CC BY
125
УДК 327
Д. С. Павлов
ПРОБЛЕМА МИРНОГО УРЕГУЛИРОВАНИЯ ИРАНО-ИРАКСКОГО ВООРУЖЕННОГО КОНФЛИКТА
(1979-1988 гг.): ПО МАТЕРИАЛАМ ПЕРЕПИСКИ ПРЕЗИДЕНТА ИРАКА С. ХУССЕЙНА И ПРЕЗИДЕНТА ИРАНА А. ХАШЕМИ РАФСАНДЖАНИ
В статье рассматривается история попытки урегулирования ирано-иракского конфликта 1980 — 1988 гг с привлечением малоизвестного исторического источника: опубликованной в 1990 г в Тегеране переписки между лидерами двух стран.
Ключевые слова: Ирано-иракская война, Ближний Восток, политический ислам, международные отношения, нефть.
Ирано-иракская война, продолжавшаяся с 1980 по 1988 г., стала одним из самых кровопролитных конфликтов в истории XX в. Она началась вскоре после антимонархической революции в Иране 1979 г., приведшей к полной победе лидеров шиитского духовенства во главе с аятоллой Хомейни. Новая властная элита имела диаметрально противоположное видение внешней политики по сравнению с проамериканской линией шаха Мохаммеда Реза Пехлеви (1941-1979). Это весьма существенно изменило геополитический баланс сил не только в регионе Персидского залива, но и на всём Ближнем Востоке. Иранское руководство приступило к политике «экспорта исламской революции», что негативно отразилось на его отношениях как с ближайшими соседями, прежде всего Ираком, так и с США. И те, и другие вынуждены были формулировать и проводить свою политику по отношению к революционному государству с учётом новых, быстро меняющихся реалий. Необходимо также отметить, что для молодой Исламской Республики Иран война стала значимым фактором внутренней политики и фактически превратилась в инструмент борьбы за власть между идеологически разнородными силами. На всех стадиях ирано-иракского конфликта — от разрыва дипломатических отношений в июне 1980 г. и первых пограничных стычек до принятия Резолюции 598 Совета Безопасности ООН (принята единогласно 20 июля 1987 г.) официальным Тегераном в июле 1988 г. и последующего начала мирных переговоров между представителями двух государств под эгидой ООН в Женеве — можно видеть сочетание самых разных факторов политического, экономического, религиозного и этнического характера. Они порождали противоречия как между Ираном и Ираком, так и в отношениях этих государств с «третьими странами». После того как президент Ирака Саддам Хусейн (1979-2003) начал в апреле 1990 г. прямую переписку с недавно избранным президентом Ирана (ИРИ) аятоллой Али Акбаром Хашеми Рафсанджани (1989-1997) с целью заключения двустороннего мирного соглашения, в посланиях обоих лидеров
© Д. С. Павлов, 2013
вновь отразился весь комплекс противоречий, существовавших как до начала боевых действий, так и возникших уже непосредственно в ходе войны.
В настоящей статье мы анализируем круг основных проблем, порожденных восьмилетней войной, в контексте материалов переписки лидеров Ирана и Ирака, которая продолжалась с 21 апреля по 18 августа 1990 г Текст переписки был издан в Тегеране практически сразу по ее окончании — в 1990 г
Противостояние Тегерана и Багдада завершилось 20 августа 1988 г, когда руководство Ирана вслед за своими иракскими коллегами согласилось принять Резолюцию 598 Совета Безопасности ООН, призывавшую стороны конфликта к прекращению военных действий и началу мирных переговоров. Однако до воцарения прочного мира в регионе было еще далеко. 25 августа 1988 г в Женеве начались двусторонние консультации при посредничестве Генерального секретаря ООН. Сразу стало очевидно, что Тегерану и Багдаду придется долго искать компромисс по старым довоенным спорам, прежде всего пограничным (Ыго, 1990, p. 248). Иракцы настаивали на том, что Алжирские соглашения 1975 г, согласно которым граница между государствами проходила по тальвегу (линии наибольших глубин) р. Шатт-эль-Араб, незаконны, так как якобы были навязаны им в неблагоприятный исторический момент (Князев, 1988, а 58). Стороны не подписывали мирный договор, и вдоль границы продолжали концентрироваться войска. Кроме того, к началу 1990 г Хусейн стал склоняться к мысли об аннексии Кувейта, считая его незаконно отторгнутой частью своей страны и планируя с помощью его нефтяных ресурсов разрешить собственные финансовые трудности. Разумеется, задумывая столь серьёзную акцию, которая с точки зрения международного права являлась ничем не прикрытой агрессией, иракский лидер полагал, что внимание мирового сообщества к зоне Персидского залива резко ослабло в связи с падением «железного занавеса» и эскалацией центробежных тенденций в СССР. Вторжение в соседнее государство, несомненно, вызвало бы необходимость передислокации значительного воинского континента с иранской границы. В условиях отсутствия перспективы скорого и результативного окончания ирано-иракских переговоров в Женеве, Хусейн стал искать пути к интенсификации диалога с руководством Ирана: необходимо было обеспечить полную безопасность восточной границы и до минимума ослабить напряжение в отношениях с ИРИ. В апреле 1990 г. президент Ирака решается начать прямой диалог с иранскими лидерами. Так началась дипломатическая переписка между ними.
По характеру обсуждаемых проблем и общему тону посланий переписку Хусейна и Рафсанджани можно условно разделить на две части. Между ними чётко выделяется хронологический рубеж: конец июля 1990 г., когда иракское руководство приняло окончательное решение об агрессии против Кувейта.
Своё послание от 21 апреля 1990 г. Хусейн передал через Ясира Арафата — лидера Организации Освобождения Палестины (ООП). Этот выбор был не случаен: в то время как ирано-иракская война расколола арабский мир, большинство государств, за исключением Сирии, Ливии и отчасти Алжира, в той или иной мере поддерживало Ирак в силу солидарности с родственным народом; ООП, хотя и симпатизировала Ираку, но тем не менее неоднократно прилагала
усилия для прекращения конфликта. И Иран, и Ирак декларировали свою последовательную антиизраильскую позицию и на словах поддерживали борьбу палестинцев. Потому ООП воспринималась руководством обеих держав как нейтральная сторона, которая снова смогла бы сыграть роль посредника, возможно даже технического, при установлении контактов между ними.
Первое послание Хусейна было направлено одновременно на имя духовного лидера (рахбара) и президента. Вероятно, это было связано с тем, что глава Ирака не имел чёткого представления о том, как должны распределяться полномочия между высшими руководителями Ирана при принятии решений такого уровня, как окончание продолжительной кровопролитной войны (особенно если учитывать проведенную накануне в Иране конституционную реформу, серьезно расширившую президентские полномочия). Первое послание Хусейна носит очень пафосный характер и при этом практически лишено конкретики. Президент Ирака постоянно говорит о «тревожных сигналах, исходящих от сионистов» и «что главная цель этих угроз состоит в вовлечении мира в смуту» (The Text of the Correspondence..., 1990, p. 22) . При этом он никак не уточняет, в чём именно состоит опасность ситуации в данный исторический момент. Хусейн также говорит о борьбе за свободу Палестины и освобождении Иерусалима, но уклонился от обсуждения путей урегулирования двусторонних отношений, ограничившись предложением провести личную встречу, желаемые результаты которой он описал в очень общих и размытых выражениях: «По нашему убеждению, на нашей личной встрече надлежит достичь договоренностей, которые Иран и Ирак будут считать справедливыми; на ней же, при наличии искренних намерений в богоугодном деле установления мира и принесения блага нашим народам, будет закрыта дорога конъюнктурщикам и тем, кто стремится нарушить мирную и спокойную обстановку» (Ibid., p. 23). Стоит добавить, что Хусейн ни разу не упомянул Резолюцию 598, на основании которой должен был проходить мирный процесс.
В Тегеране инициатива Хусейна была встречена со сдержанным оптимизмом. Это было связано с общим негативным отношением иранских руководителей к Хусейну как одному из главных врагов исламской революции и орудию в руках Запада для борьбы с последней. Тем не менее было принято решение дать ответ на послание, что означало полное признание его легитимности и давало возможность иракскому лидеру окончательно убедиться в благих намерениях недавних врагов и полном их отказе от планов организации переворота. Ответ после консультаций с Хамейни подготовил Хашеми Рафсанджани. В своём послании Хусейну он назвал ирано-иракский конфликт «ненужной разрушительной войной» (The Text of the Correspondence., 1990, p. 24). На наш взгляд, употребление подобной формулировки, которая была бы совершенно немыслимой для периода правления Хомейни (тот считал противостояние священной борьбой и большим трудом согласился принять Резолюцию 598), означало серьёзную переоценку религиозно-политическим руководством Ирана после смерти Хомейни в 1989 г. реального потенциала своей страны и степени её влияния на события в регионе и мире. Рафсанджани косвенным образом критикует Хусейна за то, что тот позволил Западу втянуть себя в затяжное и кровопролитное противостояние: «Война принесла немалые дивиденды крупным державам,
прежде всего американским агрессорам. Под предлогом поддержки некоторых стран региона они стали всё больше вмешиваться в их внутренние дела. Израиль также сумел извлечь выгоды из этой ситуации и достиг значительных успехов в осуществлении своих экспансионистских агрессивных замыслов» (Ibid., p. 30). Читая между строк, несложно заметить и другой важный момент: президент признаёт то, что не до конца осознавал Хомейни: западные державы во главе с США просто не позволили бы одной из сторон одержать убедительную победу в конфликте, развернувшемся в зоне Персидского залива — одном из ключевых регионов планеты. Рафсанджани хотя и отдаёт дань борьбе палестинского народа и критикует «мировых угнетателей», но стремится перевести дискуссию в русло обсуждения конкретных проблем, существующих в двусторонних отношениях. Так, он подтверждает необходимость следовать положениям Резолюции 598, причём ссылается при этом на авторитет Хомейни и, никак не комментируя предложение Хусейна провести встречу на высшем уровне, высказывается за организацию встречи полномочных представителей двух стран на территории нейтрального государства.
Однако президент Ирака и в следующем своём послании от 19 мая 1990 г. продолжал настаивать на проведении переговоров на высшем уровне, считая, что именно такой формат дискуссии лучше всего будет способствовать окончательной нормализации отношений между двумя странами: «...участниками должны быть представители ключевых органов власти обеих стран. Ведь и наше, и ваше присутствие на переговорах на высшем уровне можно считать проверкой на нашу серьёзность в процессе окончательного решения, формула которого будет приемлема для обеих сторон. подлинный мир зарождается и воцаряется в первую очередь в сознании инициаторов мирного урегулирования. Поэтому всякий, кто с самого начала будет участвовать в установлении мира, обязательно будет видеть себя ответственным с психологической и нравственной стороны за его сохранение и его незыблемость» (Ibid., p. 41). В свою очередь, Рафсанджани считал, что встреча на высшем уровне должна иметь исключительно техническую функцию: руководители государств закрепят своими подписями уже достигнутые на различных консультациях конкретные договорённости. В послании от 18 июня 1990 г. президент Ирана так аргументировал свою позицию: «Необходимо подчеркнуть, что проведение встречи двух президентов уместно считать целесообразным только в том случае, если оба они будут уверены в её положительных результатах. В противном случае, возможно, её негативные последствия ещё более осложнят ситуацию по сравнению с текущим моментом» (Ibid., p. 45). В значительной степени нежелание идти на прямые переговоры с Хусейном объяснялось тем, что власти ИРИ, как показали события времён войны, были настроены к иракскому лидеру намного более непримиримо, нежели наоборот. Несмотря на прагматический внешнеполитический курс Рафсанджани, появление кого-либо из представителей высшего руководства страны вместе с человеком, который менее двух лет назад нещадно клеймился как «враг ислама», могло нанести огромный ущерб репутации Исламской Республики Иран и дать радикально настроенным политикам повод для новой критики.
Президент ИРИ также решительно отверг возможность проведения переговоров на высшем уровне в Мекке. Он объяснил это «негативным отношением саудовских руководителей к исламской революции в Иране в прошлом и настоящем». Но мы полагаем целесообразным говорить скорее об обратном. С самого начала существования ИРИ отдельные представители её религиозно-политического руководства не скрывали, что стремятся к подрыву основ саудовского режима и авторитета правящей династии как хранительницы мусульманских святынь. Массовые паломничества со всего мира в Мекку и Медину власти Ирана использовали для пропаганды идей исламской революции по образцу 1979 г путём проведения демонстраций под политическими лозунгами. Во время хаджа 1987 г. саудовские власти, раздражённые подобной тактикой и встревоженные размахом готовившейся иранской манифестации, приняли решительные меры к демонстрантам. В результате кровавых столкновений погибло 402 человека, включая 275 иранских паломников. Это вызвало бурный кризис в отношениях между двумя странами, который завершился разрывом дипломатических отношений в апреле 1988 г. (Князев, 1988, с. 27).
Говоря об общем характере переписки до начала кувейтского кризиса, следует отметить, что конкретные проблемы двусторонних отношений, в том числе упомянутые в Резолюции 598, не обсуждались в ней вообще. Не говорилось ни о статусе р. Шатт-Эль-Араб, ни об обмене пленными. Стороны много места уделили критике американской и израильской политики на Ближнем Востоке, обсуждению некоторых военных операций, имевших место в ходе войны; они не стеснялись прямых и скрытых упреков в адрес друг друга. Правда, стоит отметить, что в острой полемике по различным поводам Хусейн проявлял большую сдержанность. Так, не желая вызывать раздражения, он не стал отвечать на обвинения Рафсанджани в тесном сотрудничестве с США на начальной стадии конфликта, хотя он и мог упомянуть о деле «Ирангейт» (поставки американского оружия Тегерану при посредничестве Израиля в августе 1985 г. в обмен на освобождение американских заложников в Ливане).
Если Хусейн в своих посланиях старался избегать конкретики, то Рафсанджани постоянно подчеркивал необходимость мирного урегулирования на основе международного права: применение его норм (в частности, выполнение Резолюции 598 и подтверждение договора 1975 г.) позволяли Ирану достойно выйти из конфликта и сохранить довоенный статус-кво. Неудивительно, что президент ИРИ призывал к соблюдению законов и своего иракского коллегу: «Обратите внимание, права должны проистекать не из личного восприятия или личных желаний, а из признанных законов и правил; на наш взгляд, одним из важнейших принципов, которым надлежит руководствоваться при установлении прочного и достойного мира между двумя странами, является верность договорам и уважение международных обязательств» (The Text of the Correspondence., 1990, p. 46). Помимо этого, Рафсанджани указывал на непоследовательность действий Хусейна: последний неустанно заявлял о своих «благих намерениях» и желании скорейшего мира, никак не упоминая о продолжающейся оккупации иранской территории войсками Ирака и затягивании женевских переговоров.
На наш взгляд, такая разница в отношении к мирному урегулированию состоит в следующем. Для правительства Рафсанджани полное окончание войны являлось необходимой предпосылкой для создания атмосферы внешнего спокойствия и, соответственно, сосредоточения на решении внутренних проблем. Скорейшее мирное урегулирование на приемлемых условиях объективно отвечало задачам тегеранского руководства.
Что касается президента Ирака, то в первой половине 1990 г он пребывал в состоянии неопределенности, колеблясь при выборе политик в отношении Кувейта. Прежде всего, его беспокоила возможная негативная реакция мирового сообщества и особенно Вашингтона. Поэтому и принятие окончательного решения о том, какую позицию следует выбрать в отношении Ирана, Хусейн откладывал до наступления ясности в кувейтском вопросе.
К концу июля 1990 г Хусейн принял окончательное решение о нападении на Кувейт. Он понимал, что даже при самом благоприятном для него развитии событий серьёзных проблем на международном уровне избежать будет невозможно. В связи с этим он пожелал поставить точку в затянувшихся спорах с Ираном. 30 июля 1990 г., менее чем за трое суток до начала агрессии, Хусейн отправил новое, уже четвёртое по счёту, послание на имя Хашеми Рафсанджани. В нём он впервые указал на опасность дальнейшего сохранения положения «ни мира, ни войны» ввиду того, что враги двух стран могут спровоцировать новый конфликт между ними, и, по словам Хусейна, в этом деле они не встретили бы «значительных сложностей, учитывая, что «линия фронта только по суше растянута на 1200 км, а на море — примерно на 800 км. На всех фронтах существует вероятность непроизвольных выстрелов из оружейных стволов, потому для роковой вспышки не существует необходимости участия в открытии огня большого числа людей, ведь достаточно, чтобы только один человек по любой причине или под влиянием любого из факторов начал стрельбу» (The Text of the Correspondence., 1990, p. 52).
После привычных выпадов в адрес западных стран Хусейн перешёл к конкретным предложениям. Они были изложены в 12 пунктах. Наиболее существенными можно назвать следующие из них:
1. Проведение встречи на высшем уровне на территории нейтрального государства.
2. Выработка на встрече принципиально нового всеобъемлющего договора в соответствии с основными принципами Резолюции 598 (уступка Ирану. — Д. П.).
3. Вывод войск в течение двух месяцев с момента подписания соглашения лидерами двух государств.
4. Скорейшее освобождение всех пленных.
5. Определение статуса р. Шатт-эль-Араб. Хусейн предложил три варианта решения проблемы:
а) признание за Ираком полного суверенитета над речной акваторией;
б) признание за Ираком суверенитета над речной акваторией с предоставлением Ирану привилегированного права на судоходство и другие виды эксплуатации реки;
в) передача вопроса о статусе р. Шатт-эль-Араб на рассмотрение международного суда (таким образом, Хусейн несколько смягчал свою непримиримую позицию относительно договора 1975 г. — Д. П.).
Игнорирование пункта 6 Резолюции 598 (определение стороны, ответственной за развязывание войны) в связи с тем, что тот не «не только не имеет положительного значения для мирного процесса, но и препятствует ему».
7. Включение в новый договор «некоторых пунктов» из соглашений, заключенных между двумя странами за всю историю двусторонних отношений. Здесь Хусейн также шёл на некоторую уступку Тегерану, твёрдо отстаивавшего необходимость следовать Алжирским соглашениям 1975 г, который был подписан еще шахом.
8. Открытие посольств в Тегеране и Багдаде (Ibid., p. 55).
На эти предложения Рафсанджани не успел дать ответ, поскольку уже через двое суток, в ночь с 1-го на 2-е августа 1990 г. иракские войска вторглись в Кувейт и через несколько часов овладели всей территорией этого небольшого государства на побережье Персидского залива. Эта акция вызвала бурю негодования на Западе и в арабском мире. В день нападения Совет Безопасности ООН принял Резолюцию 660, которая осуждала агрессию против суверенного государства и призывала Багдад к немедленному выводу войск.
На следующий день, 3 августа 1990 г., Хусейн отправил новое письмо президенту Ирана, в котором подтвердил действительность своих предложений от 30 июля 1990 г. и подчеркнул свою приверженность делу установления мира между двумя странами. Предвидя возможную реакцию Тегерана на вторжение в Кувейт, Хусейн посоветовал Рафсанджани не придавать особого значения вну-триарабским противоречиям. Реакция на два последних послания Хусейна была двойственной. Так, с одной стороны, Рафсанджани выразил удовлетворение «прогрессом в содержательной части переговоров, а не в обсуждении формальностей». Несомненно, такой оценке способствовало смягчение позиции Хусейна по статусу р. Шатт-эль-Араб, появление конкретных планов по выводу войск и обмену пленными. Но вместе с тем предложенные Хусейном меры были, с точки зрения руководства Ирана, недостаточными. В первую очередь это касалось речной границы: Рафсанджани настаивал на неукоснительном соблюдении договора 1975 г: «.если мы не будем признавать заключённые в прошлом соглашения, в особенности только что упомянутое (договор 1975 г. — Д. П.), то будет наивно ожидать появления взаимного доверия во время сегодняшней дискуссии. Нам следует заявить о приверженности признанным на международном уровне договорам между двумя странами и не требовать ничего сверх принадлежащего по праву каждой из сторон: невозможно вообразить, что путём переговоров можно заполучить то, что оказалось недостижимым за 8 лет войны» (The Text of the Correspondence., 1990, р. 68-69). Касательно сроков вывода войск, то, по замечанию иранского лидера, для этой операции потребовалось бы не более двух дней, а не месяцев (Ibid., P. 70).
С другой стороны, Рафсанджани высказал крайнее неудовольствие агрессией Ирака против Кувейта, поскольку она давала США повод к прямому вмешательству в зоне Персидского залива. Как замечает американский исследователь
Сиамак Шаджаи, Исламская Республика Иран «с момента своего возникновения противилась размещению иностранных вооружённых сил в регионе, особенно если они представляли страны, присутствие которых её руководство ИРИ считало опасными для национальной безопасности» (Shajai, 1994, p. 127). Об этом писал и Рафсанджани: «Несомненно, эта акция даёт повод для расширения присутствия иностранных вооружённых сил в регионе, наносит вред мусульманской умме, принципам исламской солидарности и добрососедства, ведёт к подрыву стабильности и безопасности, изменению положения на фронтах и пренебрежению международными обязательствами» (The Text of the Correspondence., 1990, p. 69). После окончания войны с Ираком и смерти Хомейни спокойная обстановка на Ближнем Востоке для Ирана была как никогда важна с точки зрения восстановления экономики и проведения модернизации.
В ответном послании от 16 августа 1990 г. Саддам Хусейн пошёл на ещё большие уступки иранской стороне. Он согласился признать договор 1975 г., объявил о немедленном выводе войск с иранской территории и назвал дату начала освобождения пленных: 17 августа 1990 г. В заключительной части послания содержался скрытый намёк на возможность объединения усилий в борьбе против США: «Вполне вероятно, наше сотрудничество приведёт к тому, что Персидский залив превратится в озеро мира и безопасности, свободное от иностранных крейсеров и вооружённых сил, держащих нас на прицеле» (Shajai, 1994, p. 123). Столь серьёзные уступки были вызваны тем, что Хусейн не мог продолжать противостояние на всех фронтах. С начала августа 1990 г. вопрос урегулирования отношений с Ираном на выгодных для себя условиях потерял прежнюю значимость. Благоприятное завершение кувейтского кризиса, как надеялся иракский лидер, полностью компенсировало бы уступки Тегерану.
В послании от 18 августа 1990 г., завершившем дипломатическую переписку лидеров Ирана и Ирака, Рафсанджани поблагодарил Хусейна за выполнение данных обещаний, но не стал комментировать предложения о сотрудничестве. Тем самым он давал понять, что Иран намерен занять позицию строгого нейтралитета независимо от развития событий в дальнейшем.
Тем не менее дальнейшие события — поражение Ирака в войне против возглавляемой США коалиции, подавление шиитских мятежей весной 1991 г. в ряде районов Ирака и новая напряженность в отношениях с ИРИ — помешали заключить мирный договор. Между двумя ближневосточными государствами сложилось положение, напоминающее ситуацию в советско-японских (с 1992 г. — российско-японских) отношениях после 1945 г., когда две страны десятилетиями формально находятся в состоянии войны, хотя предпосылок к ее реальному возобновлению нет.
На примере диалога президентов двух крупнейших государств Ближнего Востока мы увидели, что в двусторонних отношениях прагматические интересы берут верх над мусульманской солидарностью. Лидеры могли с пафосом подчеркивать свою приверженность благу всех мусульман, призывать к «освобождению Иерусалима», но гораздо сложнее оказалось договориться о небольшом участке границы между двумя «братскими» странами. Риторика посланий показала, что руководители обоих государств, прежде всего Ирана, пришли к осоз-
нанию той реальности, что в конце XX в. любой локальный конфликт на Ближнем Востоке непременно окажется в центре перипетий глобальной политики. На наш взгляд, в этом состоит важнейший урок, который лидеры ИРИ извлекли из опыта многолетнего противостояния. Он позволил им реалистично и без иллюзий оценивать свое положение на мировой арене, а в отношениях с другими странами преследовать прагматические цели, а не стремиться «экспортировать» ценности исламской революции силовым путем.
Литература
Князев А. Г. Персидский залив: истоки напряженности. М.: Знание, 1988. 64 с. (Knyazev A. G. Persian Gulf: Sources of tension. M.: Znanie, 1988. 64 p.).
Hiro D. The Longest War. The Iran—Iraq Military Conflict. London: Routledge, 1990. 323 p.
Shakai S. Iran in Global Perspective // Islam, Iran and World Stability / ed. by Hamid Zangeneh. New York, St. Martin's Press, 1994. P. 97-134.
ijljt [jjjfra*.j ¿¡ijji ^s^il jjj^a^. jlujj ¿jj oa^i ahj* j u ¿i* (The Text of the Correspondence between the Heads of the Islamic Republic of Iran and Iraq. Tehran, 1990. 130 p.).
ПОЯИТЭКС. 2013. Том 9. № 3
