CC BY
234
новые еще не найдены. Художественные способы осмысления реальности, а также средства выражения художником своего отношения к различным событиям социального, политического, культурноисторического плана претерпевают глобальные трансформации. На смену традиционным способам производства художественной продукции приходят новые технологии, проявляющиеся в виде художественных акций, инсталляций, перфор-мансов и т. д., прямо связанные с пересмотром роли и места искусства в жизни общества.
Таким образом, современное художественное и научное творчество рассматривается как способ жизнедеятельно-
сти, как критическое исследование границ искусства с целью их дальнейшего раздвижения.
ПРИМЕЧАНИЯ
- Лиотар Ж.-Ф: Состояние постмодерна f Ж.-Ф. Лиотар ; пер. с фр. Н. А. Шматко. СПб., 1998. С. 140.
1 Бодрийяр Ж. Прозрачность зла/ Ж. Бодрий-яр ; пер. Л. Любарской, Ё. Марковской. М., 2000. С, 11.
3 Нейгауз Г. Г. Искусство фортепианной игры. Записки педагога / Г. Г. Нейгауз. 5-е изд, М., 1988. С. 57.
4 Бычков В.В. Эстетика / В. В. Бычков. М., 2005. С, 256.
5 Ямпольский М. Интернет, или Постархивное сознание / М. Ямпольский /У Новое литературное обозрение. 1998. № 4 (32). С. 25.
6 См.; Эко У, От Интернета к Гуттенбергу / У. Эко// Там же. С, 9—10.
Поступила 19.15.06.
ПРОБЛЕМЫ ВОСПИТАНИЯ В ДРЕВНЕТЮРКСКИХ ПИСЬМЕННЫХ ПАМЯТНИКАХ
Ф. С. Газизова, декан факультета дошкольного воспитания Набережночелнинского государственного педагогического института,
доцент
В статье рассматриваются проблемы становления и развития педагогической мысли у древних тюрков. На основании анализа текстов на надгробных плитах, сохранившихся до наших дней, автор раскрывает наиболее актуальные в то время мысли о воспитаний, такие как передача знаний от поколения к поколению, патриотизм, толерантность, уважение к старшим и т. д.
Исторические сведения об образовании и педагогической мысли древних тюрков и кочевых государств во многих случаях обнаруживаются в китайских летописях, но эти сведения можно найти и в исконно тюркских первоисточниках, к которым относятся древние письменные памятники. Из них получают материалы и по этнографии, что очень важно в определении характера и направления воспитания молодежи, и собственно по педагогике, что отражается в направленности и целях письма. Например, погребальные обычаи древних тюрков предполагали возведение на могиле хана обелиска с подробным некрологом, около обелиска ставились в ряд балбалы (каменные статуи людей, которые принято называть каменными
бабами) по числу убитых им главных врагов. Тем самым закреплялась служебная связь в загробном мире этих убитых со своим победителем. По тексту памятников можно познакомиться с государственным строем тюрков, их религией и др.
Древние тюркоязычные письменные памятники, которые датируются V— XV вв., сохранились до наших времен на камнях и бумаге. Они считаются общим достоянием всех тюркских народов и служат первоисточником для изучения не только языковых фактов, но и истории развития письменной культуры, состояния образования, педагогической мысли в целом.
Известно, что тюркские народы пользовались различными алфавитами: © Ф. С. Газизова, 2007
согдийским, уйгурским, манихейским, деванагари, эстрангело, китайскими иероглифами. Такое заимствование явилось результатом многосторонних взаимных контактов и культурных влияний. Кроме того, имеется собственно тюркское письмо, где обособленное положение занимает рунический алфавит.
Тюркская руническая письменность считается самой древней и в основном сохранилась на надгробных камнях в бассейне Енисея и Орхона (отсюда и название «орхоно-енисейская»). Первые сведения об этих памятниках дошли до нас со времен Петра I. Дешифровка В. Томсеном орхоно-енисейского рунического алфавита имела огромное научное значение, так как открывала возможность вхождения в круг важнейших источников истории Центральной Азии большому количеству оригинальных текстов самого разнообразного содержания. Она позволила по-новому оценить глубину и продуктивность контактов древних цивилизаций, степень их взаимодействия и взаимопроникновения. Перевод текста открыл факт многогранности повседневной жизни в тюркских каганатах VI — IX вв. и чрезвычайно высокого уровня их политического, государственного, хозяйственного и культурного развития.
Восточный каганат был центром тюркской государственности и колыбелью древнетюркской культуры. Именно на его территории были воздвигнуты стелы с текстами, уровень выполнения которых и степень кодификации графики отличаются полнотой и очевидным совершенством.
Памятник на берегу Орхона был поставлен в честь кагана Могиляна, который умер в 734 г., и его брата принца Кюльтегина, скончавшегося в 732 г. Надписи памятника (большая и малая) обращены к младшим, молодежи, племени и другим слоям населения. «Речь мою полностью выслушайте, идущие за мною мои младшие родичи и молодежь, союзные мои племена и народы... эту речь
мою хорошенько слушайте и крепко вникайте», — обращается от имени тюркского кагана летописец.
В орхоно-енисейских текстах повествование ведется от первого лица и приобретает явно панегирический характер. Причем описываются конкретные героические деяния того лица, кому посвящены надписи (Кюльтегина, Тоньюкука, Бильге-кагана), с кратким или пространным рассказом о событиях, которые этим деяниям предшествовали.
И в малой, и в большой надписях описываются героические похождения принца Кюльтегина. Летописец сообщает, что после смерти отца-кагана младший брат Кюльтегин остался семи лет от роду. В десять лет к радости ее величества ма-тери-катун он получил геройское имя Кюльтегин (стал зваться мужем, т. е. богатырем). Так, участвуя в войнах, он прошел своего рода посвящение в мужчины.
Велики его заслуги в деле расширения государства и власти кагана. Когда ему исполнилось 16, тюрки «пошли войною на шесть чубов и согдийцев и разбили их. [Затем] пришло пятитуменное (т. е. пятидесятитысячное. — Ф. Г.) войско табгачского Онг-Тутука... Кюльтегин в пешем строю бросился в атаку, схватил Онг-Тутука с вождями вооруженной рукою и с оружием представил [его] кагану. То войско мы там уничтожили». В 21 год Кюльтегин сразился с Чача-Сенгуном. «В самом начале [сражения] он бросился в атаку, сев на белого коня, [принадлежащего] Тадыкын-Чуре; этот конь там пал. Во второй раз он сел верхом на белого коня Ышбара-Ямтару; этот конь там пал; в третий раз он сел на оседланного гнедого коня Ие-гин-Силиг бека и произвел атаку; этот конь там пал. В его вооружение и в его плащ более чем ста стрелами попали; но в начальника его авангарда даже и одна [стрела] не попала. Его атаки, о тюркские начальники, вы вполне знаете! То войско мы там уничтожили».
Летописец не только повествует о сражениях принца, но и анализирует ито-
ги этих побед, в частности объясняет матери богатыря, другим женам Биль-ге-кагана, теткам, сестрам, невесткам, княжнам, что все «были в опасности, оставшись в живых, попасть в рабство; будучи убитыми, остаться лежать на земле и на дороге!» «Если бы не было Кюльтегина, все бы вы погибли», — заключает он.
Автор художественно искусно, психологически точно передает переживания Могиляна по поводу смерти принца Кюльтегина. Эти места надписи читаются как художественное произведение: «Мой младший брат Кюльтегин скончался, я же заскорбел; зрячие очи мои словно ослепли, вещий разум мой словно отупел, [а] сам я заскорбел. Время (т. е. судьбы, сроки. — Ф. Г.) распределяет Небо (т. е. Бог. — Ф. Г.), [но так или иначе] сыны человеческие все рождены с тем, чтобы умереть. Так сильно с грустью думал я, в то время как из глаз моих лились слезы, и сильные... вопли исходили из [глубины] сердца, я снова и снова скорбел. Я предавался печали, думая: „Вот [скоро] испортятся очи и брови обоих шадов и идущих за ними моих младших родичей, моих огланов, моих правителей, моего народа!“»
Летописец сообщает, что «в качестве плачущих и стонущих» пришло много народа с большими подарками, в том числе и из других государств. Это указывает на добрососедские отношения тюрков с другими народами.
Судя по надписям, у тюркских народов была принята своеобразная форма проявления уважения к своим каганам, военачальникам. Таких всеобщепризнанных людей не торопились хоронить после смерти. «Кюльтегин улетел (т. е. умер. — Ф. Г.) в год овцы, в семнадцатый день; в девятый месяц, в тридцать седьмой день мы устроили похороны», — пишет летописец. Таким образом, его похоронили через 20 дней после смерти. Обычно процесс прощания длился до тех пор, пока не выбирали другого достойного человека на освободившееся место. Уважительное отношение
тюркских народов не только к руководителям, но и к любому старшему человеку, особенно к родителям, передавалось из поколения в поколение и дошло до наших дней.
В орхоно-енисейских надписях неоднократно повторяется героическое выражение «имевших колени он заставил их преклонить, имевших головы он заставил их склонить» как канонизированный прием изображения побежденного врага, которое встречается и в последующих тюркских памятниках. Есть здесь и описания искусства ведения боя, например: «на киргизов мы напали во время сна...», «мы напали на киргизский народ, когда он спал», «мы напали на тюргешский народ, когда он спал», «я напал на народ киргизов, когда он спал», «я напал на тюргешский народ, когда он спал». Многочисленность войска сравнивается с огнем и бурей: «При Болчу войско тюр-гешского кагана пришло, как огонь, буря».
Летописец в орхоно-енисейских надписях воспевает славу мудрому правителю, подчеркивает его предусмотрительность, хвалит мудрость: «Мой каган мои, мудрого Тоныокука, рассуждения выслушал, сказал...», «Я подчинялся сородичу по мудрости и сородичу по славе». В малой надписи в честь Кюльтегина автор обращается к современникам и потомкам с просьбой повиноваться и слушаться правителей, ибо они самые мудрые, а кто ослушается мудрых слов, того подстерегает верная гибель: «не послушавшись возвысившего [тебя] кагана, ни речей его, стал бродить [ты] по разным землям. Там сильно ослабел [и] обессилел». В большой надписи эта мысль усиливается. Здесь несколько раз повторяется фраза «...каган умер, а народ его стал рабынями и рабами», которая могла бы служить поговоркой на все времена.
В памятнике встречаются древне-тюркские народные пословицы дидактического содержания. «Кто живет далеко, тому дают плохие дары; кто живет близко, тому дают хорошие дары».
Древнетюркская пословица «Насытившись, ты не понимаешь состояние голода» дошла до наших дней в виде «Сытый не справится с голодным».
Летописец предупреждает о возможности допущения ошибок, будь то вер-нослужитель или бек. «Беки, послушные престолу, ведь вы склонны заблуждаться!» — обращается он к ним.
Тюркский народ издревле стремился к самостоятельности, вольнодумству и свободе. Основной целью создателя сочинений на камне было объединение тюркского народа в родовое самостоятельное государство, о чем написано: «Тюркский народ объединив, как вы должны созидать племенной союз, я здесь высек! [И] как, заблуждаясь, вы распадетесь, я также здесь высек!» Автор с сожалением вынужден констатировать от имени «всей массы тюркского народа»: «Я был народом, составлявшим племенной союз, где теперь мой племенной союз? Для кого я добываю (т. е. завоевываю. — Ф. Г.) [другие] племенные союзы?.. Я был народом, имевшим [своего собственного] кагана, где мой каган? Какому кагану отдаю я [мои] труды и силы?»
Идеи объединения, создания могущественного и процветающего тюркского государства, звучащие в орхоно-ени-сейских сочинениях, не устарели и в дальнейшем. Вновь они были подняты в XI в. Юсуфом Баласагуни в крупнейшей поэме «Кутадгу билик».
Таким образом, в орхоно-енисейском памятнике прослеживаются жизнь и деятельность молодого принца, начиная с семилетнего возраста и кончая героической смертью, что дает возможность предположить, что до семи лет дети воспитывались дома матерями, после чего их отдавали в общественное воспитание и обучение, чтобы готовить к взрослой жизни.
В памятнике в честь Тоньюкука также отражается идея свободы. Повествование ведется от его имени. Тоньюкук получил воспитание под влиянием культуры табгачского народа, так как тюрки
были в подчинении у этого государства. Гордый тюркский народ не захотел подчиняться им, а пожелал иметь своего хана. Цели он добился: «сделался народом, имеющим своего хана», но, оставив своего хана, снова подчинился государству Табгач, за что был жестоко наказан Тенгри (Небом. — Ф. Г.): «из-за этого подчинения Тенгри, можно думать, тебя умертвило. Тюркский народ умер, обессилел, сошел на нет. В стране народа тюрков-сиров не осталось [государственного] организма».
Тем не менее народ сумел собраться и назначить себе другого хана — Ил-тэрис. При нем «мы жили, — пишет летописец, — питаясь оленями и питаясь зайцами. Горло народа было сыто». Идея сытой, сладкой жизни во главе со справедливым и мудрым ханом была затем заимствована многими просветителями, поэтами и писателями. Особенно ярко она отражается у средневековых гуманистов-утопистов 10. Баласагуни, Кул Гали, Саифа Сараи, Мухаммедья-ра и др.
Летописец рассказывает о героическом сражении и победе тюркского двухтысячного войска над шеститысячной армией огузов. Судя по всему, боев против большей в количественном отношении армии врага было много. Сражались даже против стотысячного войска. Услышав от лазутчика о количестве войска, многие беки предлагали отступить. Они сказали: «Вернемся! Стыд чистых хорош!» (ср. с казахской пословицей «Стыд сильнее смерти»). А предводитель Тоныокук ответил: «Я — мудрый Тоньюкук! Мы пришли, пройдя через Алтунскую чернь. Через реку Иртыш мы пришли, переправясь. Было сказано: [враг, который] приходит — герой, но они [о нас] не проведали. Тенгри, [богиня] Умай, священная Родина [земля — вода] — вот они, надо думать, даровали нам победу. Зачем нам бежать, говоря: [их] много. К чему нам бояться, говоря: [нас] мало. Зачем нам быть побежденными?! Нападем!»
Тюрки напали и прогнали врага. На второй день враг вернулся с войском вдвое многочисленнее. Произошло крупное сражение. Тоньюкук и его воины не испугались численности противника, положившись на милость Тенгри. В результате боя атака была отражена, каган противника схвачен, многие умерщвлены, а живые взяты в плен.
В описании битв автор текстов отражает стратегию и тактику боя. Одна из стратегий — мирный путь решения военных задач. Так, после победы над врагом отправляли послов к другим народам, чтобы сообщить о победе, и после этого другие народы складывали оружие и сдавались добровольно, присоединялись к народу-победителю.
Высоко оценивает летописец заслугу Тоньюкука перед своей родиной и народом. Будучи советником кагана и предводителем войск, он, «не спав по ночам, не имея покоя днем, проливая красную свою кровь и заставляя течь свой черный пот... отдавал народу [свои] работу и силу и... сам направлял длинные [дальние] военные набеги». От имени Тоньюкука автор говорит: «Я возвысил стражу Аркуй, повинующихся врагов я приводил, мы предпринимали походы с моим каганом. Пусть будет милостиво Тенгри: на этот [свой] тюркский народ я не направлял [хорошо] вооруженных врагов и не приводил снаряженную конницу». Так один за другим были покорены народы-враги, накоплено материальное и людское богатство: «...он принес желтое золото, белое серебро, женщин и девиц, драгоценные попоны и сокровивща без границ».
Для достижения цели бои с одним и тем же врагом повторялись по нескольку раз: «Эльтериш-каган, ради своего сообщества со знанием и геройством, на табгачей ходил сражаться семнадцать раз, против киданей сражался он семь раз, против огузов сражался пять раз».
Народ и каган на подвиги Тоньюкука откликнулись должным образом — его возвысили. Описывая достоинства героя, летописец впервые в тюркской литера-
туре пользуется приемом сравнения, задается риторическим вопросом: «Если бы в какой-либо земле у народа, имеющего кагана, оказался бы [какой-либо], бездельник, то что за горе имел бы [этот народ]!»
В «приобретениях» для государства и народа Тоньюкук был не одинок. Велика в этом роль и кагана: пишется: «...если бы Эльтериш-каган не старался приобретать или если его не было бы и если бы я сам, мудрый Тоньюкук, не старался приобретать или если бы не существовал, в земле Капагана-кагана и народа тюрков-сиров не было бы никакой государственной организации, ни народа, ни людей, ни правителя. Ради стараний Эльтериш-кагана и мудрого Тоньюкука вот существует Капаган-каган и народ тюрков-сиров». Таким образом, древнетюркский летописец впервые раскрывает роль правителя в жизнеобеспечении народа и благосостояния государства, что было унаследовано литературами многих тюркских народов, в том числе татарской литературой. Именно на такой оптимистической ноте заканчивается надпись в честь Тоньюкука: «Тюркский Бильге-каган возвышает народ тюрков-сиров и народ огузов».
Цели орхоно-енисейских надписей хорошо прослеживаются по их содержанию. В первую очередь, это передача своего опыта в деле организации крепкого, богатого, преуспевающего государства последующему поколению; во-вто-рых, передача мастерства в управлении многотысячным войском для защиты от внешних врагов своего народа и государства, стратегии и тактики боя; в-треть-их, военно-патриотическое и политическое воспитание подрастающего поколения. Кроме всего этого, в надписях мы встречаемся с описанием быта тюркского народа, родственных отношений, элементов народной педагогики.
Буквы памятника в честь Тоньюкука расположены, как и на других, сверху вниз, но строчки следуют слева направо. Это представляет собой не совсем обычное явление. В письме употребля-
ется разделительное двоеточие, что говорит о наличии определенных грамматических правил.
К условно малым древнетюркским памятникам можно отнести Таласский, Енисейский памятники, памятник из Суд-жи (Монголия).
Таласский памятник был открыт В. А. Каллауром в 1898 г. «на урочище Аиртам-ой в Аулиеатинском уезде» (в бассейне реки Талас). Имеются два перевода этой надписи: П. М. Мелиоран-ского, 10. Немета (J. Nemeth) и С. Е. Ма-лова. Этот памятник написан на основе «орхонского алфавита», но по характеру букв и содержанию напоминает надписи в бассейне реки Енисея. В надписи говорится о том, что усопшего звали Чур. Умирая, он оставил в этом мире хорошее имя, тридцать огланов, всю выгоду и блага мира.
Памятник из Суджи интересен с педагогической точки зрения. В письме содержится обращение усопшего к своему сыну с наставлением о том, чтобы он был покорным и служил кагану, а также учился у наставника.
Памятник поставлен в честь Яглакар ата-хана. В тексте говорится, что он пришел в уйгурскую землю, будучи сыном киргизского народа, и нашел здесь свою судьбу. Его назначили приказчиком тархана, который был счастлив. Видимо, Яглакар был в округе человеком знаменитым, поэтому о нем справлялись и на Востоке, и на Западе.
Яглакар ата-хан был богатым человеком. Так как богатство исчислялось количеством скота, то сообщается, что у него было десять загонов, а скот не поддавался счету. Он был богат и в родственном отношении. Младших братьев у него было семеро, сыновей — трое, до-
черей — три. Всех своих сыновей Яглакар женил, дочерей-девиц выдал замуж, причем без выкупа, племянникам и внукам помог вырасти и устроиться в жизни.
Уже в те времена человек оценивался наличием наставника. У Яглакар ата-хана таковой тоже имелся. Ему благодарный ученик дал сто мужей (служащих) и местожительство.
Обращаясь к своему сыну (или вообще к читателю, или к будущему поколению), автор от имени Яглакар ата-хана говорит: «Мой сын! По доблести будь как мой учитель! Служи хану! Мужайся!»
Енисейский памятник поставлен усопшему Эль-Туган-Тутуку. Он считался посланником Тенгри в этом государстве и являлся начальником шестисоставного народа. Ушел из жизни в 60 лет, оставив свое государство, госпожу, сыновей и народ.
Из содержания текстов хорошо прослеживается, что у тюркских народов было отлично поставлено обучение молодого поколения верховой езде, владению копьем и мечом, боевым искусствам, ориентированию на местности днем и ночью, преодолению природных преград (плаванию и скалолазанию), выносливости (умению переносить жажду, голод и холод).
Наставнический характер поэтического творчества, отраженный в орхоно-енисейских письменных памятниках, красной нитью проходит через всю тюр-ко-татарскую поэзию XI—XIX вв. и достигает своего апогея в творчестве Габ-дуллы Тукая.
Таким образом, содержание древне-тюркских текстов носит героико-патриотический характер, что свидетельствует о превосходстве военно-патриотиче-ского воспитания детей.
Поступила 09.10.06.
