого результирующим взаимодействием разносубъектных интересов) служит условием реализации интегративной функции такого правопонимания по отношению к системе юридических наук и используемых ими соответствующих методов. В свою очередь, подобная интерпретация предусматривает ее базирование на общем и целостном определении содержания категории «право», что призвано способствовать преодолению существующих поляризаций и конфликтов в сфере теоретического правопонимания» 8.
Хотя история правоведения неоднократно сталкивалась с неудачными попытками такого рода «син-тезаторства», однако, наверное, в еще большей степени она изобилует воинствующими призывами к «очищению» юриспруденции от любых «неюридических элементов». И тот факт, что, вопреки постоянным препятствиям со стороны «мощных господствующих позиций. традиционного формально-юридического догматизма» на пути разработки «более адекватных комплексному характеру права интегративных теорий» 9, идея создания последних не покидает разум исследователей, свидетельствует именно в пользу данной идеи. Ведь, согласно весьма аргументированному выводу Г. Дж. Бермана, «право представляет собой тип социального действия, процесс, в котором нормы, ценности и факты — и то, и другое, и третье — срастаются» 10, будучи актуализированными в многомерном контексте «живых» человеческих отношений. Поэтому, когда речь идет не о «чистой», а о «действительно научной общей теории права. нет ничего удивительного в социологическом видении ее предмета. Те, кто усердно заботятся о «чистоте» правоведения, упускают из виду, что в наше время реально не существует, например, гражданского и хозяйственного права вне экономики, уголовного права — помимо криминологии и конфликтологии, административного права — без теории управления, семейного права — без этики. И, конечно же, нет общей теории права без философии, социологии, истории» 11.
В настоящее время мало кто подвергает серьезному сомнению идею о том, что «правопорядок — явление социогенное. Его реальное состояние обусловлено не только юридическими, но и другими социальными факторами: экономическими, политическими, гуманитарными и пр. Такое видение правопорядка диктует необходимость отказаться от так называемого «юридического детерминизма», в соответствии с которым решать все проблемы правопорядка можно, опираясь исключительно на арсенал юридических методов и средств» 12.
Иначе говоря, в отличие от традиционных (классических) взглядов на право, основанных на упрощенных (субъективистских или объективистских) моделях его познания и обоснования, современные правовые теории преимущественно утрачивают свою «односторонность», трансформируясь при этом в «теории интегральные. Взаимодействующие правовые субъекты (в постнеклассической науке — субъекты правовой коммуникации) становятся тем связующим звеном, которое соединяет нормативистский этатизм с юснатурализмом, а позже — с социологическим и психологическим правопониманием» 13. Другими словами, идея интерсубъективной природы права пришла на смену классической «субъект-объектной» схеме, детерминировавшей «жесткое разведение» от-
дельных аспектов правовых явлений. «Именно абсолютизация одной из сторон права служит «визитной карточкой» «вчерашнего» правопонимания. Новый взгляд на право стал возможен благодаря системному подходу, соединенному с идеей коммуникации» 14. Последняя интерпретируется как то базовое «синтезирующее начало», на основе которого осуществляется системное единство всех бытийных форм и оценочных плоскостей права.
Вместе с тем не следует понимать такой подход как ориентацию на «создание единой теории права, пригодной на все времена и находящейся вне определенных социокультурных рамок. Речь идет лишь о векторе развития правовой мысли на рубеже тысячелетий, и история ХХ века подтверждает то, что данное направление остается главным» 15. Оно предусматривает не конгломерат различных теоретикометодологических подходов, а построение принципиально нового типа правопонимания, обеспечивающего возможность соотнесения и согласования многих «сущностных измерений» права. Скажем, на современном этапе развития демократического права при определении его содержательных характеристик приходится сталкиваться с проблемой оптимизации «интегрального баланса» между такими аспектами правотворчества, как признание утверждающегося в мировой культуре приоритетного правового статуса человека, ответственность и административный ресурс государства в плане реализации такого статуса, уровень развития самоорганизации и правосознания в обществе, биосоциальная природа человека и ее влияние на материальные и духовные потребности, экономические и политические условия, потенциальные последствия человеческой деятельности (в нормативно-правовых рамках осуществления субъективной свободы), на состояние социального и экологического равновесия и пр. Потому содержательная направленность юридического закона требует прежде всего философско-правового обоснования в русле установления его соответствия «образу права», формирующемуся в «мультифакторном поле» культуры (которое, в свою очередь, уже не может замыкаться внутри национально-государственных границ, конституируясь в качестве глобальносистемного образования). При этом интегративнометодологический подход к такому обоснованию целесообразно связывать с поиском, так сказать, «векторных параметров» права, которые отвечали бы, во-первых, условиям наиболее устойчивого и гармонического соотношения субъективных интересов (где носителями последних могут выступать не только отдельные индивиды, но и социальные, государственные и надгосударственные организации). Во-вторых, право должно быть сообразным объективным критериям слаженного функционирования общественных
и природных подсистем в контексте более высокопорядковой — глобальной — целостности бытия человека в мире.
Например, в отличие от классической теории государства и права, с точки зрения интегративной парадигмы вполне обоснованной видится идея такого ограничения государственного суверенитета, которое могло бы стать сдерживающим фактором по отношению к «эгоистической» политике национальных правительств. Даже неприкосновенные права и свободы человека и гражданина в ряде отношений подвергаются обоснованным ограничениям, связанным с потребностью гарантирования таких прав и свобод для как можно более широкого круга субъектов. Ведь каждый человек имеет право на свободное развитие и личностную самореализацию лишь в тех правовых пределах, в которых это не приводит к нарушению законных прав и свобод других лиц. В свою очередь, такие пределы определяются корреспондирующими обязательствами («уравновешивающими» данное право) человека перед обществом, в котором обеспечивается его развитие как личности.
Конечно же, согласование индивидуально-, социально- и государственно-субъективных интересов (учитывая при этом объективные условия их реализации) далеко не всегда является простым вопросом. Нередко такие интересы обнаруживают не только свою разноплановость, но и несовместимость. Поэтому единственным «демократическим вариантом» разрешения противоречий между ними становится некий «компромисс», при котором взаимное ограничение притязаний достигается путем дискурсивного «взвешивания выгод и потерь» как для отдельных участников правоотношений, так и для общества в целом.
Правда, в ходе такого дискурса, как свидетельствует опыт, иногда весьма сложно достичь консенсуса. Ярким примером тому являются неутихающие дискуссии по поводу изъятия из законодательства смертной казни как разновидности уголовного наказания. С одной стороны, отказ от этой экстремальной санкции продиктован общественной потребностью в утверждении гуманистических правовых ценностей, лежащих в основе демократии. Ведь в случае сохранения за государством права на лишение человека жизни (даже при очень высокой степени его вины перед обществом) подрывается демократически-правовой принцип равносубъектности человека и государства, а также идея неотъемлемости права на жизнь. Действительно, если государству позволено убивать, то становится необъяснимым, почему, собственно, это не позволяется частному лицу, делегировавшему государственным институтам лишь право на законное принуждение, но не право на лишение жизни. Поэтому сохранение смертной казни подры-
вает абсолютность и неотъемлемость права на жизнь и, соответственно, препятствует осуществлению правовых идеалов и ценностей в общественной жизни.
С другой стороны, отмена этого вида наказания вызывает вполне понятное сопротивление лиц, чьи родные и близкие стали жертвами жестоких насильственных действий и убийств. Здесь индивидуальное и общественное правосознание имеют довольно очевидные расхождения в оценках рассматриваемых явлений. Однако в данном отношении следует учитывать прежде всего то, что любые действия в индивидуальных интересах, идущие вразрез с интересами общесоциальными, в конечном счете оказывают отрицательный «эффект бумеранга» на каждого отдельного индивида. Противодействуя укреплению позиций права в повседневной жизни, мы повышаем тем самым вероятность собственной опасности стать жертвами его нарушения. Потому субъективное принятие идеи неотъемлемости права на жизнь как всеобщей нормы должно стать своеобразным «компромиссом» индивида по отношению к обществу, обеспечивающему возможность реализации его личных интересов. Точно так же и государству целесообразно ограничить круг своих полномочий, отказываясь от права на осуществление наказания смертью. Иначе говоря, идея отмены смертной казни логически следует из идеи уравновешивания личных, общественных и государственных интересов, носители которых признаны равноправными субъектами. При этом методологическое значение интегративного подхода состоит в том, что даже в тех случаях, когда такие интересы противоположны, отыскивается возможность получить из их «суммарного взаимона-ложения» «результирующий вектор», в соответствии с которым уместно обосновывать законодательные нормы.
Так, когда речь идет о нормативном разрешении, запрете или установлении правовых рамок относительно субъективных действий, неоправданных с точки зрения нравственно-культурных общественных ценностей, однако пользующихся весьма устойчивым «индивидуально-потребительским» спросом (как, например, производство и торговля алкогольными и табачными изделиями, проституция, порноиндустрия, наркобизнес и т. п.), то правовую регламентацию подобных действий следует, видимо, обосновывать на базе интегративной модели «соотнесения степеней ущерба». Имеется в виду, что из-за отсутствия в таких действиях «положительных» признаков общественной желательности, критерием преференции между официальным разрешением и официальным запретом на такие действия стоит признать принцип минимизации отрицательных последствий для баланса интересов и общей стабильности в социуме. Согласно данному принципу, если в слу-
чае официально-нормативной допустимости какого-либо из подобных действий упомянутые последствия будут менее значительными, чем при условии его за-прещенности, то соответствующая нормативная допустимость будет более приемлемой, нежели запрет (и наоборот).
Исходя из того же принципа можно обосновать и конкретный диапазон рамок «правовой дозволенности» таких действий: из всех возможных вариантов их нормативной регламентации целесообразно выбирать тот, который предусматривает наименьший индекс негативного эффекта для межсубъектных отношений в обществе. Например, как убеждает исторический опыт, официальный запрет на производство и распространение алкогольных и табачных изделий всегда вызывал куда более весомые пагубные для общества последствия, связанные с «тенизаци-ей» этого бизнеса, нежели официальное разрешение на его осуществление в установленных законом рамках и под контролем со стороны соответствующих государственных органов. По тем же причинам в ряде стран частично декриминализована торговля наркотическими веществами (при четком ограничении их ассортимента категорией «легких»), что способствовало ощутимому снижению уровня преступности на этой почве.
В силу того, что в условиях демократизации социально-политической жизни содержание права уже не может быть редуцировано к какому-либо единственному «источнику долженствования» (наподобие закрепленной в законе воли господствующей власти, биопсихической природы человека, культурной традиции, нравственных или религиозных догм, частных или публичных интересов и т. п.), более адекватными таким условиям становятся интегративные модели определения и обоснования права. Их методологическая направленность состоит не в предварительном установлении правовых рамок общественного поведения субъектов (даже если эти рамки определены путем «процедурно выдержанной» регистрации их одобрения большинством), а в дискурсивном формировании общей воли (как «интегральной производной» от множества субъективных притязаний и объективных условий их реализации) в процессе широкого обсуждения, ориентированного на поиск рациональных правотворческих решений. Показателями такой рациональности являются, во-первых, степень способствования этих решений гармонизации (основанной на принципе равносубъектности) наличных в обществе интересов; во-вторых, обеспечение на их основе согласованности частного и публичного аспектов права; в-третьих, соотношение между положительными и отрицательными последствиями их реализации по отношению к условиям уравновешенного и слаженного функционирования общества.
1 Кистяковский Б. А. Философия и социология права. М., 1998. С. 191.
2 Тімуш І. С. Інтегральний погляд на право. Київ, 2009.
С. 5.
3 Палеха Р. Р. Интегративная концепция правопонима-ния как методологическая парадигма права // Вестник Воронежского гос. ун-та. Сер. Право. 2010. № 1. С. 61-72.
4 Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000. С. 36.
5 Кистяковский Б. А. Указ. соч. С. 354.
6 Козлихин И. Ю. О нетрадиционных подходах к праву // Правоведение. 2006. № 1. С. 31-40.
7 Поляков В. А. В поисках интегрального типа правопонимания // История государства и права. 2003. № 6. С. 7-8.
8 Невідомий В. І. Самоорганізація правової реальності та легітимність Основного закону. Київ, 2011. С. 70.
9 Hall J. Integrative Jurisprudence // Studies in Jurisprudence and Criminal Theory. N.-Y., 1958. P. 47.
10 Берман Г. Дж. Вера и закон: примирение права и религии. М., 1999. С. 343.
11 Керимов Д. А. Методология права: Предмет, функции, проблемы философии права. М., 2009. С. 515.
12 Сауляк О. П. Парадигма правопорядка: современное прочтение // Правоведение. 2006. № 3. С. 176.
13 Поляков А. В. Постклассическое правоведение и идея коммуникации // Правоведение. 2006. № 2. С. 28.
14 Там же. С. 26-43.
15 Поляков В. А. В поисках интегрального типа правопо-нимания. С. 7-8.
