CC BY
99
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2017. № 5
А.С. Медяков
(кандидат ист. наук, доцент кафедры новой и новейшей истории исторического
факультета МГУ имени М.В. Ломоносова)*
«ПРОБУЖДЕНИЕ ВОСТОКА»: ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ
В НЕМЕЦКОЙ ПРОПАГАНДИСТСКОЙ ОТКРЫТКЕ
ЭПОХИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
В статье рассматривается использование почтовых открыток в качестве средства немецкой пропаганды в годы Первой мировой войны. Анализируется образ «турецкого друга» — его содержательные черты, функции и цели создания. Особенностью открытки как исторического источника является то, что она дает возможность изучать непосредственные отклики на предлагавшиеся визуальные послания, что также исследуется в статье.
Ключевые слова: Первая мировая война, открытки как средство пропаганды, Германия, образ Турции.
The article concerns the using of postcards as a means of German propaganda during the First World War. The image of the "Turkish friend", namely its meaningful features, functions and purpose of creation is analyzed. The postcard as a historical source gives the possibility to study the direct response to the proposed visual messages, which is also explored in the article.
Key words: World War I, postcards as a means of propaganda, Germany, the image of Turkey.
* * *
Исследовательская парадигма в изучении Первой мировой войны к началу XXI в. сместилась от политико-дипломатической и затем социальной истории к концепции «культуры войны», интегрирующей в себе менталитеты, повседневные практики, а также пропаганду и идеологию, взаимовлияние которых становится предметом изучения1. В этом отношении чрезвычайно важным источником представляется почтовая открытка — живое свидетельство и отражение многих повседневных практик, соединявшее в себе пропагандистское послание и возможность отклика на него, публичное и частное. Посредством открытки до населения доносились различные трактовки войны, указывались модели поведения, формировались образы врагов и, что немаловажно, друзей, союзников. Именно этому последнему аспекту, который нередко
* Медяков Александр Сергеевич, тел.: 8-925-231-02-97; е-mail: alexander.medyakov@ yandex.ru
1 Bauerkämper A., Julie E. Einleitung // A. Bauerkämper, E. Julie (Hg.). Durchhalten! Kriegskulturen und Handlungspraktiken im Ersten Weltkrieg. Göttingen, 2010. S. 13.
выпадает из поля зрения историков, часто сосредоточенных скорее на исследовании образа врага, посвящена настоящая статья. Ее цель — изучение социо-культурных и политических аспектов образа Османской империи накануне и в ходе Первой мировой войны на открытках ее союзника Германии — страны, являвшейся лидером в производстве и потреблении почтовых открыток.
К началу Первой мировой войны каждый из участников конфликта располагал обширным багажом представлений об Османской империи, на котором так или иначе основывались и ее трактовки военной поры. Наиболее продолжительной и глубокой была традиция восприятия Турции как «главного "Другого" европейской системы государств на протяжении всей ее истории»2. Ипостаси этой «чуждости» менялись по мере превращения Блистательной Порты из «врага веры» в военно-политическую угрозу и затем в пресловутого «больного человека Европы», однако сохранялся принципиальный момент противопоставления «турка» и «Европы», в каких бы категориях — конфессиональных, политических или культурных — оно ни мыслилось. В XIX в. религиозные мотивы все более отступали на второй план, однако оппозиция «турки — Европа» сохранялась, сместившись главным образом в культурную сферу: прежний «неверный» превратился в «варвара»3.
На протяжении столетий эволюционировал образ Османской империи, дополняемый все новыми и новыми деталями. Так, к уже существовавшему топосу «мусульманского фанатизма» Просвещение добавило представление о «восточном деспотизме», а XIX век — тезис о стагнации, враждебности культуре и прогрессу. В набор связанных с Турцией стереотипов также входили «азиатская жестокость», «лень, пассивность», «сладострастие»; все эти качестве испытали эссенциализацию, объявлялись вечными и неизменными чертами турецкой «сути»4.
В соответствии с этими клише в течение XIX в. в европейской карикатуре сложились определенные иконографические традиции визуальной репрезентации Османской империи и приписываемых ей качеств. Ее главным носителем являлась некая обобщенная фигура «турка», узнавание которого обеспечивалось благодаря наделению специфическими атрибутами — в первую очередь феской
2 Нойман И. Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М., 2004. С. 71.
3 JezernikB. Imagining "the Türk" // B. Jezernik (Ed.). Imagining "the Turk". Cambridge, 2010. P. 7.
4 Konrad F. \fon der 'Türkengefahr' zu Exotismus und Orientalismus. Der Islam als Antithese Europas (1453-1914) // Europäische Geschichte Online (EGO). Mainz 201012-03. URL: http://www.ieg-ego.eu/konradf-2010-de
или чалмой, а также полумесяцем, ятаганом, кальяном и т.д. Инертность и пассивность весьма часто подчеркивались телесными метафорами — «турок» нередко изображается тучным мужчиной либо старцем; он бездействует — лежит, курит кальян, спит; окруженный одалисками, «турок» погружен во вневременную гаремную негу. Упадок Османской империи подчеркивался путем визуализации метафоры «больного человека Европы»5. Вместе с тем, в карикатуре присутствовал и сюжет «турецких зверств», связанный в первую очередь с русско-турецкой войной 1877—1878 гг. и особенно с балканскими событиями рубежа веков. Абдул-Хамид II получил устойчивый образ «кровавого султана». Классическим способом продемонстрировать «варварство» и «азиатскую жестокость» турок стало изображение вопиющего противоречия с «цивилизованным», «европейским» способом ведения войны — убийства женщин и детей; ту же функцию выполняло и изображение характерно «азиатского» способа казни — посажения на кол.
Создавая в годы Первой мировой войны образ турка-союзника или турка-врага, пропагандисты разных стран опирались не только на этот общий набор клише, истолковывая их в позитивном либо негативном ключе, но и на специфические традиции восприятия Османской империи и характер политических отношений6.
Германский образ Турции отличался двойственностью. С одной стороны, исторически он носил даже более негативный характер, чем у западноевропейских стран7. Турецкая угроза Раннего нового времени оставила в немецком коллективном сознании глубокие следы не только в силу ее опасности как таковой, но и в результате пропагандистских усилий множества публицистов и церкви8. Именно турки (и впоследствии французы) получили в немецкой среде прозвище «наследственный враг» как «своего рода почетный титул, который... не может быть дарован, а лишь навязан долгой борьбой»9.
Вместе с тем, в конце XIX в. начался период интенсивного экономического и политического проникновения Германии в Османскую империю, что не могло не отразиться на восприятии и трактовках последней.
5 См., например: Punch. 17.09.1853; Будильник. № 87-88. 1866; Le charivari. № 47. 1878.
6 В частности, о русской традиции см.: Филиппова Т.А. «Враг с Востока». Образы и риторики вражды в русской сатирической журналистике начала XX века. М., 2012.
7 Wippermann W. Die Deutschen und der Osten. Feindbild und Traumland. Darmstadt, 2007. S. 17.
8 Ibid. S. 31-32; Spohn M. Alles getürkt. 500 Jahre (Vor)Urteile der Deutschen über die Türken. Oldenburg, 1999.
9 Behrend F. Im Kampf mit dem Erbfeind // Zeitschrift fur Volkskunde. 25. Jg. 1915. S. 12, 17; Rauchensteiner M. Erbfeinde // 21. Österreichischer Historikertag in Wien 1996. Tagungsbericht. Wien, 1998. S. 47-55.
Однако более всего способствовал распространению в германском обществе тематики Турции и ее новых образов Вильгельм II. В 1898 г. он совершил поездку в Палестину, что стало одним из самых политически ярких и символически насыщенных событий своего времени, наглядно продемонстрировавшего всему миру: Германия повернулась к Востоку10. Официальная цель поездки — открытие в Иерусалиме немецкой церкви Христа Искупителя, состоявшееся в День Реформации 31 октября 1898 г. — дала повод для множества аллюзий и символических трактовок. В их визуализации и распространении особое место принадлежало открыткам, выпускавшимся большими тиражами и освещавшими едва ли не каждый шаг путешествовавшей кайзеровской четы. Так, за один только первый день ее пребывания в Венеции по пути в Палестину было продано 60 тыс. открыток, посвященных специально этому событию11. Различные издательства состязались в разнообразии мотивов, скорости реагирования и знаках аутентичности, например, можно было получить открытку о путешествии монарха, отправленную из Иерусалима прямо во время его пребывания там12. В итоге в германскую повседневность вторглась настоящая волна открыток с ориенталисткими мотивами, часто выпускавшихся целыми сериями. Сам тип открытки «по поводу» обеспечивал потребителю роль «медийного космополита», ощущение сопричастности к событию13, в данном же случае — приобщение к экзотическому «восточному» и все же отныне не совсем чужому миру, «открытому» немецким кайзером. В ряде серий новая «немецкость» Востока демонстрируется с максимальной наглядностью путем совмещения его образов — топографических изображений, символов — с портретом Вильгельма II. О том, что речь шла не просто об исторических и туристических достопримечательностях, актуализированных посещением кайзера, а о символическом открытии Востока как такового, свидетельствует своеобразная «визуальная экспансия», совершенная издателями: наряду с действительно посещенными кайзеровской четой городами Ближнего Востока его портрет соседствовал с изображениями иных местностей и памятников, даже, например, египетских сфинксов. Новая близость Востока могла доноситься и вербально, путем надписей под изображениями. Так,
10 О поездке см.: Gustrau M. Orientalen oder Christen? Orientalisches Christentum in Reiseberichten deutscher Theologen. Göttingen, 2016. S. 278—288.
11 Kohlrausch M. Der Mann mit dem Adlerhelm Wilhelm II. — Medienstar um 1900 // G. Paul (Hg.). Bilder, die Geschichte schrieben: 1900 bis heute. Göttingen, 2011. S. 22.
12 Palästina-Postkarten // Die Zukunft. 1898. N 25. S. 95.
13 Holzheid A. Das Medium Postkarte. Eine sprachwissenschaftliche und mediengeschichtliche Studie. Berlin, 2011. S. 260.
панорама Константинополя сопровождается известной цитатой Гете из «Западно-Восточного дивана»: «Богом создан был Восток / Запад тоже создал Бог».
Журнал «Цукунфт», издатель которого М. Харден являлся убежденным сторонником «континентальной политики» Бисмарка и неустанным критиком вильгельмовской «мировой политики», трактовал подобный открыточный бум как своеобразное побочное явление последней и средство ее пропаганды: «Мировая политика большого стиля возможна, только если каждый патриот готов к жертвам. Наша пестрая политика буквально жаждет историй в пестрых картинках, и Отечество может только тогда быть спокойным, когда каждый школьник будет иметь в ранце открытки из всех стран, городов, гаваней и угодий, в которых за последние десять лет14 немецкие глотки прокричали "Ура"»15.
Вместе с тем, отражение поездки кайзера в открытках было не лишено и более прямого политического и идеологического подтекста. На некоторых открытках, предназначенных для отечественного потребителя, звучали подчеркнуто христианские мотивы и даже прямые аллюзии на крестовые походы германских кайзеров Средневековья. Однако гораздо более значимым для будущего оказались свидетельства симпатии к совершенно иной религии — исламу.
Выступая на праздничном банкете в Дамаске, Вильгельм II заявил: «Да будут Его Величество султан и 300 миллионов мусульман, которые, будучи рассеянными по Земле, почитают его как своего халифа, уверены в том, что во все времена германский кайзер будет их другом»16. Это высказывание, вызвавшее недовольство в странах, подданными которых являлись те самые миллионы мусульман, — Англии, Франции и России, тем не менее создало некий вербальный плацдарм для пропаганды позитивного образа Германии в мусульманских странах в последующие годы. Одним из средств такой пропаганды выступали открытки с текстом заверения кайзера, напечатанного на языках мусульманских народов, которые распространялись вплоть до Персии17.
Важнее всего было то, что, объявляя себя «другом» мусульман, кайзер рассчитывал и на ответную «дружбу» — в возможной будущей войне. Вильгельм II не расставался с этой идеей на протяжении многих лет. Еще в 1896 г. он «с таинственным видом» сообщал
14 Намек на восхождение на престол Вильгельма II в 1888 г.
15 Palästina-Postkarten. // Die Zukunft. 1898. N 25. S. 96.
16 Цит. по: Gustrau M. Op. cit. S. 90.
17 Küntzel M. Die Deutschen und der Iran: Geschichte und Gegenwart einer verhängnisvollen Freundschaft. Berlin, 2009. S. 27.
русскому послу в Берлине, что знает в Багдаде пророка, способного взбунтовать мусульманский мир против англичан18. Непосредственно из своей поездки на Восток кайзер писал Николаю II, что мусульмане являются «сильным козырем» в борьбе против Англии19; с усилением блокового противостояния в начале следующего века ислам и мусульманский мир казались ему уже «последним козырем»20. Немедленно после начала Первой мировой войны
Германия попыталась этим козырем воспользоваться.
* * *
Заключение союза с Османской империей 2 августа 1914 г. преследовало двойную цель. Стратегически Турция должна была создать ближневосточный театр боевых действий и отвлечь на себя часть сил Антанты, тем самым облегчая положение Германии и Австро-Венгрии. Вместе с тем, в Берлине продолжали рассматривать Османскую империю как орудие, с помощью которого можно «революционизировать» мусульманский мир. Уже 30 июля, лишь только стала ясной перспектива войны, Вильгельм II заявил о необходимости «воспламенить весь мусульманский мир» для «дикого восстания» против Англии21. В том же духе выступал и начальник Генерального штаба Мольтке22. Однако в качестве необходимой предпосылки осуществления подобных планов требовалось в первую очередь добиться вступления в войну Османской империи: союзный договор предполагал в качестве casus foederis нападение России, но его все не было, и Турция официально придерживалась нейтралитета. В этих условиях немцы фактически вынуждали турок на провокации. Канцлер Бетман-Гольвег предписывал своим дипломатам использовать для этой цели любую возможность23. Кайзер буквально требовал от султана объявить джихад: «Турция должна включиться в драку, Е.В. султан должен призвать мусульман в Азии, Индии, Египте к священной борьбе за халифат»24. 29 октября турецкие корабли обстреляли российские черноморские порты,
18 Ерусалимский А.С. Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX века. М., 1951. С. 116.
19 Röhl J.C.G. Wilhelm II. München, 2013. S. 56.
20 Die große Politik der europäischen Kabinette 1871-1914. Bd. 22. Berlin, 1927. S. 302.
21 Die deutschen Dokumente zum Kriegsausbruch 1914. Charlottenburg, 1919. Bd. 2. S. 133.
22 Strachan H. The First World War. Vol. I. Oxford, 2003. P. 696.
23 Rathmann L. Stossrichtung Nahost 1914-1918. Zur Expansionspolitik des deutschen Imperialismus im 1. Weltkrieg. Berlin, 1963. S. 115.
24 Цит. по: Oberhaus S. Zum wilden Aufstande entflammen. Die deutsche Ägyptenpolitik 1914 bis 1918. Ein Beitrag zur Propagandageschichte des Ersten Weltkrieges. Dissertation. Düsseldorf, 2006. S. 122.
в ответ на что страны Антанты в начале ноября объявили Османской империи войну. Тем самым связанные с Турцией планы Германии получили возможность осуществиться.
Как и германская пропаганда в целом, открытки «турецко-исламского» направления имели несколько адресатов - собственное население, союзников, нейтральные страны, противников. Так, например, современник отмечал, что немецкая открытка «Борьба за Суэцкий канал», изображающая турецкие войска на берегу канала, «широко распространяется в нейтральной Швейцарии с целью убедить швейцарцев в могуществе турецкого оружия»25. Однако еще важнее было нарисовать позитивный образ новоиспеченного союзника для собственного населения, объяснить мотивы и цели его вступления в войну, продемонстрировать вытекающие отсюда выгоды для Германии.
Широко, с вниманием к различным деталям открытки начали заново знакомить немцев с их новым союзником. Сам образ «турка» претерпел разительную перемену. За редким исключением26 он теряет свой привычный облик тучного малоподвижного старца в традиционном костюме, превращаясь в полного сил мужчину средних лет. Его переодевание в военную форму диктовалось не только функцией союзника, в которой «турок» отныне выступал, но и стремлением показать иную Османскую империю - новую, современную, пришедшую на смену застывшей во времени Турции «шаровар и ятагана». Совершенно исчезают прежние маркеры «восточной лени» и «сладострастия» - кальян и обитательницы гарема. Топос «больного человека» оказывался отныне неуместным и также не присутствовал на открытках27.
Восточная экзотика не исчезла, но толковалась позитивно. Селективный подход к бытовавшим «восточным» стереотипам служил способом создания привлекательного образа Турции, не ограничиваясь ее ролью военного союзника. Так, на одном из рисунков турки, одетые в яркие, но аккуратные и чистые одежды (тогда как ранее неряшливость считалась непременным атрибутом Востока), демонстрируют немецкому и австрийскому солдатам «турецкое гостеприимство»; немецкие военные оказываются в «стране тысячи
25 Великая война в образах и картинах. М., 1916. Вып. 5. С. 232.
26 См., например: Медяков А.С. Первая мировая война на почтовых открытках. Т. I. Киров, 2014. С. 307.
27 «Турок» переставал быть «больным» и в сатирических журналах. Так, если в начале 1914 г. «Кладдерадач», давая понять, что германская военная миссия «лечит» «турка», показывал его на костылях (Kladderadatsch. № 67. 4.01.1914), то с началом войны изображение даже преходящей увечности союзника стало неуместным. Карикатура «Улька» изображает пышущего здоровьем «турка», который иронически представляется сидящему в инвалидной коляске Николаю II как «больной человек» (Ulk. № 40. 1.10.1915).
и одной ночи»28 и т.д. Помимо этого использовались традиционно эстетически и эмоционально привлекательные образы женщин и детей: красавица в турецком военном головном уборе, малыш в феске29. Возникшая германо-турецкая близость передавались также через понятные сцены отношений мужчины и женщины — турецкого офицера и европейской барышни, немецкого офицера и турчанки.
Открытки выступали и в своей функции средства массовой информации. В большом количестве и разнообразии издавались открытки с изображением султана и его министров, в первую очередь военного министра Энвера-паши; публиковались ноты турецкого гимна с переведенным на немецкий текстом; печатались карты военных действий и батальные сцены — от Ирака и Суэца до Балкан и Кавказа, нередко с указанием конкретной даты сражения.
Совершенно особое место занимали события, связанные с черноморскими проливами, как в силу их стратегической и символической важности, так и благодаря имевшимся здесь реальным успехам, дававшим возможность широких пропагандистских трактовок. Закрытие в начале войны проливов Босфор и Дарданеллы явилось крупным стратегическим успехом Центральных держав, поскольку перерезанным оказался главный морской путь, по которому Россия могла поставлять своим союзникам зерно и получать от них вооружение. Немецкие открытки посвятили этому обстоятельству немало сюжетов, трактуя его, например, как «Стражу на Босфоре», что у рядового немца немедленно вызывало ассоциацию с канонической «Стражей на Рейне» против Франции — «наследственного врага». С такими трактовками соседствовали сатирические (плачущие русский и английский монархи не могут встретиться, т.к. дорогу через проливы преграждает огромный турок), «детские» (малыш в феске «сторожит» Босфор), «героические» («Этот флаг вам не спустить!»)30. На последней из упомянутых открыток из-под развевающегося перед «Входом в Дарданеллы» турецкого флага выглядывает германский, символизируя как германо-турецкий союз, так и реальную роль немцев в обороне проливов в ходе развернутой англичанами и французами в течение 1915 г. Дарданелльской операции. «Героическая защита Дарданелл» получила в открытках самое разнообразное отражение31. Отразился в открытках и другой крупный успех — ведомые «пашой» К. фон Гольцем (изображен в центре открытки) турецкие войска вынудили
28 Медяков А.С. Указ. соч. Т. I. С. 253.
29 Там же.
30 Там же. Т. II. С. 366.
31 Там же. С. 265-266.
к сдаче британский экспедиционный корпус у Кут-аль-Амара в Месопотамии в апреле 1916 г.
Однако главными сюжетами в германских открытках являлись «братство по оружию» и «священная война». Несмотря на весьма пессимистичные оценки экспертами турецкой военной мощи32, открытки подчеркивали сам факт приобретения нового союзника как укрепление позиций Германии. На первый же план выдвигался тезис о прочности этого союза, о союзнической верности. Для этого использовались самые разнообразные визуальные стратегии. Типичным являлось изображение германского, австрийского и турецкого солдат (стоящими плечом к плечу, обменивающимися рукопожатием и т.д.), иногда дополненное цитатой из «клятвы Рютли», вошедшей в немецкую культуру как выражение самой верной и нерушимой дружбы: «да будем мы одним народом братьев!»33. Эта связь передавалась также через метафору детской дружбы, переплетение национальных флагов и даже через соседство трех головных уборов, служивших в качестве национальных атрибутов, «эмблем узнавания» — немецкой «пикельхаубе», австрийского «чако» и турецкой фески34. Однако вне конкуренции были всевозможные совместные изображения трех монархов — Вильгельма II, Франца Иосифа и Мехмеда V
Особое место занимала в немецких открытках трактовка характера войны со стороны Османской империи. Неизвестные для широкой публики обстоятельства вступления Турции в войну позволяли представить ее в качестве обороняющейся стороны. Так, одна из открыток утверждала, что именно русские начали боевые действия против Турции35. Однако главный акцент в первые годы войны делался даже не столько на будто бы оборонительном и потому справедливом характере войны со стороны Османской империи, сколько на «священном» характере войны.
Провозглашение 11 ноября 1914 г. турецким султаном в качестве халифа правоверных «священной войны» против Англии, Франции и России вызвало настоящий энтузиазм у немецких издателей. Преобладали две темы — позитивная трактовка ислама и джихада, а также те выгоды, которые они могут принести Герма-
32 Oberhaus S. Op. cit. S. 121.
33 Цитата из широко известной драмы Шиллера «Вильгельм Телль». Об историческом и символическом значении «клятвы Рютли» см.: Kreis G. Nationalpädagogik in Wort und Bild // M. Flacke (Hg.). Mythen der Nationen. Ein europäisches Panorama. München; Berlin, 1998. S. 457-460.
34 Медяков А.С. Указ. соч. Т. IV. С. 22-23. См. примеры в: Tomenendal K. Das Türkenbild in Österreich-Ungarn während des Ersten Weltkriegs im Spiegel der Kriegspostkarten. Klagenfurt etc., 2008.
35 Медяков А.С. Указ. соч. Т. I. С. 252.
нии. На христианскую страну, где не было ни одной мечети, а представления об исламе являлись смутными и едва ли особенно дружелюбными, обрушился поток открыток с исламской религиозной символикой и наглядными привлекательными образами: лихой кавалерист, устремляющийся на «священную войну»; бедуин, гордо поднимающий «зеленое знамя пророка»; старик, на фоне минаретов, молящийся «за победу союзников» и т.д.36 Одна из открыток целиком отводилась стихотворению «Зеленое знамя пророка»: «Твой враг - наш враг, наш враг - твой». Однако пропагандистский посыл открыток не исчерпывался указаниями лишь на политическую солидарность. Демонстрации приемлемости ислама для немецкого верующего служило вторжение турецкой символики в мир христианских символов - турецкий полумесяц нередко служит на открытках украшением рождественской елки и чрезвычайно широко присутствует на открыточных пасхальных яйцах. Любопытно, что современник, автор статьи о выражении религиозного чувства посредством открыток, относил к их числу и ту, где кайзер называет себя «другом трехсот миллионов мусульман»37.
Не менее важным является указание на ислам как на мощного союзника, приобретенного Германией. С Турцией Германия заполучила не просто «собрата по оружию», но и его веру. На ее стороне будто бы оказываются те самые миллионы мусульман, о поддержке которых говорил кайзер. Над выходящими из-под гигантской турецкой фески бесчисленными людскими массами — надпись «Пробуждение Востока»38; изображение поднимающейся из могилы фигуры в чалме, сбрасывающей англичанина, сопровождается надписью «Ислам зашевелился»; карта театра боевых действий на Ближнем Востоке комментируется как «Священная война ислама».
Трактовка Османской империи не просто как обычного союзника, а как воплощение ислама позволяла связывать с ней и ожидания, выходящие за пределы собственно успехов на фронтах, а именно — надежды на дестабилизацию внутреннего положения в стане противников. Поздравительная открытка с новым 1915 г. носит название «Священная война 1915» и изображает турка с саблей, устремившего взгляд на египетские пирамиды; содержащиеся тут же традиционные новогодние «наилучшие пожелания» приобретают в связи с этим двусмысленный характер.
Наряду с собственным населением другим адресатом немецкой открыточной пропаганды выступали жители самой Османской империи, а также мусульмане стран Антанты.
36 См. примеры: Там же. С. 251—253.
37 Swoboda H. Religiöse Kriegs-Ansichtskarten // Die Kultur. 1915. Bd. 16. S. 73.
38 Медяков А.С. Указ. соч. Т. I. С. 250.
После младотурецкой революции 1908 г. и ослабления цензуры в Турции начался настоящий бум открыток, причем существенную роль здесь играли предприниматели немецкого и австрийского происхождения. Так, один из них в течение лишь трех дней продал 56 тыс. открыток с изображением султана, прежде запрещенных и изымавшихся турецкой почтой, причем спрос был значительно больше39. В годы войны германские издательства печатали портреты султана с сопроводительными надписями на немецком и арабском языках, что допускало их использование также в Турции; с надписями на арабском выходили и открытки с изображением трех союзных монархов40.
В отличие от положения внутри Германской империи, где пропаганда в значительной степени была делом частных лиц и отдельных организаций, подобная деятельность на Востоке сосредоточилась прежде всего в руках государства. Осенью 1914 г. создается орган германского Генерального штаба и министерства иностранных дел «Служба информации по Востоку» (Nachrichtenstelle für den Orient), «душой» которого был археолог и дипломат М. Оппен-хайм41. Сейчас трудно судить, какое именно место занимали открытки в этой пропаганде, однако они несомненно в ней присутствовали, причем в значительных масштабах. Так, английский дипломат жаловался, что «у многих египтян в карманах открытки с изображением английского флота в бурном море и над ним цеппелин, забрасывающий его бомбами»42.
Помимо подобных наглядных демонстраций силы Германии другой акцент в открытках делался на ее дружелюбии по отношению к исламу - и здесь незаменимую службу продолжали служить слова кайзера 1898 г. В 1917 г. была выпущена открытка с этой цитатой на немецком и арабском языках43, на арабском же дублировались надпись на ее адресной стороне, что ясно говорит о предназначенности открытки к использованию в странах мусульманского мира. Близкая МИД Германо-турецкая ассоциация так рекламировала ее в своем печатном органе: «Мы рекомендуем эту очень красивую,
39 Jäckh E. Aus Kiderlen-Wächters Tagebuch in der jungtürkischen Revolution // Das Grössere Deutschland. Wochenschrift für deutsche Welt- und Kolonialpolitik. Juli / Dezember 1915. S. 1018. О том же свидетельствовал и русский путешественник: открытки «в большом ходу», «расходятся десятками тысяч» (Голобородько Н.К. Турция. М., б/д. С. 112-113).
40 См. примеры: Tomenendal K. Op. cit. S. 315, 426.
41 Hanisch M. Max Freiherr von Oppenheim und die Revolutionierung der islamischen Welt als anti-imperiale Befreiung von oben // W. Loth, M. Hanisch (Hg.). Erster Weltkrieg und Dschihad. München, 2014.
42 Storrs R. The Memoirs of Sir Ronald Storrs. New York, 1937. P. 146.
43 Медяков А.С. Указ. соч. Т. I. С. 251.
выполненную в двух цветах открытку для распространения в Германии и Турции в качестве действенного средства пропаганды»44.
Открытки играли существенную роль также в пропаганде «джихада "made in Germany"»45, организацией которой занималась непосредственно «Служба информации по Востоку». Речь идет о важной составной части более широкой германской программы по революционизированию стран-противников, в рамках которой предполагалась также поддержка ирландского национального движения против Великобритании и всевозможных национальных движений — от украинцев до евреев — в Российской империи46. Одним из способов подобной деятельности было создание специализированных лагерей, в которых военнопленные отдельных национальностей или вероисповеданий подвергались соответствующей активной индоктринации с целью последующего использования их против врага.
Для пленных мусульман было создано два лагеря неподалеку от Берлина — «лагерь полумесяца» в Вюнсдорфе и «лагерь виноградника» в Цоссене. В первом размещались по большей части выходцы из британских и французских колоний, во втором — из России, главным образом татары47. Наряду со «священной войной» (газета для пленных так и называлась — «Джихад»), одной из магистральных тем пропаганды здесь также выступала «дружба Германии с исламом», причем активно использовались турецкие проповед-ники48, уверявшие слушателей, что немцы обращаются с мусульманами не как с пленными, а как с гостями49.
Тема пленных в принципе являлась важной составной частью пропагандистских сражений в Первой мировой войне, и открыточ-ные изображения благополучия в собственных лагерях, в отличие от недостойного обхождения с пленными по ту сторону фронта,
44 Deutsche Levante-Zeitung. 16.06.1917.
45 Schwanitz W.G. Djihad "Made in Germany". Der Streit um den Heiligen Krieg 1914-1915 // Sozial. Geschichte. H. 2. 2003.
46 Fischer F. Griff nach der Weltmacht. Die Kriegszielpolitik des kaiserlichen Deutschland 1914/18. Düsseldorf, 2009. S. 114-135.
47 См.: Гилязов И.А. Германская Служба информации по Востоку и организация печатной пропаганды среди мусульманских народов России в годы Первой мировой войны // Новый исторический вестник. 2015. № 2(44). С. 103-115.
48 Но при этом вся корреспонденция пребывавших в Германии турок подвергалась тщательной цензуре (Schmidt J. Karl Süssheim, die militärische Postüberwachung und das Schicksal der Türken in Deutschland während des I. Weltkriegs // Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft. Supplement VII. XXIII. Deutscher Orientalistentag. 1989. S. 234-236).
49 Kahleyss M. Muslimische Kriegsgefangene in Deutschland im Ersten Weltkrieg — Ansichten und Absichten // Fremdeinsätze. Afrikaner und Asiaten in europäischen Kriegen, 1914-1945 // Verlag Das Arabische Buch, 2000. S. 79.
играли немаловажную роль. Однако в случае с мусульманами важно было показать не просто хорошие условия содержание, но также уважение к их культурным и религиозным традициям. Дело не ограничивалось изображением довольных пленных в опрятных национальных одеждах, выстроенных перед камерой с тарелками в руках. Тут же — сцены приготовления традиционных видов пищи; указывается, что еда готовится «по их ритуальным правилами»; изображаются специфические формы досуга50. Но наиболее ярким и убедительным образом германского «исламофильства» стали многочисленные открытки с изображением построенной в лагере мечети — первой на немецкой земле51. Такого рода открытки рассматривались как мощное пропагандистское оружие, поскольку, будучи отправленными самим военнопленными, они попадали как раз в подлежащие «революционизированию» мусульманские области, доступ в которые для прочих средств агитации был весьма затруднен. Любопытно, что с помощью открыток извне велась и контрпропаганда, в частности, среди пленных сеялись сомнения относительно германских сообщений об успехах на фронтах52.
Несмотря на все усилия, успехи пропаганды оказались достаточно скромными. Отправленные на турецкие фронты бывшие военнопленные нередко перебегали к противнику; не слишком эффективной оказалась и пропаганда «джихада», которую в 1916 г. за неимением должного отклика было решено вовсе прекратить. Отныне пропаганда, направленная на мусульманские народы противника, ограничивалась лишь созданием общего позитивного образа Германии и ее союзников, особенно Османской империи53.
В еще меньшей степени создание «пропагандистских лагерей» оказалось способным пробудить симпатии к мусульманам со стороны собственного населения. Сразу после своего возникновения эти два лагеря стали объектом обывательского интереса к необычному и экзотическому, сюда съезжались сотни посетителей, чтобы просто полюбопытствовать. По этой же причине находили спрос и открытки с лагерными сценами. Однако говорить о порожденных ими симпатиях вряд ли приходится, в том числе потому, что сцены с доброжелательным или даже просто нейтральным изображением «цветных» находились, по сути, в прямом противоречии с главным тезисом германской пропаганды — борьбой за «культуру». Ее
50 Медяков А.С. Указ. соч. Т. II. С. 256-257.
51 См. примеры на сайте архива Баден-Вюртемберга: https://www2.landesarchiv-bw.de/ofs2l/olf/struktur.php?bestand=20501&sprungId=1412414&letztesLimit=suchen
52 Höpp G. Muslime in der Mark. Als Kriegsgefangene und Internierte in Wünsdorf und Zossen. Berlin, 1997. S. 78.
53 Ibid. S. 81-86.
классическим приемом было использование образов тех же африканских и азиатских солдат армий стран Антанты в качестве априори враждебных «культуре». Именно подобная трактовка «цветных войск», приправленная откровенным расизмом, безусловно преобладала и, как свидетельствуют тексты посланий, скорее находила отклик54. В такого рода пропаганде, в том числе распространявшейся в нейтральных странах Европы и США, использовались и фотоматериалы из мусульманских «пропагандистских лагерей», что вызвало недовольство Турции55.
С 1916 г. тематика «священной войны» исчезает и из открыток. Показательно, например, что упоминавшаяся выше открытка «Ислам зашевелился» знаменитого журнала «Югенд», полтора года постоянно в нем рекламировавшаяся, со второй половины года больше не упоминается на его страницах. Однако с этого же года о себе заявляет другой связанный с Османской империей образ — «Балканский поезд».
Вступление Болгарии в войну 14 октября 1915 г. и последовавший затем разгром Сербии резко улучшили стратегическое положение Центральных держав, создав между ними прямую сухопутную связь. Самым наглядным ее свидетельством стал «Балканский поезд», запущенный между Берлином и Константинополем в январе 1916 г. Столь явный успех вызвал новую волну энтузиазма у производителей открыток и породил разнообразные трактовки этого сюжета. Само понятие поезда подразумевало связь, соединение, сцепление, что сделало возможным новые образы прочного союза теперь уже четырех стран — их солдаты держат в руках вагончики экспресса либо даже сами его изображают56.
Психологически «Балканский поезд» значил больше, чем успех на каком-либо фронте, поскольку служил определенной компенсацией за настоящую фобию «окружения», существовавшую в Германии еще с довоенных времен. Именно о произошедшем «выходе из окружения» говорит, в частности, одна из открыток. В страдающей от недостатка ресурсов Германии важно было также подчеркнуть экономическое значение установленной связи. Еще одна открытка обозначает ее как «торговый путь», другая и вовсе представляет собой своего рода экономическую карту с изображением вклада каждого из союзников, где германская промышленность дополняется австрийским сельским хозяйством, а Болгарии и Турции отводится роль поставщиков промышленного сырья, а также вос-
54 См.: МедяковА.С. Указ. соч. Т. II. С. 258-260.
55 KahleyssM. Op. cit. S. 84-85.
56 Медяков А.С. Указ. соч. Т. I. С. 314-315.
точных товаров, фруктов и хлопка. Вновь вспыхнувшие в связи с успехами на Балканах надежды на скорую победу заставляли задуматься и о ее плодах и «неожиданных перспективах» немецкой экспансии. Так, открытки продлевают реальный маршрут «Балканского поезда» до Багдада, говорят о пути «к индийским халифам»; австрийская открытка-карта помещает указатели не только
«к Индии и Месопотамии», но и «к Египту»57.
* * *
Говоря о реакции отправителей открыток на предлагавшиеся им образы, связанные с Турцией, следует отметить, что именно сюжет «Балканского поезда» оказался наиболее привлекательным. Как и во многих других случаях, часть пользователей была привлечена сентиментальной «упаковкой» пропаганды, отсылками к понятным и близким темам семьи и детей, с которыми можно было идентифицироваться. Так, один из пользователей отправил своим родным несколько открыток серии, на которых тексты о «разрубленном мечом балканском вопросе» сопровождаются фотоколлажем, изображающим немецкую семью в вагоне «Балканского поезда»58. Изображение играющих в «Балканский поезд» детей оказалось привлекательным для другого отправителя, отвечающего на упрек, что он «никогда не посылает открыток для твоего альбома» — очевидно, что и в этом случае выбор открытки был сознательным. Открытка могла фигурировать также в качестве знака собственной причастности к столь знаменательному событию. Так, в одной из них в качестве места отправления указан «Балканский поезд (Ниш)», причем толчком к посланию послужил сам факт приобретения этой открытки: «оказавшись обладателем открытки с Балканским поездом, спешу воспользоваться случаем.». Подобные открытки имели долгое хождение, сохраняя признаки их осознанного использования. Например, одна из них, датированная 1 января 1918 г., представляла собой целое комплексное послание для членов одной семьи. Новогодние поздравления дали повод к общим рассуждениям, предназначенным для ее взрослых членов: «На мир надеемся мы все, но уж поверьте мне, что на Западе нам еще придется пережить великие битвы. Францию и Англию можно будет вынудить к миру только железным кулаком». В то же время лицевая сторона с фотографией сцепивших руки в качестве «Балканского поезда» союзников дает повод для шутки, предназначенной юной девушке из той же семьи (крестиками помечены трое персонажей — «как они Вам?»)59.
57 Там же.
58 Там же.
59 Там же.
Изображения обитателей «лагеря полумесяца», конечно, не предоставляли немцам таких широких возможностей для личных трактовок. Прямые отсылки к изображению редки и исходят скорее от связанных с лагерем солдат60. Тем не менее, наличие весьма значительного количества открыток с лагерными сценами, прошедших почту непосредственно в Цоссене и Вюнсдорфе, позволяет заключить, что и этот выбор часто осуществлялся осознанно, однако не вполне так, как хотела пропаганда, надеясь на пробуждение некоторых симпатий к мусульманам. Лагери позиционировались как известные на всю Германию местные достопримечательности, предоставляя открыткам возможность фигурировать в их классической туристической ипостаси, в качестве свидетельства: «я там был».
Менее же всего оказались способными вызвать отклик немцев открытки, связанные с пропагандой «священной войны» — в имеющихся текстах личных посланий не удалось обнаружить ни одной подобной реакции. Очевидно, эта тема оставляла обычного обывателя равнодушным. Более того, тексты частных посланий нередко находились в определенном контрасте, если не в противоречии с лицевой стороной. Так, если упомянутая выше новогодняя открытка видела основным содержанием наступающего 1915 г. «священную войну», то солдатский текст на обороте содержал пожелание мира. Открытка с выспренними стихами о «зеленом знамени пророка» использовалась отправителем для пожелания счастливого Рождества и содержала любопытную деталь о незамысловатых окопных радостях 1914 г. — автор сообщал, что траншеи его батальона находятся в 25 метрах от французских, и на Рождество «мы бросались из окопов лягушками!».
В целом можно сказать, что несмотря на все усилия пропаганды, направленные на конструирование определенной «дружбы народов», Османская империя и тем более ее религия едва ли были для немцев и австрийцев чем-то большим, чем союзником и младшим партнером, необходимым из соображений практической целесообразности. Не случайно на всем протяжении войны наряду с открытками, пропагандировавшими «братство по оружию» с Османской империей, немцами и австрийцами издавалось множество других, посвященных союзу двух «германских» собратьев, в которых Турция не упоминалась вовсе. Обращает на себя внимание и еще одно обстоятельство. Ни германская, ни австрийская пропаганда не сделали, казалось бы, напрашивающегося в условиях войны шага, а именно, не воспользовались многовековым топосом
60 «Шлю тебе горячие приветы из нашего барачного лагеря Вюнсдорф» (Медяков А.С. Указ. соч. Т. II. С. 256).
«турецкой жестокости», перетолковав его в «храбрость», «угрозу врагам», как это сделала, например, французская пропаганда в отношении собственных «цветных войск»61. Возможно, что помимо опасений внести диссонанс в создаваемый для собственных граждан позитивный облик нового союзника в обеих странах не хотели, пусть даже косвенно, играть на руку враждебной пропаганде — ведь если Германия и Австро-Венгрия стремились представить Турцию как цивилизованную, современную и даже «европейскую» нацию62, то их противники задействовали весь арсенал традиционных клише об отсталой, «варварской» Османской империи. Тем не менее, в своем качестве средства пропаганды и массовой информации, а также личной коммуникации «турецкие» открытки Германии сыграли значительную роль в становлении в этих странах специфической «культуры войны», помогавшей перенести ее бремя — в том числе, благодаря отсылкам к помощи далекого восточного союзника.
Список литературы
1. Гилязов И.А. Германская Служба информации по Востоку и организация печатной пропаганды среди мусульманских народов России в годы Первой мировой войны // Новый исторический вестник. 2015. № 2(44).
2. Голобородько Н.К. Турция. М., б/д.
3. Ерусалимский А.С. Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX века. М., 1951.
4. Медяков А.С. Первая мировая война на почтовых открытках. Т. I—IV Киров, 2014.
5. Нойман И. Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М., 2004.
6. Филиппова Т.А. «Враг с Востока». Образы и риторики вражды в русской сатирической журналистике начала XX века. М., 2012.
7. Bauerkämper A., Julie E. Einleitung // A. Bauerkämper, E. Julie (Hg.). Durchhalten! Kriegskulturen und Handlungspraktiken im Ersten Weltkrieg. Göttingen, 2010.
8. Behrend F. Im Kampf mit dem Erbfeind // Zeitschrift fur Volkskunde. 25. Jg. 1915.
9. Fischer F. Griff nach der Weltmacht. Die Kriegszielpolitik des kaiserlichen Deutschland 1914/18. Düsseldorf, 2009.
10. Gustrau M. Orientalen oder Christen? Orientalisches Christentum in Reiseberichten deutscher Theologen. Göttingen, 2016.
11. Hanisch M. Max Freiherr von Oppenheim und die Revolutionierung der islamischen Welt als anti-imperiale Befreiung von oben // W Loth, M. Hanisch (Hg.). Erster Weltkrieg und Dschihad. München, 2014.
61 Там же. Т. IV. С. 29.
62 Höpp G. Op. cit. S. 20.
12. Holzheid A. Das Medium Postkarte. Eine sprachwissenschaftliche und mediengeschichtliche Studie. Berlin, 2011.
13. Höpp G. Muslime in der Mark. Als Kriegsgefangene und Internierte in Wünsdorf und Zossen. Berlin, 1997.
14. Jezernik B. Imagining "the Turk" // B. Jezernik (Ed.). Imagining "the Turk". Cambridge, 2010.
15. Kahleyss M. Muslimische Kriegsgefangene in Deutschland im Ersten Weltkrieg - Ansichten und Absichten // Fremdeinsätze. Afrikaner und Asiaten in europäischen Kriegen, 1914-1945 // Verlag Das Arabische Buch, 2000.
16. Kohlrausch M. Der Mann mit dem Adlerhelm Wilhelm II. - Medienstar um 1900 // G. Paul (Hg.). Bilder, die Geschichte schrieben: 1900 bis heute. Göttingen, 2011.
17. Konrad F. Von der 'Türkengefahr' zu Exotismus und Orientalismus. Der Islam als Antithese Europas (1453-1914) // Europäische Geschichte Online (EGO). Mainz 2010-12-03. URL: http://www.ieg-ego.eu/konradf-2010-de
18. Kreis G. Nationalpädagogik in Wort und Bild // M. Flacke (Hg.). Mythen der Nationen. Ein europäisches Panorama. München; Berlin, 1998.
19. Küntzel M. Die Deutschen und der Iran: Geschichte und Gegenwart einer verhängnisvollen Freundschaft. Berlin, 2009.
20. Oberhaus S. Zum wilden Aufstande entflammen. Die deutsche Ägyptenpolitik 1914 bis 1918. Ein Beitrag zur Propagandageschichte des Ersten Weltkrieges. Dissertation. Düsseldorf, 2006.
21. Rauchensteiner M. Erbfeinde // 21. Österreichischer Historikertag in Wien 1996. Tagungsbericht. Wien, 1998.
22. Rathmann L. Stossrichtung Nahost 1914-1918. Zur Expansionspolitik des deutschen Imperialismus im 1. Weltkrieg. Berlin, 1963.
23. Röhl J.C.G. Wilhelm II. München, 2013.
24. Schmidt J. Karl Süssheim, die militärische Postüberwachung und das Schicksal der Türken in Deutschland während des I. Weltkriegs // Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft. Supplement VII. XXIII. Deutscher Orientalistentag. 1989.
25. Schwanitz W.G. Djihad "Made in Germany". Der Streit um den Heiligen Krieg 1914-1915 // Sozial. Geschichte. H. 2. 2003.
26. Strachan H. The First World War. Vol. I. Oxford, 2003.
27. Tomenendal K. Das Türkenbild in Österreich-Ungarn während des Ersten Weltkriegs im Spiegel der Kriegspostkarten. Klagenfurt etc., 2008.
28. Wippermann W. Die Deutschen und der Osten. Feindbild und Traumland. Darmstadt, 2007.
Поступила в редакцию 21 июня 2017 г.
