CC BY
18УДК 82.0.009 К.Г. Ханмурзаев
Проблемы немецкой литературы в трудах А.В. Карельского (некоторые аспекты)
Дагестанский государственный университет; fukuoka 2003@yandex.ru
В статье исследуются научные работы выдающегося филолога А.В. Карельского о немецкой литературе Средневековья и романтизма.
Ключевые слова: литература, эстетика, романтизм, Средневековье, наука, немецкий.
Альберт Викторович Карельский (1936-1993), доктор филологических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, замечательный лектор, переводчик, ученый, оставил заметный след в отечественном литературоведении. Еще при жизни его хорошо знали и ценили в научном сообществе. «Статьи, переводы, а потом и книги, выходившие из-под его пера, - пишет О.Б. Вайнштейн, - становились событием в литературоведческих кругах...» [1, с. 11]. М.Л. Рудницкий отмечает «масштабность и накал его исследовательской мысли» [2, с. 717]. С. Зенкин обращает внимание на то, что «его слово оказывает такое же интеллектуальное воздействие, как и некогда его личность -ненавязчивое, глубокое, обаятельное» [3, с. 4]. А.В. Карельского знали не только в России, но и за рубежом. В летнем семестре 1991 года он с огромным успехом читал лекции в Кёльнском университете в качестве «гостевого профессора». Известный немецкий ученый Вернер Келлер пишет, что А.В. Карельский «завораживал наших студентов своими знаниями, своим интеллектуальным и человеческим уровнем. Его публикации, появлявшиеся в немецких сборниках и журналах, свидетельствуют о том, что он был значительным историком литературы, который пользовался международным признанием» [4, с. 361]. Ему была присуждена очень почетная премия имени Гумбольдта (посмертно). Одним словом, творческое наследие этого незаурядного ученого - нечто находящееся за пределами обыденности, в том числе и научной.
Но дело, конечно, не только в этом. А в том, что в своих лекциях, статьях и монографиях А.В. Карельский высказывал такие мысли и выдвигал такие научные положения, которые заставляли слушателя, читателя совершенно по-другому взглянуть на то или иное явление в литературе. Прежде всего это касается Средневековья и романтизма, поскольку эти эпохи культуры, пожалуй, более других пострадали в свое время от различных вульгаризаторских концепций.
А.В. Карельский не был медиевистом в строгом смысле слова, его научные интересы были связаны с другими периодами в истории европейской литературы. Но такова, как известно, особенность подлинно талантливого человека, что чем бы он ни занимался - получается хорошо, значительно, интересно. Чтобы по достоинству оценить «средневековые» лекции ученого (а они заботливо изданы его учениками в третьем выпуске его трудов «Немецкий Орфей». М., 2007), достаточно вспомнить, как в нашей исторической науке на протяжении длительного времени относились к этой эпохе. Она считалась каким-то непонятным провалом между античностью и Ренессансом - двумя баловнями культурологии, - «пасынком истории», десятью веками непроглядного мрака и беспримерного мракобесия. То, что на долю других веков в этом роде выпало не меньше, в расчет не принималось. Хотя об этом писал еще Фридрих Шиллер в стихотворении «Руссо»:
Язвы мира ввек не заживали:
Встарь был мрак - и мудрых убивали.
Нынче свет - а меньше ль палачей?.. [5, c. 25]
Лекции А.В. Карельского находятся в русле глубоко научного, объективного подхода к изучению культуры Средних веков, который можно обнаружить, к примеру, в «Осени Средневековья» Йохана Хейзинги или в «Категориях средневековой культуры» А.Я. Гуревича. Сегодня остается только удивляться, что в 60-70-х годах прошлого века о средневековой литературе читались такие лекции. В них словесность того времени понимается как взаимодействие «устного народного творчества, христианства и отголосков античной культуры» [6, c. 20], она имеет собственную внутреннюю меру и предстает не как преддверие Ренессанса, а как нечто эстетически самоценное, как эпоха, которая была не лучше и не хуже любой другой в истории культуры.
В этих лекциях привлекает помимо всего прочего педагогический такт лектора, его забота о студентах, которая проявляется уже в том, как четко он структурирует огромный и сложный для восприятия современного человека материал, намечая не просто возможные, а совершенно необходимые подходы к нему - исторический, социальный, культурологический, литературно-исторический. Не говоря уже о том, как интересно и просто он показывает своим слушателям, что изучение средневековой литературы - не печальная необходимость, продиктованная университетской учебной программой, а увлекательное занятие, позволяющее глубже понять проблемы современной жизни и культуры, потому что эта далекая от нас словесность далека только по времени, но не по сути своей. Вспоминаются слова Умберто Эко: «Средневековье живо во мне... Я вижу его в глубине любого предмета, даже такого, который вроде не связан со средними веками, а на самом деле связан.» [7, c. 435]. Лекции А.В. Карельского убедительно объясняют, что средневековая литература до сих пор способна доставлять человеку глубокое эстетическое наслаждение, а ее традиции продолжают обогащать современное искусство новыми идеями, образами, мотивами и даже поэтическими формами, что продемонстрировано на поразительном примере зависимости стихотворения австрийского поэта XX века Гуго фон Гофмансталя «Умирать иным.» от древней «Песни о Хильдебранде» - и в том, что в другом случае «главным организующим элементом стиха является аллитерация» [6, c. 30]. При этом лектор не ограничивается сферой литературы, он выходит в смежные области культуры и демонстрирует, в частности на примере оперы Пауля Хиндемита «Художник Матисс» и кантаты Карла Орфа «Carmina Burana», как средневековая культура воздействует на творчество выдающихся композиторов XX века. А.В. Карельскому удалось показать, как постепенно к XIII веку немецкая поэзия становится искусством - а это очень сложная задача. Анализируя куртуазную литературу XII-XIII веков, он высказывает мысль о том, что именно рыцарство в эту эпоху было «представителем национального духовного самосознания» [6, c. 41], ибо смогло поставить в один ряд с религиозными ценностями ценности светские. Позиция очень смелая, особенно для того времени, когда читались эти лекции. Во всяком случае в академических историях западноевропейских литератур ничего подобного нет. В лекциях А.В. Карельского очень много замечательных наблюдений за особенностями поэзии того времени. Чего стоит, например, такое суждение: «Оригинальность поэта-миннезингера чаще всего определяется не только виртуозностью в использовании канона, но и отклонениями от канона, в зазоре» [6, c. 68]. И таких примеров, свидетельствующих о глубоком проникновении лектора в особенности средневековой поэтической системы, можно было бы привести великое множество. Но главное достоинство этих лекций заключается в том, что они вызывают ощущение целостности средневековой культуры.
В работах ученого о немецком романтизме это сложное явление рассмотрено изнутри, совершенно непредвзято и объективно, оно предстает как единая эстетическая система. А.В. Карельский показал всю нелепость деления романтизма на два течения -«прогрессивное» и «консервативное», «реакционное», потому что романтизм сам по себе, по своей внутренней сути был явлением революционным. В статье «Революция социальная и революция романтическая» он прямо обозначил свою позицию в этом вопросе: «Непредвзятое рассмотрение истории романтизма в контексте и его собственной эпохи, и последующей - вплоть до сегодняшнего дня - истории европейской литературы убеждает в том, что романтизм при всех его внутренних резких противоречиях и кажущихся последовательностях в целом был именно революционным переворотом в художественной мысли Европы» [6, а 318]. Его интересовала прежде всего сама структура романтического сознания, внутренняя диалектика романтического мироощущения, его драма, основными моментами которой были начальные восторги и воспарения, последующее «омрачение» и, наконец, крушение идеальных представлений о мире и человеке. А.В. Карельский постоянно подчеркивал одну из основных особенностей романтизма - его принципиальную антибуржуазность, неприятие посредственности и ординарности, его ориентацию на развитие духовного начала в человеке.
Суждения А.В. Карельского об отдельных немецких романтиках отличаются новизной и тонким пониманием своеобразия их творческих исканий. У него Новалис, обруганный во всех тогдашних учебниках беспочвенным фантазером, реакционером и реставратором средневекового мракобесия, предстает как «одно из самых светлых явлений в истории немецкого духа» [6, а 212]. Людвиг Тик, которого в критике порой явно недооценивали, называли «поверхностным беллетристом», который «и сам не понял, как он стал романтиком» (Р. Гайм), в работах А.В. Карельского - один из главных писателей романтической школы в Германии, уже в раннем своем творчестве предвидевший всю диалектику романтических взлетов и падений. А Генрих фон Клейст, который со времен Гете и с его легкой руки считался болезненным талантом и мастером в изображении патологических сцен и «сумятицы чувств», у него при всей своей уязвимости гениальный драматург и новеллист. А какие отточенные и верные формулировки находит он, когда говорит о Гофмане! Они помогают понять самую суть его художественной манеры: «Читая Гофмана, мы все больше и больше начинаем понимать, что перед нами на самом деле не мистика, а. мистификация.» [6, а 279]. Или: «У Гофмана перемешаны фантазия и реальность; фантазия оказывается злой, как реальность, а реальность становится фантастической, как кошмар» [6, а 279].
В своей фундаментальной статье «От героя к человеку» А.В. Карельский рассматривает важнейшие теоретические проблемы соотношения реализма и романтизма. Он обращает внимание на преемственность двух направлений, на то, что реализм многим обязан романтизму. Различия между ними он видит в характерологии, в непохожих подходах к изображению человека. Романтиков интересовали натуры исключительные, «гении», «герои». У реалистов интерес перемещается в сферу изображения обыкновенного человека, человека ничем не примечательного, обыденного. Об этом свидетельствует знаменитая фраза Флобера о том, что первый встречный интереснее господина Флобера. То есть движение от романтизма к реализму - это движение «от героя к человеку», идет процесс «дегероизации» литературного персонажа.
А.В. Карельский показывает, что реализм как таковой не отличался односторонностью. Великие реалисты на протяжении всего своего творчества сохраняли черты, характерные для романтиков. Наиболее яркие примеры подобного рода - Бальзак и Диккенс. Он делает неожиданное, но глубоко верное наблюдение о том, что реалисту
Диккенсу гораздо ближе романтик Гюго с его «Отверженными», чем реалист Геннерей. Реализм как литературное направление проделал сложную внутреннюю эволюцию. А.В. Карельский анализирует изменения, которые происходили, в частности, в английской литературе середины XIX века. Он убедительно опровергает бытовавшее долгое время в науке мнение, будто 50-60-е годы были временем кризиса западноевропейского реалистического романа. Рассматривая романы Теккерея, Флобера, Троллопа, Джордж Элиот, Гаскелл, ученый приходит к выводу, что эти писатели «обогатили его принципиально новым художественным психологизмом» и что «внутренняя логика реализма именно в данную эпоху получила свое законченное выражение» [8, с. 200].
Всякий, кто занимался эпохой романтизма, понимает, когда читает произведения современных писателей, что в них реализованы, использованы или переосмыслены многие философско-эстетические идеи романтиков. «И дело тут, - писал А.В. Карельский, - даже не в частных перекличках в эстетике и поэтике, которых очень много. Основное, в чем видится сущностная непрерывность линии, - это установка художника на свободное самовыражение в противовес отражению внешнего мира» [6, с. 561].
Воздействию романтизма на XX век А.В. Карельский уделяет много внимания. Эта проблема, в сущности, совершенно не исследована, он постоянно имеет ее в виду, когда пишет о немецких романтиках. В Брентано, к примеру, он видит «одного из предтеч современного поэтического модернизма» [6, с. 247]. Людвиг Тик «в своих комедиях пришел к художественным открытиям, всю важность которых можно оценить лишь, пожалуй, с точки зрения читателей XX века [6, с. 216]. В связи с этим хотелось бы обратить внимание еще на одну проблему - проблему неоромантизма. Об этом явлении литературоведы обычно говорят как-то вскользь, между делом, не хватает фундаментальных работ о его эстетических особенностях. Можно прочитать работы серьезных исследователей о Конраде, Стивенсоне, Рикарде Гух и не встретить слово «неоромантизм». А.В. Карельский высказывает основополагающие суждения, касающиеся его характерных черт, - «изображение нетипичных характеров в нетипичных обстоятельствах», «герои - натуры яркие, сильные, приподнятые над фоном», «обстановка, в которой они действуют, далека от повседневного быта, - либо историческая, либо экзотическая», «свою субъективность не распространяли на язык, на средства выражения» [6, с. 592].
На всех лекциях и статьях ученого, на его художественных переводах лежит печать какого-то неизъяснимого благородства его человеческой натуры, его мыслей и чувств, его представлений о вещах. Это очень личностные работы, все пережито и прочувствовано им самим, он этим жил, это существенная часть его экзистенции. Это благородство и в том, что, будучи блестящим переводчиком, он переводил часто полузабытых поэтов, чтобы восстановить справедливость, из «сострадательного участия», по меткому выражению О.Б. Вайнштейн [1, с. 13]. «Он полагал, - пишет Э.В. Венгерова, -миссия филолога, историка литературы - извлекать имена из забвения, а миссия переводчика - открывать имена неизвестные [6, с. 552]. Кто сегодня помнит несчастную немецкую поэтессу начала XX века Каролину Гюндероде, умершую в двадцать шесть лет, о которой Криста Вольф написала грустные слова, что ей «нет места, нигде»? У А.В. Карельского ей есть место, всегда и везде, потому что она талантлива и достойна того, чтобы ее знали.
Научные труды А.В. Карельского - это высшая школа филологии, образец того, как человек любит слово и владеет им, как он может быть увлеченным и восторженным и в то же время не терять способность к трезвому и глубокому анализу. В свое время каждая его лекция на филологическом факультете МГУ превращалась в культурологи-
ческое событие. Не слишком часто глубоко, по-настоящему научные работы бывают еще и увлекательным, захватывающим чтением. Он обладал магией изложения, и это было следствием его способности понимать свою счастливую соприродность со всем, что его всерьез занимало. Об очень многом в окружающем его мире он мог бы сказать словами своего любимого поэта Рильке - «сродни и впору сердцу моему» [9, с. 22]. Читая А.В. Карельского, порой просто любуешься фразой, следишь за построением предложения, восхищаешься удачно найденным словом и понимаешь, что никакое другое не подошло бы - поистине флоберовский принцип одного-единственного, незаменимого существительного, прилагательного, глагола.
А.В. Карельский воплощает классический тип нашего литературоведения, когда ценятся ясность мысли и ясность изложения, глубина интерпретации, предполагающая глубину внутреннего мира исследования. Сегодня, когда происходит дегуманизация гуманитарных наук, когда после прочтения иных статей, пестрящих «дискурсами», «концептами», «тезаурусами», «нарративами» и прочими «симулакрами», не остается ничего, кроме терминологической ряби в глазах, когда даже совсем юные филологи слова в простоте душевной не скажут, труды таких ученых, как Альберт Викторович Карельский, особенно нужны, в них сохраняется достоинство живого слова, достоинство классической литературоведческой методологии.
Литература
1. Вайнштейн О.Б. Предисловие // Карельский А.В. Метаморфозы Орфея. - М.,
1998.
2. Рудницкий М.Л. Памяти А.В. Карельского // Немецкая романтическая комедия.
- СПб, 2004.
3. Зенкин С.П. Альберт Карельский - заступник литературных героев // Независимая газета. - 21.01.99.
4. Keller W. Professor Albert Karelski // Goethe-Jahrbuch? Bd. 110. - Weimar, 1993.
5. Шиллер Ф. Избранное. - М., 2002.
6. Карельский А.В. Немецкий Орфей. - М., 2007.
7. Разумеется, средневековье // У. Эко. Имя розы. - М., 1989.
8. Карельский А.В. От героя к человеку. Два века западноевропейской литературы.
- М., 1990.
9. Западноевропейская поэзия XX века. - М., 1977.
Поступила в редакцию 19 декабря 2013 г.
UDK 82.0.009
German literature problems in A.V. Karelsky research (some aspects)
K.G. Khanmurzayev Dagestan State University; fukuoka 2003@yandex.ru
The article makes a study of research works of the prominent philologist A.V. Karelski about German literature of the Middle Ages and Romanticism.
Keywords: literature, aesthetics, romanticism, the Middle Ages, science, German.
Received December 19, 2013
