CC BY
153DOI 10.33397/2619-0559-2019-1-1-351-362 УДК 347
ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ МЕТОДОЛОГИИ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ В ЦИФРОВУЮ ЭПОХУ
О.А. Серова
Доктор юридических наук, профессор,
заведующая кафедрой гражданского права и процесса
Балтийский федеральный университет им. И. Канта
236016, Россия, Калининград, ул. А. Невского, 14
ORCID: 0000-0002-3550-8838
ResearcherID: I-7706-2016
Статьи в БД «Scopus»/«Web of Science»:
DOI: 10.17072/1995-4190-2016-33-268-280
DOI: 10.17072/1995-4190-2017-38-400-416
E-mail: [email protected]
Введение: развитие технологий привело к формированию цифровой эпохи в современный период развития общества. Цифровизация становится основной для трансформации экономики, социальной сферы и правового регулирования. Однако масштабы изменений потребуют существенного обновления и теоретико-методологических положений частного права. Цель: выявить основные правовые институты и юридические конструкции, которые будут подвержены изменениям в цифровую эпоху. Методы: в исследовании применялись общенаучный диалектический метод и формально-логический метод. Это позволило выявить взаимосвязь процессов, происходящих в цифровой среде, определить причинные связи изменений законодательства и нового технологического уклада. Результаты: определены основные направления развития законодательства и доктринальных исследований в сфере цифровой экономики. Выводы: выявлена потребность расширения междисциплинарного подхода к исследованиям в частном праве в условиях перехода к цифровой экономике.
Ключевые слова: новый технологический уклад; цифровая экономика; цифровые права человека; квазисубъекты; роботы; автономные системы; правовая доктрина цифровой экономики.
PROBLEMS OF DEVELOPMENT OF THE METHODOLOGY OF CIVIL LAW RESEARCH IN THE DIGITAL AGE
О.А. Serova
Immanuel Kant Baltic Federal University 14, Nevskogo St., Kaliningrad, Russia, 236016 ORCID: 0000-0002-3550-8838 ResearcherID: I-7706-2016 Articles in «Scopus»/«Web of Science»: DOI: 10.17072/1995-4190-2016-33-268-280 DOI: 10.17072/1995-4190-2017-38-400-416 E-mail: [email protected]
Introduction: the development of technology has led to the formation of the digital era in the modern period of society. Digitalization is becoming essential for the transformation of the economy, social sphere and legal regulation. However, the scale of the changes will require significant updating of the theoretical and methodological foundations of private law. Objective: to identify the main legal institutions and legal structures that will be subject to changes in the digital age. Methods: the general scientific dialectical method and formal logical method were used in the study. It allowed to reveal interrelation of the processes occurring in the digital environment, to define causal connections of changes of the legislation and new technological way of life. Results: the main directions of development of the legislation and doctrinal researches in the sphere of digital economy are formulated. Conclusions: there is a need to expand the interdisciplinary approach to research in private law in the transition to the digital economy.
Keywords: new technological way; digital economy; digital human rights; quasi-objects; robots; autonomous systems; legal doctrine of digital economy.
Введение
Современный период развития общества и государства определен прорывными изменениями технологического характера. Именно в области высоких технологий, IT-сфере определяются будущее страны, ее конкурентоспособность на международных рынках. Однако новый технологический уклад кардинальным образом меняет современную экономику, производство, психологию людей. Большинство существующих или предполагаемых изменений связаны с переходом в цифровую среду. В повседневную жизнь вошли понятия, которые еще несколько десятилетий назад были связаны исключительно с фантастикой. К элементам цифрового ландшафта относятся робототехника
и искусственный интеллект (robotics & AI); большие данные (bigdata); облачные вычисления (cloud computing); промышленный Интернет (Industrial Internet); дополненная реальность (augmented reality) и др. [4]. Внедрение подобных элементов во все социально-экономические и производственные процессы требует не просто адаптации существующих правовых предписаний, но масштабной трансформации правовой системы, ориентированной на переход не только к цифровой экономике, но и к возможности существования одновременно и аналоговой, и цифровой среды.
Совершенно верно отмечено, что «право не должно быть пассивным, равно как и не должно быть расхождений между экономикой и правом» [3, с. 27]. Однако масштабы цифровизации связаны не столько с принятием новых нормативных актов, сколько с серьезными теоретико-методологическими изменениями юридической доктрины, определением базовых принципов регулирования меняющихся общественных отношений.
Общие основания изменения методологии цивилистических исследований при переходе к цифровой экономике
При переходе от аналоговой к цифровой экономике требуется серьезное осмысление философско-правовых оснований трансформации основных социальных регуляторов, к которым относятся правовые нормы, этические правила, сложившиеся в обществе обычаи и деловые обыкновения. Отмечается, что «в условиях сложившейся социальной напряженности, изменения форм и механизмов коммуникации, фрагментарности восприятия и мышления, с одной стороны, с другой стороны, усиливается интеграция человека в глобальное сообщество, наблюдается все большая дивергенция и поиск доверительного круга «своих»» [5, с. 138]. Информационная среда, социальные сети формируют новые типы взаимоотношений, ориентированные на использование ресурса социальной группы. Это формирует, например, базу для распространения криптовалют, создает угрозу не только для фиатных денег, но и для суверенитета государства, так как отдельные граждане начинают «замыкаться» внутри неформализованных, вне-институциональных сообществ.
Современная философия права отмечает риски, свойственные постиндустриальному государству, прежде всего рассматриваемому через призму информационного общества. К таким рискам относятся «снижение управляемости, рост социальных рисков, постепенная потеря суверенитета и легитимности вследствие отчуждения населения от государственной власти, а также утраты государством сакрально-
сти и монополии на рациональность управления» [7, с. 518]. В исследованиях, связанных с решением отраслевых проблем, эти аспекты не рассматриваются, так как методологической базой выступает, как правило, нормативизм. Можно сделать вывод, что современная юридическая наука значительно запаздывает в объяснении правовой природы новых общественных отношений, реагируя, как правило, на факт правонарушения. В частности, в социальных сетях сформировались интернет-магазины, реализуются схемы вывода денежных средств из виртуальных игр и проч.
Цифровая экономика и в целом цифровая эра (эпоха) с неизбежностью должны затронуть основополагающие правовые институты, прежде всего основные права человека. Уже сегодня судебная практика столкнулась с необходимостью разрешения споров и конфликтов, возникающих при нарушении цифровых прав граждан. Активно обсуждается содержание отдельных прав, таких как признание доступа к социальным сетям как самостоятельного права человека [12]. При этом отсутствует адекватное этому праву содержание обязанности лиц, вступающих в социальные онлайн-сообщества. Императивность регулирования встречает сопротивление как нарушение права на свободу слова. И одновременно «анонимность» онлайн-жизни позволяет преодолевать запреты и ограничения, существующие при так называемом аналоговом существовании. «Многие пользователи не уважают свободу «другого»... стимулируется агрессия» [5, с. 138]. Требуется обоснование наиболее эффективных регуляторных механизмов коррекции такого поведения, где возможными мерами ответственности станут запрет на доступ к сети, ограничение права на получение информации и проч. Учитывая, что человек в правовой среде одновременно выступает в нескольких «ролях», требуется определение того, как такие ограничения и запреты личного статуса смогут соотноситься с правом на ведение предпринимательской деятельности (с использованием цифровых технологий), занятием творчеством и др.
Информационная среда может формировать параллельную реальность, длительное время находящуюся вне правового поля. Как уже отмечалось, фактически игнорируются российским законодательством и не являются предметом серьезных научных исследований отношения, возникающие в процессе онлайн-игр. Очевидно, что внутри данного многопользовательского сообщества существуют и вещные, и обязательственные правоотношения и факты нарушения данных прав, требующие защиты. Тем не менее использование традиционных конструкций и юридических понятий может, с одной стороны, не соответствовать природе регулируемых отношений (можно ли применять к объектам обмена участников игр традиционные представления
о вещи?), с другой стороны, вызывать неприятие со стороны представителей юридического сообщества, так или иначе включенных в процесс критического восприятия предлагаемого научного исследования. Показательно в этом случае профессиональное общественное мнение о криптовалютах, за кратчайший период изменившееся от абсолютного неприятия до предложений о фактической легализации в качестве средства платежа. Г.А. Гаджиев считает, что «право является метафизическим догматическим концептом действительности, построенным на понятиях. Юристы живут в мире юридических понятий, но он неизменен уже много веков» [2, с. 13]. Особенностью современного периода является принципиальная скорость изменений и фактической, и юридической картины мира, которая интуитивно принимается теми пользователями (субъектами), кто обладает психологическими условиями (потребностью) для овладения новыми системами коммуникации [8]. Это обусловливает изменчивость и юридической картины мира. При этом алгоритмичность используемых правовых конструкций позволит, на наш взгляд, адаптировать их под требования новых социально-экономических отношений и технологических условий.
Таким образом, в условиях «размывания» классических юридических категорий требуется выработка новой теоретико-методологической базы как для развития правовой доктрины, так и для обоснования необходимости законодательных изменений. При этом не следует забывать, что сегодня законодатель регулирует традиционный «аналоговый» режим взаимодействия участников гражданских правоотношений, лишь отчасти допуская возможность совершения юридически значимых действий в цифровом пространстве. Однако развитие технологий не только неизбежно приведет к использованию цифровиза-ции во многих сферах общественной жизни, но и породит проблему определения правового положения тех граждан, кто отказался от использования «цифровой» услуги. Например, правительство Калининградской области приняло решение об использовании технологии блокчейн — системы распределенного реестра социальных выплат1. Для государства и многих граждан назначение пособий автоматически, как и внесение сведений об изменении правового положения участника этих отношений, является несомненным благом, так как экономит время, сокращает организационные издержки. Однако введение данного новшества предполагает обязательное наличие у гражданина онлайн-статуса, его присутствие в цифровом пространстве. Вправе ли гражданин отказаться от него? Сохранится ли традиционная система
1 В Калининграде решили использовать технологии блокчейн для соцвыплат // https://news.mail.гu/economics/32728730/?fгommail=1.
социальных выплат? С точки зрения повышения эффективности государственного управления сохранение двух систем нецелесообразно. Но можно ли принудительно «заставить» гражданина участвовать в отношениях, неприемлемых для него, например, по религиозным соображениям? Неопределенность обеспечения гражданских прав человека на «аналоговое» существование в цифровом обществе требует изменения направления научных исследований в гражданском праве с преобладанием междисциплинарного подхода.
В современном мире причиной нарушения основополагающих прав человека становится использование новых технологий, которое не предполагало какого-либо злонамеренного, недобросовестного поведения субъектов, инициировавших применение новых программных средств. Например, возникла правовая неопределенность при разрешении споров об ответственности за случаи нарушения прав на личные данные граждан при автоматическом поиске по ключевым словам. Функция автозаполнения поисковых систем приводит к ответственности в тех ситуациях, когда дополнительно сконструированные значения получают негативный смысл либо нарушают права на интеллектуальную собственность [13, с. 263]. Не случайно авторы назвали это конфликтом между свободой информации и защитой личных данных, нарушением права на информационное самоопределение личности [13, с. 262].
Не менее актуальной становится проблема реализации «права на забвение» как средство защиты от неконтролируемого хранения личной информации. Анализируя этот фактически частный случай, исследователи приходят к глобальному выводу о том, что сам Интернет порождает новые вопросы в области прав человека [14, с. 424—425]. Проблема конфликта личных и информационных прав поднимается и другими исследователями, также активно обсуждающими дело «Google против Испании», решение по которому не разрешило конфликт между правом на забвение и правом поисковых систем на свободное обращение с личными данными [10]. Применительно к техническим возможностям поиска в Интернете был сделан вывод, что они не восприимчивы к нахождению баланса интересов тех лиц, которые участвуют в данных отношениях [15]. На наш взгляд, это обстоятельство должно быть учтено при разрешении конфликтов в упомянутой сфере, пересмотре приоритета судебной формы защиты нарушенных прав в пользу альтернативных способов.
Попытки правового регулирования и судебного разрешения споров, связанные с нахождением личных данных пользователей в Интернете, приводят к существенному пересмотру традиционных представлений о содержании таких прав, как охрана чести и репутации, права
на конфиденциальность частной жизни, на личную идентичность и индивидуальность. Обнаружилась потребность в определении и закреплении права на информационное самоопределение, права определять коммерческое использование данных, полученных из личных предпочтений. При этом предлагается разграничение использования сети Интернет на коммерческое, журналистское и частное [15]. Необходимость подобных нововведений существует и в России. Однако возможность сопоставления обозначенной классификации с определением предпринимательской деятельности, которое закреплено в отечественном праве, вызывает сомнения.
Новые технологические средства коммуникации и принципы взаимодействия в обороте окажут воздействие на трансформацию правовой природы юридических лиц. Это определено и переходом к цифровым платформам как к корпорациям, и необходимостью закрепления статуса роботов и иных подобных объектов. Зарубежные исследователи приходят к выводу о знаке равенства между конструкцией юридического лица (в частности, общества с ограниченной ответственностью) и автономными системами [9]: робот может управлять компанией без какого-либо людского субстрата. Данная проблема выходит за рамки исследования возможности применения фикции юридического лица к роботизированным системам. Современные роботы относятся к самообучающимся технологиям, способным к принятию автономных решений. Это обстоятельство ставит задачу решения вопроса об ответственности за вред, причиненный роботом или иной автономной системой. Подобная проблема уже перешла в практическую плоскость при выработке адекватных подходов к регулированию деятельности компаний, использующих цифровые платформы [11]. Основной проблемой становится отсутствие прямой связи между исполнителем-компанией, фактическим исполнителем и заказчиком услуги. Непосредственный исполнитель услуги связывается с заказчиком через программное обеспечение, предоставленное компанией. Плюсы такой организации бизнеса, несомненно, присутствуют. Но каким образом цифровая компания может гарантировать безопасность оказания услуги лицом, находящимся с ней лишь в виртуальном взаимодействии? Насколько правовое регулирование экономической деятельности на основе программных цифровых платформ должно отличаться от традиционного, «аналогового» бизнеса? Представляется, что ответы на подобные вопросы могут быть предоставлены внедрением новых технологических разработок, в частности включением в систему взаимодействия «субъект — субъект» так называемых умных объектов. Если автомобиль, используемый на платформе Uber, будет оснащен автономной системой контроля качества эксплуатационных
механизмов и поведения водителя, то вопросы обеспечения качества оказываемой услуги будут решены за счет использования связи «субъект — объект — субъект». При этом, однако, возникнет и теоретическая проблема определения правовой природы такого взаимодействия, так как «умные» вещи станут обладать признаками квазиправоспособности и оказывать возможное ограничение на поведение субъекта.
Развитие законодательства и правовой доктрины
для регулирования отношений в цифровой среде
Изучение особенностей правового регулирования общественных отношений в условиях цифровизации началось в последние два десятилетия. Однако основное внимание исследователей было сосредоточено лишь на отдельных аспектах цифровизации: проблемы доступа к информации, защита авторского права в условиях развития информационных технологий, правовые аспекты свободы программного обеспечения, формирование электронного государства, вопросы информационной безопасности, защиты персональных данных и др. Лишь в последние годы проблемы изменения права в цифровую эпоху в целом как социального явления стали предметом обсуждения на многочисленных научных мероприятиях. В настоящее время можно сделать вывод о формировании достаточно четкой системы представлений о масштабе и об основных направлениях развития законодательства в данной области.
Теоретическая основа планируемых нововведений в нашей стране наиболее четко определена А.А. Карцхией, который ввел понятие цифрового императива как основы предстоящей трансформации, понимая под этим «не только революционные технологические изменения и инновации, которые в перспективе приводят к тектоническим сдвигам в виде перехода к цифровой экономике (трансформирующей цепочки создания новой товарной стоимости), цифровой адаптации социальных процессов (включая формирование механизма цифровизации права как социального института), но и образование новых общественных связей и структуры государственного управления на базе цифровых технологий» [4]. На наш взгляд, цифровая среда может внести существенные изменения в правовое регулирование участия государства в гражданских правоотношениях. Концепция «государство как платформа» усиливает посредническую функцию вместо регуляторной. Государство создает (в том числе и на основе государственно-частного партнерства) цифровую инфраструктуру, предоставляя возможность иным субъектам не только осуществлять юридически значимые действия в пределах определенной цифровой платформы, но и определять правила для сов-
местных действий. Это и усилит функции саморегулирования, и повысит значение договора.
Легальная основа законодательных изменений сформулирована Правительством РФ в программе «Цифровая экономика Российской Федерации»1. Основные направления формирования новой регулятор-ной среды, согласно этой программе, связаны с обеспечением благоприятного правового режима для возникновения и развития современных технологий, а также для осуществления экономической деятельности, связанной с их использованием в цифровой экономике. При этом, как верно отмечено В.А. Вайпаном, необходимо решить важнейшие теоретико-методологические проблемы определения статуса роботов, этические и философские вопросы о месте искусственного интеллекта в рамках существующей человеческой цивилизации [1].
Представляется, что нормативной регламентации должны быть подвергнуты и иные явления, связанные с наличием цифровой среды. Речь идет о регулировании различных функций цифровых платформ, которые варьируются от программного решения к бизнес-модели (корпоративной организации) и открытой общественной инфраструктуре; легализации цифровых прав граждан и условий включения в гражданский оборот «пользовательских данных»; закреплении правовых моделей технологического предпринимательства, учитывающих возможность участия в них некоммерческих организаций, и др.
Выводы
Масштабы предполагаемых и происходящих изменений настолько велики, что не позволяют осуществлять научные исследования исключительно в рамках отраслевого регулирования и требуют привлечения философско-правовых концептов и теорий, более тесного взаимодействия с представителями /Г-направлений в науке.
Если проводить сравнение с иными историческими эпохами, когда происходили подобные изменения в праве, то можно вспомнить о российском пореформенном обществе второй половины XIX и начала XX вв., когда «конфликт права и этики вызвал к жизни три направления русской философии права — этическая (деонтологическая) теория, психологическая и социологическая теории права» [6, с. 27]. И в настоящее время без определения онтологической основы происходящих изменений невозможно выработать методологические осно-
1 Распоряжение Правительства РФ от 28 июля 2017 г. № 1632-р «Об утверждении программы «Цифровая экономика Российской Федерации»» // http://static.goveгnment. гu/media/files/9gFM4FHj4PsB79I5v7yLVuPgu4bvR7M0.pdf.
вания проведения научных исследований в области частного права, связанных с элементами цифровой экономики.
Нельзя не согласиться с Г.А. Гаджиевым, что система понятий, с помощью которых человек отражал в своем сознании конфликтную сторону бытия, сложилась очень давно и именно «эта сторона бытия и представляет собой юридическую картину мира» [2, с. 10]. Но конфликтная сторона бытия, существующая в настоящее время, затрагивает самого человека, его психологию, возможность адаптации к предстоящим изменениям. Несмотря на то что молодое поколение активно принимает новые технологии и средства интернет-коммуникации, обсуждается проблема увеличения подросткового возраста, так как, по словам специалистов, именно в цифровую эпоху требуется больше времени, чтобы подготовиться к взрослой жизни1. Действительно, если проследить изменения в праве при эпохальных изменениях в организации производства, то обнаружим взаимосвязь со многими правовыми институтами, в том числе с определением градации дееспособности физических лиц. Сказанное позволяет сделать вывод о предстоящей трансформации той юридической картины мира, которая существовала в последние столетия.
Библиографический список
1. Вайпан В.А. Основы правового регулирования цифровой экономики // Право и экономика. 2017. № 11. С. 5—18.
2. Гаджиев Г.А. Юридическая картина мира: лекция // Юридический вестник ДГУ. 2017. Т. 22. № 2. С. 7-13. DOI: 10.21779,2224-0241-201722-2-7-13.
3. Зайцев В.В., Рыбаков В.А. О мировоззренческом аспекте методологии гражданского права // Методологические проблемы циви-листических исследований: Сборник научных статей. Ежегодник. Вып. 2. 2017 / Отв. ред. А.В. Габов, В.Г. Голубцов, О.А. Кузнецова. М.: Статут, 2017. С. 22-32.
4. Карцхия А.А. Цифровой императив: новые технологии создают новую реальность // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. 2017. № 8. С. 17-26.
5. Лисенкова А.А. Философия агрессии в цифровую эпоху // Философские науки. 2017. № 6. С. 137-147.
6. Медушевский А.Н. Российская правовая традиция - опора или преграда? Доклад и обсуждение. М.: Фонд «Либеральная Миссия», 2014. 136 с.
1 Корбатов Я. Ученые предлагают продлить подростковый возраст до 24 лет // https:// www.kaliningrad.kp.ru/daily/26789.4/3823123/.
7. Честное И.Л. Постклассическая теория права: Монография. СПб.: Изд. дом «Алеф-Пресс», 2012. 650 с.
8. Ярославцева Е.И. Философия цифрового пространства // Гуманитарные чтения РГГУ — 2008. Конференции. Научные семинары: Сборник материалов. М.: РГГУ, 2009. С. 71-89.
9. Bayern S. The Implications of Modern Business-Entity Law for the Regulation of Autonomous System // Stanford Technology Law Review. 2015. Vol. 19(1). P. 93-112.
10. Cofone I. Google v. Spain: A Right to Be Forgotten? // Chicago-Kent Journal of International and Comparative Law. 2015. Vol. 15(1). P. 1-11.
11. Edelman B.G., Geradin D. Efficiencies and Regulatory Shortcuts: How Should We Regulate Companies Like Airbnb and Uber? // Stanford Technology Law Review. 2016. Vol. 19(2). P. 293-328.
12. Jones B. Ch. Is Social Media a Human Right? Exploring the Scope of Internet Rights // International Journal of Constitutional Law Blog. 2014. December. P. 1-7.
13. Karapapa S., Borghi M. Search Engine Liability for Autocomplete Suggestions: Personality, Privacy and the Power of Algorithm // International Journal of Law and Information Technology. 2015. Vol. 23. P. 261-289.
14. Myjer E., Kempees P. Lord of the Cloud. The Right to Be Forgotten; or, How the Internet Raises New Human Rights Questions and How One of the European Union in Google vs Spain // Essays in Honour of Dean Spielmann. Oisterwijk: Wolf Legal Publishers, 2015. Р. 411-427.
15. Peifer K. Personal Privacy Rights in 21st Century: Logic and Challenges // Journal of Intellectual Property Law and Practice. 2014. Vol. 9(3). P. 231-238.
References
1. Vaypan V.A. Osnovy pravovogo regulirovaniya tsifrovoj ekonomiki [Fundamentals of Legal Regulation of Digital Economy]. Pravo iekonomika - Law and Economics. 2017. Issue 11. P. 5-18. (In Russ.)
2. Gadzhiev G.A. Yuridicheskaya kartina mira: lektsiya [Legal Picture of the World: Lecture]. Yuridicheskij vestnik DGU - Legal Bulletin of the DSU. 2017. Issue 22(2). P. 7-13. DOI: 10.21779,2224-0241-2017-22-2-7-13. (In Russ.)
3. Zaytsev V.V., Rybakov V.A. O mirovozzrencheskom aspekte metodologii grazhdanskogoprava [On the Ideological Aspect of the Methodology of Civil Law]. In Metodologicheskieproblemy tsivilisticheskikh issledovanij: Sbornik nauchnykh statej. Ezhegodnik. Vyp. 2. 2017 [Methodological Problems of the Civil Researches: Collection of Scientific Articles. Annual. Issue 2. 2017 / Eds. in Ch. A.V. Gabov, V.G. Golubtsov, O.A. Kuznetsova]. Moscow, 2017. P. 22-32. (In Russ.)
4. Kartskhiya A.A. Tsifrovoj imperativ: novye tekhnologii sozdayut novuyu real'nost' [Digital Imperative: New Technologies Create a New Reality]. Intellektual'naya sobstvennost'. Avtorskoepravo i smezhnyeprava — Intellectual Property. Copyright and Related Rights. 2017. Issue 8. P. 17-26. (In Russ.)
5. Lisenkova A.A. Filosofiya agressii v tsifrovuyu epokhu [Philosophy of Aggression in the Digital Age]. Filosofskie nauki — Philosophical Sciences. 2017. Issue 6. P. 137—147. (In Russ.)
6. Medushevsky A.N. Rossijskayapravovaya traditsiya — opora ilipregrada? Doklad i obsuzhdenie [Russian Legal Tradition — Support or Obstacle? Report and Discussion]. Moscow, 2014. 136 p. (In Russ.)
7. Chestnov I.L. Postklassicheskaya teoriya prava: Monografiya [Postclas-sical Theory of Law: Monograph]. St. Petersburg, 2012. 650 p. (In Russ.)
8. Yaroslavtseva E.I. Filosofiya tsifrovogo prostranstva [The Philosophy of Digital Space]. In Gumanitarnye chteniya RGGU — 2008. Konferentsii. Nauchnye seminary: Sbornik materialov [Humanitarian Read RSUH — 2008. Conferences. Scientific Seminar: Collection of Materials]. Moscow, 2009. P. 71—89. (In Russ.)
9. Bayern S. The Implications of Modern Business-Entity Law for the Regulation of Autonomous System // Stanford Technology Law Review. 2015. Issue 19(1). P. 93—112. (In Eng.)
10. Cofone I. Google v. Spain: A Right to Be Forgotten? // Chicago-Kent Journal of International and Comparative Law. 2015. Issue 15(1). P. 1—11. (In Eng.)
11. Edelman B.G., Geradin D. Efficiencies and Regulatory Shortcuts: How Should We Regulate Companies Like Airbnb and Uber? // Stanford Technology Law Review. 2016. Issue 19(2). P. 293—328. (In Eng.)
12. Jones B. Ch. Is Social Media a Human Right? Exploring the Scope of Internet Rights // International Journal of Constitutional Law Blog. 2014. December. P. 1—7. (In Eng.)
13. Karapapa S., Borghi M. Search Engine Liability for Autocomplete Suggestions: Personality, Privacy and the Power of Algorithm // International Journal of Law and Information Technology. 2015. Issue 23. P. 261—289. (In Eng.)
14. Myjer E., Kempees P. Lord of the Cloud. The Right to Be Forgotten; or, How the Internet Raises New Human Rights Questions and How One of the European Union in Google vs Spain // Essays in Honour of Dean Spielmann. Oisterwijk: Wolf Legal Publishers, 2015. P. 411—427. (In Eng.)
15. Peifer K. Personal Privacy Rights in 21st Century: Logic and Challenges // Journal of Intellectual Property Law and Practice. 2014. Issue 9(3). P. 231—238. (In Eng.)
