Научная статья на тему 'Проблемы оценки допустимости доказательств по уголовному делу, поступившему в суд с обвинительным постановлением'

Проблемы оценки допустимости доказательств по уголовному делу, поступившему в суд с обвинительным постановлением Текст научной статьи по специальности «Право»

CC BY
128
24
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Область наук
Ключевые слова
ДОКАЗЫВАНИЕ / ДОКАЗАТЕЛЬСТВО / PROOF / ДОПУСТИМОСТЬ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ / AN ADMISSIBILITY OF THE PROOFS / ДОЗНАНИЕ / ВОЗБУЖДЕНИЕ УГОЛОВНОГО ДЕЛА / AN INITIATION OF THE CRIMINAL CASE / ДОСЛЕДСТВЕННАЯ ПРОВЕРКА / PRE-INVESTIGATION CHECK / AN EVIDENCE / AN INQUIRY

Аннотация научной статьи по праву, автор научной работы — Лазарева Валентина Александровна

В статье рассматриваются актуальные вопросы уголовно-процессуального права, возникшие в связи с расширением перечня способов собирания доказательств и институированием дознания в сокращенной форме: анализируются причины размывания понятия допустимости доказательств и расширения его пределов.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE PROBLEMS OF ASSESSMENT ADMISSIBILITY OF THE EVIDENCE IN A CRIMINAL CASE, THAT WILL GO TO THE COURT WITH AN INDICTMENT REGULATION

In the article the actual problems of the law of evidence are considered which have arisen in connection with expansion of limits of so-called pre-investigation check and an formation of the inquest which is held in abridged form and the negative consequences of the unreasoned reform of pre-judicial production are analyzed.

Текст научной работы на тему «Проблемы оценки допустимости доказательств по уголовному делу, поступившему в суд с обвинительным постановлением»

УДК 343.14

ПРОБЛЕМЫ ОЦЕНКИ ДОПУСТИМОСТИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ ПО УГОЛОВНОМУ ДЕЛУ, ПОСТУПИВШЕМУ В СУД С ОБВИНИТЕЛЬНЫМ ПОСТАНОВЛЕНИЕМ

Лазарева Валентина Александровна

доктор юридических наук, профессор, зав. кафедрой уголовного процесса и криминалистики юридического факультета Самарского национального исследовательского университета им. академика С. П. Королева,

г. Самара e-mail:v.a.lazareva@mail.ru

THE PROBLEMS OF ASSESSMENT ADMISSIBILITY OF THE EVIDENCE IN A CRIMINAL CASE, THAT WILL GO TO THE COURT WITH AN INDICTMENT REGULATION

Valentina Lazareva

Doctor of Law, Professor, Head of the Criminal Procedure and Criminalistics Samara National Research University Named after Academician S. P. Korolev (Samara University), Samara

АННОТАЦИЯ

В статье рассматриваются актуальные вопросы уголовно-процессуального права, возникшие в связи с расширением перечня способов собирания доказательств и институированием дознания в сокращенной форме: анализируются причины размывания понятия допустимости доказательств и расширения его пределов.

ABSTRACT

In the article the actual problems of the law of evidence are considered which have arisen in connection with expansion of limits of so-called pre-investigation check and an formation of the inquest which is held in abridged form and the negative consequences of the unreasoned reform of pre-judicial production are analyzed.

Ключевые слова: доказательство; доказывание; допустимость доказательств; дознание; возбуждение уголовного дела; доследственная проверка.

Keywords: a proof; an evidence; an admissibility of the proofs; an inquiry; an initiation of the criminal case; a pre-investigation check.

В теории уголовного процесса давно существует, как казалось, прочное представление о том, что законность и обоснованность приговора обеспечиваются тем, что в его основу могут быть положены только доказательства, полученные в порядке, установленном уголовно-процессуальным законом. На протяжении многих лет в науке формировалось понятие и вырабатывались критерии допустимости доказательств. В конечном итоге запрет на использование для обоснования обвинения доказательств, полученных с нарушением требований закона, получил закрепление в Конституции РФ и УПК.

В то же время и столь же давно в теории обсуждается вопрос о пределах допустимости доказательств. К числу дискуссионных относились вопросы допустимости использования в качестве доказательств материалов, полученных в ходе проверки оснований к возбужде-

нию уголовного дела, дополнительных материалов, представленных суду второй инстанции, сведений, полученных в ходе административного производства, а с принятием в 2001 г. нового УПК особую остроту и актуальность приобрели вопросы о статусе материалов, полученных в ходе оперативно-разыскной деятельности, а также материалов, представленных защитником и другими участниками уголовного процесса, не осуществляющими уголовно-процессуальную деятельность ех о$Со.

Ситуация постепенно становилась все более противоречивой. С одной стороны, новый УПК демонстрировал десятилетиями поддерживаемое наукой стремление к детальному урегулированию следственных действий как основного способа собирания доказательств. В нормах, определяющих понятие каждого отдельного вида доказательств, подчеркивалась

их связь с соответствующими следственными действиями (например, показания, заключение эксперта). В то же время порядок производства таких способов собирания доказательств, как их представление и истребование, имеющих весьма широкое применение, по-прежнему не был урегулирован. Как теория, так и практика странным образом разделяли при этом предметы и документы, полученные без проведения следственного действия органом предварительного расследования, и предметы и документы, представленные участниками уголовного процесса со стороны защиты: первые безоговорочно признавали доказательствами, вторые — нет.

Расширение сферы применения неследственных способов получения информации об обстоятельствах совершенного преступления к марту 2013 г. достигло своего апогея и привело к фактическому уничтожению различий между предварительным расследованием и проверкой поводов и оснований к возбуждению уголовного дела, получившей к настоящему времени устойчивое название «доследственная проверка».

Если в первоначальной редакции новый УПК не предусматривал возможности производства до возбуждения уголовного дела каких-либо проверочных действий, кроме осмотра места происшествия, освидетельствования и назначения экспертизы, то уже 21 июня 2003 г. органу предварительного расследования было предоставлено право требовать производства документальных проверок, ревизий и привлекать к их участию специалистов, 9 марта 2010 г. к ним добавлено право проводить исследование предметов, документов, трупов, а в 2013 г. ч. 1 ст. 144 дополнена получением объяснений, истребованием и изъятием предметов и документов. В перечень следственных действий, по общему правилу разрешаемых только после возбуждения уголовного дела (к этому времени в него входили только осмотр места происшествия и освидетельствование), вновь было включено назначение судебной экспертизы, а также получение заключения эксперта и образцов для сравнительного исследования, осмотр документов, предметов, трупов. Материалам, полученным до возбуждения уголовного дела, путем совершения не только следственных, но и иных действий «при условии соблюдения положений ст. 75 и 89 настоящего Кодекса» ч. 1.2. ст. 144 УПК РФ» придано значение доказательств.

Расширив, таким образом, круг применимых способов собирания доказательств, закон вновь актуализировал проблему их допустимости, причем не только для уголовных дел, расследуемых в сокращенной форме дознания. Вопросы:

— как понимать приведенное выше требование соответствия полученных сведений положениям ст. 75 и 89 УПК РФ;

— как обеспечить получение сведений в порядке, установленном УПК, если соответствующие познавательные приемы не обременены какими-либо установлениями;

— можно ли считать полученные такими (не следственными) способами доказательства допустимыми и

— кто оценивает эти доказательства;

не имеют однозначного ответа ни в законе, ни в теории.

В попытке ответить на поставленные вопросы трудно не заметить лукавость употребленной ч. 1.2 ст. 144 формулировки: сведения, полученные в ходе проверки сообщения о преступлении, не могут соответствовать «положениям ст. 75 и 89 настоящего Кодекса» хотя бы потому, что эти статьи не содержат в себе никаких положений, которые можно рассматривать как критерии или условия допустимости их использования — в них нет ни позитивных предписаний, определяющих статус признаваемых доказательствами сведений, ни негативных, содержащих запрет на совершение конкретных действий. Напомним, в ст. 75 говорится о недопустимости использования доказательств, полученных «с нарушением требований настоящего Кодекса». Но к получению объяснений, изъятию предметов и их исследованию никакие требования законом не предъявляются. В статье 89 говорится о недопустимости использования результатов оперативно-разыскной деятельности, «если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам настоящим Кодексом». Но и к результатам ОРД никаких требований УПК не предъявляет, так как он ее и не регулирует. Предъявляемые к доказательствам требования состоят из множества содержащихся в нормах уголовно-процессуального права предписаний, регулирующих порядок получения и закрепления сведений, имеющих значение для дела. Сведения, полученные в ходе проверочных и оперативно-разыскных действий вне этих пра-

вовых предписаний, соответствовать им априори не могут, поэтому их допустимость с точки зрения уголовно-процессуального закона и канонов теории доказательств весьма сомнительна.

Единственное более или менее логичное предположение, которое можно сформулировать, анализируя указанные выше положения УПК, заключается в том, что, применяя неурегулированные законом познавательные приемы, следователь и дознаватель обязаны руководствоваться правилами, которые установлены для соответствующего следственного действия. В этой логике объяснения от обладающих нужными сведениями лиц следует получать с разъяснением права не свидетельствовать против самого себя и близких родственников и права на участие адвоката, а изъятие предметов проводить по правилам выемки. Естественно, придется решить вопрос о статусе «участников проверки сообщения о преступлении», т. е. лиц, фактически или потенциально подозреваемых, потерпевших и свидетелей. Очевидно, что удостоверение полученных сведений требует составления протокола по всем правила протоколирования хода и результатов следственного действия. Нарушение правил производства следственного действия при проведении такого (неследственного) действия ведет к недопустимости полученного доказательства. Поэтому, если при изъятии предметов и документов не участвовали понятые или, как вариант, не применялись технические средства фиксации, в каждом случае в протоколе изъятия следует указывать на техническую невозможность их применения.

Если это так, а мы полагаем, что именно так, закономерен вопрос, чем отличаются такие квазипроцесуальные действия от следственных? Насколько оправдано было при расширении перечня следственных действий вводить и сомнительные неследственные? Хочется при этом задать еще и вопрос о том, следует ли требовать соблюдения свойственных следственным действиям правил от лица, производящего оперативно-разыскное мероприятие?

Эти и другие вопросы, возникающие в связи институированием неследственных способов получения информации о преступлении, ставят под сомнение выработанные наукой стандартные представления о критериях допустимости и о самом понятии доказательств.

Вполне понятное стремление обеспечить торжество законности при производстве по

уголовному делу привело к формированию представления о доказательстве как единстве «процессуальной формы и фактического содержания» [8, с. 200], что, возможно, не вызывало бы возражений, если бы не распространившееся в теории отождествление формы доказательства с формой его получения. Читаем: «доказательство по уголовному делу выступает в единстве своего содержания (сведения) и процессуальной формы получения и фиксации этих сведений» [9, с. 227] (курсив наш. — В. Л.), или: «понятие "доказательство" в уголовном процессе следует рассматривать как единство не двух, а трех основных элементов: 1) сведений о фактах, 2) источников сведений о фактах, 3) способов и порядка собирания, закрепления и проверки сведений о фактах и их источников» [1, с. 33] (курсив наш. — В. Л.).

Подобные взгляды на форму доказательства основаны на смешении двух явлений, каждое из которых, как доказательство, так и способ его собирания имеют собственные содержание и форму. Наличие безусловной связи между процессуальной деятельностью и доказательствами не дает оснований для их отождествления, но неизбежно ведет к выводу, что в уголовном процессе допустимы лишь доказательства, полученные и оформленные (сформированные) должностным лицом, осуществляющим предварительное расследование. Именно такое представление позволяло ученым в течение длительного времени отрицать статус доказательств за материалами, полученными и представленными защитником [10, с. 138], но в вопросе об использовании в качестве доказательств информации, полученной должностными лицами органов следствия и дознания неследственным путем, они бессильны.

Один из постулатов теории доказательств заключается в том, что «единственным законным способом получения доказательств по уголовному делу являются следственные и судебные действия, исчерпывающе предусмотренные действующим законодательством» [2, с. 111—113]. Поэтому такие предусмотренные ст. 70 УПК РСФСР способы собирания доказательств, как истребование предметов и документов, требование о назначении ревизии, представление доказательств участниками процесса, гражданами и организациями, не имеющие никакой правовой регламентации, вынужденно включались в число следственных и судебных действий [2, с. 111—113] или рас-

сматривались в качестве приемов получения информации, применяемых в рамках следственных действий [6, с. 60], хотя достаточно широко применялись как самостоятельные способы для получения разного рода документов от учреждений, предприятий, организаций и участников уголовного процесса. Представление предметов как способ получения вещественных доказательств широкого распространения не получило и оформлялось обычно протоколом выемки или изъятия.

Внедрение в уголовное судопроизводство принципа состязательности не могло не повлиять на наши представления о понятии доказательства [3, с. 98—102; 5]. Отождествление доказательства и допустимого доказательства фиксирует фактическое неравенство сторон. С одной стороны, это ограничивает круг сведений, способных пролить свет на обстоятельства, имеющие значение для дела, если они представлены защитником или другим неофициальным субъектом, с другой — придает статус допустимых доказательств сведениям, полученным субъектом обвинительной власти, фактически уже в момент их получения. Как пишет И. Б. Михайловская, «внешним проявлением этого статуса служит фиксация такого рода сведений в тех или иных процессуальных документах, содержащихся в материалах уголовного дела» [7, с. 115—116.].

Разграничить эти понятия можно, только признав, что допустимость — не имманентно присущее доказательству свойство, а один из критериев его оценки (в противном случае широко употребляемое и законом и теорией понятие «недопустимое доказательство» есть оксюморон). Именно такой подход к пониманию доказательства демонстрируют те нормы Уголовно-процессуального кодекса, которые говорят о собирании и/или представлении доказательств потерпевшим, гражданским истцом, подозреваемым, обвиняемым, защитником и гражданским ответчиком и о возможности использования в доказывании результатов оперативно-разыскной деятельности.

Признание доказательствами любых сведений об обстоятельствах, имеющих значение для дела, не только расширяет границы применимых способов получения информации, но и решает проблему доказательственного значения информации, полученной в ходе до-следственной проверки, позволяет логически объяснить рассматриваемые положения УПК

РФ (ч. 1.2 ст. 144 и п. 4 ч. 4 ст. 226.5). Указав на возможность использования в качестве доказательств полученных в ходе доследственной проверки сведений, закон указывает на критерии, которым они должны соответствовать для того, чтобы быть оцененными как допустимые. Оценка допустимости таких доказательств не может быть менее строгой, чем при использовании тех доказательств, которые получены путем производства следственных действий. В то же время анализируемые изменения УПК наглядно показывают ошибочность трактовки недопустимого доказательства как доказательства, полученного не только с нарушением требований уголовно-процессуального закона, но и вне его предписаний.

Таким образом, отказавшись от некоторых стереотипов, мы получаем возможность принять и признать логику закона, дающего возможность использовать сведения, полученные вне процедуры следственного действия, в качестве доказательств, допустимость которых, как и другие свойства, оценивается по тем же критериям, по которым оцениваются все остальные подтверждающие обвинение доказательства.

Оценка доказательств — процесс длящийся, сопровождающий все этапы уголовно-процессуальной деятельности, но если отвергнуть доказательство как недопустимое вправе любой официальный субъект уголовного процесса, включая самого дознавателя, то признать его допустимым в состязательном уголовном процессе может только суд.

В этом кроется вторая часть проблемы. Специфика процедуры уголовного судопроизводства, предусмотренного гл. 32.1 УПК РФ, позволяет использовать облегченный правовой режим не только для собирания, но и для оценки доказательств, поскольку, несмотря на определенную противоречивость содержания ч. 1 и 2 ст. 226.9, следует признать, что судебное разбирательство по делу, поступившему в суд с обвинительным постановлением, проводится без исследования доказательств. В условиях отсутствия судебного следствия суд может оценить доказательства лишь как недопустимые и/или недостоверные, и/или недостаточные. Усомнившись в том, что обвинение обоснованно, т. е. в том, что оно подтверждается собранными по делу доказательствами (ч. 7 ст. 316 УПК), в том числе при наличии оснований полагать самооговор подсудимого (ч. 4 ст. 226.9), судья принимает решение о

возвращении дела прокурору для организации дознания в общем порядке. Основания для такого сомнения могут быть обнаружены путем изучения письменных материалов уголовного дела, опроса подсудимого и т. п. Однако, не исследовав доказательства в свойственной судебному разбирательству процедуре, т. е. в условиях устности, гласности, непосредственности и равноправия сторон, суд лишен возможности оценить их не только как допустимые, но и как достоверные.

Вопрос о том, что в таком случае обеспечивает законность и обоснованность обвинительного приговора, является общим для всех случаев применения особого порядка судебного разбирательства.

Можно предположить, что в основе судебного решения о доказанности обвинения, принимаемого в особом порядке, лежит презумпция допустимости и достоверности собранных органом расследования доказательств.

Основания для такого предположения, на наш взгляд, кроются в тех факторах, которыми обусловлена сама возможность упрощения как судебной процедуры, так и, в нашем случае, процедуры дознания, а именно:

1. Правила гл. 32.1 применяются только по ходатайству подозреваемого, который «признает свою вину, характер и размер причиненного преступлением вреда, а также не оспаривает правовую оценку деяния, приведенную в постановлении о возбуждении уголовного дела» (п. 2 ч. 2 ст. 226.1).

2. В любой момент вплоть до постановления приговора подозреваемый (подсудимый) вправе заявить возражение против продолжения ускоренного производства, а также потребовать производства дополнительных следственных действий, проверки и/или исключения доказательств.

3. Отсутствие таких ходатайств и возражений при поступлении дела в суд означает, что обвиняемый не только признает свою вину, но и подтверждает обоснованность привлечения его к уголовной ответственности теми доказательствами, которые имеются в материалах уголовного дела. Тем самым он признает и сами доказательства, с которыми имел возможность ознакомиться по окончании дознания и которые мог оспорить.

4. Обязательное участие защитника (в процедуре сокращенного дознания оно возможно с момента появления фактического по-

дозреваемого) не только подтверждает осознанность и добровольность действий и заявлений подозреваемого, обвиняемого, но способствует выполнению органом дознания тех предусмотренных законом обязанностей, которые гарантируют права подозреваемого и обеспечивают допустимость собираемых доказательств.

Прошедшее с момента принятия этого закона время показало, что, несмотря на недостатки правового регулирования, очевидные еще до вступления его в действие [4, с. 10—17], внедрение этого института в практику осуществляется достаточно успешно. Во всяком случае, выборочное изучение в Самарском регионе 414 уголовных дел не показало сколь-нибудь значительных нарушений прав подозреваемых: ни один из них жалоб на действия дознавателя и ходатайств о проведении следственных действий не заявлял и доказательств не оспаривал; только одно дело в связи с заявлением подсудимого об отказе от сделанного ранее признания вины было возвращено прокурору [11, с. 1245-1248; 12, с. 234-237]. Фактов давления на подозреваемых в целях склонения к согласию на применение ускоренной процедуры также не выявлено - 14 подозреваемых из общего числа лиц, которым было разъяснено право заявить ходатайство о применении сокращенной формы дознания, таким правом не воспользовались, в связи с чем дознание по делам этих лиц велось в обычном порядке.

Практика подтвердила предположение о том, что вопрос о доказанности вины подозреваемого по этой категории дел практически решается в ходе доследственной проверки. Тем не менее после возбуждения уголовного дела подозреваемый и потерпевший во всех случаях, а свидетели - в большинстве были официально допрошены. Все подозреваемые допрошены в присутствии защитника. В обвинительных постановлениях в качестве доказательств виновности подозреваемого указываются именно показания подозреваемого, показания потерпевшего, показания свидетелей, протоколы осмотра места происшествия, предметов и документов, протокол освидетельствования, заключение эксперта, а также разного рода документы, характеризующие личность. Достаточно активно к исследованию предметов и документов привлекается специалист, и если составленный им акт ис-

следования рассматривать как заключение специалиста (чему не видим препятствий), то можно уверенно заключить, что доказательства по той категории дел, которые могут расследоваться путем сокращенного дознания, являются обычными как по форме, так и по способу получения. Ни в одном обвинительном постановлении в качестве доказательств дознаватели не указали объяснения, полученные до возбуждения дела от потенциальных подозреваемого и потерпевшего, хотя такие объяснения были получены, и очень редко (5 %) указали объяснения свидетеля (в тех случаях, когда допрос свидетеля не состоялся по причине его неявки). Такой, достаточно разумный, подход к получению и использованию изобличающих подозреваемого доказательств есть, в определенной мере, свидетельство мудрости практики и ключ к совершенствованию ускоренного производства.

Изученная практика дает основания утверждать, что введение в действие гл. 32.1 УПК не привело вопреки ожиданию к массовому использованию сомнительных с точки зрения законности процедур собирания доказательств. Свою роль в этом, бесспорно, сыграло увеличение количества допускаемых до возбуждения уголовного дела следственных действий, производство которых обеспечило допустимость значительной части полученных в ходе доследственной проверки доказательств. В то же время практика показала искусственность деления досудебного производства на две стадии. В перспективе сокращенное дознание представляется в виде единого производства, аналогом которого является ранее применявшаяся в РСФСР протокольная форма досудебной подготовки материалов. Это позволит отказаться от навязанных ФЗ-23 сомнительных способов собирания доказательств по уголовным делам, расследуемым обычным порядком, исключит неоправданное дублирование познавательных действий и обеспечит права заинтересованных лиц, т. е. положительно скажется как на качестве досу-

дебного производства, так и на законности и обоснованности приговоров. Предлагаемое, хотя и не решит всех вопросов допустимости доказательств, способно значительно снизить остроту проблемы.

Список литературы

1. Балакшин В. С. Доказательства в теории и практике уголовно-процессуального доказывания (важнейшие проблемы в свете УПК Российской Федерации) : автореф. дис. ... д-ра юрид. наук /

B. С. Балакшин. — Екатеринбург, 2005. — 533 с.

2. Горский Г. Ф. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе / Г. Ф. Горский, Л. Д. Кокорев, П. С. Элькинд. — Воронеж : Изд-во Воронеж. ун-та, 1978. — 303 с.

3. Лазарева В. А. Состязательность и доказывание в уголовном процессе // Уголов. право. — 2007. — № 3. - С. 98-102.

4. Лазарева В. А. Негативные последствия грядущих изменений в процедуре дознания // Уголов. процесс. - 2012. - № 8 (92). - С. 10-17.

5. Лазарева В. А. Доказывание в уголовном процессе : учеб.-практ. пособие / В. А. Лазарева. - 4-е изд., пер. и доп. - М. : Юрайт, 2013. - 359 с. - Сер. Бакалавр и магистр. Акад. курс.

6. Ларин А. М. Работа следователя с доказательствами / А. М. Ларин. - М. : Юрид. лит., 1965. - 155 с.

7. Михайловская И. Б. Настольная книга судьи по доказыванию / И. Б. Михайловская. - М. : Проспект, 2006. - 192 с.

8. Теория доказательств в советском уголовном процессе. - 2-е изд. / отв. ред. Н. В. Жогин. - М. : Юрид. лит., 1973. - 736 с.

9. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации : учебник / отв. ред. П. А. Лупинская. -М. : Норма, 2004. - 1072 с.

10. Шейфер С. А. Досудебное производство в России: этапы развития следственной, судебной и прокурорской властей / С. А. Шейфер. - М. : Норма, 2013. - 282 с.

11. Ярыгина Л. А. Сокращенная форма дознания в России: достоинства, недостатки и первые результаты // Науч. тр. Рос. акад. юрид. наук. - М., 2015. -Вып. 15. - С. 1245-1249.

12. Ярыгина Л. А. Сокращенное дознание как самостоятельная форма досудебного производства по уголовным делам // Бизнес. Образование. Право. Вестн. Волгоград. ин-та бизнеса. - 2016. - № 3 (36). -

C. 234-237.

2(12)/2016 Глагол Ъ

правосудия

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.