CC BY
2УДК 343.2
DOI: 10.18522/2313-6138-2024-11-2-13
Иванов Андрей Геннадьевич,
кандидат юридических наук, доцент, начальник кафедры оперативно-разыскной деятельности органов внутренних дел, Дальневосточный юридический институт МВД России, 680020, г. Хабаровск, пер. Казарменный, д. 15,
email: grant74@mail.ru
Ivanov, Andrey G.,
PhD in Law, Associate Professor, Head of the Department of Operational Investigative Activities of Internal Affairs Bodies, Far-East Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 15 Kazarmenniy Lane, Khabarovsk, 680020, Russian Federation, email: grant74@mail.ru
ПРОБЛЕМЫ РЕАЛИЗАЦИИ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ В УСЛОВИЯХ
СУБЪЕКТИВНОЙ ОШИБКИ
♦
THE PROBLEMS OF IMPLEMENTING CRIMINAL LIABILITY IN THE CONTEXT OF A SUBJECTIVE ERROR
АННОТАЦИЯ. В статье рассматриваются проблемные аспекты реализации уголовной ответственности, проявляющиеся в рамках установления вины, осложненной субъективной ошибкой лица, совершившего уголовно-наказуемые деяния. В целях формирования представления о применении положений психологической теории вины при квалификации преступления и, соответственно, осуждения преступника, автор проводит соотношение реализации основных элементов уголовной ответственности, определенных в теории уголовного права, с психологическим отношением лица, нарушившего уголовно-правовой запрет. В представленном исследовании проблемные аспекты реализации уголовной ответственности рассматриваются как в рамках существования юридической ошибки, так и ошибки фактической, по отношению к социальному элементу самого деяния и квалифицирующих его признаков. В статье подчеркивается, что в процессе установления вины, особенно осложненной субъективной ошибкой, необходимо уделять пристальное внимание добросовестности заблуждения относительно обстоятельств совершенного преступного деяния. По итогу рассмотрения обозначенных вопросов реализации уголовной ответственности автор приходит к выводу о необходимости восполнения законодательных пробелов.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: уголовная ответственность; субъективная ошибка; вина; осуждение; заблуждение; общественная опасность.
ОБРАЗЕЦ ЦИТИРОВАНИЯ:
Иванов, А. Г. Проблемы реализации уголовной ответственности в условиях субъективной ошибки / А. Г. Иванов. - Текст : непосредственный // Вестник юридического факультета Южного федерального университета. - 2024. - Т. 11, № 2. - С. 103-110. - Б01: 10.18522/2313-6138-2024-11-2-13
ABSTRACT. The article examines the problematic aspects of the implementation of criminal liability, manifested in the framework of establishing guilt complicated by a subjective error of a person who committed criminally punishable acts. In order to form an idea of the application of the provisions of the psychological theory of guilt in the qualification of a crime and, accordingly, the conviction of a criminal, the author compares the implementation of the main elements of criminal responsibility defined in the theory of criminal law with the psychological attitude of a person who violated a criminal prohibition. In the presented study, problematic aspects of the implementation of criminal liability are considered both within the framework of the existence of a legal error and an actual error in relation to the social element of the act itself and its qualifying features. The article emphasizes that in the process of establishing guilt, especially complicated by a subjective error, it is necessary to pay close attention to the integrity of the misconception about the circumstances of the committed criminal act. As a result of the consideration of the identified issues of the implementation of criminal liability, the author comes to the conclusion that it is necessary to fill in legislative gaps.
KEYWORDS: criminal liability; subjective error; guilt; condemnation; delusion; public danger.
FOR CITATION:
Ivanov, A. G. (2024) The Problems of Implementing Criminal Liability in the Context of a Subjective Error. Bulletin of the Law Faculty, SFEDU. 11(2): 103-110 [in Russ.]. DOI: 10.18522/2313-6138-2024-11-2-13
© А. Г. Иванов, 2024
Являясь краеугольной категорией в уголовном праве, уголовная ответственность не нашла своего законодательного закрепления в российском уголовном кодексе, что в свою очередь не могло не вызвать в научных кругах интереса к ее трактовке. В научных работах [1, с. 285; 4, с. 69] отмечается, что в доктрине уголовного права существуют различные подходы к толкованию как самой сущности уголовной ответственности, так и ее определению.
В представленном исследовании для более полного и глубокого осмысления затронутого вопроса хотелось бы опереться на научную мысль известного ученого в области уголовного права А. И. Рарога. По его утверждению, уголовная ответственность является социально-правовым последствием совершения преступления, которое состоит из: обязанности (вытекающей из факта совершенного преступления и имеющей основание в виде уголовно-правовых норм) лица дать отчет в содеянном перед государством в лице его уполномоченных органов; отрицательной оценки совершенного деяния и выражения упрека лицу, совершившему это деяние; назначенного наказания или иной меры уголовно-правового характера; судимости как правового последствия осуждения с отбыванием наказания [13, с. 73-74].
В теории уголовного права моментом возникновения уголовной ответственности принято считать начало уголовно-правовых отношений, которое в свою очередь связывается с фактом совершения преступления. Уголовная ответственность, или ее существование, тесно связаны с существованием уголовно-правовых отношений и поэтому, как определено в уголовно-правовой доктрине реализация уголовной ответственности, означает, что после возникновения уголовного правоотношения права и обязанности его субъектов реализуются в точном соответствии с предписаниями закона.
Профессор А. И. Рарог в своих трудах говорит о существовании нескольких форм реализации уголовной ответственности. В качестве естественной формы он определяет наказание, которое назначается в обвинительном приговоре и является наиболее репрессивной формой уголовно-правового воздействия и влечет за собой определенные правовые последствия, связанные с судимостью.
В таком выражении реализация уголовной ответственности представлена в следующих элементах: 1) обязанность отчитаться в содеянном и подвергнуться осуждению и принуждению, 2) осуждение, порицание, 3) мера государственного принуждения в форме наказания, 4) судимость.
Другой формой реализации уголовной ответственности, по мнению ученого, является осуждение без назначения наказания, и тогда ее структура представлена только двумя элементами: 1) обязанностью отчитаться в содеянном, 2) официальным признанием содеянного преступления и порицанием лица, его совершившего [13, с. 80-81].
Следует обратить внимание, что обязанность лица отчитаться в содеянном, а также порицание и осуждение лица со стороны государства в лице государственных органов присутствуют в рамках реализации уголовной ответственности независимо от наличия или отсутствия наказания в приговоре.
Именно реализацию этих элементов хотелось бы рассмотреть в условиях субъективной ошибки лица, совершившего преступные деяния.
В отечественной доктрине уголовного права принято делить ошибку на юридическую и фактическую. На спорность данной классификации в свое время указал В. А. Якушин [15, с. 49], мотивировав это обязательностью содержания в обоснованной классификации основания, которым охватывались бы все предметы и явления, включающие в себя данный квалификационный признак. При вышеуказанном подходе к делению субъективной ошибки, по мнению ученого, не соблюдены требования «исключительности основания», так как один и тот же классификационный признак свойствен как фактической, так и юридической ошибке. Но это отдельная тема для дискуссии. В настоящем исследовании интерес представляет психологическая составляющая лица, совершившего преступное деяние и заблуждающегося относительно отдельных составляющих преступления, а также оценка этого психологического отношения в рамках правоприменения.
Аргументируя актуальность исследования, хотелось бы отметить, что вина в преступлении есть психологическое отношение лица к общественной опасности совершенного им деяния и опасности последствий этого деяния. На этом,
как известно, стоит психологическая теория вины, признанная в доктрине уголовного права. В связи с этим в процессе реализации уголовной ответственности, а именно при осуждении и порицании, обязательной составляющей является установление психологического, или как зачастую употребляется в научной литературе, внутреннего отношения лица к совершенному им преступному деянию, невзирая на сложность этого процесса. В подтверждение тому следует обратить внимание на принцип вины, закрепленный в Уголовном кодексе, и недопущения объективного вменения.
В рамках субъективной ошибки (фактическая она или юридическая) лицо заблуждается относительно каких-либо обстоятельств совершенного преступного действия либо относительно преступности самого совершенного деяния. Опять же, в рамках оценки психологического отношения лица к совершенному противоправному деянию, не следует забывать о добросовестном либо недобросовестном заблуждении [3, с. 123-130], которое, безусловно, позволяет более точно определить наличие и степень вины.
При условии добросовестного заблуждения относительно непреступности деяния, в то время как оно преступно, лицо, согласно вышеуказанной теории реализации уголовной ответственности, должно отчитаться в содеянном и претерпеть осуждение. В этой ситуации отчет лица будет выглядеть в виде убеждения в отсутствии даже малейшего намерения преступить закон, и никак иначе. Кроме отчета лица, совершившего преступление, государство (в лице компетентных органов) должно осудить его и вынести какое-либо порицание. Но при отсутствии у лица осознания совершенного преступления, а соответственно и понимания им вины, как можно говорить о его осуждении.
В этом случае невольно вспоминается известное всем утверждение: «Незнание закона не освобождает от ответственности», которым достаточно часто оперируют в юридическом сообществе. Но сразу хотелось бы отметить, что данный принцип законодательно не закреплен, соответственно права на безоговорочное применение не имеет. Более того, он входит в прямое противоречие с устоявшейся в доктрине уголовного права психологической теорией вины, а также законодательно закрепленными
в Уголовном кодексе положениями о форме вины, которые предусматривают обязательное наличие психологического отношения лица к деянию, выраженного в осознании общественной опасности этого деяния и опасности его последствий. Положение, закрепляющее вышеназванный принцип «Незнание официально опубликованного закона не освобождает от ответственности за его несоблюдение», существовало в Конституции Российской Федерации 1978 г., (ст. 67.4). По-видимому, его использование в настоящее время носит несколько традиционный характер.
В рамках рассмотренных обстоятельств возникает вопрос о наличии уголовной ответственности. Но стоит предположить, что она возникает, причем наряду с уголовно-правовыми отношениями, и с момента совершения запрещенных уголовным законом действий. Но вот ее реализация крайне спорна, так как в представленной ситуации отсутствует вина, и тогда исходя из положений о составе преступления, отсутствует само преступление. Однако эти выводы делаются уже в процессе возникших уголовно-правовых отношений и соответственно уже возникшей уголовной ответственности. Поэтому следует признать, что в представленной ситуации уголовная ответственность в своей сущности возникает, но в силу приведенных обстоятельств не может быть реализована.
Как было обращено внимание выше, в рамках уголовно-правовых отношений представляет интерес психологическое отношение лица, преступившего закон, к общественной опасности совершаемого действия или бездействия, а также к общественной опасности их последствий. Руководствуясь этим утверждением, в рамках рассмотрения субъективной ошибки лица относительно обстоятельств преступления, необходимо упомянуть о такой категории как социальный элемент преступного деяния, или, как его трактуют Г. А. Злобин и Б. С. Никифоров, антиобщественность [2, с. 165]. Без установления данного обстоятельства невозможно говорить о преступности деяния, так как нельзя определить социальное значение факта, не установив сам факт.
Социальность общества, безусловно, предопределяет социальное значение любого факта, которое зачастую определяется обстоятель-
ствами, находящимися вне его границ, и может изменяться в зависимости от этих обстоятельств. При разных обстоятельствах один и тот же факт может быть как общественно полезным, так и общественно опасным. К примеру, умышленное причинение вреда здоровью лица и причинение вреда здоровью лица, совершившего преступление, в результате его задержания. В обоих случаях сущность самого действия или факта будет иметь определенное тождество, но вот социальное значение абсолютно разное. Этим подчеркивается немаловажная роль указанного элемента в установлении вины, что является обязательным условием уголовной ответственности, так как она реализуется только при наличии вины в совершении общественно опасных действий (бездействий) и наступлении общественно опасных последствий (ст. 5 УК РФ).
В условиях заблуждения лица относительно социального элемента преступления его отчет в рамках уголовной ответственности будет выглядеть как отсутствие вины, что в свою очередь должно исключить основной признак состава преступления и соответственно само преступление. Но в рамках осуждения и порицания, реализуемого государством, должно быть пристально обращено внимание на достоверность заблуждения лица относительно указанных им обстоятельств. И в этих условиях необходимо определять отсутствие либо наличие вины, и если она есть, ее степень. Данный процесс представляется весьма сложным, но в то же время необходимым, так как впоследствии встает вопрос о мере государственного принуждения в форме наказания и далее судимость. Но ведь лицо должно подвергнуться наказанию только за виновно совершенное преступное деяние, и никак иначе.
В ходе предварительного следствия действия Г. были квалифицированы по ч. 1 ст. 105 УК РФ как убийство при превышении пределов необходимой обороны. Действия Г. выразились в следующем: ее спящую разбудил потерпевший К. и после высказанных оскорблений начал наносить ей удары по голове, таскать за волосы. Защищаясь, Г. взяла нож и нанесла один удар в грудь потерпевшего К., в результате чего наступила смерть. Проанализировав имеющиеся доказательства, суд не усмотрел у Г. заранее возникшего умысла на убийство К. и пере-
квалифицировал совершенное деяния на ч. 1 ст. 108 УК РФ - убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны [5]. Приведенный пример подчеркивает роль социального элемента в преступлении. В данном случае социальным элементом выступает защита личности, а не противоправное посягательство на личность. В связи с чем суд, как представляется, обоснованно изменил квалификацию. Но в указанных обстоятельствах было бы возможным обратить внимание на фактическую ошибку виновного (ошибку в характере совершаемого действия, т. е. оценку их как правомерных) и в случае реальной оценки виновным опасности посягательства на жизнь, его действия можно было бы признать необходимой обороной. Но отсутствие законодательно закрепленных норм, регламентирующих порядок установления вины в условиях субъективной ошибки, позволяет не уделять ей столь пристального внимания на стадии правоприменения.
В другом случае на почве бытового конфликта муж гражданки С. применил к последней физическую силу, повалил ее на пол и, удерживая за волосы, стал наносить удары руками и ногами по различным частям тела. После чего С. на почве неприязненных отношений, используя кухонный нож, умышленно нанесла им два удара мужу. В судебном заседании подсудимая и защита настаивали на том, что телесные повреждения потерпевшему были нанесены неумышленно, в рамках необходимой обороны. Однако судом была исследована достоверность указанных доводов, которая не подтвердилась [6]. Данным примером подчеркивается необходимость установления достоверности оценки социального элемента виновным. И в данном случае, так как причинение тяжких телесных повреждений произошло после окончания применения физической силы в отношении виновного, говорить о необходимой обороне нельзя, соответственно в качестве социального элемента защита личности не рассматривается, а таковым выступает противоправное причинение вреда личности как месть за совершенное ранее в отношении нее физическое насилие. В данном случае нет поводов рассматривать наличие субъективной ошибки (ошибки в характере совершаемого действия, т. е. оценки их как правомерных) в психологической составляющей виновного лица.
Выше были приведены доводы, доказывающие, что преступление является фактом и, соответственно, содержит социальный элемент, в роли которого выступает антиобщественный характер. Исходя из данного посыла, именно отражение социального элемента в сознании лица, нарушившего уголовно-правовой запрет, играет ключевую роль при установлении вины.
Рассматривая преступное действие как факт с наличием социального элемента, не следует забывать, что оно может быть осложнено сопутствующими обстоятельствами (возраст и состояние потерпевшего, цель, мотив и т. д.). Данные обстоятельства в отдельных нормах особенной части УК РФ выступают в виде квалифицирующих признаков, что придает им обязательный характер в рамках правоприменения. Придерживаясь положений психологической теории вины, следует сделать вывод, что к квалифицирующим признакам преступления лицо, его совершившее, также должно иметь внутреннее или психологическое отношение.
Подтверждая сказанное, нельзя не вспомнить фундаментальный труд вышеназванных ученых, которые говорили, что умышленное совершение преступления, в структуру которого входит сопутствующее обстоятельство или сопутствующие обстоятельства, предполагает, что субъект сознает его характер. Если этого нет, то социальный элемент фактического деяния не может быть вменен в вину (по общему правилу) даже при наличии по отношению к нему «неосторожности» [2, с. 204].
Такие наиболее часто присутствующие в нормах особенной части УК РФ квалифицирующие обстоятельства, как возраст потерпевшего при совершении убийства, изнасиловании, доведении до самоубийства, а также состояние беременности женщины и ряд других, при вменении их в вину лица требуют достоверного установления их отражения в осознании обвиняемого. Не случайно на этом акцентировано внимание, так как внешние признаки потерпевшего зачастую не позволяют с достоверностью их определить. Например, в условиях акселерации проблематичным представляется по внешним признакам определить границу совершеннолетия, особенно у лиц женского пола; в результате полноты женщины не всегда можно увидеть беременность, даже на более поздних сроках. И вменять эти квалифицирую-
щие признаки только лишь на их объективном существовании нельзя. Соответственно в данных условиях и степень реализации уголовной ответственности будет иной, так как представляется неверным осуждать лицо за то, что он не осознавал: убил женщину, не осознавая, что она беременна, изнасиловал девушку, не осознавая, что она несовершеннолетняя, и т. д. При данных обстоятельствах реализация уголовной ответственности должна происходить без учета квалифицирующих обстоятельств.
Иная уголовно-правовая оценка представляется в условиях наличия в сознании лица осведомленности об определенных фактических обстоятельствах преступления, к примеру, о несовершеннолетнем возрасте потерпевшей, либо о состоянии беременности, при их фактическом отсутствии. Подобная осведомленность может присутствовать по причине добросовестного заблуждения, т. е. поступления первичной информации в условиях отсутствия возможности ее проверить. Потерпевшая сказала, что несовершеннолетняя, хотя на момент преступления ей уже исполнилось восемнадцать; сказала, что находится в состоянии беременности, при отсутствии такого в реальности.
Так, Г., находясь в состоянии алкогольного опьянения, совершил убийство, то есть умышленное причинение смерти Б.Л.А., с особой жестокостью. Вывез ее на машине в безлюдное место, облил верхнюю одежду потерпевшей бензином и поджег.
В рамках восстановления хронологии событий было установлено, что до совершенного убийства Г. со своей женой и Б.Л.А. заезжали в кафе, где во время разговоров Б.Л.А. говорила о своей беременности, и Г. об этом слышал. В результате проведенной экспертизы установлено отсутствие беременности у Б.Л.А. [7]. В представленной ситуации налицо наличие фактической ошибки (ошибка в объекте). Тем не менее правовой оценки данное обстоятельство в судебном приговоре не нашло.
Следует обратить внимание, что по аналогичной ситуации Президиум Верховного суда РФ оставил квалификацию действий виновного как простое убийство (ч. 1 ст. 105 УК РФ), аргументировав свое решение полной реализацией умысла виновного [8; 9].
Однако теория уголовного права придерживается иной позиции, говоря, что при указан-
ной фактической ошибке действия виновного необходимо квалифицировать как покушение на преступление. Но доктрина уголовного права, как известно, не обязательна к применению.
В рамках реализации уголовной ответственности, лицо, отчитываясь за содеянное, должно указать на ставшие ему известные обстоятельства, к примеру, обстоятельства возраста или состояния потерпевшей. Но проблемным представляется в данном случае вопрос осуждения и порицания этого лица со стороны государства. Ведь, с одной стороны, сознанием лица были охвачены квалифицирующие признаки преступления, и психологическое отношение к ним неизменно присутствовало, но с другой стороны, фактически данные признаки отсутствуют. Вменение или не вменение этих признаков в вину лица влечет разную оценку и соответственно различное наказание в итоге, что накладывает большую ответственность на правоприменителя в условиях оценки вины при указанных обстоятельствах.
Уместно вспомнить о такой категории в праве как свобода воли. Как высказано в научной литературе, свобода воли выступает в качестве социального основания привлечения человека к ответственности за общественно значимое поведение, причем в контексте возможности свободно выбирать способ поведения с учетом требований закона, интересов других лиц, общества и государства. Однако он такой возможностью пренебрег и избрал способ поведения, противоречащий правам и законным интересам других субъектов общественных отношений и поэтому запрещенный законом [13, с. 83]. Но в рамках реализации уголовной ответственности немаловажным является вопрос, именно для объективного порицания, на который должен быть дан ответ, почему человек пошел на данное преступление и чем руководствовался. И именно в данном ключе уместно сказать, что в рамках отчета за содеянное оценку должен получить психолого-моти-вационный компонент совершенного противоправного деяния.
В данном случае акцент на мотивационном компоненте сделан не случайно, так как нельзя отрицать, что мотив порождает действие. Как отмечал С. Л. Рубинштейн, его формирование происходит по мере того, как человек учитывает, оценивает, взвешивает обстоятельства, в
которых он находится, и осознает цель, которая перед ним встает, что в свою очередь способствует конкретизации содержания мотива, необходимого для реального жизненного действия [10, с. 42].
Затрагивая мотив как составляющую психологического отношения лица к преступлению, нельзя не вспомнить известного ученого Н. С. Таганцева, который определял действия как продукт воли, и они, по его мнению, должны содержать мотив, направляющий волю [12, с. 336].
Однако мотив не возникает из ничего. Он формируется на основании определенной информации, знаний. При этом не стоит забывать, что информации или знания могут отличаться от истины, и именно это обстоятельство может выступать фактором формирования субъективной ошибки, которая, как представлено выше, имеет ключевое влияние на реализацию уголовной ответственности. Приведенные доводы лишний раз подтверждаются научной мыслью О. Д. Ситковской об использовании психологических знаний в регулировании уголовно-правовой борьбы с преступностью на законодательном и правоприменительном уровнях [11, с. 9].
Все вышесказанное весьма ярко демонстрирует огромное влияние вины лица, нарушившего уголовно-правовые запреты, на реализацию уголовной ответственности. Более того, реализация уголовной ответственности весьма осложнена в условиях субъективной ошибки нарушителя уголовно-правового запрета. Решение вопроса о наличии вины и ее степени в указанных обстоятельствах, а соответственно и объема меры государственного порицания и наказания, еще больше усложняется отсутствием законодательно закрепленных положений о вине и субъективной ошибке, как о форме вины. Данное обстоятельство наталкивает на мысль о необходимости восполнения главы 5 УК РФ. Как представляется, в данной главе должно быть понятие вины, отражающее ее психологическую сущность и применимое в уголовном праве в рамках установления вины. Помимо сущности вины, в нормах указанной главы УК РФ целесообразным видится введение положения о субъективной ошибке, причем законодательно закрепляющего реализацию как фактической, так и юридической ошибки при определении вины лица, нарушившего уголовно-правовой запрет.
В этой связи представляется не лишним обратить внимание на зарубежное уголовное законодательство, и как пример, Уголовный кодекс Испании [14], в котором имеет место норма, регламентирующая субъективную ошибку. Не акцентируя внимание на фактической и юридической ошибке (исходя из российской терминологии), Уголовный кодекс Испании в одной норме (ст. 14) уделяет внимание им обоим, при этом выделяя непреодолимую ошибку, которая исключает уголовную ответственность лица, и преодолимую ошибку, которая влечет наказание как за деяние совершенное по неосторожности. Преодолимость ошибки оценивается на основании обстоятельств совершения деяния и личности виновного. В обязательном порядке должны быть учтены два компонента: объективный (обстоятельства совершения деяния) и субъективный (личность виновного).
Однако детальные предложения правовых норм, регламентирующих субъективную ошибку, требуют тщательной и всесторонней проработки, как с позиции юриспруденции, так и в философско-психологическом аспекте. При проработке правовой регламентации субъективной ошибки, безусловно, необходимо учесть зарубежный опыт законодательной конструкции подобных норм. Все это предопределяет большой объем научной работы и не может уместиться в границы настоящего исследования, цель которого состоит в демонстрации особенностей реализации уголовной ответственности в условиях осложнения интеллектуального компонента вины субъективной ошибкой относительно отдельных обстоятельств преступного деяния.
Список использованных источников
1. Дворецкий М. Ю. Проблемы эффективной реализации уголовной ответственности // Вестник ТГУ 2013. Вып. 2(118). С. 285-293.
2. Злобин Г. А., Никифоров Б. С. Умысел и его формы. М., 1972. 264 с.
3. Иванов А. Г. Заблуждение и неведение в структуре вины: уголовно-правовой аспект // Актуальные проблемы российского права. 2022. № 1(134). Т. 17. С 123-130.
4. Лапшин В. Ф., Корнеев С. А. Формы реализации уголовной ответственности // Вестник Кузбасского института. 2019. № 4 (41). С. 68-76.
5. Приговор Няганского городского суда (Ханты-Мансийский автономный округ-Югра) по делу № 1-126/2020 от 14 июля 2020 г. // Судебные и нор-
мативные акты РФ. URL: http://sudact.ru/regular/doc/ fPEhj5lrQToV (дата обращения: 11.03.2024).
6. Приговор Новочеркасского городского суда (Ростовская область) по делу № 1-154/2020 от 13 июля 2020 г. // Судебные и нормативные акты РФ. URL: http:// sudact.ru/regular/doc/A66ffoWckHxT (дата обращения: 11.03.2024).
7. Приговор Нижегородского областного суда (Нижегородская область) по делу № 2-16/2018 от 25 апреля 2018 г. // Судебные и нормативные акты РФ. URL: http:// sudact.ru/regular/doc/NRBdGzyFcs (дата обращения: 12.03.2024).
8. Постановление Президиума Верховного Суда РФ № 361п04 // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2005. № 1. С. 21.
9. Постановление Президиума Верховного Суда РФ № 420-п-07 // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2008. № 8. С. 18-19.
10. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии: в 2 т. Т. II. М., 1989. 328 с.
11. Ситковкая О. Д. Психология уголовной ответственности. М.: НОРМА, 1998. 285 с.
12. Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Т. I. Тула, 2001. 800 с.
13. Уголовное право. Общая часть: учебник. Издание второе переработанное и дополненное / под ред. д.ю.н. профессора Л. В. Иногамовой-Хегай, д.ю.н., профессора А. И. Рарога, д.ю.н., профессора А. И. Чучаева. М., 2008. 560 с.
14. Уголовный кодекс Испании / МГУ им. М. В. Ломоносова; под ред. докт. юрид. наук, проф. Н. Ф. Кузнецовой и Ф. М. Решетникова; пер. с исп. В. П. Зыряновой, Л. Г. Шнайдер. М.: ЗЕРЦАЛО, 1998. 218 с.
15. Якушин В. А. Ошибка и ее уголовно-правовое значение. Казань: Издательство Казанского университета, 1988. 128 с.
References
1. Dvoretsky M. Yu. Problems of effective implementation of criminal liability. Bulletin of TSU. 2013. Issue 2(118). P. 285-293 [in Russ.].
2. Zlobin G. A., Nikiforov B. S. Intent and its forms. Moscow, 1972. 264 p. [in Russ.].
3. Ivanov A. G. Delusion and ignorance in the structure of guilt: the criminal law aspect. Current problems of Russian law. 2022. No. 1(134). Vol. 17. P. 123-130 [in Russ.].
4. Lapshin К F., Korneev S. A. Forms of implementation of criminal liability. Bulletin of the Kuzbass Institute. 2019. No. 4 (41). P. 68-76 [in Russ.].
5. The Verdict of the Nyagan City Court (Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug-Yugra) in case No. 1-126/2020 dated July 14, 2020. Judicial and regulatory acts of the Russian Federation. Available at: http://sudact.ru/regular/doc/ fPEhj5lrQToV (Accessed: March 11, 2024) [in Russ.].
6. Verdict of the Novocherkassk City Court (Rostov region) in case No. 1-154/2020 dated July 13, 2020. Judicial and regulatory acts of the Russian Federation. Available at: http:// sudact.ru/regular/doc/A66ffoWckHxT (Accessed: March 11, 2024) [in Russ.].
7. The Verdict of the Nizhny Novgorod Regional Court (Nizhny Novgorod region) in case No. 2-16/2018 dated April 25, 2018. Judicial and regulatory acts of the Russian Federation. Available at: http://sudact.ru/regular/doc/NRBdGzyFcs (Accessed: March 12, 2024) [in Russ.].
8. Resolution of the Presidium of the Supreme Court of the Russian Federation No. 361p04. Bulletin of the Supreme Court of the Russian Federation. 2005. No. 1. P. 21 [in Russ.].
9. Resolution of the Presidium of the Supreme Court of the Russian Federation No. 420-p-07. Bulletin of the Supreme Court ofthe Russian Federation. 2008. No. 8. P. 18-19 [in Russ.].
10. Rubinstein S. L. Fundamentals of general psychology: in 2 vols. Vol. II. Moscow, 1989. 328 p. [in Russ.].
11. Sitkovskaya O. D. Psychology of criminal responsibility. Moscow: NORMA Publ., 1998. 285 p. [in Russ.].
12. Tagantsev N. S. Russian criminal law. Vol. I. Tula, 2001. 800 p. [in Russ.].
13. Criminal law. The general part: the textbook. The second edition was revised and supplemented. Edited by Professor L. V. Inogamova-Hegai, Doctor of Law, Professor A. I. Rarog, Doctor of Law, Professor A. I. Chuchaev. Moscow, 2008. 560 p. [in Russ.].
14. The Criminal Code of Spain / Lomonosov Moscow State University; edited by Doctors of Law, prof. N. F. Kuznetsova and F. M. Reshetnikov; transl. from Spanish by V. P. Zyryanova, L. G. Schneider. Moscow: ZERTSALO Publ., 1998. 218 p. [in Russ.].
15. Yakushin V. A. Error and its criminal legal significance. Kazan: Kazan University Press, 1988. 128 p. [in Russ.].
Поступила в редакцию 20.02.2024 Received February 20, 2024
