ПРОБЛЕМЫ ПРОСОПОГРАФИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ФИЛОСОФИИ Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УДК 316.2

DOI: 10.24412/2414-9241-2021-7-54-70

ПРОБЛЕМЫ ПРОСОПОГРАФИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ФИЛОСОФИИ

В статье рассматривается проблематика просопографических исследований в применении к истории русской философии. Отмечаются особенности профессиональной философии, связанной, прежде всего, с университетами. Указывается, что с превращением философии в профессию, т. е. с началом преподавания философии в учебных заведениях, философы стали массовым явлением. Философия оформилась как социальный институт, воспроизводящий профессиональное сообщество, которое отличает стремление к устойчивости. По этой причине в профессиональной философской среде стали преобладать, в том числе нередко в руководстве, люди средних способностей, от которых зависит стабильность социальной системы. В результате в профессиональной философии развитие приносится в жертву постоянству, оригинальные идеи — повторению заимствованных или банальных истин, яркие выступления — рутинным лекциям. Отмечается, что историко-философская методология, направленная на изучение идей и философских концепций, не подходит для исследования профессиональной корпорации философов. Здесь применяются методы просопографии, позволяющие воспроизвести «коллективную биографию» или «коллективный портрет» такой профессиональной корпорации. В качестве примера приводится профессиональное сообщество философов Санкт-Петербургского университета. Указываются информационные ресурсы, на которых размещаются базы данных по философам Санкт-Петербургского университета.

Ключевые слова: история русской философии, просопография, методология, профессиональное сообщество, Санкт-Петербургский университет.

Пешперова Изольда Юрьевна

кандидат юридических наук, доцент;

Санкт-Петербург, Россия e-mail: iseutp@gmail.com

Благодарность

Статья подготовлена в рамках проекта Российского фонда фундаментальных исследований (грант № 20-011-00071).

Одной из современных тенденций истории философии можно назвать дополнение истории идей (их анализа, реконструкции, генезиса, восстановления полемического контекста и т.п.) реальной историей науки или историей профессионального сообщества. Можно обозначить такую тенденцию как переход от исследования текстов к изучению условий производства и распространения знания. Смысл, как известно, должен быть разделен с Другим. Философия возникла в качестве мышления, выраженного в слове и обращенного к другому человеку, собеседнику или оппоненту. Однако история философии крайне редко обращается к истории философского сообщества или сообществ. Особенностью доминирующего историко-философского нарратива является его сингулярность, внимание исключительно к индивидуальному творчеству. Для изучения выдающихся мыслителей такой подход вполне оправдан, хотя и не лишен односторонности, но он не подходит для исследования профессиональной корпорации или, в более широком смысле, сообщества. Из истории философии как-то вымывается простой факт, что философов много, что философия в определенный период превратившись в профессию, стала массовым явлением. Пока философия оставалась формой досуга, способом свободного времяпрепровождения обеспеченных и независимых граждан, философов, действительно, были единицы. Но превратившись в профессию, она стала частью производства знания, вышла, так сказать, в тираж. Университеты начали производить патентованных любителей мудрости, которые встраивались в ту же систему образования, которая их породила. Началось самовоспроизводство философов; система начала работать преимущественно на саму себя. Философии при

этом не стало больше: количество идей, оригинальных учений, теорий и т.п. принципиально не увеличилось, но возросло их «потребление». Среди образованной части общества появился спрос и запрос на философию, а профессиональные философы стали посредниками между идеями, концепциями и интеллектуалами или теми, кто следовал интеллектуальной моде. Если философия как особый тип мышления (категориального, дедуктивного, ответственного) изначально могла быть достоянием любого мыслящего человека, то теперь она была приватизирована профессиональным сообществом, без одобрения со стороны которого явно проигрывала в борьбе за признание. Профессиональная корпорация философов могла действовать очень жестко в отношении тех, кто не проявлял к ней лояльности: замалчивать, вытеснять за пределы или на периферию сообщества, дискредитировать личности и в меру идеологических возможностей и риторических способностей девальвировать сами идеи. В определенном смысле корпорация берет на себя функцию цензуры, распределяет издательские квоты, гранты и т.п. Главным критерием здесь выступает распознавание «своего» и «чужого», скрепляемое личными связями или расчетом, не имеющими отношения к реальному качеству работы или эффективности результатов деятельности поощряемого «своего».

Из мышления философия стала фактом признания, плодом коллективного одобрения. Философы присвоили себе санкцию на мышление; без их согласия оригинальная или не очень мысль уже не может считаться философией, а останется на уровне самодеятельного, любительского творчества. Но кто такие философы? Ответ на этот вопрос способна дать просо-пография, целью которой является составление «коллективной биографии» или «коллективного портрета» того или иного профессионального сообщества. Она показывает критерии, по которым формируется такое сообщество, например, философов Санкт-Петербургского университета и даже в некоторой степени позволяет оценить, сколько из членов профессионального

философского сообщества были, собственно, философски мыслящими людьми, а кто только «делал карьеру». Она воспроизводит «реальный» и «нормальный» образ науки для определенного периода и корпорации.

Вместе с тем, как философия перестала быть формой досуга и образом жизни, она перешла в профессию, дающую средства для существования, а вместе с ними и положение в обществе, т.е. из следствия стала причиной такого положения. Философ не обладает фиксированным социальным статусом, который за-висит от профессиональной, социальной и экономической мобильности. Более того, философия даже не является в строгом смысле профессией. Философы входят в более широкие профессиональные группы преподавателей и научных работников, а, значит, статус философии зависит от отношения к ним в об-ществе и отношения со стороны государства, а также от места учителя и исследователя в культуре. Этим определяются и материальное благополучие, и общественное признание и власть, которые дает такое социальное положение. В современной профессиональной корпорации философов мы видим забвение аскесиса: образ мыслей больше не связан с образом жизни. На деле это приводит к забвению самого мышления. Индексы, рейтинги, активности и т.п., которые фиксируют «место» философа в корпорации, только закрепляют эту негативную тенденцию. Ее не исправит даже отказ от абсолютизации количественных характеристик в оценке деятельности философов, потому что обесценено не только качество работы, но и количество. Причем парадоксальным образом профессиональная философия, погруженная в систему образования, практически не оценивается с точки зрения ее преподавания. Ни качество, ни количество занятий, ни наличие учеников и т.п. не являются критерием оценки. По факту преподавание становится личным делом самого философа. Мыслит он при этом или нет — это никого не интересует; его мышление в лучшем случае может быть принято аудиторией, может найти отклик у слушателей, но

чаще всего оно становится преподавательской рутиной, воспроизведением одного и того же лекционного сценария. Мысль, выраженная в устном слове, частным случаем которой является лекция, остается временным искусством; ее можно зафиксировать по-средством конспекта или записи, но почти невозможно вос-произвести ее уместность, т.е. ту прагматическую ситуацию, в которой мысль существует. Публикация в этом отношении — более ощутимая форма мысли, но публикация или их количе-ство ничего не говорит о самой мысли. Мышления не бывает много или мало.

Отказ от качественной и фактически даже от количественной оценки имеет далеко идущие последствия. Частным образом он, например, приводит к пересмотру иерархии текстов: монография как итог нередко многолетнего труда теряет значение. Обесценивается крупная форма исследования, которой была книга. Мельчание формы неизбежно сказывается и на стилистике исследования. Не остается места для развернутой аргументации, примеров, новых источников. Мысль вынуждают быть немногословной. Однако ни краткость, ни даже афористичность не спасут мысль, поскольку обесценивается любая форма, которая уже не есть первая сущность вещи. Важна не книга, а издательство, не статья, а журнал, в котором она опубликована. Приходится констатировать торжество даже не формы, а оболочки над содержанием. Девальвация большой формы неизбежно приведет к утрате большого нарратива, вымыванию больших идей и концепций.

Единственными критериями фиксации и оценки профессионального философа становятся его институциональная принадлежность со всеми карьерными траекториями и его влияние на сообщество, т. е., так сказать, продолжительность последствий. Влияние легче всего проследить по цитируемо-сти того или иного автора. Причем высокая цитируемость не обязательно означает «смысловое доминирование»; она может быть как следствием исследовательской инерции, так и, в случае

с философией, — результатом идеологизации знания. Цитируе-мость — это эффект коммуникации, это только эхо смысла. Философия распознается по отголоскам идей в «платоновской пещере». Объем научной и философской литературы, растущий непропорционально генезису идей, вызывает необходимость в ранжировании самих средств философского производства, т. е. в упорядочивании и иерархизации многочисленных философских изданий и журналов. Согласно этой иерархии, теперь начинают оцениваться сами публикации. Иными словами, значение имеет лишь то, в каком издании опубликована статья, на каком ресурсе она размещена и т. п. Здесь философия вполне соответствует тому типу современной культуры, которую можно назвать культурой посредников или, говоря варваризмами, медиаторов. Русский язык благодаря инверсии подсказывает, что такая культура сама становится посредственной. В ней исчезают различия, которыми она живет (элитарная культура, массовая культура, простонародная культура, высокое и низкое, доступное и запретное, нормативное и вульгарное и т.п.). Посредственной становится и философия. Можно сказать, что посредственность представляет собой идеальный тип профессиональной философии. Она есть продукт институциализации знания, поскольку всякий социальный институт, которым является и профессиональная корпорация философов, стремиться к устойчивости и самосохранению, а не изменению. Любой яркий преподаватель или оригинальный ученый воспринимается такой системой как потенциальная угроза ее стабильности. Профессиональная философия как социальный институт нацелена на воспроизводство и поддержку людей средних способностей, которые очень скоро начинают преобладать в такой структуре. Всякая посредственность распознается по двум простым признакам — серьезности и самодовольству, которых философии, как говориться, не занимать. При идейной нищете и смысловой бесплодности профессиональной философии остается два пути. Во-первых, это упрощение, тривиализация и не

эвристичность знания. А во-вторых, — его эзотеризм, придающий философии эффект тайны и маскирующий отсутствие содержания. Напрасно искать в такой философии оригинальных идей, плодотворных концепций или перспективных проектов. По этой причине ее бесполезно изучать, обращаясь к традиционной методологии исследования идей. Для описания такой философии применяются методы просопографии.

История петербургской философии насчитывает уже почти три столетия. В отличие от Москвы, известной своими философскими кружками и салонами первой половины XIX в., в Петербурге философия в основном концентрировалась в университете. За это время в Академическом университете, а с 1819 г. в Санкт-Петербургском и Ленинградском университете в преподавании философских дисциплин участвовали несколько сотен человек. Причем, 90% из них приходится на советскую эпоху, т. е. после того, как в 1940 г. был открыт философский факультет. Можно, в частности, указать на результаты просопографи-ческого исследования кафедры философии Императорского Санкт-Петербургского университете (Ростовцев, Сидорчук, 2016).

Определенную трудность для анализа представляет меж-дисциплинарность философии, поскольку, например, в первой половине XIX в. в состав университета входил философско-юридический факультет, а позднее помимо кафедры философии на историко-филологическом факультете существовала кафедра энциклопедии и истории философии права на юридическом факультете. С юридическим факультетом связаны имена преподавателей, взгляды которых не редко рассматриваются в контексте философских теорий и социальных учений: П.Г. Редкин, М.М. Ковалевский, К.Д. Кавелин,

Л.И. Петражицкий, П.А. Сорокин, А.Д. Градовский

(Куприянов, 20^), (Куприянов, 2019Ь). На историко-филологическом факультете философские наклонности проявляли славист В.И. Ламанский (Куприянов, Малинов, 2020) и историк русской литературы О.Ф. Миллер

(Малинов, 2020: 56-139), прямо заявлявшие о своих славянофильских предпочтениях. К славянофилам причислял себя и К.Н. Бестужев-Рюмин, занимавший кафедру русской истории (Малинов, 2005). Проблемы философии, методологии и теории истории интересовали и других преподавателей, казалось бы, чисто исторических кафедр: Н.И. Кареева (Малинов, 2013), (Михайлова, 2021), А.С. Лаппо-Данилевского (Академик А.С. Лаппо-Данилевский, 2019), (Историческая наука, 2003), (Малинов, 2017), Л.П. Карсавина (См., напр., серию публ. в журнале «Философский полилог»: (Даренский, 2018), (Лесур, 2019), (Мелих, 2019), (Назарова, 2018), (Оболевич, 2020), (Савельева, 2019), (Хоружий, 2018), (Чупахина, 2019), (Шаронов, 2019)), Г.П. Федотова. В этом не было ничего удивительного, так как к разработке вопросов философии и методологии обращались многие отечественные историки XIX и начала XX в. (Пружи-нин, 2017). Историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета, особенно на рубеже XIX-XX вв. стал одним из центров профессиональной философии в России.

Организационные и структурные преобразования, затронувшие университет после революции 1917 г., привели сначала к образованию факультета общественных наук (1919), на котором оказались сконцентрированы все «неестественные» предметы, затем факультета языка и материальной культуры (1925), а потом и созданию вне университета Ленинградского института истории, философии, литературы и лингвистики (1930). В 1936 г. было принято решение об объединении исторического факультета ЛИФЛИ с историческим факультетом ЛГУ (открытым в 1934 г.), а в 1937 г. литературный и лингвистический факультеты ЛИФЛИ образовали филологический факультет ЛГУ. На историческом факультете располагалась кафедра диалектического и исторического материализма. Еще две кафедры философии были на математическом и биологическом факультетах. Однако репрессии 1930-х гг., затронувшие большинство преподавателей философского факультета ЛИФЛИ, не позволили

создать философский факультет в результате слияния с ЛГУ. Только в 1940 г. философский факультет был открыт. При этом, если в XIX в. некоторую трудность в отнесении того или иного преподавателя к профессиональной корпорации философов создавал известный синкретизм гуманитарного знания, когда философия «входила» в содержание конкретных наук на определенном уровне их обобщения, то в советское время атрибутация философов оказалась осложнена идеологическими задачами, стоявшими перед философским факультетом. Так, например, в университете существовала кафедра марксизма-ленинизма, а позднее отделение научного коммунизма. Безусловно, эти институции следует положить в истоки современной политологии, хотя формально отделение научного коммунизма относилось к философскому факультету. До 1966 г. на философском факультете существовало отделение психологии, ставшее самостоятельным факультетом. В 2009 г. из состава факультета философии и политологии, который в те годы так назывался, был образован факультет политологии. В 1989 г. философский факультет способствовал появлению факультета социологии. Таким образом, формально, если следовать институциональному принципу, до определенного времени психологи, политологи (научные коммунисты) и социологи «принадлежали» философскому факультету. Для просопографического исследования такое противоречие между институциональной и профессиональной принадлежностью представляет определенную трудность. По крайней мере, при систематизации материала необходимо отдать предпочтение либо институциональной, либо профессиональной атрибутации. Вопрос этот окончательно не решен, поскольку в советское время философия, даже за пределами научного коммунизма, оставалась в значительной степени идеологической дисциплиной. Ее современный облик и стоящие перед ней задачи существенно изменились, что вызывает сомнение в необходимости включать в просопографическое исследование философии (даже советского периода) сведения

о преподавателях научного коммунизма, марксизма-ленинизма или психологии. Однако для просопографии важна полнота и однотипность собираемого материала. Исключение из профессиональной философии советского периода, скажем, научного коммунизма существенно сказывается на полноте и корректности исследования и заметно искажает исторический облик философии.

В качестве примера можно привести Д.М. Михайлина, возглавлявшего философский факультет ЛГУ с 1948 по 1951 г. Трудно представить мотивацию, на основе которой историк русской философии взялся бы писать о Д.М. Михайли-не, не имевшем даже научных публикаций. С точки зрения содержания для историка философии здесь нет материала. Имя Д.М. Михайлина воспроизводится только в коммеморациях нынешнего института философии СПбГУ, причем исключительно в негативном ключе, хотя для позднесталинского времени фигура Д.М. Михайлина была вполне современной и своевременной, а для университетской философии — типичной. Для истории философии Д.М. Михайлин совершенно недостоин даже упоминания. Действительно, коллективная память в основном фиксирует положительные события, отмечает ярких лекторов, нетривиально мыслящих ученых. Из нескольких сотен человек, преподававших на философском факультете таких наберется не больше двух десятков, что хорошо иллюстрируют изданные воспоминания (Вспоминая, 2015). Однако в реальной истории науки на «первых ролях» зачастую оказываются карьеристы, откровенные бездарности или даже явные проходимцы. Профессиональная философия как социальный институт регулярно воспроизводит таких «удобных» коллег и даже выводит их в начальники. Роль их в истории корпорации редко остается нейтральной; как правило, эти люди не оставляют следа в науке, но отрицательно воздействуют как на современников, так и на ту область знания, в которой подвязались. Повторяемость таких явлений как раз говорит, о том, что Д.М. Михайлин был вовсе не исключением в славной истории

философского факультета. Он как раз типичен для профессиональной философии, что лишь подтверждает его успешная «научная» карьера. Вот эта типичность Д.М. Михайлина как представителя профессиональной философии, с точки зрения просопографии, как раз и привлекает к нему внимание. Только просопографический акцент оправдывает обращение к биографии этого человека, поэтому лишь в рамках проспографического исследования могла появиться по-своему уникальная статья о Д.М. Михайлине (Баринов, Сидорчук, 2020). Можно смело предположить, что на долгие годы она останется единственной публикацией об этом «философском» руководителе.

Успех просопографического исследования во многом зависит от полноты и однотипности собранного материала. Для проведения просопографическиого исследования петербургской философии была составлена анкета/формуляр словарной статьи. Предполагается, что анкету может заполнить ныне здравствующий преподаватель, а формуляр заполняется на основе данных, содержащихся как в открытых источниках (словари, энциклопедии, справочники), так и в архивах. Действующее законодательство ограничивает доступ к личным данным в течение семидесяти лет после смерти человека, т. е. личные дела преподавателей философии, хранящиеся, в частности, в Объединенном архиве СПбГУ оказываются не доступны. Формуляр словарной статья включает основные биографические сведения (дата и место рождения и смерти; по возможности место захоронения), а также информацию о преподавательской и научной карьере (годы учебы и учебное заведение, которое окончил; годы работы в университете и этапы карьеры; учителя и ученики; преподаваемые дисциплины; диссертации; область научных интересов; награды и премии; карьера вне университета). Приводится библиография основных работ преподавателя и публикаций о нем, указываются источники, из которых взята информация, в том числе архивные фонды. Часть сведений

(партийность, национальность, социальное происхождение, репрессии) скрыты от внешних пользователей. На основе анкет и формуляров заполняется база данных. Материал по истории петербургской философии (философии в Санкт-Петербургском университете) размещается на двух информационных ресурсах: «Биографика СПбГУ» (https://bioslovhist.spbu.ru/) (Ростовцев, 2016), (Ростовцев, Амосова, Янченко, 2013), (Сидорчук, 2016), (Сосницкий, 2013) и «Русская философия: история, источники, исследования» (https://philhist.spbu.ru/) (Малинов, 2016).

Отсутствие обобщающих исследований по истории петербургской философии существенно затрудняют работу, по крайней мере, в части интерпретации собранного и обработанного материала. До сих пор история русской философии изучена очень неравномерно; в ней заметны существенные диспропорции и даже лакуны (Русская философия, 2017: 124). С одной стороны, есть авторы, в том числе вписанные в традицию петербургской философии, работы которых неоднократно переиздавались, творчество которых становилось предметом диссертационных и монографических исследований, о которых регулярно публикуются статьи. В качестве примера можно указать на С.Л. Франка (Аляев, 2018), (Аляев, 2020) или В.В. Розанова (Ноговицин, 2019), (Шелковая, 2017). Однако, с другой стороны, практически не изученным остается наследие, например, таких петербургских философов как Э.Л. Радлов или Н.Г. Дебольский.

В целом результаты просопографического исследования петербургской/ленинградской профессиональной философии подтверждают общий диагноз всей университетской философии — ее неоригинальность и мало продуктивность (Малинов, 2007: 326-333). Университетской философии трудно похвастать большим количеством ярких личностей или выдающихся ученых. Впрочем, просопография не дает оценку работам ученых; она лишь фиксирует и сравнивает их пути в науке и профессиональную карьеру. Она позволяет описать «коллективный

портрет» профессиональной корпорации. Просопография лишь отчасти показывает причину сложившегося положения в университетской философии — это отсутствие реальной конкуренции или вненаучные механизмы карьеры, т. е. не связанные с результатами труда ученого, а также низкая мобильность. Большое значение для институализированной философии имеет личность руководителя. Сильный руководитель, который в идеале сам должен быть крупным ученым, способен собрать и здоровый творческий коллектив, в котором оригинально мыслящие ученые преобладают (не обязательно численно) над массой посредственностей. Безусловно, самостоятельно мыслящими людьми труднее управлять, но от них зависит успех всего дела. Просопография способна зафиксировать периоды «научного подъема», совпадающие с деятельностью толкового руководителя. Власть даже в научной организации может деформировать ответственность в «привилегии»; не каждый администратор способен устоять перед соблазнами непотизма или симонии. К сожалению, простая мысль о том, что руководитель должен понимать перспективы своей науки и видеть развитие своего института минимум на два поколения вперед, до сих пор звучит как пожелание, а не констатация факта. Конечно, среди профессиональных философов много достойных и умных людей, добросовестно выполняющих свое дело. Без них вообще не было бы возможности говорить о профессиональной философии. Они определяют именно профессиональное лицо университетской философии, складывающееся из достижений отдельных ученых, в то время как просопография воспроизводит усредненный, типичный портрет научного сообщества.

Список литературы

Академик А.С. Лаппо-Данилевский в памяти научного сообщества: ред-кол.: В.В. Козловский, Р.Г. Браславский, К.Ю. Лаппо-Данилевский, А.В. Ма-линов, Е.А. Ростовцев; отв. ред.: В.В. Козловский, А.В. Малинов. СПб.: Ин-терсоцис, 2019. 892 с.

Аляев Г.Е. «Царство духа должно быть свободным и многоцветным» (Леонид Габрилович и Семен Франк) // Философский полило. 2018. № 2. С. 98-142.

Аляев Г.Е. С.Л. Франк и А.И. Введенский: страницы философского общения (предисловие к некрологу) // Философский полилог. 2020. № 1. С. 110-135.

Баринов Д.А., Сидорчук И.В. «У нашей Натальи все люди канальи»: Дмитрий Мартынович Михайлин — декан философского факультета ЛГУ 1948-1951 гг. // Интеркультурная философия: полилог традиций. СПб.: Ин-терсоцис, 2020. С. 247-258.

Вспоминая философский факультет... / сост. Б. В. Марков, А. В. Мали-нов. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2015. 464 с.

Даренский В.Ю. Метод «мистической критики» католичества у Л.П. Карсавина // Философский полилог. 2018. № 2. С. 17-28.

Историческая наука и методология истории в России XX в.: к 140-летию академика А.С. Лаппо-Данилевского. Санкт-Петербургские чтения по теории, методологии и философии истории. Выпуск I. / отв. ред. А.В. Малинов. СПб.: Издательство «Северная звезда», 2003. 415 с.

Куприянов В.А. Обоснование историзма в политической теории А.Д. Градовского: между исторической школой права и гегельянством // Вече. 2019а. № 31. С. 66-90.

Куприянов В.А. Философские истоки социализма в политической теории А.Д. Градовского // Философская мысль. 2019Ь. № 8. С. 24-37.

Куприянов В.А., Малинов А.В. Академик В.И. Ламанский: Материалы к биографии и научной деятельности. СПб.: Изд-во Дмитрий Буланин, 2020. 560 с.

Лесур Ф. Переписка Льва Карсавина с Густавом Веттером // Философский полилог. 2019. № 1. С. 83-95.

Малинов А.В. Исследования и статьи по русской философии. СПб.: РХГА, 2020. 608 с.

Малинов А.В. Историко-философские этюды. СПб.: Изд-во Петербургского философского общества, 2007. 336 с.

Малинов А.В. К.Н. Бестужев-Рюмин: очерк теоретико-исторических и философских взглядов. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского государственного университета, 2005. 215 с.

Малинов А.В. Очерки по философии истории в России в 2 т. Т. 2. СПб.: Интерсоцис, 2013. 448 с.

Малинов А.В. Сетевой ресурс «Биографический словарь философов Петербургского университета» // Вестник Санкт-Петербургского университета.

Серия 17. Философия. Конфликтология. Культурология. Религиоведение. 2016. Вып. 4. С. 153-154.

Малинов А.В. Социологическое наследие А.С. Лаппо-Данилевского: исследования и материалы. СПб.: РХГА, 2017. 336 с.

Мелих Ю. Б. Философские персонажи Л.П. Карсавина // Философский полилог. 2019. № 1. С. 7-19.

Михайлова Е. Дискурсивная полилогичность трудов Н.И. Кареева // Философский полилог: Журнал Международного центра изучения русской философии. 2021. № 1. С. 42-58.

Назарова О. Парадигмы восприятия философии Л.П. Карсавина в немецкоязычных исследованиях // Философский полилог. 2018. № 2. С. 7-16.

Ноговицин О.Н. Марксистский революционный мессианизм и антимессианизм консервативный в социально-политической мысли России начала XX века: богостроители и В.В. Розанов // Философский полило. 2019. № 2. С. 11-26.

Оболевич Т. В тени евразийства. Лев Карсавин и Семен Франк // Философский полилог. 2020. № 2. С. 43-82.

Пружинин Б.И., Бендерский И.И., Воробьева О.В., Долгова Е.А., Ма-линов А.В., Микешина Л.А., Мотовникова Е.Н., Ольхов П.А., Хвостова К.В., Щедрина Т.Г. Философско-методологические проекты русских историков и современные проблемы методологии исторического познания. К 180-летию В.И. Герье. Материалы конференции — «круглого стола» // Вопросы философии. 2017. № 9. С. 26-61.

Ростовцев Е.А. Проблематика проектов по университетской истории и истории высшей школы (Санкт-Петербургский университет) // Новое прошлое. 2016. №3. С. 145-157.

Ростовцев Е.А., Амосова А.А., Янченко Д.Г. Проекты по истории Санкт-Петербургского университета на историческом факультете // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2013. Серия 2. История. Вып. 3. С. 203-206.

Ростовцев Е.А., Баринов Д.А. Столичная и провинциальная профессура российских университетов: опыт просопографического исследования (18841917) // Вопросы истории. 2020. № 11-2. С. 237-249.

Ростовцев Е.А., Сидорчук И.А. Кафедра философии Петербургского университета (1819-1917) // Философские науки. 2016. № 3. С. 135-147.

Русская философия в современном мире: контексты актуальности. Материалы «круглого стола». Участники: Б.И. Пружинин, С.И. Дудник, А.А. Грякалов, А.А. Ермичев, К.Г. Исупов, В.М. Камнев, Н.В. Кузнецов, А.В. Мали-нов, И.Д. Осипов, В.В. Савчук, Е.Г. Соколов, Т.Г. Щедрина // Вопросы философии. 2017. № 4. С. 116-138. С. 124.

Савельева М. Ю. Иррационалистическая диалектика Л.П. Карсавина // Философский полилог. 2019. № 1. С. 40-52.

Сидорчук И.В. Биографика в контексте современных исследований по истории Петербургского университета // Международные отношения и диалог культур. 2016. № 4. С. 224-235.

Сосницкий Д.А. История С.-Петербургского университета в сетевом пространстве // Клио. 2013. №10 (82). С. 145-148.

Хоружий С.С. Лагерный цикл как философское завещание Л.П. Карсавина // Философский полилог. 2018. № 2. С. 29-40.

Чупахина Н.А. Л.П. Карсавин о возможных судьбах России // Философский полилог. 2019 № 1. С. 153-174.

Шаронов В.И. «Не герой, а самый обыкновенный человек.» (литовский период жизни Л.П. Карсавина) // Философский полилог. 2019. № 1. С. 177-193.

Шелковая Н.В. Встречи с В. Розановым. Сущность христианства // Философский полилог. 2017. № 1. С. 182-194.

THE PROBLEMS OF PROSOPOGRAPHIC STUDIES ON ST. PETERSBURG PHILOSOPHY

Isolda Yu. Peshperova,

PhD in Law, Associate Professor, St. Petersburg, Russia iseutp@gmail.com

The article deals with the problems of prosopographical studies as applied to the history of Russian philosophy. The author highlights the peculiarities of professional philosophy. It is pointed out that with the transformation of philosophy into a profession, i.e. with the beginning of teaching philosophy in educational institutions, philosophers became a mass phenomenon. Philosophy was transformed into a social institution reproducing a professional community characterized by a desire for sustainability. For this reason, the professional philosophical milieu began to be dominated, including often in leadership, by people of average ability on whom the stability of the social system depended. As a result, in professional philosophy, development is sacrificed to permanence, original ideas to the repetition of borrowed or banal truths, vivid performances to routine lectures. The article notes that historical-philosophical methodology aimed at the study of ideas and philosophical concepts is not appropriate to the studying of the professional corporation of philosophers. The author maintains that studying this phenomenon requires the methods of prosopography allowing to reproduce a «collective biography» or «collective portrait» of such a professional corporation. The professional community of philosophers at St. Petersburg University is used as an example and the results of studies already conducted are reviewed. The article gives information about the databases on philosophers of St. Petersburg University.

Keywords: history of Russian philosophy, prosopography, methodology, professional community, St. Petersburg University.