CC BY
114
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2009. № 3
Т.Н. Горохова,
аспирант Института стран Азии и Африки при МГУ
имени М.В. Ломоносова
ПРОБЛЕМЫ АДЕКВАТНОСТИ ПЕРЕВОДА
ЯПОНСКИХ «АИДЗУТИ» НА РУССКИЙ ЯЗЫК
В статье приводится определение явления «аидзути» или «сигналов слушающего», а также рассматривается специфика употребления японских «аидзути» в устных и письменных текстах. Кроме того, подробно разбираются примеры перевода с японского на русский язык ряда весьма распространенных, однако трудных для понимания иностранцев японских «аидзути».
Ключевые слова: «аидзути», перевод, русский язык, японский язык.
Tatyana N. Gorokhova,
Graduate Student at the Institute of Asian and African Studies, the Lomonosov State University of Moscow, Russia
Russian Translation Adequacy Issues for Japanese Backchannels
The article contains a definition for "backchannels" and specifies its usage features in case of Japanese oral and written backchannels. It is a well known fact that backchannels in Japanese are commonly used, but some of them continue to remain difficult for foreigners' correct understanding. The examples of backchannel's translation from Japanese into Russian are carefully examined in attempt to clarify the situation.
Key words: backchannel, translation, Russian, Japanese.
В традиционном понимании японцев «аидзути» — это своеобразные контактоустанавливающие и некоторые другие элементы, используемые слушающим.
Но поскольку мнения исследователей относительно терминологии и состава категории «аидзути» расходятся, мы сочли возможным предложить своё собственное определение, «сигналы слушающего», для изучения японских «аидзути» (а также аналогичной им категории в других языках).
Сигналы слушающего — это система вербальных и невербальных знаков, используя которую слушающий, принимая во внимание (но не подчиняясь им!) контактоустановительные действия говорящего и стиль его рассказа (в первую очередь, ритмику дыхания, фонетические минимальные предикации, заключительные паузы, просодику, тематику разговора, мимику, изобразительную и прочую жестикуляцию), влияет на дальнейшее развитие разговора, не выходя при этом за рамки коммуникативной роли «слушающего». Сигналы слушающего не обладают функцией захвата инициативы ведения разговора, не являются ответами на вопрос, этикетными формулами приветствия, благодарности, прощания и т.п.
В качестве вербальных сигналов слушающего используются: односложные и многосложные междометия (собственно лексические единицы «аидзути» или междометия внимания), эмотивно-оце-ночные междометия, реплики-реакции на услышанное, уточняющие вопросы, переспрашивания, подсказывания, повторы за говорящим, междометия или слова, сигнализирующие о желании слушающего прекратить обсуждение затрагиваемой тематики, но при этом не являющиеся требованием «передать слово» с целью высказаться самому. К последней группе принадлежат и «нулевые» сигналы слушающего — своеобразная «блокада» говорящего, вплоть до его полного игнорирования.
В качестве невербальных сигналов употребляются движения головы, улыбка, смех, взгляд, мимика, жесты.
Японская устная диалогическая речь представляет собой, как правило, следующую коммуникативную цепочку: высказывание говорящего — его ожидание «аидзути» — «аидзути» слушающего — высказывание говорящего — и так до окончания беседы.
Подобное строение отражается и в грамматической характеристике предложений японской устной речи. Начало предложения говорящего строится по обычным правилам, а его окончание имеет незаконченную или прерванную форму: «...тэ», «...кэдо», «...га», «...кара», «...нодэ». В конце таких предложений часто появляются «сю:дзёси» («заключительные вспомогательные частицы», например «нэ»), представляющие собой обращённые к слушателю контакто-установительные частицы говорящего.
В японской устной диалогической речи практически не употребляются глагольные сказуемые в заключительной форме, свойственные кодифицированной письменной речи — формы на «мас», «дэс», «масита», «дэсита». Они появляются только при «закрытии» определённой темы разговора. Такое построение устных текстов облегчает слушающему задачу выбора места и времени произнесения «аидзути».
Наш подход к переводу японских художественных письменных диалогов совпадает с концепцией О.Б. Сиротининой о том, что художественная литература не является буквальным переложением реальной разговорной речи — примеры из художественных произведений допустимо рассматривать только в качестве стилизации живого диалога, но отнюдь не его прямого отражения1. Тем не менее основные черты и особенности устных диалогов все-таки сохраняются и в печатных текстах.
1 Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и её особенности: Учеб. пособие для студентов пед.институтов по специальности «Русский язык и литература». М.: Просвещение, 1974. С. 39.
Письменные японские «аидзути» представляют собой частный случай общей закономерности построения письменных текстов. «Аидзути» являются характерной чертой устной разговорной диалогической речи, но в художественных диалогах они отображаются с меньшей точностью — разительно сокращается их количество, часть невербальных «аидзути» заменяется их вербальным описанием. Тем не менее автор художественного произведения, как правило, не может отказаться от использования «аидзути» в тех местах текста, где читатель не в силах их домыслить, или где они играют исключительно важную изобразительную роль.
Несмотря на устойчивую тенденцию к сокращению, опущенные «аидзути» в большинстве случаев легко восстанавливаются японским читателем из контекста, и их отсутствие, таким образом, не создает затруднений при понимании литературных произведений.
В противоположность «аидзути», легко подвергающимся эллипсису, в письменных текстах диалогов гораздо труднее обойтись без разговорной грамматики и контактоустанавливающих частиц, употребляемых говорящим в реальной ситуации диалогического общения. Эта особенность японской художественно-изобразительной практики в литературе исполняет роль «лакмусовой бумажки» для японского читателя в процессе вычленения им диалога из повествовательной массы художественного текста, неразграничен-ной кавычками, и помогает лучше сориентироваться при интерпретации письменных «аидзути».
Несмотря на наличие правил употребления в литературных текстах и вполне определённый смысл каждой из лексем «аидзути», ряд российских переводчиков испытывает, по всей видимости, определенные сложности при столкновении с «аидзути». К нашему сожалению, помимо явных упущений в неквалифицированных переводах (обнаруживающих исключение из русскоязычной версии «трудных» отрезков японского текста, «придумывание» перевода, значительное снижение стиля вежливости относительно японского оригинала), даже в относительно хороших переводах на русский язык встречаются курьёзные несовпадения между японскими «аидзути» и предлагаемыми читателю аналогами из русского языка.
Различия диалога и монолога на письме
Прямая речь в японском тексте не всегда выделяется кавычками, что может поставить в тупик неопытного читателя и создать дополнительный сумбур с пониманием письменных «аидузти» слушающего.
Дело в том, что наличие контактоустановительных частиц говорящего в диалогическом тексте, естественно, подразумевает при-
сутствие слушающего и всегда довольно доходчиво сигнализирует читателю о том, что он столкнулся с прямой речью. Благодаря этим частицам необходимость обозначать прямую речь кавычками в японской художественной прозе отпадает в принципе, и кавычки выступают, в большей мере, как стилизация японского текста под западноевропейскую или американскую прозу. Приведём, например, фрагмент из «Мураками Рю:. Койн рокка: бэйби:дзу»2 и перевод на русский язык:
Хаси о сутэта онна ва акамбо: о аравадзу ни дзэнра дэ камибукуро ни цумэ койн рокка: ни осиконда. Хаси ва тампаку арэруги: ни ёру сиссин но тамэ дзэнсин ни тэнкафун о нурарэ сэки о сицудзукэ о:то сита. Бё:ки то кусури но ниои га хако но сукима кара нагарэдэтэ гу:дзэн тоорикакатта мо:до:кэн о хоэсасэта но да. Сорэ нэ, о:кикутэ курой ину датта но, дакара боку нэ, ину ва дайдзи ни суру но, ину ва дайсуки нан да.
Бросившая Хаси женщина положила младенца, немытым, голеньким, в бумажный пакет и запихнула в камеру хранения. Из-за экземы, вызванной аллергией на белки, всё тельце Хаси было присыпано тальком, а от непрерывного кашля его вырвало. Запах болезни и лекарств просочился сквозь щели ячейки наружу и заставил залаять собаку-поводыря, которая случайно проходила мимо. — Представь, это был огромный черный пес. Поэтому, понимаешь, я ценю собак, я их обожаю! (перевод мой. — Т.Г.)
Сравним с существующим переводом Мураками Рю «Дети из камеры хранения»3:
«Мать положила голенького младенца в бумажный пакет и заперла в камере хранения. Хаси был припудрен детской присыпкой, которая вызвала у него аллергию. Младенец кашлял до тех пор, пока кашель не перешел во рвоту. Запах лекарств сквозь щели в камере хранения просочился наружу, и случайно оказавшаяся поблизости собака-ищейка залаяла на камеру. Огромный чёрный пёс. — Собаки для меня очень важны, я их очень люблю, — говорил Хаси».
Переводчик не заметил начало прямой речи в японском языке, совершенно четко отображенное посредством обращения говорящего к слушающему: «сорэ нэ» (в данном контексте — «представь»). Если переводчик неправильно разграничивает реплики слушающего и говорящего, то он оказывается в плену потенциального риска потерять в текстовой массе «аидзути» слушающего.
2 Мураками Рю:. Койнрокка: бэйби:дзу (Т.1). Ко:данся бунко:. Токио, 2007. С. 9.
3 Мураками Р. Дети из камеры хранения / Пер. с яп. А. Кабанова (гл. 20—34), Е. Рябовой (гл. 1—19). СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2006. С. 8.
Вербальные «аидзути» слушающего в диалогах художественных
произведений
Здесь мы рассмотрим случаи наиболее часто встречающихся затруднений и противоречий, связанных с переводом сигналов слушающего из японской языковой системы в русскую.
В то время как эмотивно-оценочные междометия, уточняюще-наводящие вопросы, переспрашивания, подсказывания и повторы за говорящим, лексические единицы с негативным значением, выступающие в функции «сигналов слушающего», как правило, не представляют собой серьёзных препятствий для переводчиков, междометия внимания сложнее поддаются адекватной интерпретации.
Под междометиями внимания нами подразумеваются односложные междометия, произносимые участником коммуникативного акта, слушающим чей-либо монологический отрезок устной речи. Помимо собственно первообразных междометий, к группе междометий внимания можно отнести и ряд устойчивых лексем. С их помощью слушатели выражают свое внимание, демонстрируют говорящему факт понимания произносимого текста. Основной функцией междометий внимания является поощрение собеседника к продолжению своего рассказа. Наиболее часто употребляемые в японском языке междометия внимания: «хай», «э:», «ун», «о», «а» (в зависимости от контекста они могут переводиться как «угу», «да»).
«Наруходо» («действительно», «и в самом деле!», «ну да!»,
«точно», «реально» и т.п.)
«Наруходо» — совершенно определённо на лексическом уровне выражает согласие с собеседником, сигнализирует говорящему о том, что ему удалось убедить слушающего в правильности своего высказывания. Поэтому и перевод «наруходо» на русский язык должен сохранять в себе данную семантику. В качестве примера можно рассмотреть отрывок из «Мураками Харуки. Норууэй но мори»4:
«Со:нэ:» то иттэ Мидори ва сукоси куби о хинэтта. «Мицукэё: то омоэба нантока мицукару моно да си, мицукаранакя гай но най тэйдо ни цукаттяэба ий но ё». «Наруходо» то боку ва кансин ситэ итта.
«Да-а, — Мидори задумчиво склонила голову, — захочешь отыскать — так или иначе найдешь, а не найдешь — так можно и придумать что-нибудь безвредное!» «Точно!» — восхитился я (перевод мой. — Т.Г.)
4 Мураками Харуки. Норууэй но мори. (Т. 1) Ко:данся бунко:. Токио, 2006. С. 133.
93
Мураками Харуки «Норвежский лес»5:
— Да. — Мидори задумчиво склонила голову. — Захочешь заметить — так или иначе заметишь. А если не получится, достаточно писать посредственно.
— Вот как?
С таким вариантом перевода сложно согласиться — «наруходо» с вопросительной интонацией в качестве «сигнала слушающего» в японской устной разговорной речи просто не существует, не говоря уже о лексической составляющей версии перевода.
«Со: нэ» («да-а», «да уж...» и т.п.)
«Со: нэ» — пример лексемы, входящей не во все словари (её нет, например, в двухтомном японско-русском словаре под редакцией Н.И. Конрада), что создаёт определённые трудности при переводе. Согласно статьям толковых словарей, «со: нэ» означает согласие слушающего с собеседником, его общий положительный настрой, душевное расположение.
Например, «Мураками Харуки. Норууэй но мори»6:
«Дзаннэн нэ:, мо: сукоси юккури ситэикэба ий но ни». «Сонна кото ситэтара, боку мо дзутто коко ни ицу итяисо: дэс ё» то боку ва вараттэ итта. «Ма, со: нэ» то Рэйко сан ва итта. Сорэ кара Наоко ни «Со: да, Ока сан но токоро ни иттэ будо: мораттэ конакуття. Суккари васурэтэта» то итта.
— Жаль, хорошо бы так пожить ещё немного без спешки.
— Если так вот поживёшь, то и меня тоже потянет остаться здесь навсегда, — рассмеялся я.
— Да-а, — сказала Рэйко. А затем обратилась к Наоко:
— Слушай! Надо же сходить к Ока за виноградом! Совсем вылетело из головы (перевод мой. — Т.Г.)
Мураками Харуки «Норвежский лес»7:
— Жаль. Пожил бы еще немного.
— Поживу — глядишь, останусь навсегда, — рассмеялся я.
— Держи карман. — И Рэйко, обращаясь к Наоко, воскликнула: — Надо же сходить к Ока за виноградом! Совсем вылетело из головы.
Совершенно очевидно, что здесь получился перевод «с точностью до наоборот» — «со: нэ» ни в коем случае не подразумевает возражение собеседнику, пусть даже и в шутливой форме.
5 Мураками Х. Норвежский лес: роман / Пер. с яп. А. Замилова. М.: Эксмо, 2006. С. 89.
6 Мураками Харуки. Норууэй но мори. (Т. 2) Ко:данся бунко:. Токио, 2006. С. 7.
7 Мураками Х. Норвежский лес: роман / Пер. с яп. А. Замилова. М.: Эксмо, 2006. С. 191.
«Фу:н» («угу», «ага», «а-а», «м-мм» и т.п.)
«Фу:н» — лексема «аидзути», практически не встречающаяся в словарях.
По нашему мнению, данный «сигнал слушающего» сообщает рассказчику о недостаточной заинтересованности партнёра в разговоре и употребляется главным образом для демонстрации формального внимания.
Исходя из этого можно предположить, что наиболее подходящие русские эквиваленты «фу:н» — междометия внимания, такие, как «угу», «ага», «а-а», «м-мм» и т.п. Чем длиннее гласный «у:» — тем меньше степень обозначаемого энтузиазма. Однако в случае сокращения гласного «у:» до «у» речь должна идти, по всей видимости, уже о другой лексеме. В отличие от «фу:н», «фун» выражает фамильярное согласие с собеседником, но может иметь и оттенок недовольства, пренебрежительного отношения к партнеру по диалогу. Что касается последних негативных значений, то в толковых словарях для «фун» приводится синоним «хэн». При этом «фун» также может совпадать по смыслу с лексемой «фуму». В подобных случаях «фун» допустимо переводить на русский язык междометиями «хм» или «гм», имеющими и в русской языковой практике негативные коннотации. Тем не менее, в процессе перевода не всегда удается проводить различия между такими «аидзути», как «фу:н», «фун» и «фуму».
Например, «Мураками Харуки. Норууэй но мори»8:
«Дорэ курай ватаси но кото суки?» то Мидори га кийта. «Сэкайд-зю: но дзянгуру но тора га минна токэтэ бата: ни наттэ симау курай суки да» то боку ва итта. «Фун» то Мидори ва сукоси мандзоку сита ё: ни итта. «Мо: итидо даитэ курэру?»
«Как сильно ты меня любишь?» — спросила Мидори. «Люблю так сильно, как если бы расплавились и превратились в сливочное масло все тигры джунглей в мире», — сказал я. «А-а, — произнесла с неким удовлетворением Мидори, — обнимешь меня ещё раз?» (перевод мой.
— Т.Г. )
Мураками Харуки «Норвежский лес»9:
— Как сильно ты меня любишь?
— Как если бы расплавились и стали маслом все тигры джунглей в мире.
— Хм-м, — недовольно протянула Мидори. — Обними-ка меня еще раз.
8 Мураками Харуки. Норууэй но мори. С. 236.
9 Мураками Х. Норвежский лес. С. 331.
Представляется, что в этом переводе отразилась неверная трактовка японского «фу:н», в результате чего отождествлены «фу:н» и «фун» и выбран неподходящий русский эквивалент. Более того, к подобранному таким образом переводу «аидзути» на русский язык искусственно притянут и ошибочный перевод японского «сукоси мандзоку сита ё: ни» (в данном контексте — «с неким удовлетворением», а не «недовольно»).
«Ун» («угу», «ага» и т.п.)
Японское междометие внимания «ун» означает в целом положительную реакцию слушающего, иногда даже его согласие с получаемой информацией. При этом «ун» стилистически отличается от синонимичных лексем «хай» и «э:» — междометие «ун» более фамильярно. «Ун» — одна из самых широко используемых лексем среди «аидзути» в неофициальном устном диалоге и является, прежде всего, выражением внимания слушающего к говорящему.
Например, «Мураками Харуки. Дансу, дансу, дансу»10:
«Аната то иру но ттэ суки ё» то канодзё ва йу. «Токи доки нэ, сугоку аната ни аитаку нару но. Кайся дэ хатарайтэ иру токи то ка нэ». «Ун» то боку ва йу. «Токидоки» то канодзё ва котоба о кё:тё: ситэ йу. Соситэ сандзю: бё: курай ма о оку. Хю:ман ри:гу но ута га овари, сиранай бандо но кёку ни нару. «Сорэ га мондайтэн на но ё, аната но» то канодзё ва цудзукэру. «Ватаси ва аната то футари дэ ко: ситэ иру но ттэ дайсуки нан да кэдо, майнити аса кара бан мадэ дзутто иссёни итай то ва омоэнай но ё. До: йу вакэ ка». «Ун» то боку ва йу
«Люблю, когда мы вдвоём, — говорит она, — иногда ужасно скучаю по тебе. На работе, например...». «Угу», — произношу я. «Иногда», — подчёркивает она. Потом молчит с полминуты. Заканчивается «Хьюмэн Лиг», начинается что-то незнакомое. «Вот в чем проблема-то, твоя проблема, — продолжает она, — я очень люблю, когда мы вот так, вдвоём, но быть с тобой всё время, каждый день с утра до вечера, не хочется... И отчего?». «Угу», — повторяю я (перевод мой. — Т.Г.)
Мураками Харуки «Дэнс.Дэнс.Дэнс»11:
— Ужасно люблю, когда мы вдвоем, — говорит она. — Иногда бывает — так захочу к тебе, прямо сил нет! На работе, например...
— Хм...
— Иногда, — подчёркивает она. И потом молчит с полминуты. Заканчивается «Хьюмэн Лиг», начинается что-то незнакомое. — Вот
10 Мураками Харуки. Дансу, дансу, дансу. (Т. 1) Ко:данся бунко:. Токио, 2007. С. 21.
11 Мураками Х. Дэнс.Дэнс.Дэнс / Пер. с яп. Д. Коваленина. СПб.: Амфора, 2004. С. 15.
в чем проблема-то... Твоя проблема, — продолжает она. — Мне, например, страшно нравится, когда мы вот так... Но быть с тобой каждый день с утра до вечера почему-то не хочется... Отчего бы, а? — Хм, — повторяю я.
Приведённый перевод, по крайней мере, не точный. Относительно значения «хм» в толковом словаре русского языка Д.Н. Ушакова указывается, что «хм» и «гм» обозначают сомнение, недоверие, иронию. Они также служат для выражения двусмысленного намека, многозначительного умолчания12. Контекст произведения Х. Му-раками иронии или недоверия не подразумевает — слушающий употребляет стандартные для японцев междометия внимания «ун», которые следует переводить на русский язык междометиями внимания соответственно.
«Хэ:» («ничего себе!», «ого!», «вот это да!» и т.п.)
Анализ словарных статей позволяет сделать вывод о том, что в стандартном японском языке «хэ:» выражает удивление, восхищение, восторженную заинтересованность, и даже удивлённую подозрительность слушающего. Помимо общепринятого значения «хэ:» имеет и диалектный смысл — женщины из района Кансай употребляют данную лексему в качестве междометия внимания для обозначения согласия, своего позитивного настроя на ведение беседы. Как показывает практика, некоторые переводчики отождествляют «хэ:» с «хэ», видя в них синонимы. Однако словари подтверждают обратное. Лексема «хэ» может быть синонимичной слову «хэй» в своем устаревшем значении — они использовались торговцами в качестве междометий фамильярной речи и были синонимичны современному междометию «хай».
В настоящее время «хэ» может использоваться для подшучивания над собеседником, и синонимом такой лексемы «хэ» считается слово «хэн». Таким образом, согласие с собеседником выражают только устаревшее «хэ» и «хэ:» в своем диалектном значении, а в стандартном японском слово «хэ:» определённо несёт в себе смысл передачи сильных эмоций, близких к удивлению.
Например, «Мураками Харуки. Дансу, дансу, дансу» 13:
«Коно кёку ситтэру» то боку ва итта. «Мукаси Миракурудзу га утатта н да. Сумо:ки: Робинсон то Миракурудзу. Боку га дзю: го ка дзю: року но коро». «Хэ:» то Юки ва кё:ми наса со: ни итта.
12 Толковый словарь русского языка: В 4 т. [Электронный ресурс] / Под ред. Д.Н. Ушакова. М.: Гос. ин-т «Сов. энцикл.»; ОГИЗ; Гос. изд-во иностр. и нац. слов, 1935—1940. Режим доступа: http://slovari.yandex.ru/dict/ushakov.
13 Мураками Харуки. Дансу, дансу, дансу. С. 231.
7 ВМУ, теория перевода, № 3
97
«О, эту песню я знаю, — сказал я, — её раньше "Мирэклз" пели. Смоуки Робинсон и "Мирэкэлз". Мне тогда было лет пятнадцать-шест-надцать». «Ничего ж себе», — протянула Юки без особого интереса (перевод мой. — Т.Г.)
Мураками Харуки «Дэнс.Дэнс.Дэнс»14:
— О, эту песню я знаю! — сказал я. — Её раньше «Мирэклз» пели. Смоуки Робинсон и «Мирэкэлз». Мне тогда было лет пятнадцать или шестнадцать...
— А-а, — протянула Юки без особого интереса.
На протяжении всего текста героиня романа Юки не использует кансайский диалект и говорит на обычном токийском — вряд ли она внезапно переключилась на использование диалектизмов в своей речи. Поэтому «хэ:» следует перевести на русский язык междометием, выражающим удивление, независимо от того, что Юки в действительности произнесла своё «хэ:» «без особого интереса»
— это задуманное автором противопоставление экспрессивных
слов героини и её действительных эмоций.
* * *
Анализ «аидзути» и перевода этих единиц на русский язык подтверждает, что неверно оценивать их всего лишь как незначительную деталь художественного текста, которой можно и пренебречь. Именно «аидзути» создают важные смысловые оттенки, эмоциональный фон художественных диалоговых сцен. «Аидзути» — это те штрихи художника, которые помогают придать индивидуальность характеру героя, драматизм или безмятежность изображаемой ситуации человеческих отношений.
Помимо очевидной переводческой «неряшливости» существует, несомненно, и чисто техническая трудность — недостаточная проработанность аспекта «аидзути» в словарях. Зачастую лексемы «аидзути» или отсутствуют, или указано только одно значение из ряда возможных.
Более глубокое и систематическое изучение вербальных и невербальных «сигналов слушающего» в японском языке будет способствовать решению проблемы адекватного перевода на русский язык.
Список литературы
Мураками Р. Дети из камеры хранения / Пер. с яп. А. Кабанова (гл. 20—34), Е. Рябовой (гл. 1—19). СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2006. 556 с.
14 Мураками Х. Дэнс.Дэнс.Дэнс / Пер. с яп. Д. Коваленина. СПб.: Амфора, 2004. С. 163.
Мураками Х. Дэнс.Дэнс.Дэнс: Роман / Пер. с яп. Д. Коваленина. СПб.:
Амфора, 2004. 571 с. Мураками Х. Норвежский лес: Роман / Пер. с яп. А. Замилова. М.: Эксмо, 2006. 368 с.
Раздорский А.И. Национально-культурные особенности коммуникации в японском устном диалоге: Дис. ... канд. филол. наук. М., 1981. 212 с. Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности: Учеб.
пособие. М.: Просвещение, 1974. 144 с. Толковый словарь русского языка: В 4 т. [Электронный ресурс] / Под ред. Д.Н. Ушакова. М.: Гос. ин-т «Сов. энцикл.»; ОГИЗ; Гос. изд-во иностр. и нац. слов, 1935—1940. Режим доступа: http://slovari.yandex.ru/dict/ ushakov.
Yngve Victor H. On getting a word in edgewise. Chicago Linguistic Society. 6th. 1970. P. 567—578.
Мидзутани Нобуко. Аидзутирон. Нихонгогаку. № 12. Сб. 7. Токио: Мэйдзи
сёин, 1988. С. 4—11. Миядзи Ацуко. Укэкотаэ. Кокугогаку. № 39. Токио, 1959. С. 85—98. Мураками Рю:. Койнрокка: бэйби:дзу (Т. 1). Ко:данся бунко:. Токио, 2007. 258 с.
Мураками Харуки. Дансу, дансу, дансу. (Т. 1) Ко:данся бунко:. Токио, 2007. 415 с.
Мураками Харуки. Норууэй но мори. (Т. 1, 2.) Ко:данся бунко:. Токио, 2006. 302, 293с.
О:хама Руйко, Ямадзаки Миюки, Нагата Рё:та. Мити кики данва ни окэру аидзути но кино:. Нихонго кё:ику. № 96. Сб. 3. Токио, 1988. С. 73—84.
