Научная статья на тему 'Проект польско-российской унии на страницах дневников Гелиаша Пельгримовского'

Проект польско-российской унии на страницах дневников Гелиаша Пельгримовского Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
237
47
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ИСТОРИЯ ПОЛЬСКО-РОССИЙСКИХ ОТНОШЕНИЙ / ГЕЛИАШ ПЕЛЬГРИМОВСКИЙ / ЛЕВ САПЕГА / THE HISTORY OF POLISH-RUSSIAN RELATIONS / GELIASH PELGRIMOWSKY / LEW SAPIEHA

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Прохоренков Игорь Александрович

Статья посвящена изучению места рифмованного диариуша Гелиаша Пельгримовского в корпусе источников, позволяющих реконструировать историю московского посольства Л. И. Сапеги в 1600 г. На исходе XVI в. в условиях осложнившегося внешнеполитического положения Речи Посполитой в ее интеллектуальных кругах вновь актуализировалась идея польско-московской унии. Для заключения столь важного соглашения был выбран канцлер Великого княжества Литовского Л. И. Сапега, ранее уже показавший себя видным сторонником межгосударственного объединения. Представленный послами в Москве проект был решительно отвергнут Борисом Годуновым ввиду существенного ущемления российских интересов условиями объединительного договора. Для реконструкции истории московской дипломатической миссии Льва Сапеги историки обращаются к широкому спектру источников: официальному дневнику, посольским книгам, дипломатической документации и т. д. Однако вопрос о статусе одного источника поэмы секретаря посольства Гелиаша Пельгримовского, называемой в историографии «рифмованным диариушем», долгое время не был решен, так как использование этого текста в научных целях затрудняется его художественными особенностями. В отечественной историографии исследователи предпочитают обращаться только к прозаическому дневнику, в то время как в западной традиции поэма Пельгримовского выступает в качестве самостоятельного источника. Детализированность описаний придворного церемониала и посольского обычая, а также цитирование реальных документов в поэме позволяют западным исследователям называть рифмованный диариуш своеобразным «учебником» для будущих посланцев в Москву. Проанализировав текст поэмы, автор статьи приходит к выводу, что хронои фактология в рифмованном диариуше были искажены поэтом в угоду собственным антипатиям. Стихи Пельгримовского тенденциозны и имеют яркий антимосковский окрас, что не позволяет считать его произведение надежным источником. Рифмованный дневник является памятником, дающим возможность проанализировать взгляд писателя на польско-московские отношения, а также представляет собой переходный этап в польско-литовской поэзии от оборонительного «ливонского эпоса» к пропагандистским произведениям, призывающим к захвату московских земель.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The Project of Polish-Russian Union in Geliash Pelgrimowsky’s Diaries

The article is devoted to the study of Geliash Pelgrimowsky’s rhymed diary, which is considered quite an uncommon source of information about the history of the embassy of Lew Sapieha to Moscow in 1600. At the end of the 16th century, due to the complicated foreign policy situation in the Polish-Lithuanian Commonwealth, the ideas of Polish-Moscow union were reborn. The chancellor of the Grand Duchy of Lithuania, who had previously shown himself as a prominent supporter of the interstate association, was chosen as the head of the Polish-Lithuanian embassy. The project of union represented by Lew Sapieha in Moscow was firmly rejected by Boris Godunov because of the substantial infringement of Russian interests in the terms of agreement. Traditionally, in order to reconstruct the history of diplomatic mission of Lew Sapieha, researchers resort to a wide range of sources: official diaries, embassy books, diplomatic documentation, etc. However, the status of one source the historical poem “Poselstwo i krótkie spisanie rozprawy z Moskwą” by Geliash Pelgrimowsky, which was dedicated to the history of this embassy hasn’t been defined for a long time. The text of “Poselstwo…” is based entirely on documentary sources, and the author himself was an eyewitness of the described events. Nevertheless, Pelgrimovsky’s text is very tendentious. The author of the paper comes to the conclusion that the chronology and facts in the “rhymed diary” were considerably distorted by Pelgrimowsky to reflect the propagandistic nature of his work. The text of his poem cannot be used as a reliable basis for the reconstruction of the history of the embassy of Lew Sapieha to Moscow.

Текст научной работы на тему «Проект польско-российской унии на страницах дневников Гелиаша Пельгримовского»

Вестник СПбГУ. История. 2018. Т. 63. Вып. 3

Проект польско-российской унии на страницах дневников Гелиаша Пельгримовского

И. А. Прохоренков

Для цитирования: Прохоренков И. А. Проект польско-российской унии на страницах дневников Гелиаша Пельгримовского // Вестник Санкт-Петербургского университета. История. 2018. Т. 63. Вып. 3. С. 702-717. https://doi.org/10.21638/11701/spbu02.2018.302

Статья посвящена изучению места рифмованного диариуша Гелиаша Пельгримовского в корпусе источников, позволяющих реконструировать историю московского посольства Л. И. Сапеги в 1600 г. На исходе XVI в. в условиях осложнившегося внешнеполитического положения Речи Посполитой в ее интеллектуальных кругах вновь актуализировалась идея польско-московской унии. Для заключения столь важного соглашения был выбран канцлер Великого княжества Литовского Л. И. Сапега, ранее уже показавший себя видным сторонником межгосударственного объединения. Представленный послами в Москве проект был решительно отвергнут Борисом Годуновым ввиду существенного ущемления российских интересов условиями объединительного договора. Для реконструкции истории московской дипломатической миссии Льва Са-пеги историки обращаются к широкому спектру источников: официальному дневнику, посольским книгам, дипломатической документации и т. д. Однако вопрос о статусе одного источника — поэмы секретаря посольства Гелиаша Пельгримовского, называемой в историографии «рифмованным диариушем», — долгое время не был решен, так как использование этого текста в научных целях затрудняется его художественными особенностями. В отечественной историографии исследователи предпочитают обращаться только к прозаическому дневнику, в то время как в западной традиции поэма Пельгримовского выступает в качестве самостоятельного источника. Детализи-рованность описаний придворного церемониала и посольского обычая, а также цитирование реальных документов в поэме позволяют западным исследователям называть рифмованный диариуш своеобразным «учебником» для будущих посланцев в Москву. Проанализировав текст поэмы, автор статьи приходит к выводу, что хроно- и фактология в рифмованном диариуше были искажены поэтом в угоду собственным антипатиям. Стихи Пельгримовского тенденциозны и имеют яркий антимосковский окрас, что не позволяет считать его произведение надежным источником. Рифмованный дневник является памятником, дающим возможность проанализировать взгляд писателя на польско-московские отношения, а также представляет собой переходный этап в польско-литовской поэзии от оборонительного «ливонского эпоса» к пропагандистским произведениям, призывающим к захвату московских земель.

Ключевые слова: история польско-российских отношений, Гелиаш Пельгримовский, Лев Сапега.

Игорь Александрович Прохоренков — библиотекарь, Российская национальная библиотека, Отдел редких книг, Российская Федерация, 191069, Санкт-Петербург, Садовая ул., 18; prohorenkovigor@gmail.com

Igor' A. Prohorenkov — Librarian, National Library of Russia, Rare Books Department, 18, Sadovaja str., St. Petersburg, 191069, Russian Federation; prohorenkovigor@gmail.com

© Санкт-Петербургский государственный университет, 2018

The Project of Polish-Russian Union in Geliash Pelgrimowsky's Diaries

I. A. Prohorenkov

For citation: Prohorenkov I. A. The Project of Polish-Russian Union in Geliash Pelgrimowsky's Diaries. Vestnik of Saint Petersburg University. History, 2018, vol. 63, issue 3, pp. 702-717. https://doi. org/10.21638/11701/spbu02.2018.302

The article is devoted to the study of Geliash Pelgrimowsky's rhymed diary, which is considered quite an uncommon source of information about the history of the embassy of Lew Sapieha to Moscow in 1600. At the end of the 16th century, due to the complicated foreign policy situation in the Polish-Lithuanian Commonwealth, the ideas of Polish-Moscow union were reborn. The chancellor of the Grand Duchy of Lithuania, who had previously shown himself as a prominent supporter of the interstate association, was chosen as the head of the Polish-Lithuanian embassy. The project of union represented by Lew Sapieha in Moscow was firmly rejected by Boris Godunov because of the substantial infringement of Russian interests in the terms of agreement. Traditionally, in order to reconstruct the history of diplomatic mission of Lew Sapieha, researchers resort to a wide range of sources: official diaries, embassy books, diplomatic documentation, etc. However, the status of one source — the historical poem "Poselstwo i krotkie spisanie rozprawy z Moskw^" by Geliash Pelgrimowsky, which was dedicated to the history of this embassy — hasn't been defined for a long time. The text of "Poselstwo..." is based entirely on documentary sources, and the author himself was an eyewitness of the described events. Nevertheless, Pelgrimovsky's text is very tendentious. The author of the paper comes to the conclusion that the chronology and facts in the "rhymed diary" were considerably distorted by Pelgrimowsky to reflect the propagandistic nature of his work. The text of his poem cannot be used as a reliable basis for the reconstruction of the history of the embassy of Lew Sapieha to Moscow.

Keywords: the history of Polish-Russian relations, Geliash Pelgrimowsky, Lew Sapieha.

I

«...И меж нашихъ великихъ государств и межъ коруны Польсйе и Великого княжства Литовского рати и войн- не быти, и слати намъ Великимъ Госуда-ремъ межь собою на об- стороны нашихъ великихъ пословъ о большомъ дЬлЬ о докончаньЬ и о вЪчномъ соединеньЪ (выделено мной. — Авт.) и о всякихъ добрыхъ дЬлехъ...»1 — в такой формулировке в преамбуле договора о 12-летнем перемирии, заключенном в январе 1591 г. между Речью Посполитой и Московским царством, отразилась идея возможного в будущем объединения двух государств. Идея эта, впрочем, не была нова: попытки реализации подобного проекта предпринимались уже во время первого «бескоролевья» в Речи Посполитой (1572-1573), когда на короткий срок появилась перспектива объединения трех восточноевропейских народов под скипетром единого московского правителя.

Начиная с 70-х годов XVI в. разработка различных проектов унии стала неизменным элементом дипломатической игры между Речью Посполитой и Московским царством2. Череда польских «бескоролевий», элекция 1587 г. и мирные перего-

1 Текст договора цит. по: Щербатов М. М. История Российская от древнейших времен. Т. VI,

4. II. СПб., 1790. С. 227-237.

2 Maciszewski J. Polska a Moskwa. 1603-1618. Opinie i stanowiska szlachty polskiej. Warszawa, 1968.

5. 83-87.

воры 1590-1591 гг. — события, в рамках которых постоянно рождались различные объединительные проекты, тем не менее неизменно обреченные на провал ввиду накопившихся политических противоречий между двумя государствами.

По мнению круга высших политических деятелей Речи Посполитой, очередная благоприятная ситуация для заключения «вечного соединения» сложилась в 15991600 гг. Миссия по установлению унии выпала на долю московского посольства канцлера Великого княжества Литовского Льва Ивановича Сапеги, известного сторонника объединения двух держав3. Инициатива на этот раз полностью исходила от польско-литовской стороны, что может быть объяснено рядом обстоятельств. Прежде всего отметим, что Речь Посполитая стояла на пороге существенных внешнеполитических испытаний. Назревал серьезный конфликт с Швецией: детрони-зированный после поражения у Стонгебру (25 сентября 1598 г.), Сигизмунд III в надежде вернуть себе шведский престол вступил в открытое противостояние со своим дядей, Карлом IX Сёдерманландским. И хотя современники едва ли могли представить, что война затянется на 30 лет (столкновения практически не прекращались с 1600 по 1629 гг.), грядущая битва за передел Прибалтики не могла не вызвать у польско-литовской политической элиты определенные опасения. В то же время Речи Посполитой пришлось столкнуться с трудностями на южных рубежах: объединивший под своей властью Валахию и Трансильванию воевода Михай Храбрый (1558-1601) в мае 1600 г. выступил против молдавского господаря Иеремии Могилы, являвшегося вассалом Речи Посполитой. Военные успехи Михая, шедшие вразрез с польскими интересами в Прикарпатье, а также шведская угроза на Балтике ставили перед Республикой обоих народов реальные перспективы войны сразу на два фронта.

Однако не только собственные внешнеполитические трудности побудили Си-гизмунда III отправить к своему восточному соседу Великое посольство во главе с Львом Сапегой. В кругах сановников Речи Посполитой сложилось мнение, что не меньшее количество проблем испытывает на себе и Московское государство и что выгоды грядущего союза смогут склонить Москву в сторону заключения унии4. На рубеже XVI-XVII вв. произошли серьезные коррективы в балтийской политике Московского царства, до той поры испытывающего сильное влияние Швеции: становилось все более явным расхождение внешнеполитической программы нового шведского правительства с русскими интересами на Балтике5. Шведы неотступно требовали подтверждения Тявзинского договора и ревностно оберегали свой контроль над русской внешней торговлей на Балтийском море. Тяжесть шведской опеки приводила к тому, что иной раз русским купцам приходилось полностью объезжать шведские владения на пути в европейские города6. Охлаждение между Москвой и Стокгольмом не осталось незамеченным польскими дипломатами. Так, сам Л. И. Сапега накануне своей поездки в Москву неоднократно упоминал в лич-

3 Czwotek A. Lew Sapieha, dyplomata w sluzbie Zygmunta III // Леу Сапега (1557-1633 гг.) i яго час. Гродна, 2007. S. 124-127.

4 Siarczynski F. Obraz wieku panowania Zygmunta III, krola polskiego i szwedzkiego, zawieraj^cy opis osob zyj^cych pod jego panowaniem. T. 2. Lwow, 1828. S. 9.

5 Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. М., 1973. С. 124.

6 Там же. С. 127.

ной переписке, что данные обстоятельства открывали крайне благоприятные возможности для улучшения отношений с восточным соседом7.

Вселяла оптимизм в сторонников унии и внутренняя ситуация в Московском государстве. Смерть бездетного Федора Ивановича в 1598 г. и неизбежно следовавший за ней передел власти между боярскими родами давали в руки дипломатов Речи Посполитой новые рычаги давления8. В Москве даже в самом преддверии переговоров было неспокойно: в начале ноября 1600 г. в столице был арестован обвиненный в попытке переворота Федор Никитич Романов, один из первых людей в государстве. Внутренняя напряженность в Московском царстве дарила послам надежду на то, что обещание поддержки со стороны Речи Посполитой сделает Бориса Годунова достаточно сговорчивым политическим партнером9.

Таким образом, к исходу весны 1600 г. Речь Посполитая и Швеция, старавшаяся не допустить сближения Москвы и Варшавы, практически одновременно начали искать новые контакты с Московским царством, ставя перед Борисом Годуновым проблему выбора одной из сторон в грядущем балтийском конфликте. Совершенный в этих обстоятельствах политический демарш нового московского царя вновь предрекал успешность грядущих переговоров с Сапегой и, казалось, демонстрировал благосклонность Москвы к польско-литовским замыслам: королевскому гонцу Бартоломею Бердовскому в кратчайшие сроки были выданы «опасные» грамоты для участников Великого посольства, и уже 19 апреля 1600 г. он отправился в обратный путь, покинув столицу. Существенно отличалась судьба шведских гонцов: вплоть до августа они прождали в Нарве, безуспешно пытаясь добиться аудиенции в Москве10.

Таким образом, после урегулирования всех формальных вопросов, Великое посольство во главе с Л. Сапегой, С. Варшицким и Г. Пельгримовским 27 сентября 1600 г. из Орши выдвинулось к Москве. Программой-минимум для дипломатической миссии являлось решение вопроса продления перемирия с Московским царством и если не помощи с его стороны, то хотя бы доброжелательного нейтралитета в грядущем польско-шведском конфликте. Под программой-максимум понималось заключение столь долго обсуждаемого «вечного соединения»11. Исследовательский интерес данная попытка установления унии привлекает хотя бы ввиду того факта, что посольство Л. И. Сапеги 1600-1601 г. — последняя мирная попытка объединения двух государств дипломатическим путем12. Последовавшие далее события Смутного времени и непрекращающееся соперничество между Москвой и Варшавой за западнорусские территории диктовали новые условия, в которых проектам добровольной унии уже не находилось места.

Проект унии, представленный в Москве польскими дипломатами, заслуживает подробного рассмотрения. В дневниках миссии, которые вел секретарь посоль-

7 Archiwum domu Sapiehow. T. 1. Lwow, 1892. N 256 (S. 214-215).

8 Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI — начале XVII в. М., 1978. С. 245.

9 Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос... С. 143-144.

10 Там же. С. 138.

11 Zamoyski A. Polska. Opowiesc o dziejach niezwyklego narodu. Warszawa, 2011. S. 187.

12 Gajda M. Poselstwo Lwa Sapiehy w Moskwie w latach 1600-1601 w swietle polskich relacji dyplomatycznych oraz relacji Izaaka Massy i Jacques'a Margereta // Piotrkowskie Zeszyty Historyczne. 2001. N 12/1. S. 124.

ства Гелиаш Пельгримовский, условия союза даны под титулом «Artykuly od nas poslów do wiecznego pokoju podane»13. Всего в проекте насчитывалось 24 пункта, дополняющих и расширяющих друг друга. Предлагаемые польско-литовской стороной идеи согласованной политики (пп. 1-5) превращали унию не просто в военный союз, но в полноценное объединение: все внешние сношения должны были осуществляться под «общими обоих государств титулами»14. Многие идеи Люблинской унии были повторены в 1600 г.: военно-политический союз, единая монета (п. 17), право на свободное перемещение подданных с возможностью приобретения собственности, право на заключение брака и т. д. (пп. 7-10). Для окончательного же единения монархам-униатам предлагались одинаковые короны, которые должны были возлагаться на головы правителей послами из союзных государств (пп. 18, 20). Также полноценный регламент получили вопросы разделения территорий и обороны границ от общих врагов (пп. 4-6, 15). Здесь стоит отметить, что принципиально новым был вопрос о совместной балтийской политике (п. 16) — ранее и польская, и шведская короны были в руках Сигизмунда. Теперь же Москва должна была занять сторону польского короля и приложить собственные усилия к созданию и снабжению мощного союзного флота на Балтийском море.

В историографии вопроса неоднократно отмечалось15, что конкретные обстоятельства составления проекта унии в 1600 г. до сих пор остаются неясными: ни на предсеймовых собраниях, ни на самом Варшавском сейме (9 февраля — 21 марта 1600 г.) вопрос переговоров с Москвой фактически не поднимался. Тем не менее некоторые пункты, являющиеся оригинальными в новом проекте, позволяют сделать определенные выводы о политических кругах, в которых проект объединения вызревал. В частности, исходя из решения вопроса вероисповедания на территориях будущего объединенного государства (пп. 11-12), в рамках которого монополия на политические привилегии гарантировалась только католикам и православным (игнорируя интересы униатов и протестантов), Б. Н. Флоря предположил, что «окончательный свой вид проект "вечного соединения" получил на совещаниях в узком кругу между королем и его ближайшим окружением и руководителями великокняжеской канцелярии — такими ревностными католиками, как канцлер Л. Сапега и братья Войны (подканцлер Габриель и писарь Матвей)»16.

Большинство условий унии хотя и несло б0льшую выгоду, прежде всего именно Речи Посполитой, тем не менее могло быть принято и московской стороной. Однако по-настоящему неравноправные позиции предлагались союзникам в пунктах договора, посвященных форме правления будущего объединенного государства (пп. 19-24). Перед составителями проекта действительно стояла сложная задача, так как необходимо было объединить две монархии с совершенно разной спецификой: выборную модель Речи Посполитой и наследственную — Московского царства. Договор предполагал примат именно польско-литовского монарха в наследовании власти, в случае пресечения царской династии польский король авто-

13 Полностью текст воспроизведен в: Сборник РИО. T. 137. М., 1912. C. 45-53; Pielgrzymowski E. Poselstwo i krótkie spisanie rozprawy z Moskw^, Poselstwo do Zygmunta Trzeciego / wydal i opracowal Roman Krzywy. Warszawa, 2010. S. 68-76.

14 Сборник РИО. T. 137. C. 47.

15 Tyszkowski K. Poselstwo Lwa Sapiehi w Moskwie 1600 r. Lwow, 1927. S. 4-7.

16 Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы... С. 257.

матически восходил на московский престол, в то время как московский правитель в аналогичной ситуации не получал никаких исключительных прав при элекции17. Хотя основной идей проекта относительно московских элит и была декларация равенства шляхты и дворянства, по факту же последним отказывали в основополагающем праве — самостоятельно выбирать себе государя. В переговорах 16001601 гг. эти пункты стали серьезным препятствием для заключения унии.

Авторы проекта объединения значительно переоценили шаткость положения Бориса Годунова, которая должна была подтолкнуть его к заключению союзного договора. В результате, несмотря на весь оптимизм составителей проекта, уния была отвергнута Москвой. О самом ходе переговоров и конкретных причинах неудачи миссии Сапеги мы можем найти информацию в ряде источников, наиболее полными из которых являются диариуши18 посольства 1600-1601 гг., составленные третьим послом — Гелиашем Пельгримовским.

Гелиаш Пельгримовский (Eliasz Pielgrzymowski, 1564 — после 1604) — шляхтич герба Новина, отдавший большую часть своей жизни королевской службе. О его биографии нам известно немного. Пельгримовский предположительно был выходцем из семьи литовских кальвинистов19. В 80-х годах XVI в. будущий посол жил при дворе Радзивиллов биржайской линии, а также лично участвовал в финальных аккордах Ливонской войны в составе радзивилловских отрядов и «великого похода» Стефана Батория (1581-1582)20, благодаря чему удостоился увековечивания своих ратных подвигов в творчестве поэтов Ф. Градовского и А. Рымши21. В 1583 г. Пель-гримовский получил свой первый дипломатический опыт, будучи отправлен королем Стефаном Баторием ко двору Ивана Грозного с письмом и подарками. С 1586 г. Пельгримовский занимал должность писаря Великого княжества Литовского, где до конца жизни и продолжал службу на благо Речи Посполитой. Из значительных карьерных эпизодов стоит также отметить пребывание Гелиаша Пельгримовского в Инфлянтах в должности королевского комиссара в 1588 и 1599 гг.22

Перед отправкой в составе посольской миссии в Москву Пельгримовский написал и лично отнес в канцелярию Минского городского суда свое завещание, составленное на имя жены — Богданы Ивановны Ляцкой23. В случае смерти мужа Богдана Ивановна получала 900 коп. грошей и ряд имений. После смерти супруга

17 Сборник РИО. T. 137. C. 51.

18 Диариуш (польск. diariusz — дневник) — исторический памятник, в хронологическом порядке описывающий события, в которых принимал участие автор. Под «диариушами посольства 1600-1601 гг.» в настоящей статье подразумеваются два документа: официальный дневник дипломатической миссии, который вел Гелиаш Пельгримовский в Москве, и его же поэма «Poselstwo i krotkie spisanie rozprawy z Moskw^», представляющая собой стихотворную переработку оригинального дневника посольства.

19 Pielgrzymowski E. Poselstwo i krotkie spisanie rozprawy z Moskw^. S. 10.

20 Об участии Пельгримовского в Ливонской войне и о военной тематике в его творчестве см.: Филюшкин А. И. Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI в. глазами современников и потомков. СПб., 2013. С. 521.

21 Pielgrzymowski E. Poselstwo i krotkie spisanie rozprawy z Moskw^. S. 10-11.

22 Ibid. S. 11.

23 «Лист писаря Великого княжества Литовского, юрборского лесничего Гелияша Пельгри-мовского жене Богдане Ляцкой на 900 коп грошей литовских с заставных имений на случай своей смерти» (Национальный исторический архив Беларуси (НИАБ). Ф. 1727. Оп. 1. Д. 1. Л. 994-995 об.). Опубликован с комментариями: Бобкова О. В. Лист писаря Великого княжества литовского Гелияша Пельгримовского. Август 1600 г. // Исторический архив. 2004. № 6. С. 199-201.

она несколько раз обращалась за материальной помощью к королевской власти, апеллируя к прошлым заслугам Пельгримовского перед короной. Возвратившись из Москвы, посол занялся поэтической переработкой составленного им дневника, но закончить редактирование ему, вероятно, не позволила смерть24. После 1604 г. все известия о Пельгримовском полностью исчезают, что дает право считать этот год условным временем его смерти.

Однако прославился Гелиаш Пельгримовский вовсе не своей политической и дипломатической активностью25. Потомкам этот деятель известен прежде всего благодаря своей поэзии. Так, С. В. Ковалев называет Пельгримовского «ад-ным з найбольш вядомых паэтоу Беларуа i Л™ы эпохi Рэнесансу»26. Творческая карьера Гелиаша Пельгримовского начанается с 80-х годов XVI в. Творческую славу поэта составляют латиноязычные панегирики «Innuptias illustrissimi Principis et Domini, D. Alberti Radiuilonis...» (Вильна, 1585) и «Epistola ad Magnificum... Dominum Theodorum Skuminum...» (Вильна, 1586), а также прозаический трактат с рифмованными вставками «De heroibus in Dei Ecclesia» (Краков, 1585). С 90-х годов автор переходит на польский язык. Перу Пельгримовского приписываются «Dialog slachcica litewskiego prawdziwy woyny Iflantskiey. Krola. Stefana z Ksi^dzem Moskiewskim od pocz^tku do koñca krotko zebrany» (Вильна, 1594) и сборник латино-польских вирш «Philopatris ad senatum populumque Lituanum»27 (Б. м., 1597).

Последний и самый масштабный28 литературный труд Пельгримовского — поэма «Poselstwo i krótkie spisanie rozprawy z Moskw^» — при жизни автора так и не был опубликован. Поэма «Poselstwo.» была построена автором, как уже упоминалось, на материалах официального дневника дипломатической миссии 1600-1601 гг., в связи с чем и может рассматриваться как исторический источник. Поэма не привлекала к себе особого внимания в отечественной исторической науке. Так, например, именно прозаический дневник называется Б. Н. Флорей «главным источником по истории посольства»29 Льва Сапеги, а Р. Г. Скрынников на основании официального диариуша описывает начало репрессий Бориса Годунова, направленных против семьи Романовых30. Несмотря на то что прозаический дневник посольства дошел до нас лишь в отдельных частях31, исследователи предпочитают использовать именно его, опасаясь излишней «художественности» поэмы «Poselstwo.».

24 Pielgrzymowski E. Poselstwo i krótkie spisanie rozprawy z Moskw^. S. 19.

25 Markowska W. Literatura Polska epoki Odrodzenia. Warszawa, 1956. S. 113.

26 Кавалёу С. В. Шматмоуная паэз1я Вялжага княства Лггоускага эпохi Рэнесансу. Мшск, 2010. С. 268.

27 Некрашэвiч-Короткая Ж. В. Слава i плач патрыёта i прарока: паэма "Philopatris" (1597) // Acta Albaruthenica. 2003. N 3. С. 8.

28 Pielgrzymowski E. Poselstwo i krótkie spisanie rozprawy z Moskw^. S. 18.

29 Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос. С. 144.

30 Скрынников Р. Г. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века. Л., 1985. С. 23-24.

31 Впервые фрагменты дневника были опубликованы Владиславом Трембицким (Trgbicki W. Poselstwo Lwa Sapiehy do Moskwy, podlug dyaryusza Eljasza Pielgrzymowskiego. Grodno, 1846). Позже прозаический и рифмованный дневники были всесторонне использованы Казимиром Тышковским при написании своей монографии по истории посольства Л. И. Сапеги (Tyszkowski K. Poselstwo Lwa Sapiehi w Moskwie 1600 r.). В настоящее время наиболее полным исследованием по истории текста прозаического дневника представляется работа литовской исследовательницы Йиратэ Киаупиене: Pilgrimovijus E. Didzioji Leono Sapiegos pasiuntinybéj Maskv^ 1600-1601 m. / parengé J. Kiaupiené. Vilnius, 2002.

Историческая составляющая рифмованного дневника была высоко оценена в польской историографии благодаря тому, что даже в поэтическом произведении Пельгримовский тщательно воспроизвел многие известные ему документы — тексты условий унии, посольские речи, ответы Боярской думы, списки подарков, провизии32 и пр. Ввиду подобной структуры текста белорусский исследователь С. В. Ковалев называет поэму Гелиаша Пельгримовского «диариушем в стихотворной форме» и «эпической поэмой в форме диариуша»33, таким образом подчеркивая ее историческую ценность.

Возможность использования поэмы «Poselstwo...» в качестве исторического источника — проблема, которой мы уделим особое внимание в нашей статье. Каждый из двух дневников Пельгримовского обладает собственной спецификой: если главной чертой прозаического текста является детализированность описаний, то поэма дает возможность прикоснуться к картине польско-литовских и московских отношений в преддверии Смутного времени, какой ее увидел отдельно взятый дипломат и поэт. «Poselstwo.» предоставляет нам крайне богатый образный ряд, до сих пор не попадавший в поле зрения специальных исследований.

Антимосковская пропаганда — центральная тема рифмованного дневника, автор не упускает ни единой возможности, чтобы выставить московскую жизнь в дурном свете34. Хотя подобная тематика и была широко распространена в поэзии Речи Посполитой последней трети XVI в., тем не менее «Poselstwo. » является поистине исключительным случаем. Предшествующий этап развития антимосковской эпической поэзии на польско-литовских землях, который можно условно назвать временем доминирования «ливонского цикла»35, характеризуется «оборончеством» по отношению к Москве: поэты писали о необходимости всеми силами дать отпор московской угрозе, но не призывали заходить на восток дальше собственных границ. Пельгримовский же, на собственном опыте убедившийся в невозможности культурного диалога с московитами, в своей поэме поднял тему необходимости подчинения и колонизации восточного соседа. Таким образом, поэмы Пельгримовского представляет собой важный переход от ливонского цикла к окказиональной поэзии эпохи Смутного времени, где провозглашение цивилизаторской миссии Речи Посполитой по отношению к Москве станет общим ме-

стом36.

Поэма открывается посвящением Льву Ивановичу Сапеге: с первых абзацев Пельгримовский переходит к теме своих собственных злоключений вместе с канцлером Великого княжества Литовского в московских пределах («jako w wi^zieniu jednym w zaparciu przez pi^c a dwadziescia niedziel»37), вплетая рассуждения о лично пережитых тяжелых днях в общую картину обид, нанесенных Республике моско-

32 Подробнее см.: Pielgrzymowski E. Poselstwo i krotkie spisanie rozprawy z Moskw^. S. 18-20.

33 Кавалёу С. В. Шматмоуная паэз1я Вялжага княства Лггоускага эпохi Рэнесансу. С. 281.

34 Pielgrzymowski E. Poselstwo i krotkie spisanie rozprawy z Moskw^. S. 21.

35 Подробнее см.: Некрашэвiч-Короткая Ж. В. Беларуская лащнамоуная паэма: позш Рэнесанс i ранняе Барока. Мгнск, 2011. С. 91-92.

36 См., напр.: Lisichenok E. A., Prohorenkov I. A. The Oriental discourse in the anti-Moscow Positek Bellony Stowienskiej by Marcin Paszkowski // Res Historica. 2015. N 40. P. 115-125.

37 «.Ибо в плену одном под замком 25 недель находились» (Pielgrzymowski E. Poselstwo i krotkie spisanie rozprawy z Moskw^. S. 30-31).

витами38. Представив совместно пережитые трудности в качестве предлога к обращению за покровительством, автор переходит к непосредственному описанию посольства. В поэме Пельгримовского четко выделяются хронологические этапы посольской миссии.

I этап: 27 сентября — 16 октября 1600 г. Путь до Москвы. Посольство в составе канцлера Великого княжества Литовского Л. Сапеги, варшавского каштеляна С. Варшицкого, писаря Г. Пельгримовского, а также 400 слуг и 700 «людей посполи-тых» 27 сентября выступает из Орши. На основании сведений «Розек^а...» можно точно реконструировать весь путь миссии. 29 сентября, после ночевки у р. Иваты, служащей естественной границей двух государств, послы вступили на территорию Московского царства:

Бо 1ша1у, со dzieli кга; тозЫем^Ы z паш1,

Gdysmy рггузгЦ, przybiegli dwaj do паз роз!аш39.

(Строки 71-72)

В диариуше отмечаются как места ночевок населенные пункты Красный, Луб-ня, Смоленск, Пнево, Дорогобуж, Вязьма, Заозерье, Добрая, Можайск, Кубинка и Мамоново. Таким образом, за 18 дней посольская делегация преодолела около 600 км. Пельгримовский подробно описал путь посольства, выделяя различные примечательные факты (упомянул несколько пожаров и голод в деревнях, описал пиры, устраиваемые по пути в честь послов). В целом же дорога до Москвы прошла для послов без происшествий.

II этап: 16 октября — 9 декабря 1600 г. Период лояльного отношения к послам. Ранним утром 16 октября посольство совершило торжественный въезд в Москву:

W pierwsz^ Ьгаш§ wtym росг1у рогг^ше wjacha^y;

Gwa^:t zewsz^d т^сгугп, niewiast, со па 1о ра1гга!у.

Ро з^опаЛ bojarowie копш роз^рц^,

Drudzy р1ас czynц, drцdzy przed nami шти^40.

(Строки 229-232)

По прибытии послы остались довольны оказанным им приемом и условиями своего содержания. Несмотря на ранний приезд дипломатов, первую аудиенцию они получили только 26 ноября. Такая задержка объяснялась двумя причинами: во-первых, московские гонцы отказывались принимать реестр подарков посольства, так как в нем не был прописан царский титул государя, во-вторых, сам Борис

38 Пельгримовский перечисляет «территориальные обиды» Речи Посполитой: «Не без великой жалости в сердце, видя без малого две сотни миль земель от Великого Княжества оторванных, вспомнить о них я должен. Великий Новгород, Великие Луки, Псков, Северские княжества, Можайск, Вязьма, Дорогобуж и Смоленск — все изменнически взяты. Наше сердце плачет от увиденного, ибо от предков наших права на те земли имеем» (Ibid. S. 30).

39 «До Иваты, что делит край московский с нами, / когда дошли, явились к нам два посланника».

40 «В первые врата знамена рядами въезжали, / шум мужей и девиц отовсюду, которые на то смотрели. / По сторонам боярские кони вышагивали, / одни площадь охраняли, другие нас сопровождали».

Годунов в это время страдал от приступов подагры41. Во время вынужденного бездействия Пельгримовский занимался описанием столичной жизни, начиная раскрывать тему порочности московского населения.

Пристальное внимание автора привлек следующий случай, произошедший 20 октября. Прибывший к послам пристав начал делиться с поляками новостями, постепенно переходя к описанию богатств и могущества Москвы. Пельгримовский рисует архетипичный для описания московита типаж лжеца и бахвала, который никак не может остановиться в своем вранье: природным богатствам Москвы нет числа, берега ее рек усеяны рубинами и золотом, перед ее армией дрожит весь исламский мир, а сама столица уже давно превзошла в своем великолепии все древние чудеса света. В итоге даже товарищ пристава не выдерживает его бахвальства и прерывает хвастливые речи:

I gdy tak nieslychane napowiadal rzeczy, Drugi Posnik rzecze mu: "Bracie, to nie grzeczy! Powiadasz to, co nie jest, aza nie wiesz tego, Ze z tych kazdy wie dobrze, gdzie co jest takiego. Poprzestan plutaniny — nieuczciwosc nasza, Gdy o tym möwisz, czego nie ma ziemia nasza"42.

(Строки 335-340)

Между приставами происходит ссора, а Пельгримовский поднимает на смех перед читателем все сказанное московитом (строки 340-455).

Только 26 ноября произошло представление послов Борису Годунову, во время которого царю были отданы письма и подарки. Закончилась аудиенция пиром, удостоившимся в поэме особо подробного разбора: Пельгримовский, описывая кушанья и способы их подачи, обращается к теме московского варварства. Несмотря на обилие угощений, поэт негативно оценивает застолье, так как московиты совершенно не способны достойно распорядиться своими богатствами:

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Dobrze möwi^, ze wszego mnogo w ziemi maj^, Lecz jako czego zazyc, rozumu nie maj^43.

(Строки 777-778)

При этом автор рассуждает следующим образом: имей те же ресурсы польско-литовский народ, он сумел бы извлечь из них куда больше пользы, и выгоду от этого получили бы и сами московиты (строки 779-780). Здесь мы видим колонизаторский дискурс в повествовании автора. Пельгримовский утверждает, что мудрая опека более развитых народов Речи Посполитой над московскими территориями может стать несомненным благом для местного населения.

Работа посольства продолжилась, и 4 декабря московскому правительству были представлены условия «вечного соединения», на которые послы получили

41 Tyszkowski K. Poselstwo Lwa Sapiehi w Moskwie 1600 r. S. 52.

42 «И когда такие неслыханные рассказал вещи, / другой пристав ему сказал: "Брат, не греши! / Рассказываешь о том, чего нет, и сам того не знаешь, / что каждый из послов это хорошо понимает. / Останови небылицы — неучтивость наша, / когда о том говоришь, чего нет в нашей земле"».

43 «Верно говорят, что много всего в землях своих имеют, / да только разума у них нет, как это использовать».

ответ спустя два дня. В поэме автор полностью приводит ответы Боярской думы под титулом «Sposoby od bojar dumnych przeciwko naszym artykulom wiecznego po-koju»44. Соглашаясь на продление перемирия, бояре тем не менее решительно отвергли практически все условия объединительной унии. На каждый пункт был дан, как отмечает Пельгримовский, «горделивый» ответ. Например, при рассмотрении вопроса объединения сил против общих врагов, московиты ответили, что у них «недруга никакого нет. Те все недруги, что раньше были, ныне великому господарю нашему царю, сами служат»45. Ответы Боярской думы были совершенно категоричны, и ни о каких правах на покупку земель иностранцами в Московском царств или о строительстве костелов, единой монете и т. д. не могло быть и речи. Более того, с московской стороны были поставлены собственные условия дальнейшего мирного сосуществования Варшавы и Москвы, в рамках которых Сигизмунд III должен был отказаться от Инфлянт в пользу Бориса Годунова.

Таким образом, первое полноценное заседание послов и Боярской думы отчетливо показало принципиальную невозможность заключения какого-либо союза ввиду серьезного конфликта внешнеполитических амбиций двух государств. Прошедшая 9 декабря аудиенция еще больше накалила обстановку, когда «возвращение» прибалтийских земель Москве превратилось в conditio sine qua поп. Бояре заметили, что в условиях обострившегося польско-шведского конфликта положение послов не позволяет им торговаться. Дьяк Афанасий Иванович Власьев на этой сессии выступил с речью, описывая трудности положения Речи Посполитой и акцентируя внимание на ее пограничных проблемах:

Niedawno u cesarza bylem poslem w Pradze Od ksiçdza moskiewskiego, i w niemalej wadze, I wiem stamt^d inaczej, pilniem to notowal, Ze siç Michal Multanski do was nagotowal46.

(Строки 1183-1186)

Пельгримовский отмечал, что не гнушались московиты и прямым шантажом, намекая на то, что могут сами встать на сторону Швеции: то, что отказывается дать Москве Сигизмунд III, с легкостью может предложить герцог Карл IX (строки 1215-1244). Все это вызвало искреннее возмущение послов, которые решились стоять до конца в вопросе о несправедливых притязаниях Москвы. 400 последующих строк поэмы посвящены историческому экскурсу в историю Прибалтики: звучит польская и московская версии, обосновывающие притязания на Инфлянты со стороны этих двух государств. Отметим, что все боярские речи об Инфлянтах автор щедро снабжает такими маргиналиями, как «Bajki moskiewskie»47 и «Taciszczow. Toc to chlop, zlodziej glupi»48.

44 Pielgrzymowski E. Poselstwo i krotkie spisanie rozprawy z Moskw^. S. 77-102.

45 Ibid. S. 81.

46 «Недавно у императора был послом в Праге / от князя московского [прибыл] и в большом почете [находился] /, и поэтому знаю, так как все прилежно записал, / что Михаил Мультанский готовится на вас напасть».

47 «Сказки московские» (Pielgrzymowski E. Poselstwo i krotkie spisanie rozprawy z Moskw^. S. 114).

48 «Татищев. Все же оказался холопом, злодей неразумный» ( Ibid. S. 117).

III Этап. 9 декабря 1600 — 4 февраля 1601 г. Период «плена». После 9 декабря отношения к послам существенно меняется, ввиду чего Пельгримовский начал называть свое пребывание в Москве не иначе как «пленом». Понимая провал посольской миссии, Л. Сапега просит у московского правительства отпуск из столицы, но получает отказ, аргументированный приступами болезни царя, который лично хотел бы разобраться с дипломатической миссией. Сами же послы в это время оказываются ограничены во внешних связях, попадая под настоящий домашний арест. В этих условиях работа посольства продолжается, а бояре предпринимают множество попыток сломить дипломатов. Так, на сессии, прошедшей 14 декабря 1600 г., Афанасий Власьев передает послам откровенную дезинформацию о поражении войск Замойского в столкновении с Михаем Храбрым:

Powiadam wam i drug^ nowin^ do tego: Zamoyski zbit, hetmán wasz, i rycerstwo jego Od Michala w tych czasiech, ze go nie ratowal Wojewoda kijowski, tamtemu folgowal49.

(Строки 1821-1824)

Посольская миссия становится для дипломатов испытанием их решимости: сессии проходят либо под диктатом московских требований, либо полностью срываются («Rozescie w gniewie z obu stron»50), под угрозой оказывается даже личная безопасность членов посольства: бояре неоднократно замечают канцлеру Л. Сапе-ге, что за свою гордость и презрение к московским предложениям он может сильно поплатиться (строки 2371-2374).

В этой части поэмы Пельгримовский направил весь свой литературный талант на бичевание московских нравов. Вновь на страницах поэмы возникает множество распространенных в пропагандистской литературе того периода топосов, раскрывающих сущность «московского варварства». Не мог обойти вниманием автор, например, такой распространенный штамп, как пристрастие московитов к алкоголю, связав его с полным отсутствием у этого народа интеллектуальной культуры. Как пишет поэт, скорее московит в руки возьмет кубок с водкой, чем перо:

Nie zabawi^ nauk^, czytac, pisac malo, Samym troch^ wladykom ledwo si§ dostalo. Teofrastes, tak pisz^, napisal ksi^g trzysta, Drudzy ksi^g do tysi^ca pisali do czysta. Ale tu nie tak rychlo Moskal w pismo zajdzie, Rychlej kufel gorzalki w r^ku jego najdzie51.

(Строки 2817-2822)

Другой популярный пропагандистский топос, нашедший свое место в поэме Пельгримовского, — это «азиатскость» московитов, которые давно отбились от

49 «Передам вам и вторую новость о том: / Замойский, гетман ваш с рыцарством своим, / повержен Михаилом, / и не смог помочь ему воевода киевский».

50 Pielgrzymowski E. Poselstwo i krótkie spisanie rozprawy z Moskw^. S. 137.

51 «Не увлекаются науками, читают, пишут мало, / только их владыки грамотой немного владеют. / Теофраст, как пишут, составил книг триста, / иные [мудрецы] писали и тысячу книг. / Но не так искусно письмом Москаль владеет, / скорее уж кубок с водкой в его руке окажется».

европейской цивилизации и христианства и занимают свое законное место среди татарских и языческих народов (строки 2839-2840). Разумеется, заговорив об азиатской природе московского народа, автор затрагивает и тему рабства. Так, неволя рисуется как естественное состояние московитов:

By wielbl^d, co niz jasn^ woli m^tn^ wod§, Tak oni byc w niewoli wol^ niz swobod^52.

(Строки 2927-2928)

Также естественна и склонность московитов к тирании. Поэт отмечает, что хотя и сменились династии, в самой сущности власти ничего не поменялось:

Ze po jednym tyranie dzis panuje drugi Kleomedus okrutny, za wierne poslugi Co tysi^cmi niewinnych mieczem, turm^ traci, Glodem rychlej umorzy niz lask^ zaplaci?53

(Строки 2985-2988)

В таких пессимистичных рассуждениях, а также постоянных пререканиях с московским боярством на посольских сессиях дипломаты провели декабрь 1600 — январь 1601 гг. — время, ставшее самым напряженным в ходе работы посольства.

IV Этап. 4 февраля — 1 марта 1601 г. Перелом в переговорах. Когда дипломаты уже направлялись на очередную посольскую сессию, их остановили приставы: заседание было отменено ввиду того, что скоро в Москву прибудет гонец с новыми письмами от Сигизмунда III (строки 3031-3038). Встреча послов с Яном По-радовским, королевским курьером, произошла 11 февраля. Привезенные им новости о победах гетмана Яна Замойского в Молдавии (строки 3145-3152) и прочие известия из Речи Посполитой воодушевили послов и существенно укрепили их позиции. Таким образом, на новой посольской сессии, состоявшейся 16 февраля, Л. Сапега в своей речи торжественно дополнил титулы Сигизмунда III:

Pan kanclerz uczynil rzecz do kniazia mlodego, Wyliczywszy tytuly króla, pana swego, Z siedmiogrodzkim, woloskim i multanskim k temu, Panstw onych, które teraz juz holduj^ jemu54.

(Строки 3227-3230)

Также канцлер представил письмо от короля, просившего не задерживать более отъезд его послов. Отмечая все их злоключения в Москве, канцлер обещал устроить такой же прием московским послам в Речи Посполитой (строки 32713272).

52 «Как верблюд, который чистой мутную воду предпочтет, / так и они жаждут в рабстве жить, а не на свободе».

53 «Что после одного тирана теперь правит другой — жестокий Клеомед, за верную службу / тысячи невинных мечом и пленом уничтожает, / скорее голодом уморит, чем лаской отплатит?».

54 «Пан канцлер начал свою речь к князю молодому, / перечисляя титулы короля, господина своего, / прибавив к ним Семиградские, Валашские и Мультанские земли, / которые теперь под рукой короля находились».

В этих условиях была предпринята последняя за время посольства Л. Сапеги 1600-1601 гг. попытка московской стороны повернуть переговоры в выгодную для себя сторону. 18 февраля, когда в Москву торжественно прибыли шведские послы (строки 3683-3690), их делегация была специально с особой торжественностью проведена перед польско-литовскими дипломатами. Поселили новоприбывших послов также в прямой видимости из двора Л. Сапеги. Однако и этой попытке «давления» на польско-литовских дипломатов суждено было провалиться, так как со шведами Боярской думе тоже не удалось достичь каких-либо конкретных договоренностей — из-за существенной ограниченности полномочий послов Карла IX55.

Понимая тупиковость сложившейся дипломатической ситуации и опасаясь окончательного разрыва отношений с Речью Посполитой, московская сторона наконец решилась пойти навстречу посольству Л. Сапеги.

V Этап. 1 марта — 12 марта 1601 г. Заключение договора и отъезд послов.

1 марта к дипломатам в спешке прибыл Афанасий Власьев с личным посланием от Бориса Годунова (строки 3849-3863). В послании с сожалением говорилось о задержке посольства в Москве в связи с плохим состоянием здоровья самодержца, но также отмечалось и то, что послы сами виноваты в затягивании переговоров, так как проигнорировали царский титул. Теперь же Годунов чувствовал себя намного лучше и был готов уделить послам внимание. В итоге на следующей сессии, состоявшейся 3 марта, между царем и Боярской думой, с одной стороны, и польско-литовскими дипломатами — с другой, началось обсуждение конкретных условий перемирия. Во избежание срыва работы сессии болезненный вопрос титулатуры было решено отложить до более подходящего времени:

А о 1уШ1 па insze wremia odktadaj^, Роз!ас роз!у do кго1а о 1уш wo1^ maj^56.

(Строки 3813-3814)

Совместная разработка положений перемирия продолжалась с 3 по 10 марта. В целом последний этап работы посольства прошел без каких-либо затруднений. Его результатом (и перенесенных послами испытаний) стало подписание 20-летнего перемирия57 между Московским царством и Речью Посполитой (строки 41044105), а уже 11 марта после заключительной 20-й сессии переговоров послы смогли покинуть Москву.

Несмотря на то что никакого «вечного соединения» между Московским царством и Речью Посполитой (это была главная задача посольства) добиться не удалось, автор оценивает итоги работы миссии как безусловную дипломатическую

55 Tyszkowski К. Pose1stwo 1жа Sapiehi w Мозк^ге 1600 г. 8. 64-65.

56 «А о титуле [вопрос] на другое время отложим, / о том отправить послов к королю намерение имеем».

57 В тексте поэмы особое внимание уделено обсуждению срока действия договора: обе стороны демонстрировали свою незаинтересованность в этом перемирии, отдавая оппоненту возможность самому выбрать его продолжительность. В итоге 20-летний срок был назван именно московской стороной. Пельгримовский видит в этом определенной символизм: за 20 проведенных тяжелейших посольских сессий польско-литовский и московский народы получили 20 лет мира. См.: Pielgrzymowski Е. Pose1stwo i к^^ spisanie rozprawy z Moskw^. 8. 192-194.

победу. По мнению Пельгримовского, в условиях, в которых работало посольство Л. Сапеги, о лучших результатах нельзя было и мечтать. Автор вернулся из Москвы с глубоким убеждением, которое он старался донести и до читателя: несмотря на кажущуюся близость московитов, какого-либо союза с этим народом, ввиду его глубокой порочности, никогда заключить не удастся. Автор использует библейскую метафору и уподобляет московитов дурному древу, от которого, как не старайся, добрых плодов не получишь:

Awa jako drzewo zle kwiat pi^kny wydaje, Moskiewskie przeciwko nam byly obyczaje58.

(Строки 4645-4646)

Как уже отмечалось в начале статьи, поэма Гелиаша Пельгримовского «Posel-stwo i krotkie spisanie rozprawy z Moskw^» не была опубликована при жизни автора, поэтому сложно оценить, какое влияние она могла оказать на современную ей читательскую аудиторию. Что же касается использования поэмы в качестве источника, способствующего реконструкции истории дипломатической миссии Л. Сапе-ги в 1600-1601 гг., то тут важно учитывать следующее обстоятельство: имеющий непосредственный доступ ко всей информации, касающейся посольства, Г. Пель-гримовский в своем тексте периодически умышленно сдвигал хронологию в угоду экспрессии повествования. В частности, эпизод с февральским въездом шведских послов в Москву — конструкт автора, призванный подчеркнуть напряжение, предшествующее успешному продлению перемирия с Москвой. В действительности шведское посольство находились в Москве уже с января 1600 г.59 Не менее важно отметить и тенденциозность, и яркий антимосковский окрас поэмы «Poselstwo...», поэтому, на наш взгляд, труд Пельгримовского представляет собой скорее «пропагандистское произведение», чем «диариуш в стихотворной форме» (С. В. Ковалев).

Учитывая эти особенности поэмы, можно утверждать, что «Poselstwo.» не может заменить для исследователя оригинальный прозаический диариуш, но вполне способно его дополнить. Действительно, пристальное внимание автора к деталям заслуживает отдельного упоминания, так как в поэме нашел подробное отображение дипломатический этикет эпохи. Описание придворного церемониала и посольских заседаний, увековечивание роскошных застолий и миниатюрные зарисовки бытового характера (чему не нашлось места в прозаическом дневнике) — все это позволяет исследователям называть поэму Пельгримовского даже своеобразными «учебником» и «инструкцией» для будущих посланцев в Москву60.

Также рифмованный диариуш очень интересен в контексте научного вопроса о самой возможности установления добровольной унии между Речью Посполитой и Московским царством в преддверии Смутного времени. Свидетельство посла Ге-лиаша Пельгримовского очень красноречиво: идеи объединения утопичны и никак не могли воплотиться в жизнь из-за конфликта политических амбиций обоих государств.

58 «Как злое дерево прекрасный на вид цвет выдает, / московские [пышные] обычаи также горьки для нас были».

59 Tyszkowski К. РоБеМшо 1жа 8ар1еЫ ш МоБкгое 1600 г. 8. 64.

60 Pielgrzymowski Е. РоБе^шо 1 кго1к1е 8р18аше гогргашу 2 МоБк^. 8. 19-24.

References

Bobkova O. V. List pisaria Velikogo kniazhestva litovskogo Geliyasha Pel'grimovskogo. Avgust 1600 g. Isto-

richeskii arkhiv, 2004, no. 6, pp. 199-201. (In Russian) Czwolek A. Lew Sapieha, dyplomata w sluzhbie Zygmunta III. Leu Sapega (1557-1633 gg.) i yago chas. Ed.

by S. V. Marozava [i insh.]. Grodna, Grodno State University Press, 2007, ss. 124-127. Filyushkin A. I. Izobretaia pervuiu voinu Rossii i Evropy: Baltiiskie voiny vtoroi poloviny XVI v. glazami

sovremennikov ipotomkov. St. Petersburg, Dmitrii Bulanin Publ., 2013, 880 p. (In Russian) Florya B. N. Russko-pol'skie otnosheniia i baltiiskii vopros v kontse XVI — nachale XVII v. Moscow, Nauka

Publ., 1973, 224 p. (In Russian) Florya B. N. Russko-polskie otnosheniia i politicheskoe razvitie Vostochnoi Evropy vo vtoroi polovine XVI —

nachale XVII v. Moscow, Nauka Publ., 1978, 302 p. (In Russian) Gajda M. Poselstwo Lwa Sapiehy w Moskwie w latach 1600-1601 w swietle polskich relacji dyplomatycz-nych oraz relacji Izaaka Massy i Jacques'a Margereta. Piotrkowskie Zeszyty Historyczne, 2001, iss. 12, vol. 1, ss. 124-144.

Kavaleu S. V. Shmatmounaya paeziya Vyalikaga knyastva Litouskaga epokhi Renesansu. Minsk, Knigazbor

Publ., 2010, 376 p. (In Belarusian) Lisichenok E. A., Prohorenkov I. A. The Oriental Discourse in the Anti-Moscow Positek Bellony Stowienskiej

by Marcin Paszkowski. Res Historica, 2015, no. 40, pp. 115-125. Maciszewski J. Polska a Moskwa. 1603-1618. Opinie i stanowiska szlachty polskiej. Warsaw, Panstwowe Wyd. Naukowe, 1968, 329 s.

Markowska W. Literatura Polska epoki Odrodzenia. Warsaw, Wiedza Powszechna Publ., 1956, 238 s. Nekrashevich-Korotkaya Zh. V. Belaruskaya latsinamounaya paema: pozni Renesans i rannyae Baroka.

Minsk, Belarusian State University Press, 2011, 231 p. (In Belarusian) Nekrashevich-Korotkaya Zh. V. Slava i plach patryeta i praroka: paema "Philopatris" (1597). Acta

Albaruthenica, 2003, no. 3, pp. 8-10. (In Belarusian) Shcherbatov M. M. Istoriia Rossiyskaia ot drevneishikh vremen. Vol. VI, part II. St. Petersburg, Imperatorskaia

Akademiia nauk Publ., 1790, 296 p. (In Russian) Siarczyn'ski F. Obraz wieku panowania Zygmunta III, krola polskiego i szwedzkiego, zawierajqcy opis osob

zhyjoncych pod jego panowaniem. T. 2. Lwow, N. Kamienski i Spolka Print., 1828, 533 s. Skrynnikov R. G. Sotsial'no-politicheskaia bor'ba v Russkom gosudarstve v nachale XVII veka. Leningrad,

Leningrad State University Press, 1985, 328 p. (In Russian) Tr^bicki W. Poselstwo Lwa Sapiehy do Moskwy, podlug dyaryusza Eljasza Pielgrzymowskiego. Grodno, W

drukarni Rzondowej, 1846, 44 s. Tyszkowski K. Poselstwo Lwa Sapiehi wMoskwie 1600 r. Lwow, [s. n.], 1927, 90 p. Zamoyski A. Polska. Opowiesc o dziejach niezwyktego narodu. Warsaw, Wyd. Literackie, 2011, 588 s.

Статья поступила в pедакцию 22 янваpя 2018 г.

Рекомендована в печать 31 мая 2018 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.