УДК 800. 879 (045)
ПРОБЛЕМЫ МОДЕЛИРОВАНИЯ ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ КОНЦЕПТОВ
© И. А. Солодилова
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа, ул. Коммунистическая, 19.
Тел.: +7 (347) 272 62 28.
E-mail: [email protected]
В статье рассматриваются различные способы описания эмоциональных концептов в языке, а именно смысловой и метафорический способы. Выявляются их преимущества и недостатки и предлагаются пути их развития, в частности, обязательное обращение к этимологии слова, обозначающего эмоцию.
Ключевые слова: концептуализация эмоций, метафорический подход, смысловой подход, прототипическая ситуация, концептуальная метафора.
В русле когнитивной лингвистики, предполагающем изучение проблем знания и сознания, разработка методов и способов концептуального моделирования событий и явлений окружающего мира находится центре внимания ученых. При этом одной из проблем, вызывающих наиболее жаркие споры, является проблема концептуализации эмоций, соотношения эмоции и когниции, описания эмоциональных концептов. Эмоции занимают, без сомнения, важное место в концептосфере любого национального языка. Они являются социокультурным феноменом, выполняющим множество функций, в том числе и когнитивную.
Под концептуализацией мы вслед за Р. Лане-кером понимаем ментальные процессы, соотносящие информацию из различных областей человеческого опыта [1], структурирующие ее и направленные на выделение минимальных единиц опыта [2, с. 15], результатом чего являются концепты, определяемые в самом общем виде как ментальные единицы, функцией которых является хранение знаний о мире [3, с. 87].
Формирование концептов вызывает споры специалистов. В то время как представители когнитивной психологии и психологии развития исходят из принципа композициональности, согласно которому концепты более комплексной природы образуются из примитивных, некоторые ученые-когни-тологи утверждают, что все значимые концептуальные структуры являются врожденными [4]. Современные исследования в этой области позволяют сделать предположение, что, с одной стороны, основополагающие принципы концептуализации отражают пренатальную организацию человека, с другой же, что опыт познания окружающей среды является необходимым для спецификации ментальных структур.
Этносемантические и психологические исследования показали в то же время, что многие концепты по своей структуре не точны, а границы между ними часто размыты, вследствие чего точные категаризационные выводы едва ли возможны. Вследствие этого в теориях концепта, являющихся результатом более поздних исследований, концепт понимается (следуя теории стереотипов или прото-
типов Г. Путнама [5] и Е. Рош [6]) как подвижная единица репрезентации.
Проецирование этих вопросов на область эмоционального выявляет различные позиции ученых по проблемам концептуализации эмоций в сознании и языковой репрезентации этих концептов. Концептуальное понимание эмоций все чаще становится предметом жарких споров, как на практике, так и в теории. Это во многом связано с малочисленностью научных наблюдений по проблеме семантизации чувств/эмоций, осуществляемых в рамках лингво-когнитивного подхода, вследствие чего невозможно сделать универсальный вывод об особенностях концептуализации эмоций.
В последнее время все большее число ученых занимается выявлением проконцептуальной структуры эмоций, их прототипических ситуаций и фреймовых структур [7-11], хотя существует и другая точка зрения, согласно которой эмоции не имеют прокон-цептуальной структуры. Данные подходы в описании эмоций обозначаются также как смысловой и метафорический, соответственно, и связаны в первом случае с обращением к ситуации, знакомой адресату, в которой обычно возникает данное явление, а во втором - к другому явлению, похожему на истолковываемое и известному адресату [12, с. 27].
Родоначальником смыслового подхода принято считать А. Вежбицкую и Л. Н. Иорданскую, предпринявших попытку описания эмоций через прототипические ситуации, в которых они возникают. Метод А. Вежбицкой основан на объяснении эмоциональных концептов с помощью семантических примитивов - «слов, которые были бы интуитивно понятны (нетехнических терминов) и не являлись бы сами именами эмоций и эмоциональных состояний» [13, с. 329]. В качестве примерных иллюстраций она приводит толкование пяти английских слов наименований эмоций: frustation (фрустрация), relief (облегчение), disappointment (разочарование), surprise (удивление), amazement (изумление). Мы приведем здесь толкования двух последних наименований, на примере которых видно также, как данный принцип толкования позволяет объяснить тонкое отличие между этими эмоциями, отличающимися интенсивностью проявления.
«Surprise
X чувствует что-то иногда человек думает примерно так: сейчас что-то произошло до этого я не думал: это произойдет если бы я подумал об этом, я бы сказал: этого не произойдет
поэтому этот человек чувствует что-то Х чувствует что-то похожее
Amazement X чувствует что-то иногда человек думает примерно так: сейчас что-то произошло до этого я не знал: это может произойти если бы я подумал об этом, я бы сказал: этого не может
произойти поэтому этот человек чувствует что-то Х чувствует что-то похожее» [13, с. 338].
По словам самого автора данного подхода, подобные толкования представляют собой своего рода прототипические модели поведения или сценарии [13, с. 326].
Такое толкование эмоциональных концептов было подвергнуто критике ряда ученых [14-15]. В частности указывалось на то, что структура эмоций, описываемая в рамках теории прототипов, несколько упрощена, а сам метод дает представление лишь о понимании отдельных конкретных эмоций и не позволяет проникнуть в структуру эмоции как психического явления и раскрыть специфику репрезентации ее языком.
В. Ю. Апресян и Ю. Д. Апресян развивают смысловой подход к толкованию эмоций, предлагая свой сценарий возникновения и развития эмоций, связанный с семью системами, из функционирования и взаимодействия которых складывается поведение человека: 1) восприятие (органы тела «воспринимать»); 2) физиология (тело в целом, «ощущать»); 3) моторика (части тела «делать»);
4) желания (воля «хотеть»); 5) интелект (ум «думать»); 6) эмоции (душа «»чувствовать); 7) речь (язык, «говорить») [12, с. 30]. Основываясь на данном сценарии, ученые предлагают собственные толкования некоторых эмоций. Приведем одно из них: «Отвращение Х-а к У-у (Он испытывал отвращение к таким забавам) = “очень неприятное чувство, вызываемое у Х-а У-м; такое чувство бывает, когда человек воспринимает или представляет нечто крайне неприятное; душа человека чувствует нечто подобное тому, что ощущают его телесные органы от горького или кислого вкуса, очень плохого запаха или прикосновения к грязной вещи, которая может его испачкать; тело человека реагирует на это как на горький или кислый вкус, очень плохой запах или соприкосновение с грязным; человеку, который испытывает такое чувство, хочется уйти в другое место или как-то иначе прервать кон-
такт с неприятным объектом; ему трудно скрыть свое чувство, если он продолжает находиться в контакте с неприятным объектом или представлять его себе”» [12, с. 34-35].
Разработанный в западной школе когнитивной лингвистики Дж. Лакоффом и М. Джонсоном метафорический подход имеет сегодня множество последователей, развивающих его в различных направлениях.
Так в частности Криста Бальдауф (ВаМаи^, основываясь на теории концептуальных метафор Лакоффа (Lakoff), утверждает, что те области эмпирического познания, которые не имеют четко узнаваемой проконцептуальной структуры, приводя в качестве примера эмоции, структурируются при помощи метафор путем проекции образносхематичных или пропозициональных концептуальных метафор на эти области. [16, с. 75]. В данном случае метафоры, по мнению Дж. Лакоффа (О. Lakoff) и М. Джонсона (М. 1ошоп), являются способами трактовки нашим мышлением умопостигаемых предметов гипотетического, невидимого пространства (событий, действий, эмоций, идей) как реальных, эмпирически постигаемых человеком предметов и веществ [17, с. 33-34].
По мнению некоторых ученых, перенос значения по модели «от физического процесса или состояния к внутреннему состоянию», особенно часто наблюдаемый в языковых средствах, обслуживающих поле эмоциональности, вероятно, связан с физиологическими проявлениями некоторых базовых эмоций, наследуемых человеком на генетическом уровне [18, с. 42].
Эмоции и психика являются - наряду с другими факторами - двумя компонентами, отличающими человека от животного, которые без сомнения, находятся во взаимодействии и взаимозависимости разного рода. Однако данные отношения могут быть описаны лингвистически, если точкой отсчета считать то положение, что как эмоции человека, так и его физическое начало могут являться источником концептов, в результате чего, по крайней мере, потенциально выявляется когнитивное взаимодействие между знанием об эмоциях и знанием о собственной физиологии, что действительно и происходит на практике. Если социальная, этически-религиозная и культурная практика языкового сообщества такова, что о чувствах прямо не говорят, то в силу вступают замещающие процедуры, при которых коммуникативная (дискурсивная) практика представлена высказываниями о физиологических состояниях и процессах вместо высказываний об эмоциях. Лингвистически это можно описать как специфический вид метонимических отношений [11, с. 34-35]. Исходным положением при этом служит то, что эмоциональное начало часто ведет к физиологическим реакциям, и то и другое находится в причинно-следственных отношениях друг к другу. Метонимический характер данных высказы-
ваний заключается, по мнению Г-Г. Дрессигера (Drofliger), в том, что за обозначением физиологической реакции стоит эмоциональная причина, и одно понимается как другое [11, с. 35]. Именно на основании этой связи и был сформулирован общий «метонимический принцип»: The physiological effects of an emotion stand for the emotion.
С точки зрения Дж. Лакоффа и М. Джонсона [19], эмоции концептуализируются в языке в метафорах, через которые и возможно их наиболее адекватное лингвистическое описание. Как известно, эмоции счастье (HAPPY) и грусть (SAD) метафорически противопоставлены в данной концепции как ВЕРХ и НИЗ, являясь частным случаем метафоры ХОРОШЕЕ - ВЕРХ, ПЛОХОЕ - НИЗ. Ученые считают, что многие аспекты того, как мы концептуализируем ту или иную эмоцию, обусловлены нервной системой, и что концептуальные метафоры, которые используются для описания этой эмоции, не являются произвольными: наоборот, они мотивированы нашей физиологией, то есть реальное содержание концептов соотносится с чувственным опытом.
Признавая достоинства этого подхода, авторы статьи [12] указывают и на его недостаток, состоящий, по их мнению, в том, «что метафора принимается за конечный продукт лингвистического анализа, и собственно семантическая мотивация того, почему та или иная метафора ассоциируется с определенной эмоцией, отсутствует. Между физической мотивацией и самой метафорой отсутствует языковое, семантическое звено» [12, с. 29]. Основываясь на анализе конкретного языкового материала, ученые приходят к выводу, что совпадение сочетаемости у слов со значением психологического и физического состояний (т.е. состояний души и тела) является проявлением общей закономерности, и предлагают относительно последовательную систему концептуализации эмоций в языке через образы, в которых эмоциям соответствуют телесные аналоги: страх - холод, отвращение - неприятный вкус, жалость - физическая боль, страсть - жар [12, с. 31-32]. Так, концептуализация страха отражается в языке, по наблюдениям ученых, в следующих выражениях: каменеть от страха, Страх сковывает кого-либо, Страх леденит кровь кому-либо, Кровь стынет в жилах от страха и др. Страсть, гнев, ярость соотносятся с физиологическим состоянием жара и описываются в языке, в частности, такими выражениями, как От страсти сгорают, Страстью пылают, Страсть остывает, От гнева/ярости закипают и др. Данные аналоги, как утверждают авторы статьи, позволяют объяснить существенно больший круг симптоматических и иных словосочетаний, включая метафорические. Понятно, что концептуализации эмоций в большинстве своем будут иметь этнокультурную обусловленность, поскольку вербализация эмоционального мира человека теснейшим образом связана со спецификой национального характера этноса [20, с. 23-24].
Сравнение эмоциональных реакций с физиологическими действиями, например, приступа ярости с кипением: Она кипела от ярости (выражение, свидетельствующее об испытываемой ярости как эмоциональной причине соответствующей физиологической реакции тела: повышенное давление, адреналин, учащенный пульс, покраснение кожи и т.п.),- является с когнитивно-лингвистической точки зрения феноменом, который может быть объяснен в рамках теории блендинга [21]. Эмоции и физическое начало как пространства генерируют смешенное пространство, в котором человек может «кипеть». В общем, здесь можно согласиться с высказыванием Мангассер-Валь (Mangasser-Wahl) о том, «что человек сам является центральным моментом категоризации мира и тем самым языкового членения мира (...)» [22, с. 5] (перевод - И. С.).
В подобных примерах «эмоции - физическое начало» доминирующую роль играет каузальность, на основе чего становится вообще возможным посредством метонимического сдвига через описываемые онтологические метафорические концепты достичь базисного уровня новых структур знаний.
Значительный вклад в выявление содержательных и формальных характеристик эмоциональных концептов может, по нашему мнению, внести метод этимологического анализа, приоткрывающий по образному выражению Н. А. Красавского «занавес тайны самых первых шагов жизни концепта» [23, с. 39]. При этом языковая идиоматика рассматривается им «как реликт представлений древнего человека о сущности переживаемых им эмоций» [23, с. 40]. Так в немецком языке также встречаются выражения, описывающие страх, аналогичные выше приведенным русским: aus Angst zittern (дрожать от страха), aus Angst erblassen (побледнеть от страха). Однако этимологический анализ слова Angst не позволяет сделать аналогичные выводы. Ссылаясь на В. Пфайфера, Н. А. Красавский утверждает, что это слово изначально употреблялось как обозначение физической величины - «узость пространства» и как таковое обнаруживает генетическую связь со словами целого ряда индоевропейских языков (ср. авест. gsah - «сдавливание (горла)», «стеснение», «узость»; лат. angustia - «узость», «стесненность») [23, с. 39]. Таким образом, страх в немецкой эмоциональной концептосфере соотносим скорее не с холодом, а со сдавливанием, на что указывают и такие выражения как die Angst drückte ihn nieder, vor Angst konnte er kaum atmen, die Angst liess ihn nicht gehen. Все это в полной мере подтверждает имеющееся в лингвистической науке мнение, что многие слова - названия эмоций обозначают наряду с внутренними процессами и типичные ситуации, возбуждающие/ возбуждавшие эмоции [15].
Изначально слово страх в русском языке означало оцепенение и, по мнению М. Фасмера, сближается с литовским stregti, stregiu «оцепенеть», «превратиться в лед» [24, с. 772]. Таким образом,
первоначальное обозначение данной эмоции в русском языке являлось, согласно указанному источнику, обозначением физического состояния во время сильного холода и как таковое, полностью соответствует своему сегодняшнему семантическому окружению и описанной выше концептуальной модели.
Данные наблюдения свидетельствуют, в частности, в пользу трехслойной структуры концепта, предложенной Ю. С. Степановым и включающей в себя «(1) основной, актуальный признак; (2) дополнительный, или несколько дополнительных «пассивных» признаков, являющихся уже неактуальными, «историческими»; (3) внутреннюю форму, обычно вовсе не осознаваемую, запечатленную во внешней, словесной форме» [25, с. 44].
Интересным и, на наш взгляд, продуктивным, как любой комплексный метод описания, является метод, предложенный З. Кевечесом (Kövecses). По его мнению, эмоции обладают в значительной степени структурированным концептуальным содержанием, представленным, по меньшей мере, в четырех частях: 1) через систему концептуальных метонимий, связанных с данным эмоциональным концептом; 2) через систему концептуальных метафор, связанных с данным эмоциональным концептом; 3) через набор концептов, связанных с данным эмоциональным концептом; 4) через категорию когнитивных моделей, одна или несколько из которых являются прототипическими [14, с. 40].
ЛИТЕРАТУРА
1. Langacker R. W. // Rudzka-Ostyn B. (ed.). 1988. Р. 49-90.
2. Шафиков С. Г. // Языковые и речевые единицы в разных языках: сборник научных статей. Уфа: РИО БашГУ, 2006. С. 3-36.
3. Schwarz M. Einführung in die kognitive Linguistik, 2., überarb. und aktualisierte aufl. Tübingen; Basel: Francke. 1996. 236 c.
4. Fodor J. A. The Language of Thought. Oxford, England: Oxford Univ. Press, 2008. 228 p.
5. Putnam H. // Margalit, A. (ed.) Meaning and Use. Dordrecht: Reidel, 1976. Р. 199-217.
6. Rosch E. // Warren, N. (ed.) Studies in Cross-Cultural Psychology. Vol. 1. London: Academic press, 1977. Р. 1^9.
7. Russel J. A. // Psychological bulletin. V. 110. 1991. P. 426^50.
8. Russel J. A. // Journal of personality and social psychology. V. 60. 1991. P. 37-47.
9. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.: 1999. 780 c.
10. Шаховский В. И., Жура В. В. // ВЯ. 2002. №5. С. 38-56.
11. Drößiger H-H. Metapher und Metonymie im Deutschen. Untersuchungen zum Diskurspotenzial semantisch-kognitiver Räume. Hamburg: Verlag Dr. Kovac, 2007. 370 с.
12. Апресян В. Ю., Апресян Ю. Д. // ВЯ. 1993. №3. С. 27-36
13. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1997. 416 с.
14. Kövecses Z. Emotion concept. N. Y. etc.: Springer-Verlag, 1990. 225 p.
15. Dalkvist J., Rollenhagen C. // Reports from the Department of
Psychology. Univ. of Stockholm. Stockholm: Univ.
Press.,1989. 43 p.
16. Baldauf Ch. Metapher und Kognition. Grundlagen einer Theorie der Alltagsmetapher. Frankfurt a. M.: Lang, 2002. 357 S.
17. Lakoff G., Johnson M. Leben in Mrtaphern. Konstruktion und Gebrauch von Sprachbildern. Heidelberg: Carl Auer Verlag, 2006. 272 S.
18. Клобуков П. Е. // Язык. Сознание. Коммуникация. М. 1997. Вып. 2. С. 41-47.
19. Лакофф Дж., Джонсон М. // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С.387-415.
20. Фомина З. Е. Немецкая эмоциональная картина мира и лексические средства ее вербализации. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2006. 336 c.
21. Fauconnier G., Turner M. The Way We Think. Conceptual Blending and the Vind’s Hidden Complexities. New York: Basic Books. 2003. 464 p.
22. Mangasser-Wahl M. Von der Prototypentheorie zur empirischen Semantik. Dargestellt am Beispiel von Frauenkategorisierungen. Frankfurt a. M: Lang, 2002. 233 S.
23. Красавский Н. А. // Вопросы когнитивной лингвистики. 2005. №1. С. 38^3.
24. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. Т. 3. / Пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. СПб.: Терра Азбука, 1996. 912 c.
25. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 40-76.
Поступила в редакцию 17.08.2009 г.