CC BY
76
Проблемы общей теории социальной экономии*
Р.С.Гринберг, А.Я.Рубинштейн
Представлены основные положения разрабатываемой авторами общей теории социальной экономии и дается развернутая критика атомарного экономического мировоззрения. Предпринята попытка объединения классических рыночных аксиом с парадигмой социализации и разработана концепция экономической социодинамики, являющаяся ядром новой экономической теории. В рамках этой концепции обосновывается ключевое теоретическое положение о существовании несводимых общественных потребностей и вводится категорию «социальной полезности», носителем которой является государство. В работе выдвигается гипотеза о государстве как о полноправном субъекте рыночных отношений и новом понимании рыночного равновесия. Предлагается расширительная трактовка Парето-оптимума и дается характеристика основных принципов рационального поведения государства.
1. Предварительные замечания или сто лет
спустя
Три решающих соображения побудили нас предложить некий новый теоретический подход к объяснению текущей экономической реальности вообще и хозяйственной практики посткоммунистических стран в частности.
Во-первых, все более очевидной становится неполнота традиционной рыночной теории, которая обычно ассоциируется с «mainstream» современной экономической мысли. Об усиливающемся разрыве между практикой и ее теоретическим образом свидетельствует расширяющаяся зона «ошибок рынка» и не предусмотренные теорией возрастающие трансакционные издержки.
* Статья написана на основе доклада, с которым авторы выступили в феврале 1998 г. на семинаре Отделения экономики РАН «Неизвестная экономика»
Несмотря на идеологический ренессанс теоремы «невидимой руки», государственный интервенционизм фактически все более прочно встраивается в ткань современных национальных хозяйств. И дело здесь не только в том, что по-прежнему нужно как-то реагировать на периодически возникающие депрессии и неэффективное распределение ресурсов, что обусловлено разного рода экстерналиями, отсутствием совершенной конкуренции и действиями естественных монополий.
К концу века ограниченность неоклассической рыночной модели (в смысле ее способности объяснять и предсказывать) все более отчетливо обнаруживается в связи с некоторыми важными изменениями в экономическом бытии по крайней мере развитых индустриальных государств. Эти изменения носят, по-видимому, не случайный, а долговременный принципиальный характер, из чего вытекает необходимость активизации государственного участия в современной хозяйственной жизни, как бы этому ни противилась господствующая теоретическая парадигма. Для нас очевидно, что государственное присутствие в экономике объективно возрастает в связи с обострением экологических проблем, усилением взаимозависимости национальных хозяйств, ослаблением жесткой связи между экономическим ростом и занятостью, а также вообще со стремительным усложнением экономического развития, которое все теснее связывается с чисто социальными, организационными и психологическими факторами.
Во-вторых, указанный разрыв между действительностью и ее описанием серьезно затрудняет теоретическое обоснование рациональной экономической политики
государства. Дискуссия о роли государства в современной экономике обычно ведется в рамках так называемой парадигмы «вмешательства» и сводится к вопросу о размерах правительственного интервенционизма. И «mainstream» в экономической теории, и доминирующее ныне направление в политико-идеологических воззрениях рассматривает подобный интервенционизм как некое неизбежное зло, которое следует по возможности минимизировать в интересах обеспечения максимальной экономической эффективности. Априори предполагается, что рыночное хозяйство социально само по себе, то есть оно как бы автоматически приобретает социальный характер, если бесперебойно функционируют рыночные механизмы, а государство заботится только о поддержании конкурентного порядка и соблюдении хозяйствующими субъектами правил рыночного поведения. Отсюда непрекращающиеся призывы к «радикальному демонтажу социальной сферы», созданию «похудевшего» социального государства и т.п.
Мы полагаем, что указанный подход бесполезен. Основываясь на парадигме «вмешательства», невозможно решить вопрос, больше или меньше и вообще, сколько сегодня «должно быть государства» в рыночной экономике. Предлагаемая гипотеза состоит в том, что современное государство находится не за пределами рынка, не над рынком, а органично в него встроено в качестве полноправного субъекта. Только такой подход позволяет адекватно оценить его роль в экономике и выявить принципы рационального поведения, избегая эмоционально-вкусовой демонизации, как впрочем, и идеализации государства как такового. В надежде на продвижение в решении этой задачи мы исходим из особен-
2-5229
но актуального сегодня замечания Фридриха фон Хайека, согласно которому «важен не объем государственной деятельности, а ее вид».
Наконец, в-третьих, доминирование в последней четверти уходящего века в западной экономической мысли либеральной и даже ультралиберальной версии («Назад к Смиту») наложило на ход системной трансформации в посткоммунистических странах существенный и, к сожалению, негативный отпечаток, заметно повысив социальную цену реформ. Россия здесь -особенно разительный пример. Из-за некритического заимствования модной теоретической схемы именно у нас (как нигде!) с самого начала радикальной реформы взят идеологизированный курс на деэтатизацию и дерегулирование любой ценой.
В результате мы имеем дело не только с необходимым для рыночной экономики разделением государства на множество экономических субъектов, но и с такими негативными последствиями реформ как утрата контроля над еще оставшейся государственной собственностью и неспособность государства выполнять только ему свойственные функции, уход от ответственности за воспроизводство факторов производства - недофинансирование образования, науки, культуры и здравоохранения, всей социаль-ной сферы, о его пренебрежении структуро-корректирующими потребностями общества, т.е. об отсутствии последовательной государственной политики, направленной на модернизацию сельского хозяйства, пищевой и легкой промышленности, конверсии оборонного сектора экономики и т.п.
В заключение короткого введения попытаемся прямо сформулировать главную причину нашей неудовлетворенности традиционной экономической теорией. Несмотря на постоянные заклинания о взаимосвязи экономики с различными сторонами социальной жизни, доминирующие концепции по-прежнему проникнуты лишь индивидуалистическим мировоззрением. Как и раньше, такие фундаментальные понятия как потребность, полезность, цена и равновесие почти всегда трактуются с позиций интереса отдельного индивидуума вне связи с социумом, к которому он принадлежит1. Это заставляет задуматься о возможности иного теоретического подхода.
Нельзя считать, что указанная проблема не ощущалась прежде. Еще сто лет назад ее, в частности, обозначил Леон Вальрас. Между тем, императив взаимосвязи так и не был реализован. По сравнению с временами Вальраса роль социального фактора в экономике возросла многократно, что, собственно, и побуждает нас сделать новую попытку интегрировать этот фактор в экономическую и, подчеркнем Особо, рыночную теорию.
Именно в этой связи нами предложены категория социальной полезности и концепция экономической социодинамики2. Отталкиваясь от опубликованного более ста лет назад сборника Вальраса «Исследование социальной экономии» (\Valras, 1896), мы сочли возможным назвать наш подход в целом общей теорией социальной экономии. Общей в том смысле, что в ней предпринята попытка объединения постулатов экономической социодинамики с принципами рационального поведения государства.
1 В этом отношении ссылки на «дилемму заключенного» или на более общие игровые модели положения дел не меняют.
И еще один аргумент в пользу общей теории. В этом году экономическая наука отмечает двойной юбилей. Сто лет назад почти одновременно увидели свет второй завершающий сборник Вальраса «Исследование прикладной политической экономии» (Walras, 1898), и работа Торстена Веблена «Почему экономика не эволюционная наука?» (Veblen, 1898). Две книги, авторов которых обычно не называют в одном ряду. Один пользовался физическими аналогиями и думал об экономическом развитии исключительно в терминах уравнений общего равновесия, другой же иронически относился к такому восприятию мира и непреклонно верил в то, что эволюция в экономической системе и живой природе протекает по очень близким, если и вовсе не одинаковым законам. Сто лет экономической мысли развели эти два взгляда на расстояние альтернативных теорий, оставив в «mainstream» лишь наследие Вальраса.
Конец же двадцатого столетия характеризуется явным возрождением интереса к идеям институционализма. Рассматривая предложенную нами концепцию экономической социодинамики в пространстве институционального мировоззрения, мы вместе с тем стремимся к ее объединению с рыночной доктриной. Это - дополнительный мотив, определивший выбор названия разрабатываемой теории. Повторим, речь идет именно об общей теории социальной
экономии, о попытках расширения неоклассической модели до институциональной социализации, о синтезе рыночных постулатов и экономической социодинамики. Но сначала о том, что предшествовало, о теоретических предпосылках.
2. Теоретические предпосылки
Зарождение более или менее целостной экономической теории по праву связывают с именем Адама Смита, с его атомистической моделью рынка, где каждый заботится лишь о собственном интересе, а «невидимая рука» обеспечивает благосостояние всего общества. Два последующих столетия были заполнены попытками экономистов определить исходные условия и конечные результаты «теоремы невидимой руки». Пройдя через столкновение маржиналистов с адептами трудовой теории стоимости, а потом и через кейнсианскую революцию, экономическая наука уточнила исходные постулаты конкурентного рынка и связала воедино смитсианское общее благосостояние с рыночным равновесием3.
Между тем в описании, казалось бы, вдоль и поперек изученного рыночного механизма по-прежнему отсутствует характеристика самого общего благосостояния, к которому должна привести невидимая рука. Восполнить указанный пробел пытались
2 Подробнее об этом см. (Гринберг, Рубинштейн, 1997). Напомним, что понятие «социодинамика» уже достаточно давно вошло в научный оборот (например, (Моль ,1973)) и широко используется для характеристики изменений социальной среды. Прилагательное «экономическая» применительно к «социодинамике» указывает на синтетический характер предлагаемой нами концепции, где экономика рассматриваются исключительно в социальном контексте.
3Речь идет о пяти базовых постулатах конкурентного рынка. Во-первых, каждый его субъект стремится к максимизации собственной функции полезности, во-вторых, они действуют в условиях конкуренции, в-третьих, любые инвестиции подвержены закону убывающей отдачи, в-четвертых, в основе цены всякого блага лежит его субъективная полезность и, в-пятых, рыночное равновесие зависит от заданной величины совокупного денежного спроса (постулат Кейнса).
3-3-5229
многие ученые. Однако дело осложнялось тем, что далеко не все равновесные решения оказывались социально приемлемыми. В соответствии с неоклассической теорией эффективность вообще может противоречить справедливости, например, когда Парето-оптимум сопровождается «откровенно несправедливым распределением, при котором богатство сосредоточено в руках немногих, а уделом остальных является бедность» (Arrow, 1985). Главное же, возникала проблема оценки альтернативных решений, имеющихся в распоряжении общества. В попытках ее решения, как известно, родилась одна из специфических концепций двадцатого столетия - теория благосостояния.
Имея в виду эту теорию, обратим внимание на «золотое правило» Пигу4 и принцип компенсации Калдора-Хикса5. Подчеркнем, что оба положения исходят из допустимости нарушения суверенитета потребителя. Центральная же идея данной теории, связанная с поиском интегральной функции социального благосостояния, в принципе не ограничивается индивидуалистической мотивацией экономического поведения. Причем если Маршалл рассматривал благосостояние общества как простую сумму благосостояний индивидуумов, то в трудах Парето оно предстает уже в виде некоторой функции индивидуальных благосостояний.
Радикальные новации относятся к классическим работам Абрама Бергсона и Поля Самуэльсона. Статья Бергсона (Bergson,
1938) касалась не только конкретных предложений по разработке функции всеобщего благосостояния6, но, главное, содержала принципиальный вывод о целесообразности построения этой функции на базе оценочных суждений, которые могут формулироваться неким «высшим авторитетным органом». Основанные на этой работе теоремы Самуэльсона определяли искомую функцию с позиций общественных пред-почтений (ЗатиеЬоп, 1978).
Строго говоря, трактовка социального благосостояния в концепции Бергсона-Самуэльсона уже явно нарушает смитсиан-скую традицию, ибо предполагает, что каждый индивидуум все-таки будет думать об общественных интересах. Иными словами любой субъект рынка должен иметь не только функцию предпочтения применительно к отдельным товарам и услугам, но и функцию предпочтения альтернативных состояний общества. Построение такой функции - задача исключительной сложности.
В целом же ясно, что попытки выхода за пределы атомистической модели рынка при сохранении его базовых постулатов приводят к новым трудностям. Сугубо индивидуалистическое содержание полезности, соответствующее неоклассической аксиоматике, неизбежно входит в противоречие с использованием данной категории применительно к социуму. Именно поэтому теория благосостояния и произвела на свет семейство методологических мутантов типа «индиви-
4 Это правило требует уравнивания предельных частных и предельных общественных затрат (Пигу, 1985) с.259-262)
5 В соответствии с ним положение общества считается улучшенным, если за счет повышения благосостояния одних индивидуумов можно компенсировать потери других индивидуумов, сохранив благосостояние первых, по крайней мере равное исходному.
6 Речь идет о введении в научный оборот общественных кривых безразличия.
дуальных предпочтении социальных состояний» и «обобщенной функции предпочтений». А надежды экономистов поправить дела с помощью теории игр, изучающей возможности корпоративного поведения индивидуумов, также оказались излишне оптимистичными7. Нам кажется, что проблема гармонизации рационального поведения индивидуумов и максимизации благосостояния общества вообще не может быть решена в границах атомарного экономического мировоззрения. Необходимость его замены парадигмой социализации является очевидной.
В этом контексте обратим внимание на институционально-эволюционную теорию. В отличие от неоклассиков институциона-листы, как известно, активно используют парадигму социализации и рассматривают каждого индивидуума в качестве «социального человека», члена определенной референтной группы, принимающего ее ценностные ориентации и усваивающего характерные для этой группы нормы поведения. Знаменателен уже сам факт отказа от гипотезы существовании изолированного «гомо экономикус» с его чисто индивидуальными потребностями. Однако главного внимания заслуживают позитивные решения институционалистов. И здесь надо выделить центральный тезис Торстена Веблена о том, что действия любого индивидуума опираются на мощный фундамент социально обусловленных правил, законов, привычек и стереотипов (УеЫеп, 1919).
Иначе говоря, именно институтам (по Веблену) принадлежит ключевая роль в формировании мотивации экономического поведения индивидуума.
При этом институты, формирующие как в шахматах «позиционное чутье» человека, обеспечивающее сокращение числа возможных вариантов решения, строго говоря, комплементарны к концепции рационального поведения. В некотором смысле они даже усиливают ее обоснованность, ибо раскрывают механизмы формирования предпочтений отдельных индивидуумов. Уменьшая неопределенность и ограничивая имеющийся у всякого индивидуума набор альтернатив, институты делают более прозрачным сам «черный ящик» мотиваций экономического поведения (Норт, 1990, с. 18).
К числу эффективных подходов институционалистов надо отнести развитие идей «холизма», в соответствии с которыми система в целом аккумулирует в себе характеристики образующих ее элементов, но имеет и особые свойства, которыми не обладает ни одна из ее составляющих. Обратим в этой связи внимание на близкую к концепции Бергсона-Самуэльсона модель Ховарда Марголиса. Согласно его взглядам индивидуумы также обладают двумя функциями полезности, отражающими их личные интересы и предпочтения, имеющие чисто социальный характер (Ма^оНз, 1982). При этом институциональное мировоззрение позволило Марголису сделать следующий
7 Сошлемся здесь на весьма убедительный анализ Дугласа Норта, содержащийся во второй главе его известной книги, опубликованной впервые в 1990 г. (Норт, 1997, с. 27-33.). В другой части этой же книги (с. 79) он так резюмирует возможности теории игр: «...при очень упрощенных условиях, - то есть в случае, когда стороны владеют полной информацией, игра будет вестись неопределенно длительное время в будущем, и состав ее участников все время остается неизменным, - возможно достижение самоподдерживающихся корпоративных решений. Но не стоит говорить о том, что эти условия не только слишком строгие, но и просто редко встречаются в реальности».
3-4-5229
шаг: в его модели индивидуальная полезность была дополнена не просто возможностью человека оценивать альтернативные состояния общества (подход Бергсона-Самуэльсона), а функцией полезности, которая присуща совокупности индивидуумов как целому. Введя вторую функцию полезности, Марголис тем самым спроецировал на поведение человека интересы его референтной группы. Нелишне напомнить здесь, что это одна из базовых идей институ-ционализма.
Ее признание проливает новый свет на проблему построения обобщенной функции полезности и заставляет усомниться в возможности корректного решения. Если взглянуть на экономику сквозь призму институционализма, то поколебленным окажется и традиционное представление об общественных потребностях как о некоторой функции потребностей индивидуумов. Сомнения эти продиктованы институциональной природой потребностей общества.
Впитывая «неформальные и формальные ограничения» и реагируя на возникающее напряжение между ними (Норт, 1990, р.66), институциональная среда постоянно меняется, и создает новые ограничения и новые побудительные мотивы. Некоторые из них относятся к отдельным индивидуумам, их определенным группам и общностям, другие - исключительно к обществу в целом. Поэтому можно предположить существова-ние и таких специфических общественных потребностей (свойства системы в целом), которые никак не проявляются в потребностях индивидуумов (свойства элементов системы). Эти особые потребности, очевидно, не могут быть представлены в виде функции потребностей индивидуумов.
Учитывая данные соображения, вернемся вновь к модели Марголиса. Придав определенные веса личным и групповым интересам индивидуума, он попытался их объединить и свести обе полезности к некоторой общей функции. Однако попытки такого рода явно примитивизируют исходную идею. В этой связи обратим внимание на принципиальные отличия в природе двух видов полезности, не допускающие построения весовой функции. Не допускающей в том смысле, что всякий компромисс личных и групповых интересов, уточняющий индивидуальную функцию полезности, искажает одновременно групповые предпочтения. Индивидуально усвоенная общественная норма всегда будет отличаться от интереса общества как такового. И потому мы вправе сформулировать общее утверждение о несводимости некоторых общественных потребностей к потребностям отдельных индивидуумов.
В этом контексте не может оставаться неизменным представление об экономике как о саморегулируемой системе, где человеческие мотивации связаны исключительно с индивидуальной полезностью. Необходима иная конструкция, учитывающая присутствие на рынке одновременно всей совокупности его социализированных субъектов. С более общих позиций надо взглянуть и на результаты их деятельности, обратив внимание на способность благ удовлетворять потребности не только отдельных людей, но и потребности социальных групп и общества как такового.
Возвращаясь же к неоклассической модели, еще раз отметим ее нереалистичные допущения о полноте информации и нулевых трансакционных издержках. Возникающие в ней цены являются лишь гипоте-
тическими ценами, отличающимися от фактических по меньшей мере на величину трансакционных издержек. Данный факт хорошо известен и многократно описан представителями институциональной теории8. Нереалистичность неоклассической модели связана и с другим ее предположением, касающимся сводимости всех общественных потребностей к потребностям отдельных индивидуумов. В этом смысле реальные рыночные цены отличаются от гипотетических и в меру существования несводимых потребностей общества.
3.0 несводимости и социальной полезности
Речь идет об одном из наиболее общих предположений экономической теории. Здесь имеются в виду исходные допущения по поводу взаимосвязей между потребностями отдельных людей и их совокупности в целом, между индивидуальными предпочтениями и социальным выбором. Безоговорочное утверждение самого факта существования таких взаимосвязей, точнее, абсолютная уверенность в невозможности ситуации, когда эти связи отсутствуют, проходит красной нитью практически через все старые и новые концепции. Рассмотрим несколько примеров.
Так, в знаменитом труде «Богатство народов» Адам Смит подчеркивал, что ни один индивид не будет думать об общественных интересах, он стремится лишь к своей личной выгоде, и в этом случае, как и во многих других, им руководит невидимая рука, которая приведет к цели, не имеющей ничего общего с его намерениями. Рост общего благосостояния Смит поручил
«невидимой руке» и, говоря современным языком, определил его как непосредственный результат стремления каждого индивидуума максимизировать собственную функцию полезности.
В этом же ряду находится и оптимальная схема Парето. Мы имеем в виду следующую систему аксиом: во-первых, каждый человек является наилучшим судьей своего благосостояния; во-вторых, благосостояние отдельных людей несопоставимо; в третьих, общественное благосостояние определяется в единицах благосостояния отдельных людей. Оптимальным при этом считается такое распределение ресурсов, когда невозможно улучшить чье-либо благосостояние без ущерба для благосостояния другого индивидуума (РагеЮ, 1971). Таким образом, в аксиоматике Парето мы наблюдаем еще большую определенность «восприятия» взаимосвязей между потребностями отдельных индивидуумов и их совокупности в целом. Все авторы старой и новой концепций благосостояния (от Пигу до Самуэль-сона) также рассматривали предположение о зависимости общественного благосостояния от благосостояния отдельных людей как абсолютно естественный и незыблемый факт.
Аналогичен и подход Рональда Коуза в теории прав собственности. Согласно теореме Коуза, всякий раз, когда возникают экстерналии, заинтересованные стороны могут выработать соглашения, по которым экстерналии из внешних превращаются во внутренние факторы, а распределение ресурсов становится эффективным (СоаБе, 1960). Пусть в неявном виде и в другой редакции, но и здесь присутствует все та же
8 См., например, работы Д.Норта, Р.Коуза, Ф.Найта и ряда других экономистов.
гипотеза, что совокупный потребительский эффект (включая выходящие за границы част-ной рыночной сделки экстерналии) при определенных условиях может быть сведен к удовлетворению потребностей отдельных индивидуумов.
Таким образом, и постулат Смита о своекорыстии, и вторая аксиома Парето, и теорема Коуза базируются на одном и том же исходном предположении: любая общественная потребность сводится к некоторой функции потребностей индивидуумов. Между тем именно данное предположение, как уже отмечалось выше, вызывает у нас самые серьезные сомнения. Не говоря уже о его противоречии принципам холизма, отметим, что в общем случае это допущение явно ограничивает возможности «невидимой руки».
В этом контексте обратим внимание на другой фундаментальный результат, определивший теорию социального выбора, а именно теорему «о невозможности» Кеннета Эрроу. Речь идет о вечной проблеме согласования интересов каждого с интересами всей совокупности индивидуумов, о совместимости патерналистской направленности концепции общественного благосостояния с постулатами рационального поведения. Принципиальный ответ на этот «проклятый» вопрос Эрроу сформулировал в начале 50-х годов в уже упомянутой теореме. Построив модель для двух участников с тремя альтернативами предпочтений, он показал, что в общем случае невозможно определить социальную функцию предпочтений, учитывающую мнение всех субъектов рынка (Arrow, 1979, 1993).
Любопытен в этом отношении комментарий Джозефа Стиглица, сделанный им в лучших традициях неоклассической теории. В его трактовке теорема Эрроу утверждает, «что мы не должны ожидать от государства действий с той же степенью сознательности и рациональности, что от индивидуума. ...Мы не стремимся к его персонификации, к рассмотрению его как одного индивидуума, к приписыванию ему больше мудрости, чем та, которую имеют составляющие его индивидуумы» (Стиглиц, 1997, с. 159). Приписывать государству больше мудрости, чем его подданным, быть может, и не стоит, но подумать о том, что у него существуют свои особые интересы, отличные от интересов отдельных индивидуумов (другая мудрость!), явно имеет смысл. И тогда ключевым становится сущностный вопрос о зависимости специфических интересов общества от предпочтений отдельных индивидуумов.
И Эрроу, и Стиглиц, и вообще подавляющее большинство экономистов, повторяя фактически формулировку второй аксиомы Парето, стоят на позициях обязательности существования такой зависимости9. Отсутствие по данному поводу каких-либо сомнений демонстрирует и российский экономист Виктор Полтерович. Характеризуя правило общественного выбора (по Эрроу), он, как это и принято в «mainstream», пишет: «Разумеется, оно должно зависеть от индивидуальных предпочтений, и более того, быть универсальным, т.е. давать ответ при любых предпочтениях членов общества» (Полтерович, 1998, с.54).
Но почему все же «разумеется»? Почему не может быть такого общественного интере-
9 Подчеркнем, что зависимость общественных предпочтений от индивидуальных входит в число исходных условий теоремы Эрроу «о невозможности».
са, который не сводится к интересам отдельных индивидуумов, не зависит от их предпочтений? Надо быть очень большим оптимистом и очень верить в воодушевляющие иллюзии демократии, чтобы представить себе ситуацию, когда любой интерес государства, вплоть до создания бактериоло-гического оружия, или компьютерного моделирования молекул прионового белка обусловлен потребностями индивидуумов в данном виде оружия и в решении данной фундаментальной научной проблемы.
Нам могут возразить, что более общая потребность, скажем, в обороноспособности страны является функцией интересов отдельных индивидуумов. Даже если признать этот аргумент в принципе, то и тогда интерес общества в самом бактериологическом оружии не может быть представлен ни в виде утилитаристской, ни в виде ролсианской10, ни с помощью какой-либо иной функции, агрегирующей индивидуальные предпочтения. Связь общественных потребностей с индивидуальными присутствует лишь в меру совпадения взглядов лиц, постулирующих цели и принимающих решение от лица общества, с представлениями отдельных его членов. И это «единство» взглядов обеспечивают институты.
Поэтому и зависимость общественных потребностей от индивидуальных является не функциональной, а, своего рода институциональной. Предпочтения государственных чиновников, так же как и отдельных индивидуумов, формируются под воздействием национальных традиций, культурных стереотипов и ценностных ориентаций, то есть
всей системы существующих в обществе институтов. И только в этом смысле и в меру демократичности общества государственные интересы отражают преференции индивидуумов. Традиционная же теория еще со времен Смита допускает здесь невольную подмену: институциональная связь общественных и личных предпочтений предстает в «mainstream» в качестве функциональной. Отсюда и «разумеется» Полтеровича, отсюда и комментарий Стиглица по поводу теоремы Эрроу.
Нам же кажется, что теорема «о невозможности» должна получить совершенно иную трактовку. В отличие от Стиглица мы склонны считать, что в теоретической модели государство нужно персонифицировать и рассматривать в качестве одного из субъектов рынка, преследующего исключительно свои, специфические интересы. В этом смысле отрицательный результат Эрроу позволяет осознать ограниченность привычной аксиоматики, как это бывало и в других науках. Если при заданных условиях невозможно определить правило рационального поведения государства, то отказываться нужно не от самой идеи его рационального поведения, а от необоснованно узких исходных допущений. Мы имеем в виду условие зависимости общественных предпочтений от предпочтений индивидуумов, которое представляется нам излишне жестким и недостаточно адекватным реальной действительности.
В данном контексте иной смысл приобретает и сама теорема Эрроу, которую мы хотели бы проинтерпретировать как доказательство несводимости потребностей обще-
10 Напомним, что в соответствии с утилитаристской концепцией функция общественного благосостояния тождественна сумме полезностей всех индивидуумов, а ролсианская функция определяет благосостояние общества через полезность наименее обеспеченного индивидуума.
ства к какой-либо функции потребностей индивидуумов. Допуская рациональность поведения государства, в общем случае мы должны исходить из независимости социального выбора от индивидуальных предпочтений, из наличия таких интересов общества, которые невозможно свести к интересам отдельных индивидуумов.
Наличие такой несводимости фиксирует следующий постулат социальной полезности: всякое благо может удовлетворять потребности качественно разных участников рыночных отношений, в том числе и несводимые потребности общества как такового; способность блага удовлетворять несводимые потребности мы назвали его социальной полезностью. Подчеркнем независимость социальной полезности от полезностей индивидуумов. Собственно, именно независимость социальной полезности превращает государство в самостоятельного субъекта рынка. Иначе говоря, постулат социальной полезности устанавливает, во-первых, наличие несводимых потребностей общества и способность благ удовлетворять эти потребности, во-вторых, присутствие на рынке носителя таких потребностей.
4. Аксиоматика Парето и экономическая социодинамика
Сформулировав постулат социальной полезности, вернемся вновь к «невидимой руке», от которой мир уже более 200 лет ожидает рыночной гармонии. Там где потребности общества оказались своди-
мыми, где спрос на товары и услуги полностью «растворялся» в индивидуальных предпочтениях, там действительно рынок сумел «ответить на все вопросы» (Самуэль-сон, 1992, с.395). Столкнувшись же с несводимыми общественными потребностями, с благами, имеющими социальную полезность, «невидимая рука», как известно, стала давать многочисленные сбои.
«Мы пришли к заключению - пишет Марк Блауг - что «общественность» определенных благ жестко ограничивает «теорему невидимой руки» таким способом, о котором и не подозревал Адам Смит»11 (Блауг, 1994, с.551). Блауг констатировал то, что современной экономической теории хорошо известно: невидимая рука «не дотягивается» до многих областей экономического пространства. Ограничивающая ее «движение» аксиоматика обусловливает известные нарушения рыночного равновесия. Реакцией на осознание данного теоретического факта стало сужение самого рыночного пространства12.
Между тем указанные ограничения, как нам кажется, можно преодолеть, если включить государство (носителя несводимых общественных потребностей) в число субъектов рынка, переформулировав соответствующим образом и «теорему невидимой руки». Мы исходим из того, что в обобщенной модели конкурентного рынка, где одновременно действуют индивидуальные субъекты с присущими им потребностями и государство с «несводимыми интересами», причем каждый из них стремится к максимизации собственной функции полез-
11 Здесь Блауг имел в виду лишь общественные и квазиобщественные товары. Их связь с благами, способными удовлетворять несводимые потребности общества, является темой специального исследования. Отметим лишь, что общего между этими двумя группами товаров и услуг значительно больше, чем различного.
12 Признав наличие провалов рынка, неоклассическая теория «согласилась» и на внерыночное регулирование многих сфер экономического бытия.
ности, механизм саморегулирования может обеспечивать эффективное рыночное равновесие без каких-либо принципиальных исключений.
Отказавшись от обязательной зависимости общественных предпочтений от индивидуальных и введя государство в качестве непосредственного участника рыночных отношений, можно расширить границы и теоремы Коуза. Всякий раз, когда возникают экстерналии, заинтересованные стороны (включая государство) могут собраться вместе и выработать соглашения, по которым экстерналии из внешних превращаются во внутренние факторы, а распределение ресурсов становится эффективным.
Справедливым кажется и следующее утверждение. Включение государства в число субъектов конкурентного рынка, стремящихся к максимизации собственной функции полезности, устраняет препятствия для работы «невидимой руки», способной обеспечить такой механизм, при котором сводимые потребности общества растворяются в индивидуальных предпочтениях, внешние эффекты превращаются во внутренние факторы, а возникающее равновесие сопровождается Парето-эффективным распределением ресурсов.
Очевидно, что подобная трактовка рыночной модели требует пересмотра ее исходных предпосылок. И здесь возникает закономерный вопрос: можно ли сохранить понятие общего равновесия и принцип Парето-оптимума, отказавшись от одного из ключевых положений в аксиоматике Парето? Мы имеем в виду все ту же гипотезу сводимости, предполагающую зависимость общественного благосостояния от благосостояния отдельных людей, и которую в соответствии с нашими представлениями о
наличии несводимых потребностей общества следует заменить постулатом социальной полезности. Однако прежде чем ответить на поставленный вопрос, необходимо проанализировать и другие исходные допущения Парето.
Если обратиться к первой аксиоме Паре-то, согласно которой каждый индивидуум -наилучший судья своему благосостоянию, то при определенных обобщениях она может быть сохранена. Речь идет об использовании базовой для институциональной теории парадигмы социализации экономических субъектов. В соответствии с ней каждый человек, оставаясь судьей своего благосостояния, принадлежит одновременно к некоторой социальной группе и усваивает характерные для нее ценностные ориентации и нормы экономического поведения. Поэтому вслед за институционалистами надо признать, что поведение любого субъекта рынка опирается на мощный фундамент социального опыта, формирующего, в том числе и его субъективные представления о личном благосостоянии. В модели Марголиса, в частности, процесс социальной коррекции индивидуального интереса представлен посредством весовой функции полезностей.
Кроме того, парадигма социализации допускает расширение состава участников рыночных отношений. Поэтому в нашей интерпретации всякий носитель явно выраженного и обособленного интереса, включая отдельных индивидуумов, их группы и общество в целом, выступает в качестве самостоятельного субъекта рынка, стремящегося реализовать этот интерес; и всякий субъекта рынка, включая государство, - наилучший судья своего благосостояния. Данное положение мы назвали постулатом
социальной мотивации, который в предлагаемой концепции должен заменить первую аксиому Парето.
Рассматривая вторую аксиому Парето о невозможности межличностных сравнений полезности, напомним, что данное «табу» было нарушено еще шестьдесят лет назад в упомянутой выше статье Бергсона. В нашей же трактовке допустимость сопоставления благосостояния отдельных индивидуумов непосредственно связана с наличием несводимых общественных потребностей. Собственно, сам факт существования таких потребностей означает по существу и признание возможности межличностных сравнений полезностей. Однако весь вопрос в том, где и когда такие сопоставления допустимы? Мы исходим из того, что указанное табу можно преодолеть лишь на «предварительной фазе», в процессе актуализации и постулирования общественных потребностей.
Исключительно важным в этой связи является еще одно исходное положение нашей теории - постулат социального иммунитета. Данный постулат устанавливает, что всякое общество объективно обладает иммунитетом. Иначе говоря, в нем генетически существуют интересы и формируются силы, направленные на самосохранение общества, обеспечение стабильности его структуры и отдельных элементов. Иммунная энергия самозащиты заставляет, в частности, сопоставлять индивидуальные благосостояния, формировать в разные моменты истории формальные и неформальные ограничения, адекватные социальные установки, явно выраженные и обособ-
ленные интересы государства, в том числе интересы «эффективности» и «справедливости»13.
Надо отметить, что в «узаконенных» социальным иммунитетом потребностях общества всегда находят отражение итоги межличностных сравнений полезностей, которые, собственно, и определяют общественный интерес «справедливости». Более того, такого рода сопоставления являются неотъемлемым механизмом институциональной среды.
Что касается фазы реализации интересов субъектов рынка, то здесь возможности сравнения полезностей исчезают: если каждый участник рыночных отношений является единственным судьей своего благосостояния, то меру реализации их интересов в принципе нельзя сопоставлять с удовлетворением потребностей других субъектов рынка. Строго говоря, речь идет о неких циклах, в рамках которых «разрешение» на сравнение полезностей меняется на запрет, а запрет в свою очередь замещается новым разрешением. И это относится ко всем рыночным субъектам, в том числе и к государству, максимизирующим социальную полезность. С учетом сказанного вторая аксиома Парето в нашей теории должна быть сформулирована в виде следующего положения: благосостояния отдельных субъектов рынка несопоставимы, а социальная полезность несопоставима с индивидуальной.
Таким образом, аксиоматика Парето замещается принципиально иной системой постулатов.
13 В качестве типичного примера сравнения благосостояний и осуществления политики обеспечения социальной стабильности можно назвать стремление многих государств снизить разрыв в доходах богатых и бедных членов общества.
5.0 равновесии и эффективности
Отказавшись от аксиоматики Парето и заменив ее экономической социодинамикой, выделим два важных положения, характеризующих специфику нашей конструкции.
Во-первых, несмотря на включение государства в число обычных субъектов рынка, подчеркнем его «необычность». Она обусловлена отличием социальной полезности от индивидуальных. Если индивидуальные полезности, вливаясь в единый рыночный поток, усредняются на всем множестве индивидуумов, то социальная полезность, отражающая способность блага удовлетворять несводимые потребности совокупности в целом, в этом своеобразном процессе редукции никогда не участвует. Более того, специфика государства как участника рынка не позволяет суммировать социальную полезность с индивидуальной и даже в том случае, когда для этого используется весовая функция.
Во-вторых, имея дело с социализированным экономическим субъектом, а не с «гомо экономикус», нельзя рассчитывать на неизменность предпочтений отдельных индивидуумов, их групп и общества в целом. Наоборот, согласно институциональной доктрине следует иметь в виду эффект «кумулятивной причинности» (cumulative causation), то есть эндогенный механизм «последовательных изменений, понимаемых как изменения самоподдерживающиеся, саморазвивающиеся и не имеющие конечной цели». Учитывая данное обстоятельство, мы должны исходить из того, что и социальная и индивидуальные полезности непрерывно меняются.
Отметим также, что энергетика «кумуля-тивной причинности» поддерживается
механизмом социального иммунитета с его непрерывными сравнениями индивидуальных благосостоянии (УеЫеп, 1919, с.37), вырабатывающими постоянные изменения в интересе «справедливости». Аналогичным образом формируются и эволюционируют другие общественные потребности, включая интерес «эффективности», связанный с обеспечением конкурентного порядка, воспроизводством факторов производства, структурными сдвигами в экономике и т.п. Непрерывные изменения институциональной среды, как уже отмечалось, корректируют и индивидуальные предпочтения.
В условиях, когда кроме домохозяйств и фирм действуют другие субъекты рынка, включая государство, и каждый из них максимизирует свою функцию полезности, социальная полезность не может суммироваться с индивидуальной и все функции полезности не являются постоянными, по-видимому, невозможно достигнуть такого положения, которое соответствует Парето-оптимуму. Нетрудно показать, что здесь всегда будет существовать возможность Парето-улучшений, которая непосредственно вытекает из институциональной доктрины, рассматривающей равновесие лишь как нетипичное состояние, сопровождаемое «эффектом блокировки».
В нашей трактовке этот частный случай обусловлен ситуацией, когда возникает некоторая устойчивость институциональной среды, закрепляющая на время существующие нормы, формальные и неформальные ограничения, замедляющая или вовсе приостанавливающая процесс эволюции социальной и индивидуальных полезностей. Только в такой ситуации можно, по-видимому, говорить о равновесии в традиционном его понимании. Неоклас-
сическая парадигма, как известно, предполагает сводимость общественных потребностей и, опираясь на редукцию социальной полезности к индивидуальным, определяет условия равновесия как равенство предельных издержек предельной индивидуальной полезности14. В этом случае цена всякого блага соответствует стандартной модели равенства спроса и предложения15. Но, так как в ней нет места бюджетным субсидиям, налоговым льготам или иным формам участия государства, реальная практика всегда расходится с неоклассической моделью. О таком расхождении свидетельствует сам факт расходов государства16, а величина этих расходов отражает формат несводимых потребностей общества.
В соответствии с постулатами экономической социодинамики условия равновесия выполняются лишь тогда, когда предельные издержки уравниваются предельной индивидуальной и предельной социальной полезностью. Обратим особое внимание читателя на союз «и», ибо речь здесь идет не о простой сумме, а о конъюнкции, то есть о логическом сложении несводимых друг к другу полезностей. Подобная трактовка равновесия меняет представления и о самом государстве. Его деятельность, включая формирование и расходование бюджетных средств, перестает
носить характер вмешательства в рыночную среду и становится составной частью и условием равновесия.
Это, как нам кажется, создает реальную основу для разрешения извечного конфликта между «эффективностью» и «справедливостью». Если государство как носитель «интереса справедливости» является рыночным игроком, то возникающее равновесие устанавливает одновременно оптимальное соотношение между ресурсными возможностями всей совокупности участников рынка и мерой справедливости в распределении результатов их использования. Любая попытка повысить эту меру, то есть добиться еще большей справедливости при неизменном первичном распределении ресурсов, нарушает Парето-оптимум и ведет к неоправданной растрате ресурсов.
Однако в общем случае в результате действия внутренних факторов и взаимодействия с внешней средой мы постоянно сталкиваемся с изменением полезностей, с отмиранием старых и актуализацией новых несводимых потребностей общества, превращающих равновесие в бесконечно краткие миги истории, череда которых и составляет траекторию эволюционного развития. Поэтому, строго говоря, Парето-оптимум в нашей теории существует лишь в ранге «абсолютной истины», стремление к которой - энергия и суть самого развития. При этом
14 Мы намеренно не рассматриваем здесь другое исходное предположение о нулевых трансакционных издержках и полноте информации.
15 Поскольку социальная полезность в ней не учитывается, возникающую цену следовало бы назвать гипотетической рыночной ценой. И лишь в частном случае, когда социальная полезность блага действительно не выявлена, гипотетическая цена совпадает с реальной (конечной).
16 Подчеркнем, что общественные блага, «усыновленные» неоклассической моделью (равновесие Линдаля), всех противоречий не снимают, а в некоторых случаях еще больше отдаляют модель от реальности. Это происходит всякий раз, когда мы сталкиваемся с «квазиобщественными товарами» - благами, которые отчасти носят общественный характер. К ним относятся многие платные услуги образования, театров, концертных организаций и т.п., производители которых наряду с доходами от реализации пользуются налоговыми льготами и/или бюджетными субсидиями.
мы исходим из возможности текущих Паре-то-улучшений, обеспечивающих такое распределение ресурсов, когда улучшение благосостояния одних участников рынка ((включая государство), не ухудшает благосостояния других его субъектов (включая государство).
Здесь имеет смысл упомянуть о другой попытке модернизации неоклассической модели равновесия - концепции адаптивной эффективности, предполагающей выработку правил, формирующих направление развития экономической системы во времени (Pelikan, 1987). Разрабатываемый ею подход базируется на признании особой важности институтов, стимулирующих развитие и использование накопленного общественного знания (Nelson, 1982). Нам кажется, что включение в рыночный обмен государства, максимизирующего социальную полезность, и приведенная выше интерпретация Парето-улучшений в определенном смысле перекрывают концепцию адаптивной эффективности. Однако и в этом случае остается вопрос, связанный с эффективностью деятельности государства как носителя несводимых потребностей общества.
Принципиальные особенности государства - начиная с уникального характера потребностей (несводимость), специфики формирования доходов (сбор налогов) и кончая мотивацией расходования бюджетных средств (в обмен на социальную полезность) - требуют теоретической разработки адекватного механизма его рыночного поведения. Выявление даже контуров такого механизма - чрезвычайно сложная задача. Определенным шагом в ее решении является новая трактовка Парето-улучшений, в соответствии с которой эффективное рас-
4-1-5229
пределение ресурсов не должно быть инвариантным по отношению к улучшению или ухудшению положения государства как носителя несводимых интересов общества. Учитывая это обстоятельство, сформулируем ряд суждений о том, чем государство обязано заниматься и чего ему следует избегать.
6. Рациональное поведение
государства
Анализируя поведение носителя несводимых общественных потребностей, надо ответить на два вопроса: во-первых, как в рамках искомого механизма формируются собственные ресурсы государства и, во-вторых, как оно должно их использовать для наиболее полной реализации своих особых интересов? Следует также определить и само понятие рационального поведения государства.
Как любой другой участник рыночных отношений, государство имеет всегда ограниченные средства, которые тратит, чтобы максимизировать свою полезность. Но в отличие от обычных участников рынка, оно призвано максимизировать не индивидуальную, а социальную полезность. А это означает, что государство как рыночный субъект должно выполнять строго определенные обязанности, связанные с максимально возможным удовлетворением актуализированных в данный момент времени несводимых потребностей общества.
Эффективное распределение ресурсов требует от государства обеспечения соответ-ствия между целями и средствами, необходимыми для их достижения. Рациональным мы называем такое поведение государства, которое, максимизируя социальную полезность, реализует одновременно Паре-то-улучшения.
Имея в виду императив соответствия средств и целей государства, отметим, что он предполагает двухсторонний процесс движения материальных и финансовых ресурсов. В одном случае речь идет о переходе ресурсов от отдельного индивидуума к общности людей, их сообществу и обществу в целом, т.е. об обобществлении средств. В другом же все происходит наоборот, идет приватизация в широком смысле слова: материальные и финансовые средства движутся от общества в целом к отдельным сообществам, общностям и индивидуумам, включая передачу прав на сбор налогов общности менее высокого уровня и снижение налогового бремени вообще.
Решающим мотивом обобществления средств является актуализация соответствующих общественных целей и невозможность достижения этих целей на более низком уровне общности людей. Главные направления обобществления средств -национализация частной собственности, а также введение дополнительных налогов, пошлин и сборов. Необходимость приватизации обычно связывают со своего рода презумпцией неэффективности использования ресурсов, находящихся в собственности государства, включая муниципальную собственность. Кроме того, приватизация может быть инициирована возникающими возможностями делегирования общественных целей на более низкий уровень сообщества или полного отказа от соответствующих целевых установок в связи с ростом способности индивидуумов самостоятельно удовлетворять потребности, ранее опекаемые государством.
Суммируя мотивы обобществления и, наоборот, приватизации материальных и
финансовых ресурсов, сформулируем универсальный принцип соответствия: в совместной собственности сообщества более высокого уровня должны находиться только те материальные и финансовые ресурсы, соответствующие целям (интересам) этого сообщества как такового, которые невозможно реализовать на менее высоком уровне общности людей. По сути дела указанный принцип является прямой проекцией условий эффективного распределения ресурсов на поведение государства. Если он соблюдается, и если государство, действуя рационально, не допускает нарушения соответствия целей и средств для из достижения, то возникает прочная основа для эффективного экономического развития.
Говоря же о дополнении индивидуальной полезности социальной для уравнивания предельных издержек, отметим, что соотношение между ними также определяется указанным принципом. И лишь в частном случае, когда у государства отсутствует актуализированная потребность в данном благе и соответственно нет средств для ее удовлетворения, рассмотренное выше условие трансформируется в идеальное равенство предельных издержек предельной индивидуальной полезности. В общем случае гипотетическая рыночная цена всякого блага, в том числе и находящегося в собственности государства, должна быть дополнена его предельной социальной полезностью.
Там же, где нарушается соответствие между целями и средствами, необходимыми для их достижения, общество начинает испытывать негативные эффекты. Поэтому всякий излишек имеющихся в распоряжении государства материальных и финансовых ресурсов по сути дела представляет собой
их прямую растрату, ибо нарушение принципа соответствия означает одновременно и упущенные Парето-улучшения. Справедливость данного вывода вытекает из наличия эффективной возможности улучшения благосостояния обычных субъектов рынка в результате возврата части обобществленных средств без ущерба для способности государства удовлетворять ту или иную несводимую общественную потребность. В данном случае рациональное поведение должно быть направлено на ликвидацию излишка имеющихся средств, на приватизацию соответствующей части государственной собственности.
Особая ситуация складывается, когда несоблюдение принципа соответствия вызвано приватизацией. Так, некорректно проведенная приватизация, связанная с передачей в частные руки государственной собственности по заниженным ценам (в том числе без учета социальной полезности приватизируемого блага), приводит к нарушению принципа соответствия и возникновению своего рода социальной ренты. В этом случае социальная полезность блага трансформируется в избыточный доход его нового собственника. Прямым следствием нарушения принципа соответствия и возникновения социальной ренты стало не только хроническое недофинансирование социальной сферы, не только многократно увеличившийся внешний долг и непомерно возросшее налоговое бремя, но и социальное напряжение в обществе, его нестабильность и криминализация деловой активности.
Очевидно, что рациональное поведение требует от государства «восстановления» утраченной социальной полезности посредством изъятия в бюджет социальной ренты.
Изъятие рентного дохода в пользу государства является несомненным Парето-улуч-шением, ибо такая акция создает дополнительные возможности для удовлетворения несводимых общественных потребностей без нанесения ущерба обычным субъектам рынка, оплачивающим приобретаемую собственность по фактической рыночной цене.
В сложившейся ситуации введение специального (рентного) налога полностью вписывается в рациональное поведение государства, обеспечивающее эффективное распределение ресурсов. Осуществление подобной акции государства станет одновременно и актом восстановления социальной справедливости. Речь здесь идет не об отмене результатов приватизации или о каком-либо ином переделе собственности. Изъятию подлежат не сами приватизированные объекты, а лишь избыточный доход их новых собственников.
Из концепции экономической социоди-намики следует еще один важный принцип рационального поведения государства. Его можно обозначить как «принцип Поланьи», по имени известного венгерского экономиста, который впервые дал развернутое обоснование специфических потребностей общества как такового в отношении использования труда, земли и денег (Ро1апу1,1944). Последние обладают социальной полезностью уже в силу своей природы, что, собственно, и побуждает регулировать их использование. Стремясь реализовать присущие ему интересы, связанные с потребностью общества обеспечить стабильность и безопасность своего развития, государство устанавливает нормы поведения рыночных субъектов вообще и специальные правила в отношении оплаты
4-2-5229
труда, земельной ренты и процентной ставки, в частности.
Покажем некоторые возможности Паре-то-уЛучшений в каждой из сфер, где реализуется «принцип Поланъи».
При законодательном введении минимальной ставки заработной платы государство, реализуя общественный интерес «справедливости», стремится сохранить или уменьшить разрыв в материальном положении между высокодоходными и низкодоходными группами населения. На первый взгляд, такая акция ведет к ухудшению положения работодателей, ибо вызывает рост трудовых издержек без соответствующего увеличения их доходов. Однако подобные правительственные меры могут обеспечить реальную экономию расходов предпринимателей. Это наблюдается всякий раз, когда в результате снижения уровня жизни достаточно значимой части населения заметно усиливается социальное напряжение, разрядка которого требует дополнительных расходов бюджета. Увеличение налогового бремени в этом случае, как правило, превышает расходы работодателей, связанные с установлением минимальной ставки заработной платы. Ее государственная регламентация, следовательно, улучшает ситуацию для работников по найму без ухудшения положения государства и частных работодателей. Логично предположить, что здесь мы наблюдаем чистое Парето-улучшение17.
Парето-улучшение имеет место и при регулировании ставки рефинансирования. Если макроэкономическая ситуация требует регулирования денежного обращения с целью снижения уровня инфляции, Центральный банк, как известно, прибегает среди
прочего к удорожанию кредитных ресурсов. Подобная мера как будто бы должна привести к ухудшению положения всех рыночных игроков кроме государства. Однако возможный проигрыш здесь может быть перекрыт выигрышем от предотвращения обесценения денег вообще и финансовых активов хозяйствующих субъектов в частности. Поэтому и в повышении процентной ставки мы вправе видеть Парето-улучшение: ситуация для государства улучшается без того, чтобы был нанесен ущерб остальным участникам рынка.
Парето-улучшение может быть реализовано и при регулировании ставки арендной платы или цены за земельные участки. В первом случае в соответствии с их социальной полезностью увеличиваются ставки аренды, а во втором - с владельца участка взимается определенный рентный налог (изъятие социальной ренты). Если же государство индифферентно по отношению к складывающейся цене и никак не учитывает социальную полезность земли, то в этом случае ее покупатели или арендаторы получают необоснованные дополнительные выгоды, не связанные с их предпринимательской деятельностью. Такую ситуацию можно без всяких оговорок определить как Парето-ухудшение. Корректируя же рыночную цену земли, государство улучшает свою ситуацию, не ухудшая положение остальных участников сделки - новых владельцев или арендаторов земли: конечная (скорректированная) рыночная цена или арендная ставка лишь уравнивает для них стартовые условия хозяйствования. Разумеется, принципиальное значение здесь имеет мера. Когда она выдерживается, то есть рассмотренный
17 Разумеется, все это имеет смысл, если не нарушается принцип соответствия, то есть когда устанавливаемая величина минимальной ставки заработной платы адекватна выявленной социальной полезности.
выше «принцип соответствия» соблюдается, мы имеем дело с перераспределением ресурсов, обеспечивающим очевидное Парето-улучшение.
Значительное место в деятельности государства связано с особым видом благ, относящихся к культуре, образованию и просвещению, здравоохранению, социальному обеспечению, защите окружающей среды - словом, ко всей социальной сфере. Частный спрос в этой сфере, соответствующий индивидуальной полезности, как правило, отстает от предложения, учитывающего одновременно и общественный спрос, формирующийся по воздействием социальной полезности указанных благ. Поэтому предельные издержки здесь уравниваются предельной индивидуальной и предельной социальной полезностью. Иначе говоря, расходование бюджетных средств на поддержку социальной сферы является характерной чертой деятельности любого государства.
Патронирование социальной сферы представляет собой реализацию еще одного принципа рационального поведения государства. Мы обозначили его как «принцип Баумоля». В свое время именно Вильям Баумоль теоретически обосновал необходимость общественной поддержки ряда специфических секторов экономики. В работе (Baumol, 1966) была впервые сформулирована так называемая «болезнь цен», в соответствии с которой в некоторых отраслях социальной сферы цены на факторы производства растут быстрее, чем цены на конечный продукт. Введение в научный оборот этого принципа дает возможность ответить на постоянно дебатируемый
вопрос: государственное финансирование социальных расходов - политическая уступка или естественное требование рынка?
Если каждый отдельный потребитель оплачивает индивидуальную полезность блага, то его социальная полезность может обмениваться только на адекватные общественные средства.
Увеличение бюджетных дотаций или расширение иных форм государственной поддержки можно рассматривать в качестве Парето-улучшения. Рациональность поведения здесь вытекает из того, что улучшение положения государства не вызывает ухудшения положения других субъектов рынка, ибо их дополнительные налоговые расходы компенсируются выгодами образования, культуры, научного прогресса и т.п.
Одной из важнейших функций государства является распределение общественных средств. Но именно эта форма его участия в рыночном процессе традиционно вызывает опасения экономистов. Считается, что решения чиновников по поводу распределения «не своих» средств почти всегда приводят к нерациональному использованию соответствующих ресурсов общества. Наличие подобных «ошибок государства» многократно подтверждала историческая практика, в их закономерности убеждает теория18. И поэтому очень трудно распределительные процессы ввести в рамки рационального поведения государства, когда всякое использование бюджетных средств должно сопровождаться Парето-улучшением.
С учетом исследований школы «общественного выбора» основная направленность механизмов распределение бюджетных средств должна быть обращена на преодо-
18 Отметим в этой связи весьма влиятельную школу «общественного выбора» (Дж.Бьюкенен, А.Нисканен, М.Олсон, Д.Стиглер, Г.Тэйлок).
4-3-5229
ление «своекорыстия» чиновников, на нейтрализацию «специальных интересов» бюрократии. Поэтому там, где это возможно без ущерба для достижения социальных целей, следует максимально отдалить чиновников от «ничьих» ресурсов. В предельном случае речь идет об использовании рыночных и квазирыночных процедур, предусматривающих участие в распределении общественных средств исключительно индивидуальных субъектов рынка.
С другой стороны, сокращение присутствия государства и попытки нейтрализации интересов специальных групп путем использования рыночных и квазирыночных процедур распределения общественных средств чреваты утратой исходной социальной мотивации.
Достижение компромисса осложняется коллизией, которую можно представить в виде общего положения о несовместимости несводимых потребностей общества с рыночными процедурами распределения общественных средств, необходимых для удовлетворения этих потребностей*9. Поэтому сами рыночные или квазирыночные процедуры в зону компромисса попасть не могут. Она ограничивается лишь областью действия государственных институтов и существенно зависит от меры демократичности самого общества.
В этом контексте рассмотрим еще один принцип - принцип прагматического демократизма, реализация которого частично разрешает указанную коллизию посредством установления определенных регламентаций
деятельности групп, преследующих специальные интересы. Данный принцип определяет зону компромисса и устанавливает некоторое общее правило рационального поведения государства: любое распределение общественных средств, связанное с реализацией целей, присущих обществу как таковому, должно обслуживаться максимально допустимыми демократическими процедурами. Допустимыми в том смысле, чтобы «вместе с водой не выплеснуть и ребенка», ибо обратной стороной таких процедур является их стохастичность. Чем «рыночнее» распределение общественных средств, тем больше неопределенность их попадания «по месту назначения».
Примером рационального поведения государства является использование модели распределения общественных средств «на расстоянии вытянутой руки». Указанный способ связан с выделением бюджетных средств независимым от правительства посредническим организациям20. В этом случае принцип прагматического демократизма позволяет использовать конкурсные процедуры и мнение общественности, «отдаляя» с их помощью получателей средств от представителей государственной власти.
Посреднические организации, участвующие в распределении общественных средств, также имеют свои «специальные интересы». Однако эгоизм чиновников, как правило, проявляется с большей силой, чем эгоизм «общественных выборщиков», ибо последние должны значительно сильнее
19 Нетрудно показать, что это непосредственно вытекает из определения несводимых общественных потребностей, взаимосвязь которых с потребностями отдельных индивидуумов носит исключительно институциональный характер.
20 К примеру, Российский фонд фундаментальных исследований или Российский гуманитарный научный фонд.
зависеть от общественного мнения. Именно поэтому принцип «вытянутой руки» по отношению к прямому распределению бюджетных средств является Парето-улуч-шением, ибо ничего не меняя в положении других субъектов рынка, он обеспечивает меньшее искажение общественных интересов.
Еще одной иллюстрацией рационального поведения государства может служить модель распределения общественных средств с помощью налогового протекционизма В этой ситуации государство определяет только специальные «правила игры», предоставляя агентам рынка соответствующие налоговые льготы. Отказываясь от части налоговых поступлений, оно фактически распределяет общественные средства, минуя «руки» чиновников. И в этом случае группы «специальных интересов» воздействуют на процесс аллокации общественных ресурсов. Однако их влияние ограничивается принятием соответствующих законодательных актов. Тем самым и здесь
мы имеем дело с типичным Парето-улучгие-нием, превращающим подобный протекционизм в инструмент рационального поведения государства.
"к *к *к
Завершая одну из своих публичных лекций, Поль Самуэльсон процитировал американского экономиста начала века, Герберта Дэвенпорта: «Нет причины, почему экономическая теория должна быть монополией реакционеров». Конец двадцатого столетия показал, что даже самые либеральные теории (а может быть именно они) могут стать реакционными. В этом смысле российские реформаторы принялись на практике утверждать монополию единственной теоретической концепции, которая, как обычно, «всесильна, потому что верна». Но действительно, нет причины для монополии на теорию, даже если это «mainstream». Всегда должны быть альтернативы, одну из которых мы и хотели продемонстрировать.
Литература
Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. -М., 1994.
Гринберг P.C., Рубинштейн А.Я. Социальная экономика: введение в новую аксиоматику // Российский экономический журнал, 1997, №1.
Коуз Р. Фирма, рынок, право. - М., 1993.
Моль А. Социодинамика культуры. - М., 1973.
Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. - М., 1997.
Пигу А. Экономическая теория благосостояния. -М., 1985.
Полтерович В. Кризис экономической теории //Экономическая наука современной России, 1998, №1.
Самуэльсон П. Экономика. - М., 1992.
Стиглиц Дж.Ю. Экономика государственного сектора. -М., 1977.
Arrow К. Social Choice and Individual Values. - N.-Y., 1993.
Arrow K. The Potentials and Limits of the Market in Resource Allocation. In: Issues in Contemporary Microeconomics and Welfare. - L., 1985.
4-4-5229
Arrow K. Values and Collective Decision-Making / Philosophy and Economic Theory. - Oxford, 1979.
Baumol W.J., Bowen W.G. Performing Arts: The Economic Dilemma. - N.-Y, 1966.
Bergson A. A Reformulation of Certain Aspects of Welfare Economics // Quarterly Journal of Economics, 1939. February.
Coase R. The Problem of Social Cost // Journal of Law and Economics, 1960, № 3.
Margolis H. Selfishness, Altruism and Rationality: A Theory of Social Choice. - Cambridge, 1982.
Nelson R., Winter S. An Evolutionary Theory of Economic Change. - Cambridge, 1982.
Pareto V. Manual of Political Economy. - N.-Y, 1971.
Pelican P. The Formation of Incentive Mechanisms in Different Economics Systems / Incentives and Economics Systems. - N.-Y, 1987.
Polanyi K. The Self-Regulating Market and the Fictitious Commodities: Labour, Land and Money. In: The Great Transformation. - N.-Y, 1944.
Samuelson P. Reaffirming the Existence of «Reasonable» Bergson-Samuelson Social Welfare Functions//Economics, 1978, № 173.
Veblen T .The Place of Science in Modern Civilisation and Other Essays. - N.-Y, 1919.
Veblen T. Why is Economy a not an Evolutionary science?-N.-Y., 1898.
Walras L. Etudes d'economic politique appliquee. - Laussanne, 1898.
Walras L. Etudes d'economic Sociale. -Laussanne-Paris, 1896.
ОРГАНИЗАТОРЫ:
Мэрия Москвы
Государственная академия управления Институт экономики РАН «Экспосервис-1»
Еженедельник «Финансовая газета» Еженедельник «Экономика и жизнь» Международный журнал «Проблемы теории и практики управления»
Принимает заявки и заключает договоры на участие
ЗАО «Экспосервис-1»:
Москва, Ленинский пр-т, 1/1 (м. «Октябрьская», 1-й корп. г-цы «Академическая»
E-mail: expos@garnet.ru
Тел./факс (095) 959-92-96, 959-93-41
Спиридонова Ольга Георгиевна
Полная информация о выставке, условиях участия и участниках:
http://www.exposervice-1 .ru
Вторая выставка-конференция
УПРАВЛЕНИ
МЕТОДЫ, СРЕДСТВА, ТЕХНОЛОГИИ
Москва, Центральный дом художника
20 - 24 октября 1 998 года
