CC BY
49. . . ВОПРОСЫ НАЦИОНАЛИЗМА 2014 № 3 (19)
АндрЕй МАрчуков
«Прочь от Москвы!»
«НОВОЕ НАПРАВЛЕНИЕ» ИДЕОЛОГИИ укрАИНСКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ в 1920-х гг.
Большевики сделали то, о чём мечтали адепты украинского проекта, но сами сделать оказались не в состоянии, — создали Украину (в широких границах) и начали создавать украинскую нацию. К середине 1920-х гг. процессы государственного и национального строительства Украины достигли такого уровня, что потребовали осмысления дальнейших путей своего развития в рамках советского государства. Характерно, что общественная дискуссия велась не «антисоветскими элементами», а представителями коммунистической или «социально близкой» интеллигенции и партийцами.
В это время появляется ряд идеологических концепций, посвященных положению украинской республики в СССР.
«Волобуевщина»
Михаилу Волобуеву суждено было стать одним из символов украинского национализма, а «волобуевщиной» стали обозначать национальный уклон в области экономики. Он не был этническим украинцем (настоящая фамилия Артёмов), и поэтому его путь
Статья выполнена в рамках Программы фундаментальных исследований секции истории ОИФН РАН «Нации и государство в мировой истории», направление «Проблемы нациестроительства и национализма». Проект «Украина на перекрёстке идентичностей: формирование национальных общностей и нациестроительство (XIX — начало XX вв.)», 2012-2014 гг.
к «украинству» весьма показателен. С 1922 г. М. Волобуев работал в органах политпросвещения, был заместителем начальника губернского отдела политпросвета в Виннице. По воспоминаниям дочери, он «своей любви к Украине не скрывал. Любил одевать украинские вышивки, искренне увлекался красотой украинских песен, украинского языка»1. Но это присущее многим великороссам увлечение послужило лишь почвой для развития идей, благодаря которым Волобуев вошёл в историю.
Работая на ниве политпросвещения, он сталкивался с людьми, состоявшими ранее в националистических партиях. Позднее он общался с А. Шум-ским, В. Яловым, Н. Хвылевым. Вращаясь в среде украинской интеллигенции, Волобуев воспринял её мировоззрение (что также наблюдалось за некоторыми великороссами). Уже после Великой Отечественной войны, обращаясь к генеральному прокурору СССР Р. Руденко, он объяснял это так: «...сталкиваясь и дискутируя с работниками российского Главполит-просвета в практических вопросах, болезненно воспринимая попытки трактовать украинскую культуру и украинский Наркомат просвещения как провинциальные, я постепенно пришёл к выводу о невозможности украинского
1 Шаповал Ю. «Я помилявся, взявши на себе провину». До 90-р1ччя М.С. Волобуева-Артьомова // Арх1ви УкраТни. 1994. №1. С. 110.
культурного строительства в совместной работе с русскими»2. Это почти дословно совпадает с тем, что говорили по поводу «официальной» украинизации украинские националисты.
И вот в 1928 г. редакция журнала «Большевик Украины» в двух номерах опубликовала большую статью Волобуева под названием «К проблеме украинской экономики». При этом оговаривалось, что статья носит дискуссионный характер. И «дискуссия», а вернее, острая критика основных положений статьи, переросшая в борьбу с «волобуевщиной», незамедлительно началась. Собственно, ради того, чтобы выставить подобные взгляды на всеобщее обозрение, а затем разбить в пух и прах, статью и опубликовали3. В чём же заключалась «волобуевщи-на»?
К изложению своих взглядов на перспективы развития народного хозяйства Украины Волобуева подтолкнула точка зрения советских экономистов на экономику СССР как на экономику единого государства, а на СССР — как на реинкарнацию исторической России. В основу экономического районирования страны Госпланом СССР был положен экономико-географический принцип. То есть экономика Союза виделась единым организмом, в основе которого лежала экономическая специализация регионов. При этом совершенно выпадало из вида наличие союзных республик. Территория УССР подразделялась на Юго-Западный и Южногорнопромышленный экономико-географические районы.
Волобуев подверг это резкой критике. Он исходил из того, что Украина представляет собой «народнохозяйственное целое», которое нельзя разрывать на независимые части4.
2 Там же. С. 105.
3 Скрипник М. 3 приводу економ1чноТ
_ платформи нацюнал1зму // Б1льшовик
166 Укратни. 1928. №6. С. 47.
_ 4 Волобуев М. До проблеми укратнськот
Собственно, Волобуев не был первым, кто во главу угла развития экономики ставил национально-государственный принцип. Ещё Г.Ф. Гринько, бывший в своё время украинским наркомом просвещения, на Первом съезде Госплана СССР в феврале 1926 г. выступил против деления УССР на экономические районы, призывал подходить к ней «как к народно-хозяйственному целому» и идти по пути её консолидации (в том числе экономической) как самостоятельной республики. Гринько объяснял это тем, что стремится не допустить разрыва смычки между левобереж ным пролетариатом и правобережным крестьянством и намеревается превратить Украину в форпост Союза и плацдарм для коммунистической экспансии на Ближний Восток и в Европу. УССР надлежало стать «образцом решения Советской властью национального вопроса для всего юго-восточного угла Европы, наиболее раздираемого национальной враждой», в связи с чем «укрепление Украины как республики» имело «огромное внешнеполитическое значение»5. Эти аргументы в какой-то степени могут объяснить позицию Гринько, хотя уже само их наличие говорит о том, насколько далеко зашло национально-государственное строительство Украины. Но его аргументы — это партийный подход к вопросу (или прикрытый партийной риторикой). Как и в случае с «официальной» и «неофициальной» украинизацией, имелись и другие доводы, более близкие «национально мыслящим» кругам украинской общественности. Их-то и высказал Волобуев.
Одним из базовых (но притом неубедительных) положений его концепции было отрицание единства рос-
економпш // Б1льшовик Укратни. 1928. №3. С. 46-47; №2. С. 46, 49.
5 Гринько Г. Плановые проблемы украинской экономики // Плановое хозяйство. 1926. №6. С. 180-181.
сийской экономики не только после, но и до революции. Он считал, что с точки зрения угнетённых ею колоний (вернее — с точки зрения украинского движения, позицию которого он излагал) российская экономика была «комплексом национальных экономик». По мнению Волобуева, Украина являлась колонией России, но не в обычном понимании этого слова (экономически отсталой), а «колонией европейского типа», обладающей развитым капиталистическим хозяйством, «страной, находившейся в колониальном положении»6. И украинская экономика, а значит, и Украина как некое политическое и экономическое целое, существовала уже в Средневековье. Здесь явно прослеживается влияние украинской историографии: Волобу-ев действительно опирался на работы ряда украинских и российских историков (чётко прослеживается влияние теории М. Покровского о торговом капитале).
Превращение украинской экономики в колониальный придаток русской началось якобы со времён Переяславской Рады, когда русский капитал проник на Украину и оттеснил украинский от торговли с Западом. В XIX в. конкуренция между капиталами и колониальное угнетение — вывоз сырья и полуфабрикатов, неэквивалентный обмен и т.п. — обострились. При этом как-то «забывалось», что «украинский» капитализм, отличный от общероссийского, отыскать проблематично, а капиталисты-малороссы сидели в Петербурге и Москве как у себя дома, рассматривая полем своего «бизнеса» всю Россию. По мере развития мировой экономики, наряду с явно наметившейся интернационализацией хозяйства, начали наблюдаться тенденции к его «национализации», то есть к укреплению национальных экономик.
На Украине эта центробежная тенденция выразилась в «стремлении войти в состав мировой хозяйственной системы непосредственно, а не через российскую экономику»7.
Если уж дореволюционная российская экономика была суммой национальных экономик, то хозяйство СССР, полагал Волобуев, единой экономикой может быть названа условно, лишь при её противопоставлении капиталистической системе Запада. И «русское» хозяйство, и «украинское» в союзе равноправных народов тоже стали равноправными и должны были войти в мировое социалистическое хозяйство непосредственно. Таким образом, экономике УССР надлежало бы зависеть не от части мировой хозяйственной системы (российской экономики), а от всей этой системы в целом8.
В теоретических построениях Воло-буева чётко проступает популярная в те годы идея создания мировой республики Советов, в которой действительно не оставалось места для национальных государств. Он, в частности, писал, что «развивать социалистическое хозяйство СССР надо с прицелом на мировое социалистическое хозяйство» и не проводить чрезмерную автаркию. Не стоит забывать, что за космополитической идеей мировой революции часто скрывались отнюдь не космополитические, а националистические интересы. Какое значение для мировой республики Советов, в основу которой должен был лечь социально-экономический, а не национальный принцип, имело бы непосредственное вхождение в неё какой-либо страны (скажем, Украины) как национально-государственного целого? Историко-экономические построения Волобуева и основанные на них выводы не оставляли сомнений в том, что в его взглядах преобладали национальные, а не левореволюционные мотивы. Сам он
6 Волобуев М. До проблеми укратнськот економики // Б1льшовик Укратни. 1928. №2. С. 49, 50, 58, 72.
7 Там же. С. 51, 55, 58, 59, 70-72.
8 Там же. №3. С. 44.
167
также утверждал, что мировое разделение труда должно происходить между национально-хозяйственными организациями мирового СССР9.
Основываясь на приведённых выше положениях, Волобуев переходил к критике сложившейся системы хозяйствования в УССР. Он утверждал, что экономика республики развивается исходя из интересов Союза, а не Украины. Его не устраивало, что планы первой пятилетки наносили ущерб экономике УССР, так как электрификация, строительство новых заводов, разработка новых месторождений (например, создание восточной экономической базы) были, по его мнению, нацелены на развитие экономики РСФСР. Об этом же, правда, далеко не так откровенно и полно, говорил и Г. Гринь-ко10.
Волобуев также утверждал, что союзные власти оттесняют республиканское руководство от управления украинским хозяйством, управляя последним через союзные и смешанные наркоматы и выхолащивая таким образом самостоятельность УССР. Не мог его устроить и порядок утверждения бюджетов, который превращает «так называемые бюджетные права Украины в фикцию», и то, что Украина выплачивает непомерно высокий процент от налоговых поступлений в союзный бюджет11. Другими словами, точка зрения Волобуева сводилась к тому, что экономи ческой самостоятельности УССР не имела и продолжала оставаться российской «колонией».
Подобная точка зрения — будто Москва разрабатывает и вывозит минеральные и сельскохозяйственные богатства Украины без соответствующей компенсации, не даёт причитающуюся ей долю импорта, а её продукцию от-
168
9 Там же. С. 45, 50.
10 Там же. С. 53-55, 57; Гринько Г. Плановые проблемы украинской экономики. С. 182-192.
11 Волобуев М. Указ. соч. С. 52, 59-61.
бирает для экспортных поставок — имела место и раньше. Здесь важно отметить другое. Согласно концепции Волобуева, Украина уже являлась не только политически, но и экономически сложившимся целым, которое следовало не создавать, а лишь укреплять и оберегать. «Правильное» разрешение» национального вопроса, то есть «ликвидация провинциального положения нашего языка, нашей литературы, нашей культуры в целом», полагал он, будет возможно лишь тогда, когда Украина окончательно превратится в оформленный и законченный национально-хозяйственный организм. Поэтому центральным местом национальной проблемы современности он считал экономический вопрос12.
Волобуев не останавливался на утверждении этого очевидного для многих представителей украинства постулата и предлагал свой вариант достижения республикой «настоящей» хозяйственной самостоятельности. Он считал необходимым отказаться от районирования СССР по экономико-географическому принципу. За Госпланом и прочими союзными экономическими организациями он предлагал оставить лишь общедирективные функции. Общесоюзные хозяйственные планы должны были рассматриваться на Союзном съезде Госпланов и утверждаться двумя палатами ЦИК СССР. В том случае, если бы эти планы вступили в противоречие с интересами республик, последние имели бы право их менять. Подвергнуться изменению (в сторону уменьшения отчислений в союзный бюджет) должно было и бюджетное законодательство. Последней инстанцией, где бюджет должен был утверждаться, становился ВУЦИК. Всё это означало передачу республиканским экономическим органам решающих прав в управлении всем комплексом народного хозяй-
12 Там же. №3. С. 62.
ства, в том числе предприятиями союзного подчинения (тяжёлой и добывающей промышленности). Союзным органам отводилось право «контроля за деятельностью союзных органов», что фактически лишало их каких бы то ни было реальных функций.
Волобуев настаивал на необходимости пересмотра планов индустриализации и отношения к союзной экономике как к главной. Строительство новых предприятий должно было вестись именно на Украине. Также он предлагал создать всеукраинскую систему регулирования притока рабочей силы, которой надлежало «следить за пропорциональным разделением мест на украинских заводах между УССР и РСФСР». Это означало бы фактическое закрытие УССР своих границ, что уже выглядело как явный сепаратизм. Кроме прочего, это представляло угрозу единству рабочего класса — главной социальной опоры большевиков, а значит, и их положению.
Проект Волобуева стал квинтэссенцией представлений националистов о проблемах экономического развития республики. Принятие его означало бы конфедерализацию СССР и превращение союзных республик в фактически независимые государства.
Итак, бытовавшие в определённых кругах украинского общества подобные взгляды уже не ставили под сомнение факт существования Украины как национально-государственного целого. Речь шла о продолжении строительства государственности в направлении укрепления её самостоятельности и независимости от СССР, а фактически — от России, при одновременном продолжении строительства национальной общности и укрепления её экономического «фундамента».
«Хвылевизм»
Появление статьи М. Волобуева обозначило переориентацию наиболее передовой части адептов украинского движения на новые идейные позиции,
неотделимые от социалистического и коммунистического вектора развития Украины. Время её выхода в свет не должно никого вводить в заблуждение: появление родственных концепций началось несколькими годами ранее, а толчком для них послужила так называемая «Литературная дискуссия», в центре внимания которой оказался вопрос о путях развития украинской нации в условиях советской государственности.
«Литературная дискуссия» 19251928 гг. стала одним из наиболее значительных событий в общественной жизни республики. На страницах прессы, в публицистической и художественной литературе, а позже и на партийно-государственном уровне, шло обсуждение перспектив развития украинской культуры и национальной культуры вообще в условиях строительства социализма, роли и места интеллигенции в этом процессе, взаимоотношениях украинской и русской культур13. По мере развёртывания дискуссии речь зашла и о линии партии в национальном вопросе. Поскольку тогда литература являлась наиболее массовой формой культуры, активно воздействующей на народное сознание, то и спор о будущем украинской культуры и нации свёлся к обсуждению путей развитая украинской литературы.
Адепты украинства задавались вопросом: будет ли «национальное искусство» Украины продолжать оставаться «вечно подсобным», «вечно резервным» «для тех мировых искусств, которые достигли высокого расцвета» (имелась в виду прежде всего русская культура), или же украинская общественность «посчитает необходимым поднимать его художественный уровень на уровень мировых шедевров»? Так весьма точно ухватил суть
13 Даниленко В.М, Касьянов Г.В., Куль-чицький С.В. СталЫзм на Укратш: 20-30-т1 роки. Китв, 1991. С. 264.
169
дискуссии её главный участник, пролетарский писатель и публицист Николай Хвылевой14.
Несмотря на то что дискуссия продемонстрировала наличие в украинском обществе разных точек зрения на ключевые вопросы современности, она стала лучшим свидетельством того, что в результате национально-культурных процессов последних лет, направлявшихся «снизу» и «сверху» (строительства Украины и украинской нации), оно стало реальностью. И, будучи облечено в государственные формы УССР, начало вырабатывать свои варианты развития Украины. К каким же выводам пришло на первый взгляд невинное обсуждение чисто литературных вопросов и как они соприкасались с проблемами строительства украинской нации?
Мыслительная работа, что велась в украинской интеллигенции, стимулировалась не только самим ходом украинского нациостроительства, но и сугубо конкретной обстановкой послереволюционной Украины, в частности, той двойственностью, которая обозначилась сначала в экономике, а затем и в общественной жизни страны после введения нэпа. Разрешение частной предпринимательской деятельности привело к усилению сельских и городских буржуазных элементов, оказывавших сильное влияние на общественные настроения, на культуру, в частности на литературу. У тех же, кто верил в мировую революцию и коммунизм, былой революционный запал стал быстро угасать, уступая место мещанской обывательщине. Чувство отката назад привело к кризису направления, получившего название пролетарской литературы — то есть такой литературы, которая своей идейной основой брала коммунистическую доктрину, и потому считалась её адептами авангар-
дом художественной литературы. Например, главный оппонент Хвылевого, идеолог литературного объединения «Плуг», в котором состояли писатели «крестьянского» направления, С. Пи-липенко считал, что кризис в пролетарском искусстве крылся «в загубленных» нэпом «перспективах революционного движения»15. Двойственность экономического бытия привела к появлению различных идеологических течений. Как полагал Хвылевой, порождённая этой двойственностью литературная дискуссия стала «спором двух социальных сил» — пролетариата и буржуазии, «вынудила каждую сторону высказаться до конца» и впервые начала выяснять те скрытые социальные процессы, которые были порождены нэпом16.
Споры в украинской писательской среде (имеется в виду так называемое «молодое поколение» пролетарских и революционных писателей) начались задолго до 1925 г. Начало же самой дискуссии положил призыв Хвылево-го бороться против бесплодной графомании и невежества в литературе, бороться за «качество». Поскольку никто не хотел считаться графоманом и имел своё представление о качестве, призыв не остался без ответа, и борьба развернулась по литературным и окололитературным вопросам: о форме и содержании, о том, каким образом должна осуществляться организация литературных сил и т.д. В 1920-е гг. в УССР насчитывалось множество литературных объединений, организаций и направлений, таких как «Гарт», «Плуг», «Вольная академия пролетарской литературы» (ВАПЛИТЕ), «Мастерская революционного слова» (МАРС), течение, получившее название «неоклассицизма» и др. В спорах, конечно, не последнюю роль игра-
_ 14 Хвильовий М. Думки проти теч1 // Хви-
170 льовий М. Укратна чи Малорос1я? Китв, 1993. _ С. 109.
15 Цит. по: Хвильовий М. Апологети писа-ризму (до проблеми культурнот революцп) // Там же. С. 194-196.
16 Там же. С. 157.
ли личные мотивы. Но в ходе дискуссии от чисто литературных тем стороны перешли к более глубоким принципиальным вопросам. Борьба приобрела уже «чисто политический характер» и, как это бывало с большинством вопросов, возникавших во время социалистического строительства на Украине, «обострилась по линии национальной проблемы». Основными противниками стали ВАПЛИТЕ (Хвыле-вой, стиль — «академизм») и общество «Плуг», представлявшая в литературе «массовизм»17.
Ход дискуссии оставим в стороне и сосредоточим внимание на наиболее ярком её проявлении, заодно и ставшем её основным содержанием. Речь идёт о взглядах Хвылевого. Эти взгляды, сведённые им в своего рода «систему ценностей» и выдвигаемые в качестве программы национально-культурного развития Украины, были квалифицированы властями как национальный уклон, а сам автор был охарактеризован как «яркий представитель и выразитель идеологии украинского шовинизма»18. «Хвылевизм», наряду с «волобуевщиной», стал обозначением для ещё одного проявления украинского национализма, только уже в области культуры.
Система культурных ценностей, выдвинутая Хвылевым, стала своеобразным итогом всей дискуссии, хотя нужно отметить, что поддержку она нашла далеко не у всех даже в высшем слое «молодой» украинской интеллигенции (сам он про своих единомышленников говорил, что они — «очень небольшая группа»19). Но даже несмотря на это, появление подобных взглядов за-
17 Там же. С. 155; Шумський О. 1деолог1чна боротьба в украшському культурному процес1 // Б1льшовик Украши. 1927. №2. С. 12.
18 Нацюнальне питання на Укратш та опоз1ц1я // Б1льшовик Укратни. 1927. №10. С. 5.
19 Хвильовий М. Думки. С. 92.
ставило большевиков вмешаться в ход литературной дискуссии и во всеуслышание заявить о той угрозе, которую представлял прогрессирующий украинский национализм. Действительно, многое во взглядах Хвылевого было новым и неожиданным, а некоторые ключевые аспекты позднее послужили отправной точкой для теоретических выкладок М. Волобуева.
При этом надо отметить два обстоятельства. Во-первых, Хвылевой (как и Волобуев) был русским. Путь его к украинству был следующим: украинский кружок в Ахтырской гимназии, затем фронт и избрание в армейскую украинскую раду. Там Хвылевой, как сам позднее вспоминал, «начал призадумываться над вольностями Украины». Затем была работа совместно с боротьбистами, борьба против белых и петлюровцев. Первые шаги в литературе Хвылевой делал на русском языке, а украинизовался лишь около 1921 г.20.
Второе обстоятельство, которое казалось большевикам гораздо тревожнее, — Хвылевой был коммунистом. Уже с 1917 г., по его собственному утверждению, он начал «сомневаться в революционности украинских национальных партий» и ориентироваться на большевиков, а затем вступил в КП(б)У21. Проникновение националистических взглядов в партию и коммунистическую интеллигенцию стало одной из причин резкой реакции большевиков. Если концепция Волобуева, хоть и исходила из социалистических реалий Советской Украины, но не содержала ничего принципиально нового и лишь суммировала все бытующие в «национально мыслящей» среде идеи, то взгляды Хвылевого могли родиться
20 Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 81. Оп. 3. Д. 132. Л. 3; Рiчицький А. До пробле-ми лшвЦацп пережитюв колошяльности та нацюнал1зму (ответ Мих. Волобуеву) // Б1льшовик Укратни. 1928. №3. С. 84.
21 РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 132. Л. 3, 6.
171
только в коммунистической среде. Его национализм был не «буржуазным», а «социалистическим», подчас даже «ярко-красным».
Свою точку зрения на перспективы развития украинской культуры Хвы-левой изложил в четырёх циклах памфлетов, три из которых были опубликованы. Четвёртый, наиболее острый (ибо касался вопросов взаимоотношения украинской и русской культур) не был издан, но широко цитировался партийными критиками, и людям, следившим за ходом дискуссии, был известен. Свою главную задачу, как и задачу украинских пролетарских писателей, Хвылевой выразил следующим образом: надо вывести «нашу "хохлан-дию" на большую историческую дорогу». То есть превратить «Малороссию» — «классическую страну рабской психологии», подражательства и безграмотности, в «Украину» — передовую страну и нацию, самостоятельно думающую и развивающуюся без «российского дирижёра»22.
На пути превращения «Малороссии» в «Украину» стояло два препятствия. Первое — это тот самый «российский дирижёр», управляющий развитием Украины. И второе — тип местного человека, боящегося «дерзнуть», искать собственный путь развития — того, кого украинские националисты презрительно называли «малороссом». Но такие люди, писал Хвылевой, широко встречались даже среди самых что ни на есть «щирых украинцев» — тех, кого он называл «просвитяна-ми». То есть связанных с мелкобуржуазной средой города и особенно села. В «просвитянстве», в попытках такой интеллигенции взять в свои руки молодую украинскую культуру и повести за собой молодёжь, Хвылевой усматривал главную опасность для украинского культурного развития. Борьба за новое поколение стала самым насущ-
22 Хвильовий М. Думки. С. 83, 110; Он же. Апологети. С. 166.
ным вопросом пролетарской литературы, считал он. Нэп активизировал буржуазные элементы, которые через многочисленных «попутчиков» начали выдвигать свою идеологию. Угрозу несла, как ни странно, украинизация, точнее то, что вкладывала в неё «гопаковско-шароваристая "просви-та"». Эта «просвита», став «красной», вылезла «из своего традиционного кубла и тучей валит в город», принося с собой кулацкую идеологию, не давая украинской культуре расти духовно и интеллектуально23 и отбрасывая её назад на местечковый уровень, полагал Хвылевой.
В противоположность «просвите», под которой он понимал «категорию в психике общества», тянущую это общество назад, Хвылевой выдвигал лозунг ориентации на «психологическую Европу». Призыв ориентироваться на Европу привлёк внимание и большевиков, и их противников (в первую очередь украинскую эмиграцию), которые истолковывали его по-своему. Сам пролетарский писатель разъяснял, что под «Европой» понимал не современные ему капиталистические европейские государства, а «психологическую категорию, определённый тип культурного фактора в историческом процессе, определённый революционный метод»24. Европа дала миру цивилизацию духа, которую творил тип европейского интеллигента — «сознательного и вольного выразителя необходимой и внесознательной воли», тип деятельного творца.
На эту прогрессивную деятельность, на этот тип и призывал ориентироваться Хвылевой. Он был коммунистом25 и
23 Он же. Думки. С. 111; Камо грядеши // Там же. С. 31.
24 Он же. Укратна чи Малорос1я? // Там же. С. 254.
25 Хвылевой был скорее «романтическим
коммунистом», чем большевиком-партийцем. Так, он свидетельствовал, что «с большей уверенностью» называл себя «коммунаром,
не утратил веру в великую миссию мировой революции. И эта вера нашла своё выражение в идее «азиатского ренессанса» — духовного возрождения мира, которое должно было начаться с расцвета Китая, Индии и т.д. (разделявшейся многими представителями «молодой» украинской интеллигенции). Возглавить ренессанс, повести за собой «нового человека», «разбудить Европу» и принести туда коммунизм был призван большевизм. Здесь Хвы-левой перебрасывал мостик от «психологической Европы» и большевистского мессианства к национальному вопросу. Он считал, что духовная культура большевизма может ярко проявиться только в «молодых советских республиках», прежде всего в УССР, воспитавшей «в своих буйных степях тип революционного конкистадора», и где всегда были сильны традиции гражданской борьбы. Иными словами, на украинскую культуру и её пролетарский авангард возлагалась обязанность «нести свет из Азии, ориентируясь на грандиозные достижения Европы прошлого»26. Но сделать это была способна только та культура, которая смогла бы стать подлинной культурой молодой активной нации.
Ориентация на ценности «психологической Европы» сразу же со всей остротой поставила ещё один чрезвычайно важный вопрос: о взаимоотношениях украинской и русской культур. Хвылевой выразил своё отношение к нему в формуле «Прочь от Москвы!». Это также послужило поводом для его обвинения в национализме. На самом деле Хвылевой не был сторонником полного отделения Украины от Советского Союза. Но это не мешало ему быть уверенным в том, что «Украина тоже чуть иначе будет идти к социализму, хоть и в одном советском
нежели коммунистом» // РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 132. Л. 8.
26 Он же. Камо грядеши. С. 54; Он же. Укратна чи Малорос1я? С. 259, 263.
политическом союзе с Россией». Деятельной, прогрессивной «психологической Европе» и её культурным ценностям он противопоставлял такую же «психологическую Москву», превратившуюся после введения нэпа в «центр всесоюзного мещанства», в котором «всемирным оазисом» остались «пролетарские заводы, Коминтерн и ВКП». От этого «мещанства», слившегося, как он считал, со свойственным российской литературе пессимизмом, с отсутствием «позитивного мироощущения» и активности, он призывал бежать прочь. Новая украинская литература ни в коем случае не должна была ориентироваться на «московское искусство», которое было не способно «воспитать сильного и здорового, цельного и полезного человека», поддерживающего огонь «чрезвычайной веры в правду гражданских битв, в неминуемость прихода далёкой... коммуны»27.
«Запереть» русскую литературу на территории «Московии» Хвылевой хотел не только из-за её «неподходящих» качеств. По его мнению, русская культура с присущими ей ценностями, противоречащими ценностям «психологической Европы», мешала Украине стать «Украиной» ещё и потому, что ориентация на неё низводила украинскую культуру до уровня провинциальной и вбивала в головы «потребителей» восприятие её как чего-то недоделанного, второсортного, второ степенного28. Только непосредственный контакт с культурой Европы и использование её духовных достижений без посредничества России (вспомним волобуевский тезис о непосредственном вхождении в мировое социалистическое хозяйство) дал бы возможность создать из «малоросса» «украинца» и вывел бы «Украину» на широкую дорогу истории.
Обрисовав нравственно-этические
27 Там же. С. 238, 242, 244-245, 250.
28 Там же. С. 241.
критерии, на которых должна была развиваться украинская культура, Хвылевой давал своё видение возможных способов модернизации «колониальной Малороссии». Здесь его «азиатский ренессанс» и «красный мессианизм» одеваются в национальные одежды. Он полагает, что «Украина — в действительности независимое государство, входящее своим республиканским организмом в Советский Союз» (курсив мой. — А.М). Как и довольно значительная часть интеллигенции, в том числе коммунистической, Хвылевой считал СССР союзом равноправных государств, в котором все имеют «свою конституцию» и все «самостоятельны». В УССР воплотилась извечная «воля нации к своему государственному организму». По мнению Хвылевого, вызванное революцией украинское национальное возрождение было ценно не только само по себе, как процесс становления украинской нации, но и потому, что являлось обязательным этапом на пути Украины к социализму. К середине десятилетия оно подошло к новой ступени развития. Начавшиеся шатания и споры в обществе (та же литературная дискуссия) сигнализировали, что это возрождение стало перерастать «тесные рамки культурного развития». Возникла опасность, когда разбуженные революцией народные силы могли попасть в чужие (мелкобуржуазные и кулацкие) руки и перейти на службу врагам коммунизма и советской власти29.
Расширить «тесные рамки», которыми была ограничена украинская культура, можно было только создав «соответствующую культурную атмосферу» — то есть обратившись к ценностям «психологической Европы» и отказавшись от оглядки на Россию и русскую культуру. Хвылевой полагал (а во многом констатировал реальное положение вещей), что русская и украинская культуры — антиподы, по-
скольку оперируют на одном поле и борются за одну и ту же аудиторию. Согласно его точке зрения, культура развивается на базе экономики. Позднее многие выкладки Хвылевого заимствовал Волобуев (Хвылевой даже говорил, что со временем, возможно, и сам бы сформулировал экономическую концепцию, подобную волобуевской)30.
В послереволюционное время сложились все условия для развития самостоятельной, специфической по форме и характеру, украинской экономики. «Своя» экономика, — утверждал Хвыльевой, — придаёт украинской культуре «теорию коммунистической самостийности», согласно которой «Союз... остаётся Союзом», а Украина — «самостоятельной единицей». При таких условиях «социальные процессы, вызванные нэпом, логично ведут к конфликту двух культур. Украинское общество, окрепнув, не смирится со своим фактически, если не юридически, декретированным гегемоном — российским конкурентом». Конкуренция — «эта жизненная правда. которая с каждым днём становится яснее» — заключалась в борьбе «за книжный рынок, за гегемонию на культурном фронте». А поскольку на стороне русской культуры был качественный и количественный перевес, а также психология читателя, который в большинстве случаев выбирал продукцию русской культуры, продукцию украинской расценивая как «товар второго, третьего или четвёртого сорта, хоть бы он и был первого», в одиночку украинская культура побороть своего конкурента не была спо-
собна31.
А значит, процесс национально-культурного развития было необходимо как можно скорее взять в партийные руки. А самой КП(б)У надлежало срастись с национальным движением
174
29 Там же. С. 233-237, 239.
30 РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 132. Л. 34.
31 Хвильовий М. Укратна чи Малорос1я? С. 234-235, 239, 241; Он же. Апологети. С. 215.
«в единое целое», поддержать «возрождение молодых национальных республик» ради них самих и ради победного шествия по Европе «азиатского ренессанса» и бросить все силы на то, чтобы оградить украинскую культуру от российского конкурента. Поскольку партия — это передовой отряд пролетариата, то и овладеть украинской культурой должен был пролетариат. До тех пор пока рабочий класс будет оставаться в стороне от украинского национального развития, ход его будет контролироваться другими силами, считал Хвылевой. И выдвинул ещё один лозунг — «дерусифика-ция рабочего класса»32 — как первая и главнейшая предпосылка овладения культурным процессом и превращения «Малороссии» в «Украину».
Концепция Николая Хвылевого была насквозь пропитана идеей мировой революции, которая к середине 1920-х оказалась прочно связана с именем её самого последовательного сторонника — Л. Троцкого. Кстати, сам украинский литератор не скрывал, что «симпатизировал. положениям Троцкого»33. Ожидание «азиатского ренессанса» родилось под влиянием затухания революционной борьбы в Европе и подъёма освободительной борьбы на Востоке, в частности в Китае. Надежды на Восток в те годы возлагало и руководство СССР, особенно те его круги, которые по-прежнему мыслили категориями «мирового пожара». Но в представлении Хвылевого и его единомышленников «ренессанс» превратился в своеобразную мессианскую идею, тесно связанную со строительством «молодой украинской нации». Борьба с русской культурой точно соответствовала концепции нового украинского «мессианства».
«Старое» и «новое» направления: возможности и перспективы
Вот, вкратце, в чём состоял «хвы-левизм». Впоследствии критики ухватились за его отдельные моменты: ориентацию на Европу (из «психологической» ставшей «Европой» в привычном понимании этого слова), призыв бежать прочь от Москвы, требование немедленной украинизации рабочего класса. И они были не так уж неправы. Тем более, если учесть, что любая теоретическая система, выйдя из-под пера автора, становится достоянием общественности и начинает жить своей жизнью, приспосабливаясь к реалиям данного общества. А нюансы, вкладываемые в неё автором, отходят на второй план. «Национально сознательными украинцами» всех направлений (в том числе и теми, кто понимал «возрождение нации как буржуазную реставрацию», а под ориентацией на Европу — «ориентацию на Европу капиталистическую») предложенная пролетарским писателем система ценностей могла быть использована в качестве идеологического оружия34.
Так, в украинской эмиграции отлично поняли и оценили сказанное Хвылевым (а там имелось немало тех, кто мыслил аналогичным образом). «Освобождение украинской культуры из-под убийственных русских влияний и введение её в блестящую семью западных национальных литератур будет иметь влияние на весь способ мышления нашей интеллигенции и приведёт многих к убеждению, что "политический союз с Москвой" является в действительности колониальной зависимостью. и что в силу экономических и культурных причин Украина может быть или московской колонией, или действительно самосто-
32 Он же. Укратна чи Малорос1я? С. 239, 246; Он же. Апологети. С. 203-204; РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 132. Л. 26.
33 РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 132. Л. 15, 21, 37.
34 Тези пленума ЦК и ЦКК КП(б)У про насл1дки укратнзацп (червень 1926) // До-кументи траг1чнот 1стор1т Укратни (19171927 рр.). Китв, 1999.
175
ятельной нацией»35. Так на страницах «Л1тературно-наукового вкника» прокомментировал памфлеты украинского писателя-коммуниста Дмитрий Донцов36, ведущий идеолог украинского интегрального национализма (из которого позже выросла ОУН), борец за «духовную модернизацию» украинской нации на активных, наступательных «европейских» принципах. Кстати, и сам Хвылевой признавал, что обмен идеями был обоюдным, и Донцов, «как сильный публицист», также влиял на него37.
Хвылевой также давал практические советы по проведению национальной политики. Он не маскировал тот факт, что на Украине действительно имеет место такое явление, как борьба культур, считал эту борьбу желательной и во всеуслышание призывал её усилить. Только «борьбой культур» дело не ограничивалось. Проблемы преобразования «Малороссии» в «Украину» могли облекаться и в более откровенные рассуждения о судьбах нации. В своём докладе на XIV Киевской партконференции С.В. Косиор проиллюстрировал это словами писателя Г. Косынки, который разделял нации на творческие и нетворческие. Первые делают историю, так как стремятся победить другие нации, вторые же обречены влачить жалкое существование и жить по указке наций «творческих». И далее писатель сетовал, что украинцы принадлежат не к творческой нации, подавляющей других, а к нации угне-таемой38.
Хотя идеи Хвылевого и тем более Косынки (который, по сути, повторял основные мысли интегрального нацио-
176
35 Цит. по: Нацюнальне питания на Укра'тш та опозщ1я // Б1льшовик Укратни. 1927. №10. С. 6-7.
36 И, опять-таки, великоросс: настоящая фамилия Щелкопёров. Тенденция, однако.
37 РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 132. Л. 41.
38 Ко^ор С. Укратшзащя 1 завдання
КП(б)У // Б1льшовик Укратни. 1929. №1. С. 43.
нализма Донцова) разделялись не всеми представителями украинской интеллигенции, многие их положения или общая направленность вполне могли найти у них отклик. В связи с этим не такими уж неправильными представляются слова одного из тогдашних партийных теоретиков национального вопроса В. Ваганяна, критиковавшегося «национал-коммунистами» из КП(б)У за великодержавность (хотя он был вовсе не великорусским шовинистом, а троцкистом) и недооценку национального вопроса на Украине. Он полагал, что «при внимательном рассмотрении окажется, что отнюдь не малая часть украинской интеллигенции (речь идёт не о «буржуазной», а о «новой» интеллигенции. — А.М.) — фактический возбудитель нынешних разговоров о национальной культуре — ведёт неустанную, более или менее ловко скрытую борьбу с интернациональной культурой »39, стремясь вложить в украинскую форму национальное же содержание.
Борьба за «аудиторию», за утверждение в массах своих идей с каждым днём обостряла противостояние украинской и русской культур. Тем более что первая была не в состоянии самостоятельно одолеть русскую и поэтому устами Хвылевого требовала от партии поддержки (то есть наращивания темпов украинизации). И это несмотря на то, что наступательный экспансионистский характер был присущ именно украинскому национализму. Русская культурная традиция была весьма сильной, что выражалось в саботировании украинизации широкими слоями населения, считавшими (чаще про себя, чем открыто) её делом бессмысленным, шагом назад в образовательном и культурном уровне.
В это число входили работники союзных аппаратов, многие коммунисты, которые сомневались в правильности
39 Ваганян В. О национальной культуре. М.-Л., 1927. С. 123.
национальной политики партии, относились к национальному вопросу равнодушно или понимали его в крайне интернационалистской трактовке — как неминуемое и скорое отмирание национальных культур в едином социалистическом человечестве. Помимо приверженности к русской культурной традиции само существование СССР позволяло им всерьёз не воспринимать УССР. Всё это усиливало злобу приверженцев украинства.
Наличие борьбы украинской и русской культур, как и активную роль в этом украинского национализма, были вынуждены признать и большевики. Правда, сам факт они по-прежнему предпочитали не афишировать, объясняя всё деятельностью буржуазных элементов и выразителей их идеологии из числа творческой интеллигенции обеих национальностей («архимелкобуржуазный национализм», национализм мещан, «приросших. к своей куче навоза»)40. Дело представляли так, как будто те, кто призывает её усилить, — даже не националисты, и борются не столько за независимость, сколько против революции и «поэтому... идут против Москвы», хотят «закупориться у себя», ничего Советской власти не давать и русскую культуру как культуру революции «не развивать»41.
Разрешить ситуацию большевики старались по-своему. Встав на украинскую позицию, признав «законность» существования украинской нации и укрепляя «национальные формы», они повели борьбу за придание им «правильного» содержания. И одновре-
40 РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 130. Л. 4. Цитата взята из письма киевского партийца о состоянии национального вопроса на Украине Н.И. Бухарину (1926 г.).
41 Центральный государственный архив общественных организаций Украины. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2573. Л. 133; Скрипник М. Хвильо-визм чи шумскизм? // Б1льшовик Укратни.
1927. №2. С. 31.
менно разъясняли, что украинизация «ничего общего не имеет с попытками украинских шовинистов разорвать связь украинского рабочего с пролетарской Москвой», поскольку она вызвана к жизни «не ради исправления вековой кривды и старых обид той или другой нации, а лишь исходя из интересов пролетарской революции», освобождавшей из-под социального и национального гнёта трудящихся всех наций42. Поэтому любые проявления «борьбы культур», как и их обсуждение, расценивались как национальные уклоны от истинной линии партии в национальном вопросе.
Очень важная черта концепций Хвылевого и Волобуева заключалась в точке зрения на Украину как на уже сформировавшийся самостоятельный национальный и государственный организм. Ориентация на культурный тип Европы и стремление установить с ней непосредственные контакты в культурной и экономической сфере становились главными идейными позициями нового, модернизационного направления украинского движения. Направления, ставящего перед собой не просто и не столько задачу превращения народных масс в украинскую нацию (чего добивались адепты украинского движения до революции и после неё), сколько задачу дальнейшего развития таковой.
Большевики отмечали, что основная масса националистов «традиционного» типа не поднималась выше уровня «галушек с салом» и была удовлетворена «украинизацией в районном масштабе». После неудачи борьбы за самостийную Украину в бандах и подполье их энергия перешла в область «реальной политики» — работы в советских, культурно-просветительских и образовательных организациях. Курсом национальной политики (ра-
42 Затонський В. Матер1али до _
укратнського нац1онального питання // 177 Б1льшовик Укратни. 1927. №6. С. 16, 17. _
зумеется, не без его критики) эти люди были «пока что довольны» и о большем не помышляли, потому что не имели ясной перспективы своей работы в условиях «новой» Украины. Конечно, вера в «жовто-блакитное» будущее у них оставалась, но как и когда оно наступит, эти люди представляли себе нечётко — и не только из-за «галушечно-шароваристого» идейного уровня43.
К этой категории относились и те, кто знал цену культурной работе и не сомневался, что вслед за «языком» и «культурой» придут «нация» и «суверенность». Но в условиях советской социалистической Украины, промышленного строительства реализация их усилий была возможна лишь через её внутреннее перерождение. Вот почему они поддерживали «красный НЭП» с его частной собственностью, уступками «сельскому производителю» и, естественно, украинизацией. Пролетариат, коммунизм, индустриализация — то есть всё, что противоречило политике «временной уступки», были для них чуждыми. Поэтому они и не могли увязать друг с другом «национальную Украину» и коммунистическую УССР. Не имея сил и желания перестроиться или не понимая неизбежность этого, они были обречены надолго, если не насовсем, отойти от активного участия в историческом процессе.
Совсем иначе мыслили представители «красного», «модернизацион-ного» направления. Эти люди решительно порывали «с этнографизмом хуторянского украинофильства», с «провинциальной ограниченностью последнего». Поэтому они были непримиримыми врагами националистов «традиционного» типа, выступали за индустриализацию, за социальную модернизацию общества в авангарде с пролетариатом, «за выход на широкие просторы мировой культуры»44. Но в
43 ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2255. Л. 66.
44 Затонський В. Матер1али до укратн-ського нац1онального питання. С. 18.
их мировоззрении, помимо коммунизма, мирового пролетариата и СССР, присутствовала «Украина» как абсолютно равная им символическая ценность, как вполне гармоничный организм, способный на самостоятельное существование и нуждающийся в нём. Ориентация на «красную» Россию, её революционные и культурные традиции, низводила бы «красную» Украину до уровня не «целого», а «части», а самих носителей «украинского красного мессианства» оставляла бы «не у дел» (ведь всё решалось «московскими» большевиками и «российским» пролетариатом). И тогда у носителей новой идеологии оставался единственный, но прямой путь — к «старой просвите» с её «этнографизмом», антикоммунизмом и надеждами на буржуазное перерождение и неминуемую реставрацию УНР Грушевского, Петлюры и Винни-ченко.
Получался замкнутый круг, из которого был простой выход, хотя он чуть ли не дословно повторял главный лозунг украинских националистов — «прочь от России». Опять, как и в сотнях других случаев, когда речь шла о создании «Украины», вперёд выступала борьба мировоззрений, конкуренция «украинскости» и «русскости», борьба с «московским дирижёром», хоть бы он заседал в Политбюро. Но это ставило под сомнение необходимость существования «красного», модерни-зационного направления, а главное, являлось бы шагом назад, вступало бы в противоречия со сложившимся социально-экономическим, национальным и культурным положением УССР того времени.
Для того чтобы разорвать порочный круг и не скатиться к банальному повторению «чубатых просвитян», нужно было внести в идеологию свежую струю, придать ей позитивность. Призыв «Геть в1д Москви!» не содержал в себе ничего нового и был просто кратким выражением сущности украинского движения и идейной заря-
женности украинского национального проекта. Если уж украинство было «обречено бежать» от России, то этому «бегу» надо было придать направленность и указать ценностные ориентиры. В контексте извечного культурно-философского и политического противостояния Европы и России такой альтернативой должны были стать не какие-то мифические «древние» «народные» украинские ценности, а европейские нормы и образцы в культуре, ментальности, экономике, языке, а затем, вполне возможно, и в политике.
Несмотря на различный подход к проблемам развития Украины и взаимное неприятие между сторонниками «старого» и «красного» вариантов национализма, различия между ними были тактическими, а стратегическая цель оставалась общая — строительство украинской нации и превращение «Малороссии» в «Украину». Националисты «нового» типа создали модернизационную идеологию и придали ей (возможно, впервые в истории украинского движения) хоть какую-то позитивную направленность, заключавшуюся даже не столько в ориентации на «европейские» ценности как таковые, сколько в их мифологизации и использовании для достижения своей цели. Националисты «нового» типа имели больше шансов на успех в коммунистическом государстве, только они реально могли встать у руля УССР и, внедрив в партийно-хозяйственную бюрократию свою идеологию и воспитав на ней новые кадры, стимулировать местнические и сепаратистские поползновения последней.
Конечно, это направление было лишь в начале своего становления. Но несмотря на это большевики-интернационалисты были обеспокоены его появлением, называя их приверженцев «наисерьёзнейшим противником». Малочисленность последних (часть научной и художественной украинской интеллигенции, вузовской молодёжи, некоторых сотрудников со-
ветских учреждений) никого не должна была вводить в заблуждение.
То обстоятельство, что «красные» националисты в количественном отношении заметно уступали националистам «старого типа», не уменьшало их значения. Хотя возможность влияния последних на настроения общества и нельзя сбрасывать со счетов, оно было ограничено реалиями социалистического строительства. «Старые» в качестве своей общественной опоры имели отживающие мелкобуржуазные слои, с каждым днём лишались её и теряли перспективу. А возможности их влияния на массы, особенно на их передовую часть — рабочих, партийцев, коммунистическую интеллигенцию и молодёжь — были ограничены. Гораздо больше их имелось у националистов «нового» типа, и они использовали это в полной мере, оказывая нарастающее влияние на учащихся вузов, молодых партийцев, особенно тех, кто пришёл из рядов боротьбистов и укапистов45.
С течением времени стала складываться ситуация, когда молодая коммунистическая интеллигенция, борясь с буржуазным влиянием на народные массы «старых», всё больше оттесняла своих конкурентов — «просви-тян» и прочие «буржуазные» элементы от идейного и практического руководства строительством украинской культуры. По мере углубления этого строительства перед «красными модернизаторами» начали вставать новые задачи и определяться несколько иные приоритеты, которые начинали всё больше и больше расходиться с тем курсом, который проводила в этом вопросе партия. В. Затонский с тревогой напоминал, что эти люди, «отдав» ликбез и начальное образование «идеологам-хуторянам», «почти монополизировали. создание новых ценностей в украинской культуре», через литературные журналы сеяли «тонкую отраву» в советской обёрт-
45 ЦГАОО У. Ф. 1. Оп. 20. Д. 2255. Л. 67.
ке, а в советских вузах готовили кадры для национального движения из числа молодой украинской интеллигенции. То есть начинали брать украинское национально-культурное строительство в свои руки46.
Именно этот принципиально новый этап развития украинского национального движения, выраженный в родившихся в высшем слое украинской интел лигенции концепциях, заставил большевиков активно включиться в борьбу за овладение украинским национально-культурным процессом. К тому же подобные настроения стали появляться и в партии, причём главным образом не среди рядовой массы, а в кругах высокопоставленных коммунистов. Украинский национализм (его разновидность, «поразившая» партию, получила название национального уклона) был сведён большевиками в триединую формулу: «хвылевизм» (в культуре), «волобуевщина» (в экономике) и «шумскизм» (в партии).
«Шумскизм»
Присутствие в КП(б)У выходцев из национал-коммунистических партий и курс на украинизацию усиливал в ней украинские настроения и сближал «украинствующих» партийцев с беспартийной национальной интеллигенцией. Затруднения, которые украинизация встречала на своём пути, становились лишь новым поводом к их совместным действиям против русско-сти и «великодержавных настроений». Сближение позиций и единство целей и средств(пусть и тактическое) начало отчётливо проявляться к середине десятилетия в ходе «Литературной дискуссии». Но сами по себе «хвылевизм» и «волобуевщина» не могли бы стать серьёзным фактором общественной жизни и остались бы просто «контрреволюционными вылазками», если бы не находили поддержку и источник легитимации в партии. Именно Нарком-
46 Там же; Затонський В. Указ. соч. С. 19.
прос УССР, сосредоточивший большое идейное и фактическое влияние на жизнь республики, стал точкой пересечения действия официальной украинизации и украинизации «низовой», идущей от национального движения.
К середине десятилетия политика украинизации столкнулась с двумя трудностями. Если коренизация партийного, советского аппарата, комсомола — то есть увеличение в нём доли этнических малороссов (по новой терминологии, украинцев) протекала нормально, то их украинизация (перевод делопроизводства и прочей работы на украинский язык) шла довольно вяло, встречая сопротивление. В то же время украинизация в народном образовании, сфере культуры шла высокими темпами и проводилась преимущественно руками национальной интеллигенции. Переход инициативы в культурно-национальном строительстве в руки элементов, именуемых большевиками «шовинистическими», «петлюровскими », «антисоветскими », создавал реальную угрозу отрыва партии и советской власти от масс и воспитания последних в националистическом духе. Отказ большевиков от иных, альтернативных вариантов национального развития для населения Украины и следование в русле ленинской доктрины разрешения национального вопроса не оставляли им иного выхода, кроме как усилить украинизацию партии и госаппарата с тем, чтобы перехватить инициативу. Это можно было сделать только наполнив строящуюся национальную по форме украинскую культуру социалистическим содержанием, то есть повести украинизацию не ради неё самой, а ради укрепления «пролетарской составляющей» украинской культуры.
Увеличение темпов украинизации и борьба против «буржуазного национализма» оказались связаны с именем секретаря ЦК РКП(б) Лазаря Моисеевича Кагановича, в апреле 1925 г. направленного на работу на Украину. Назна-
чение Л. Кагановича на пост генерального секретаря КП(б)У (этот пост был введён специально «под него») преследовало ряд целей. Основной задачей нового руководителя парторганизации Украины стало очищение её рядов от троцкистско-зиновьевских оппозиционеров, укрепление и превращение в надёжную опору Сталина. Предыдущий глава — первый секретарь ЦК КП(б)У Э.И. Квиринг, представитель донецкой парторганизации и выходец из руководства Донецко-Криворожской советской республики, — был надёжным союзником Сталина во время его борьбы с Троцким и немало сделал для отстранения от управления республикой вождя украинских троцкистов Х.Г. Раковско-го. Однако затем он по ряду причин «утратил доверие» и был заменён проверенным Кагановичем47. И тот полностью оправдал доверие «шефа». Каганович был человеком «со стороны», от КП(б)У не зависел и подчинялся лично генеральному секретарю ЦК РКП(б). Усиление веса и значения КП(б)У выразилось не только в учреждении поста генерального секретаря её ЦК, но и в повышении её статуса в целом. Превращение украинской парторганизации в опору ЦК требовало укрепления в ней дисциплины и беспрекословного подчинения. Поскольку Украина являлась национальной республикой, а национальный вопрос очень живо в ней дискутировался, то одним из непременных условий этого стала борьба с любыми подходами, расходящимися с проводимым курсом: как с сопротивлением украинизации, так и со стремлением трактовать украинизацию как самоценную вещь. Борьба за овладение украинским культурным процессом стала другой важной задачей генсека КП(б)У.
47 Борисёнок Е.Ю. Проблема украинизации во второй половине 1920-х годов и Л.М. Каганович // Славяноведение. 2001. №5. С. 4.
Созданная под руководством Кагановича комиссия Политбюро ЦК КП(б)У по украинизации повела работу ускоренными темпами. И административные методы принесли свои результаты. Например, в 1926 г. делопроизводство в УССР было украинизировано на 65%, тогда как в начале 1925 — только на 20%, столь же активно велась украинизация образова-ния48. Вместе с тем методы, а главное, идеологическая направленность украинизации «по-сталински» вызвала недовольство у наркома просвещения УССР А.Я. Шумского, которое вскоре переросло в открытое противостояние с Кагановичем.
Бывший боротьбист Александр Яковлевич Шумский был в 1924 г. назначен на пост наркома просвещения для того, чтобы способствовать усилению украинизации. «Пора положить конец топтанию на месте в вопросе об украинизации», — заявил он на апрельском 1925 г. пленуме ЦК КП(б)У. Он заверял, что украинизация — это не превращение кого-либо в украинскую национальность49. На практике же его политика сводилась именно к этому.
Каганович же свою задачу видел в том, чтобы «учитывать политические перспективы» и бдительно следить за тем, «куда идёт украинизация, гарантируя её направление в сторону укрепления диктатуры пролетариата»50. Как и его «шеф», он понимал, что под прикрытием официальной политики развитие украинской культуры и на-циостроительство всё больше начинают развиваться в националистическом духе. Естественно, с перманентно присущим этому процессу противостоянием России и всему русскому, которые, вольно или невольно, ассоциировались с СССР и большевизмом. Между тем та же «Литературная дискуссия» показа-
48 Даниленко В.М, Касьянов Г.В., Куль-чицький С.В. Стал1н1зм на Укра1н1. С. 255.
49 Там же. С. 255-256.
50 РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 113. Л. 10.
ла, что национально-культурные процессы, как и сама украинизация, из чисто культурной сферы перемещались в идеологическую. Поэтому придание украинизации «направления в сторону укрепления диктатуры пролетариата» было немыслимо без победы над её националистической трактовкой. Носителями таковой являлись национальная интеллигенция и те круги в партии, которые считали украинизацию явлением более широким, нежели средством по укреплению диктатуры пролетариата, и во главу угла ставили интересы «национального возрождения» «ранее угнетённого народа».
Шумский тоже был сторонником форсирования украинизации, но именно с позиций восстановления «исторической справедливости». В своём противостоянии Кагановичу он начал апеллировать к Сталину. В октябре 1925 и в апреле 1926 г. он обвинял Кагановича в формально-аппаратной украинизации, из-за которой создавалось положение, при котором «рост украинской культуры и украинской интеллигенции идёт быстрым темпом», а партия Украины от него отстаёт и может упустить это движение, если не возьмёт его в свои руки, и поднимал вопрос о его замене на посту генерального секретаря КП(б)У В. Чубарём. Вину за отставание партии Шумский возлагал на Кагановича, чьи личные качества и методы работы (авантюры, карьеризм, «метод организационного нажима», «оттирания высших советских учреждений и руководителей этих учреждений» от управления не соответствовали, как он считал, потребностям КП(б)У51.
Но не только Каганович виделся Шумскому «злым гением» украинизации. Он был лишь верхушкой айсберга, имя которому, как можно понять из слов наркома просвещения, — предательство национальных интересов украинского народа компартией
Украины и особенно коммунистами-украинцами. По убеждению Шумско-го, этнические украинцы-коммунисты делились на две неравные группы. Одна — это настоящие украинцы, с болью отзывающиеся на то угнетённое колониальное положение, в котором находился украинский народ (а если продолжить его мысль, и оставался до сих пор, потому что УССР не стала подлинно самостоятельным государством). Но «они в партии забиты, загнаны и составляют меньшинство даже арифметическое, не говоря уже о вли-янии».И происходит это «потому, что в партии господствует русский коммунист, с подозрительностью и недружелюбием, чтобы не сказать крепче, относящийся к коммунисту-украинцу». Русский коммунист-господин (а в эту категорию попадали не только великороссы, но и обрусевшие инородцы и евреи, как Каганович) правил не сам, а «опираясь на презренный, шкурнический тип малоросса, который во все исторические эпохи был одинаково беспринципно-лицемерен, рабски-двоедушен и предательски подхали-мен. Он сейчас щеголяет своим лжеинтернационализмом, бравирует своим безразличным отношением ко всему украинскому и готов всегда оплевать его (может, иногда и по-украински), если это даёт возможность выслужиться и получить тёплое местечко»52.
Именно в этой неукраинской, малороссийской психологии Шумский усматривал причины трудностей, с которыми пришлось сталкиваться украинизации, а УССР из-за них же не могла превратиться в подлинно самостоятельную советскую республику. Коммунист, нарком просвещения УССР слово в слово повторял то, что в своём кругу думали и говорили о большевиках, о партии и т.д. украинские националисты (в эмиграции и внутри страны). На существующую действительность Шумский смотрел с позиции
182
51 Сталин И.В. Сочинения. Т. 8. С. 149, 150.
! РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 135. Л. 22-23.
украинского националиста, сторонника и участника украинского проекта. Главное препятствие — это русскость, в том числе её местные носители: «шкуры» — «малороссы» — и партия как её современный выразитель (пусть и формальный, вненациональный). Таким образом, бывший боротьбист Шум-ский, ещё в 1920 г. называвший Красную Армию оккупационной силой, не только не отказался от своих прежних эсеровско-боротьбистских взглядов, но и считал ту позицию, которую он занимал до вступления в КП(б)У, правильной. «Партия должна стать украинской и по языку, и по культуре», — утверждал он53. Строительство Украины надо вырвать из рук «малороссов» и тех, кто «не привлекает к руководству партийной и профсоюзной работой коммунистов, непосредственно связанных с украинской культурой», и передать его тем людям, которые «верят в дело украинской культуры. знают и хотят знать эту культуру, которые поддерживают и могут поддерживать нарастающее движение за украинскую культуру». А для этого, считал нарком, надо было самыми решительными темпами проводить украинизацию «в партии и среди пролетариата»54.
Конфликт внутри КП(б)У сразу же привлёк внимание с разных сторон. За ситуацией внимательно следила украинская общественность, а эмиграция восприняла конфликт с воодушевлением, посчитав его началом долгожданного перерождения партии в защитницу украинских интересов. Например, один из столпов эмиграции Н. Шаповал советовал украинским коммунистам «увеличить влияние украинской националистической оппозиции. вести себя так, чтобы оппозицию считали выразителем интересов украинских рабочих и крестьян». «Тех коммунистов-украинцев, которые подлизываются к Москве», увеще-
53 Там же. Л. 23.
54 Сталин И.В. Указ. соч. С. 149-150.
вал Шаповал, «нужно взять под бойкот, как изменников. и презренных малоросов»55 (бросается в глаза прямое заимствование из Шумского). Эмигрантская и западноукраинская пресса продолжала симпатизировать Шум-скому, а затем Хвылевому и Волобуе-ву, одобряя их борьбу против «москво-фильских коммунистических коммивояжёров» и «империалистов»56. Настроения эмиграции не могли остаться незамеченными и оказывали влияние на реакцию большевиков, как и на весь ход идеологической борьбы на «украинском фронте».
Ситуация, между тем, требовала разрешения. И.В. Сталин ответил на претензии Шумского в свойственном ему духе, формально признав их правильными, фактически же указав на недопустимость проводимой наркомом линии. В своём письме «Тов. Кагановичу и другим членам ПБ ЦК КП(б)У» генсек согласился с необходимостью перелома психологии советских и партийных работников, недооценивающих серьёзность украинизации и скептически к ней относящихся, высказался за правильный подбор и создание кадров, «способных овладеть новым движением на Украине» Но тут же указал на недопустимость передачи руководства национально-культурным строительством «в руки чужих нам элементов»57.
Он охладил пыл украинизаторов вроде Шумского, сказав, что украинизация — «процесс долгий, стихийный, естественный», и искусственно форсировать её темпы нельзя. Ошибка Шум-ского, пояснял Иосиф Виссарионович, заключалась в том, что он неправильно понимал украинизацию и не учитывал опасность, исходящую от чрезмерного потворствования национальному движению. Кадры коммунистов были сла-
55 Шаповал М. Через десять рок1в // Нова Укра1на. Ноябрь 1927.
56 Б1льшовик Украши. 1928. №5. С. 5-6.
57 Сталин И.В. Указ. соч. С. 150-151.
быми, а украинизация «сплошь и рядом» возглавлялась «некоммунистической интеллигенцией». Всё это могло «принять местами характер борьбы за отчуждённость украинской культуры и украинской общественности от культуры и общественности общесоюзной, характер борьбы против "Москвы" вообще, против русских вообще, против русской культуры и её высшего достижения — ленинизма». А «такая опасность» на Украине, по мнению вождя, становилась «всё более и более реальной». Сталин ссылался на пример «некоторых украинских коммунистов», например, Н. Хвылевого. «Только в борьбе с такими крайностями можно превратить поднимающуюся украинскую культуру и украинскую общественность в культуру и общественность советскую»58. Сталин ненавязчиво, но твёрдо отверг и требования Шумского форсировать темп «украинизации» партийной верхушки КП(б)У и очистить её от «малороссов».
После такого ответа позиции наркома просвещения резко пошатнулись. Вопрос о Шумском (а затем и об олицетворяемом им уклоне в национальном вопросе от линии партии) начал широко обсуждаться на различных партийных форумах, например, на июньском пленуме 1926 г., и на заседаниях Политбюро ЦК КП(б)У. Шумский был вынужден признать ошибочность постановки вопроса об устранении Кагановича с поста генсека, полномочия которого, кстати, были подтверждены пленумом. В феврале 1927 г. украинское Политбюро, разбирая вопрос о состоянии народного образования, подвергло работу Наркомпроса резкой критике, отметив «неправильность линии» при проведении национальной политики, бессистемное руководство украинизацией и ослабление в наркомате партийного руководства. Успехи в деле украинизации Каганович объявил заслугой партии (и
58 Там же. С. 152-153.
самого себя), а не соратников Шумско-го. «Меньше всего в этом заслуга Нар-компроса, который не сумел охватить и руководить этим процессом, шедшим мимо Наркомпроса». Шумский, которому всё чаще приходилось объясняться и оправдываться, вынужден был согласиться, что «динамикой происходящего общественного процесса строительства украинской культуры» он не овладел59. В конечном счёте Шум-ский был освобождён с поста наркома и отозван из Украины. В феврале — марте на Объединённом пленуме ЦК и ЦКК КП(б)У его поведение было уже охарактеризовано как «национальный уклон» от линии партии. И борьба против уклона Шумского, получившего название «шумскизма», пошла по нарастающей. Уже мартовский 1928 г. пленум назвал «шумскизм» одной из разновидностей украинского фашизма (хотя сам репрессирован не был)60.
Отношение украинских кругов к оппозиции Шумского и Хвылевого было неоднозначным, и диапазон оценок, как указывалось в составленной в ГПУ «Записке об оживлении украинской контрреволюции», был чрезвычайно широк. «Правые» круги отнеслись к ней недоверчиво, подозревая, что это «не что иное как блеф, как грандиозная провокация, направленная к выявлению тех групп и лиц, которые пойдут за Шумским и Хвылевым». Но, не разделяя их взглядов, они в то же время усматривали в ней «защиту интересов украинцев». «Левые» круги, в целом разделявшие платформу Шумско-го и Хвылевого, были довольны появлением этого «знаменательного проявления» украинского национализма «внутри самой партии» как фактора, способствующего «развитию укра-
59 РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 113. Л. 16, 30.
60 Даниленко В.М, Касьянов Г.В., Куль-
чицький С.В. Указ. соч. С. 208, 262; Попов Н.Н. Очерк истории Коммунистической партии (большевиков) Украины. Изд. 5. Харьков,
1933. С. 289.
инской самостийнической идеологии и деятельности». Но и те, и другие были встревожены, что в партии проводится «борьба с украинцами», а «проявления инициативы в украинском направлении кончается ссылкой»61.
Развенчание национального уклона в КП(б)У велось параллельно с развенчанием «хвылевизма», а потом и «волобуевщины», которые имели общие с «шумскизмом» корни. Утверждалось, что проявления «шумскизма» в культуре и экономике стали возможными благодаря позиции Шумского, прикрывавшего и даже защищавшего их (позже аналогичные обвинения падут на нового наркома просвещения Н. Скрыпника, в то время активного борца с «шумскизмом»). Скрып-ник в частности обрушился на Шум-ского за его отношение к ВАПЛИТЕ и творчеству Хвылевого, за ту позицию, которую он занимал в ходе литературной дискуссии. На майском пленуме 1926 г. Шумский прямо заявил, что «согласен с основной мыслью т. Хвы-левого о том, какими путями должна развиваться украинская литература и какими материалами она должна питаться». Не согласен он был лишь «с той формой, в которую облекает Хвылевой свою правильную мысль». А ведь именно нарком просвещения во многом определял линию, по которой шло развитие литературы (в частности, он редактировал известный журнал «Червоный шлях», где печатались Хвылевой и его единомышленники). Шумский обвинялся в потворстве и покровительстве Хвылевому62, то есть в оправдании теории борьбы культур в её украинском варианте и приоритетности ориентации молодой украинской культуры на западные образцы. Действительно, бывший нарком полагал (и не без основания), что в УССР
61 РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 127. Л. 276-278.
62 Скрипник М. Хвильовизм чи шумсь-кизм? // Б1льшовик Укра1ни. 1927. №2. С. 26, 30, 31, 33.
продолжается борьба двух культур «за аудиторию. за рынок сбыта продукции своего труда», но, формально порицая и русскую, и украинскую интеллигенцию, он всецело был на стороне последней, называя её борьбу «борьбой за права», да «и сам являлся. сторонником и представителем» теории «борьбы культур»63.
Между тем июньский 1926 г. пленум решительно осудил Хвылевого и вместе с ним «шумскизм» и «хвылевизм». «Такие лозунги, — говорилось в резолюции пленума, — могут только служить знаменем для растущей на почве нэпа украинской мелкой буржуазии, которая возрождение нации понимает как буржуазную реставрацию, а под ориентацией на Европу. понимает ориентацию на Европу капиталистическую — отмежевание от крепости международной революции, столицы СССР — Москвы»64. Каяться в ошибках пришлось и Хвылевому.
Особое место в критике национального уклона занимали проблемы украинизации рабочего класса, прежде всего его русской и русскоязычной части. О недопустимости форсирования темпов в этом вопросе весьма резко высказался сам Сталин. Признав, что состав пролетариата будет постепенно меняться, украинизовываться, он отверг попытки украинизовать его «сверху». «Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком — украинский, поскольку это противоречит принципу свободного развития национальностей», — предостерегал Сталин, напоминая, что это может лишь спровоцировать рост антиукраинского шовинизма65. Рабочий класс являлся опорой советской власти, и актив-
63 Там же. С. 32, 34; Шумський О. 1деолог1чна боротьба в укра1нському культурному процес1. С. 14.
64 Документа. С. 583-584.
65 Сталин И.В. Указ. соч. С. 151-152.
186
ность, с которой украинская интеллигенция старалась украинизовать его ради завоевания украинского культурного процесса или ради превращения его в украинский по виду и по духу (конечный результат был бы одним), вызывала обеспокоенность у советского руководства. В заявлении ЦК КП(б)У о сути шовинизма на Украине, направленном в адрес Исполкома Коминтерна (1927 г.), в разделе об украинском уклоне вопрос об украинизации рабочего класса стоял на первом месте. Там же говорилось, что национальный уклон в КП(б)У проявлялся в недооценке и непонимании роли рабочего класса и компартии (якобы не желающих строить Украину и не делающих этого) в разрешении национального вопроса на Украине, в бюрократическом и националистическом подходе к темпам (форсированным) и форме приобщения неукраинской части рабочего класса к украинской культуре и в стремлении насильственно укра-инизовать русских и прочих рабочих-неукраинцев.
Далее следовали пункты, в которые были сведены взгляды на партию всех её критиков в национальном вопросе, начиная с украинских эсеров и социал-демократов и заканчивая позицией Шумского. Уклон проявлялся в неверии в силы и способность партии проводить национальную политику; в стремлении подорвать доверие к партийным кадрам (к русским и назначенным из других республик); в представлении о партии как об организации — носительнице русского шовинизма, в которой угнетаются коммунисты-украинцы; в травле украинских товарищей, проводящих правильную линию и потому квалифицируемых как изменники, ренегаты, «презренные малороссы». И, наконец, перебрасывался мостик между критикой партии и шовинизмом в вопросах строительства украинской культуры, заключавшемся в поддержке ориентации украинской культуры на капита-
листическую Европу в противовес Мо-
скве66.
Но не стоит усматривать в борьбе с «шумскизмом — хвылевизмом» исключительно гонения на «национально-сознательных ведьм» (хотя украинский национализм тоже начинал беспокоить власти). Начавшаяся кампания подогревалась и корректировалась раскладом сил в руководстве страны. Правомерно утверждение, что политику большевиков в области украинизации следует рассматривать в контексте партийно-политической борьбы67. События 1926 г. не были исключением. Левая оппозиция во главе с Г. Зиновьевым и Л. Каменевым активно использовала национальный вопрос, стремясь заручиться поддержкой мощной украинской партийной организации. В апреле 1926 г. на сессии ЦИК СССР, на котором правительство УССР отчитывалось о проделанной работе, с критикой в его адрес «за крайности украинизации», проявления «зоологического русофобства», притеснения русского и русскоязычного населения, русского языка выступил известный коммунист Ю. Ларин (Лурье). В журнале «Большевик» была также помещена его статья, в которой говорилось, что «местные партийные и государственные органы перегнули палку» в проведении украинизации68. Выступление Ларина не нашло поддержки у большинства участников сессии, но сигнализировало об отношении определённых кругов партии к состоянию дел на Украине. Недовольство украинизацией звучало и из уст вождей партийной оппозиции. Например, Зиновьев, выступая на заседании Президиума ЦКК (июнь 1927 г.), назвал националь-
66 Попов Н.Н. Указ. соч. С. 286-287.
67 Борисёнок Е.Ю. Проблема украинизации во второй половине 1920-х годов и Л.М. Каганович. С. 11.
68 Ларин Ю. Об извращениях при проведении национальной политики // Большевик. 1926. №23-24. С. 58.
ную политику Сталина «архибеспринципной», приведя в качестве примера Украину, где «такая» украинизация «помогает петлюровщине, а настоящему шовинизму отпора нет»69.
Использование в своих интересах распространённого недовольства украинизацией могло сослужить оппозиции добрую службу. Внутрипартийная борьба заставляла Сталина и его верного соратника Кагановича лавировать в национальном вопросе. Украинизация уже сама по себе была колоссальной уступкой украинствую-щим. Но баланс надо было поддерживать. Обвиняя оппозицию в великодержавных настроениях, они в то же время должны были сохранить поддержку тех украинских коммунистов, кто не выступал против линии партии, но был недоволен украинизацией. Кампания против национального уклона и его «покровителя» Шумского лишала оппозицию сильных аргументов и отсекала от неё тех, кто был готов её поддержать исключительно из-за национального вопроса.
Развернувшаяся кампания по развенчанию «триединого уклона», снятие Шумского и критика «украинизации ради украинизации» стали явным знаком того, что в руководстве ВКП(б) местный национализм всё больше и больше начинал восприниматься главной опасностью. Голоса, критикующие украинизацию не в чьём-либо толковании, а как политику вообще, стали раздаваться всё чаще. Но это, безусловно, не означало прекращения борьбы против «великорусского и великодержавного шовинизма» и — шире — русскости. Они по-прежнему расценивались как главная опасность (об этом, например, говорилось в резолюции июньского 1926 г. пленума ЦК КП(б)У). Любые попытки критиковать украинизацию, если критика исходила не из уст Сталина и
его окружения, расценивалась в лучшем случае как ошибка, если не враждебный выпад. В уже упомянутом заявлении ЦК КП(б)У в Исполком Коминтерна говорилось о необходимости борьбы с великодержавным уклоном в партии и перечислялись его черты.
Несмотря на кампанию против «триединого уклона», курс на украинизацию свёрнут не был. Напротив, невзирая на явное одёргивание тех, кто видел в ней самоцель, в конце 1920-х темпы украинизации выросли, а сама она продолжала представлять собой нечто большее, нежели декларируемое средство по укреплению диктатуры пролетариата и приближения партии и власти к народу. И оставалась она таковой во многом благодаря новому наркому просвещения Николаю Скрыпнику.
69 Нац1ональне питання на Укра1н1 та опоз1ц1я. С. 4.
Что можно сказать о рассмотренных выше концепциях с точки зрения исторической перспективы? Лежащая в их основе идея «Украины» и её самостийности не выбивается из общей канвы идеологии и практики украин-ства, и потому данные концепции пополнили идейный багаж украинского движения. Так, требования экономического суверенитета (от России — СССР) и «вхождения в мировое хозяйство» как самостоятельного организма оказались востребованы в условиях постсоветской Украины. Ну а что при этом происходит с украинской экономикой и Украиной вообще (разрыв естественных экономических связей с Россией и интеграцией-капитуляцией с экономикой Запада), становится понятным сейчас, на фоне «евроассоциации» Украины с Европейским союзом и сопутствующих этому событий. Хотя о таких последствиях разумные люди (те же большевики) предупреждали давно.
Основа такой экономической политики — идея-миф о европейско-
187
сти Украины и украинцев, о необходимости ориентации на «европейские ценности» и «культурные образцы» и «бегство от России». Всё это — основа украинской идеи, и украинский проект базировался на этом принципе и раньше. Но именно писатель-коммунар Хвылевой выразил их наиболее чётко, при этом подчеркнув, что делать это необходимо в любом случае, какой бы Россия и Украина ни были.
Однако само это «модернизаци-онное направление» украинского национал-самостийничества оказалось феноменом временным, хотя и всерьёз встревожило большевиков. И дело не только в том, что коммунистическая идея и УССР ушли в прошлое. Как показало время, для идеологии и сущности украинского национализма оно оказалось чем-то искусственным. Модернизация, промышленность, городская культура — всё это как было, так и осталось для украинства чужим и чуждым, ибо было русским (или даже
просто русскоязычным) по культуре и мировоззрению.
«Хуторянство », «местечковость » и «провинциальность» — только уже воинствующие и «обогащённые» кровавым опытом ОУН-УПА, остались идейным уровнем и социальным идеалом украинского национализма. Даже если его адепты и рассуждают о своей «европейскости». И в этом социально-мировоззренческом контексте неслучайной видится ненависть, которую украинство питает к промышленному урбанистическому «Юго-Востоку». Неслучайно и то, с какой лёгкостью оно приносит его в жертву «евроинте-грации» — то есть, с одной стороны, интересам Запада, а с другой — собственным идеалам и мифам. Это ещё раз показывает, что городские, промышленные, наукоёмкие, русскокуль-турные Донбасс, Новороссия и Харьков чужды «Украине». И им не жить вместе.
Издательская группа «Скименъ» выпустила в свет книгу Константина Крылова «Прогнать чертей»
Константин Крылов — признанный интеллектуальный лидер русского национального движения. Последовательный националист, радикальный критик российской политической и культурной реальности, продолжатель традиций классической публицистики — и блестящий мыслитель, чье творчество стало одним из самых ярких явлений интеллектуальной жизни России «нулевых».
В сборнике представлены тексты, посвященные общественно-политическим темам: начиная с устройства современного российского государства и кончая положением русского народа.
По вопросам распространения и приобретения: 8-964-551-49-54,
- [email protected] (Константин Крылов); 8-964-580-19-12, [email protected]
188 (Надежда Шалимова).
