CC BY
214
I. ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ
ИЗМЕРЕНИЯ ПОЛИТИКИ: ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И МЕТОДОЛОГИИ
И.А. ЧИХАРЕВ ПРОБЛЕМАТИКА ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ В СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТОЛОГИИ И МЕЖДУНАРОДНЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ
В обзоре, посвященном развитию политической науки постсоветских государств, опубликованном пять лет назад, изучение пространства и времени политики названо «многообещающим направлением»1. Суть «обещаний» подробно раскрыта в ряде обзорных и программных статей2. В настоящем сборнике предпринята попытка «отчитаться» в выполнении обещаний (или же объяснить, «почему этого не произошло») и наметить некоторые новые перспективы. Авторы обзорной статьи выделили прежде всего основные отрасли пространственно-временных исследований - это геополитика, хро-нополитика и политическая география. Первая задача - сделать очерк новейших тенденций развития этих отраслей.
1 Ильин М.В., Малинова О.Ю., Мелешкина Е.Ю. Развитие политической науки в современной России // Политическая наука: Сб. науч. тр. / ИНИОН РАН; Отв. ред. и сост. Мелешкина Е.Ю., Смирнов В.В. - М., 2004. - № 2: Политология в постсоветских государствах. - С. 217.
2 Цымбурский В.Л. Геополитика как мировидение и род занятий // Полис. -М., 1999. - № 4; Замятин Д.Н. Геополитика: основные проблемы и итоги развития в XX в. // Полис. - М., 2001. - № 6; Ильин М.В. Хронополитическое измерение: за пределами Повседневности и Истории // Полис. - М., 1996. - № 1; Ильин М.В. Геохронополитика - соединение времен и пространств // Вестник МГУ. Сер. 12, Политические науки. - М., 1997. - № 2; Чихарев И.А. Указ. соч.
Геополитика, политическая география и политическое пространство
В последние годы сложилось новое прочтение классики геополитической мысли, что отражено в программной идее В. Л. Цым-бурского: «Я полагаю, что в рамках политологии должна быть выделена отрасль, занимающаяся геополитикой как изучаемым типом политической мысли»1. Об этом свидетельствуют публикации на русском языке главного произведения основоположника геополитики Рудольфа Челлена2 «Государство как форма жизни» и статьи Хэлфорда Маккиндера3. Факт публикации знаменует собой прежде всего разрыв с периодом беглого и поверхностного усвоения интеллектуального багажа геополитики. Как отмечают переводчики и комментаторы, «чтение курсов по геополитике и сочинение по ней пособий сделалось в России хлебом людей, считающих за непереносимую тяготу минимальное ознакомление с источниками и за привычное дело - стряпание компиляций понаслышке, обретающее действие "испорченного телефона"»4. Как отмечает В.В. Ильин в предисловии к книге Р. Челлена, «целые поколения людей, знакомящихся с политикой и политологией в нашей стране и в других странах, получили превратные представления об отцах-основателях геополитики, а также об их прямых или отдаленных учениках. Сегодня страницы газет и журналов оккупировали самозванные "геополитики", которые не имеют ни малейшего отношения к позитивному геополитическому знанию как оно мыслилось Челленом, Маккинде-ром и Хаусхофером... Зачастую под геополитику маскируют то, что гораздо уместнее было бы назвать словом геомистика»5.
Актуальность обращения к классике заключается также в необходимости поиска исторических и интеллектуальных корней мировой политики. Этот поиск в последние годы стал одним из важ-
1 Цымбурский В.Л. Указ. соч. - С. 25.
2 Челлен Р. Государство как форма жизни. - М.: РОССПЭН, 2008.
3Маккиндер Х. Круглая земля и обретение мира // Космополис. - М., 2006/2007. - Вып. 16, № 2.
4 Цымбурский В.Л. Хэлфорд Маккиндер: трилогия хартленда и призвание геополитика // Космополис. - М., 2006/2007. - Вып. 16, № 2. - С. 28-29.
5 Ильин М.В. Политические профессии Рудольфа Челлена // Челлен Р. Государство как форма жизни. - М.: РОССПЭН, 2008. - С. 10.
нейших направлений отечественной политологии и международных исследований. Исследователи классических текстов обращают внимание на то, что «как раз во времена Челлена завершается пространственная экспансия западноевропейской модернизации на все пространство земного шара. В политическом отношении мир "свертывается" (s'enroule) и образует глобальную сферическую конфигурацию, которая размечена плоскостными территориальными клеточками государств. С точки зрения Р. Челлена, эта структурообразующая роль государств отнюдь не сводится к чисто пространственной, политико-географической. Государства обладают ясно выраженной субъект-ностью. Они творят то, что мы сегодня склонны именовать мировой политикой»1.
Несомненно, сходный смысл выражается в оригинальном названии статьи Маккиндера «The round world and the winning of peace». Перевод заглавия как «Круглая планета...» объясняется стремлением «избежать дурной омономии, рождающейся из соседства русских эквивалентов слов "world" и "peace"»2. Однако содержание статьи «первого геополитика» не оставляет сомнений в том, что смысл слова World - мировая целостность и мировое равновесие: «Сбалансированная планета человеческих существ. И счастливая, ибо сбалансированная и поэтому свободная»3.
Геополитика приобрела особый статус еще в конце XIX - начале XX в., когда Челлен ввел сам термин, а чуть позднее Маккин-дер прочел свою парадигмальную лекцию4. Именно тогда, в качественно новой исторической ситуации, географическое пространство политики было осмыслено в его планетарном значении. Сформировалась достаточно завершенная планетарная картография, были созданы технические возможности глобальной власти (мгновенная связь, регулярные планетарные коммуникации), с выходом на мировую арену находящихся за пределами Западной Европы регионов
1 Ильин М.В. Политические профессии Рудольфа Челлена // Челлен Р. Государство как форма жизни. - М.: РОССПЭН, 2008. - С. 28.
2 Маккиндер Х. Круглая земля и обретение мира // Космополис. - М., 2006/2007. - Вып. 16, № 2. - С. 65.
3 Там же. - C. 64.
4MackinderH.J. The geographical pivot of history // Geographical j. - L.: Royal geographical society, 1904. - Vol. 23. - P. 421-437.
(США, Россия, Япония) началась «постевропейская эра» мировой политики.
Однако с политической точки зрения это пространство было далеко не всеобщим. Западноевропейский центр международных систем к концу XIX столетия значительно уплотнился, ему на смену пришла Версальско-вашингтонская ось. В процессе конкуренции осей «Рим - Берлин - Токио» и «Вашингтон - Лондон - Москва» сложилась биполярная модель. Сегодня уже обсуждается возможность многополярных моделей международного устройства. Развитие сферы мировой политики и сегодня далеко до завершения. Однако к настоящему моменту проблема многомерности мировой политики остро стоит как в теоретическом, так и в практическом, управленческом смысле. Продолжая использовать пространственные метафоры, вспомним сферы власти (SOA - spheres of authority) Дж. Розенау, взаимодействие которых сворачивает современную мировую политику из плоскости в «лист Мёбиуса» (Mobius-web Governance)1. Исследователи мировой политики задумываются о новой политической онтологии, не центрированной, но мультиперспек-тивной (термин Дж. Рагги, см. статью в настоящем сборнике).
Возврат к истокам геополитики связан также с переосмыслением роли государства в мировой политике. Неолиберальная «постгосударственная» версия мировой политики все чаще критикуется сторонниками неоклассических реалистических подходов и новыми структурными реалистами, для которых интеллектуально близка геополитическая эквилибристика Маккиндера, подчеркивающая роль России и Китая.
Особое значение для политической науки имеет обращение к наследию С. Роккана2. Он - не геополитик в том смысле, который вкладывает в это «призвание» В.Л. Цымбурский, - не мастер «геополитического проектирования». Однако работы Роккана являются лучшим способом избавить современных исследователей от искушения пофантазировать на темы «истории с географией». Его труды - кропотливая работа над «концептуальной картой Европы». «Роккан, рассматривая вопросы, связанные с нациеобразованием и
1 Rosenau J.N. Distant proximities: Dynamics beyond globalization. - Princeton; Oxford: Princeton univ. press, 2003. - P. 397-399.
2 Политическая наука: Сб. науч. тр. / ИНИОН РАН. - М., 2006. - № 4: Научное наследие Стейна Роккана / Отв. ред. и сост. Ильин М.В., Мелешкина Е.Ю.
формированием государств, стремился построить макромодель политического развития Европы на основании "топологическо-типологического подхода", что потребовало систематического сравнения больших массивов географических, экономических, политических, исторических и других данных по европейским странам. Предложенная им концептуальная карта Европы основана на сочетании методов ретроспективного и перспективного анализов, чрезвычайно насыщена политическими сущностями и охватывает временной период в несколько столетий»1. Роккановские исследования размежеваний в отечественной политологии получают перспективные продолжения2.
Надо отметить, что мастера геополитического проектирования не отбрасывали и позитивный эмпирический подход к исследованию политического пространства. Так, Маккиндер призывал «проводить разделительную черту между идеалистическими прожектами и научными реалистическими план-картами (maps), где представлены понятия - политические, экономические, стратегические и т.д., - основанные на распознании упрямых фактов»3.
Вполне логично, что после усвоения классической мысли развиваются «неклассические» направления. Их эволюция происходит во многом в русле «критической геополитики», одна из программных статей которой публикуется в этом сборнике (Дж. О'Тоал). Появляются различные генетические модификации геополитического и политико-географического знания, а также принципиально новые виды политико-пространственных подходов. Как отмечает Д.Н. Замятин в статье, посвященной результатам и перспективам развития геополитического знания на рубеже столетий, «сама геополитика при этом стала концептуально клонироваться, выделяя из своего класса двойников - геоэкономику, геоэкономическую политику, геокультуру»4.
Несмотря на появление второго корня в обозначении «двойников», генетическая трансформация геополитики связана прежде
1 Жукова Е., Миронюк М. Стейн Роккан - выдающийся создатель теорий и структур // Там же. - С. 13.
2 См.: Туровский Р.Ф. Концептуальная электоральная карта постсоветской России // Полития. - М., 2005/2006. - № 4.
3 МаккиндерХ. Указ. соч. - С. 52.
4 Замятин Д.Н. Указ. соч. - С. 103.
всего с изменившимся пониманием значения «гео-» для современной политики. В упоминавшейся статье В. Л. Цымбурский критикует авторов, призывающих «переосмыслить в слове "геополитика" элемент "гео-" так, чтобы обозначить этой частицей "не просто географический или пространственно-территориальный аспект в политике", но "всепланетарные масштабы, параметры и измерения, правила и нормы поведения в целом, а также отдельных государств, союзов, блоков в общемировом контексте"», а заодно и «восприятие мирового сообщества в качестве единой завершенной системы в масштабе всей планеты»1. Однако сделанный им самим перевод статьи Маккиндера («The round world...») скорее оправдывает критикуемую точку зрения. В любом случае новейшие политико-географические исследования обращают внимание прежде всего на пространственные аспекты глобализации. Так, И.М. Бусыгина, выступая с позиций географа, отмечает, что «география. должна изучать не только "мир мест", но и "мир потоков"»2. В этом плане обращают на себя внимание опубликованные в последнее время политико-географические работы, отличающиеся многомерностью подхода и учитывающие динамику региональных и мировых социально-политических и экономических процессов - Атлас «Le monde diplomatique» (под ред. И. Рамоне и др.), дополненный материалами лабораторий комплексного картографирования и устойчивого развития географического факультета МГУ, и Атлас социально-политических проблем, угроз и рисков Юга России, подготовленный специалистами Южного научного центра РАН3.
Есть более радикальные точки зрения, обнаруживающие «конец географии»: «Континенты утрачивают географические очертания и дают появиться телеконтиненту всемирной практически мгновенной коммуникации. Метагеофизика в трансполитике, представленная информационной интерактивностью современного
1 Цымбурский В.Л. Геополитика как мировидение и род занятий // Полис. -М., 1999. - № 4. - С. 10.
2 Бусыгина И.М. Судьба географических знаний в политической науке и образовании // Полис. - М., 2003. - № 1. - С. 152.
3 Атлас Le monde diplomatique / Под ред. И. Рамоне и др. - М.: Центр исследований постиндустриального общества, 2007; Атлас социально-политических проблем, угроз и рисков Юга России / Под ред. Г.Г. Матишова. - Ростов-н/Д.: Изд-во ЮНЦ РАН, 2006.
мира конца нашего века, приходит на смену геофизике, имевшей важное значение в политике обществ, разделенных скорее задержками сообщения и расстояниями, чем национальными границами. мы присутствуем при исчезновении географии»1. Некоторыми авторами (в числе которых и П. Вирилио) была констатирована «смерть геополитики»: современные коммуникации сократили расстояния или, как в случае с электронными сетевыми технологиями, свели «на нет» значение дистанции, обеспечив взаимодействие в реальном времени. Ряд исследователей постмодернистского направления полагают, что геополитика в современном мире заменяется «хронополитикой», которая (исключительно в данном контексте!) означает стратегию нетерриториального контроля над пространством на основе доминирования в области военных технологий быстрого развертывания и высокоточного действия, лидерства в области сбора и обработки информации, способности вести сетевую, информационную войну, формировать интеллектуальную повестку дня мирового сообщества, навязывать единые «современные» культурные стандарты.
В качестве симптома «смерти геополитики» часто указывают на то, что она не отражает такое значимое явление международных отношений, как рост влияния негосударственных акторов - транснациональных корпораций, неправительственных организаций, террористических сообществ и т.п. Вследствие того, что эти субъекты не могут быть «размещены» на географических картах, геополитика характеризуется как область знаний, не чувствительная к реалиям современных международных отношений.
Мы признаем, что значение геополитики в современном мире меняется, однако соглашаться с тезисом о смерти геополитики преждевременно. Прежде всего, основу социального взаимодействия формируют ресурсы «первой и второй природы»2. В современном мире обостряется борьба за природные ресурсы, без которых социальное воспроизводство, а значит, и производство знаний и информации неосуществимы. Развитие «третьей природы» невозможно без соответствующей технической инфраструктуры, которая располагается в физическом пространстве, - даже если речь идет о
1 Вирилио П. Информационная бомба. Стратегия обмана. - М.: Гнозис, 2002. - С. 14-15.
2 См. статью О'Тоала в настоящем сборнике.
спутниковой связи, техника находится в конкретных точках на околоземных орбитах и запускается в космос из определенных мест земного шара. В цитируемой статье Х. Маккиндер, иронизируя над современными ему грезами «о мировой воздушной мощи», которая бы «ликвидировала» сразу и флоты и армии, приводит заявление летчика-профессионала: «Воздушная мощь всецело зависит от эффективности ее наземной организации»1.
Более того, традиционная «географическая» геополитика в современном мире, возможно, приобретает еще большее значение - ресурсы «первой природы» имеют сегодня особый статус из-за обострения экологической и энергетической проблематики. Развитие хозяйственно-экономической деятельности делает политически значимыми новые географические пространства - Арктику, Антарктику, Мировой океан и Тихоокеанский регион в частности. Стратегическое политическое значение приобретает и ближний космос. Безусловно, геополитика сегодня сохраняет важную роль и в описании цивилизационно-культурных и этноконфессиональных процессов. Культуры, цивилизации, этносы, конфессии имеют географически определенные и укорененные в исторической памяти «месторазвития», генетические ареалы. Таким образом, геополитика в современных условиях глобального развития сохраняет значение как минимум в трех отношениях - энергетическом, экологическом и цивилизационно-культурном.
Еще одно направление мутаций геополитического знания -разделение геополитической практики и геополитического дискурса, проведенное в рамках «критической геополитики» (см. статью О'Тоала) и широко воспринятое отечественными политологами. «Картина мира, складывающаяся в массовых представлениях в целом и отдельных социальных групп в частности, сильно отличается от реальной. В наш век бурного развития средств массовой коммуникации представления о мире заменяют сам мир. Геополитическое пространство не только в сознании рядовых граждан, но и профессиональных политиков обычно состоит из сформированных коллективным и индивидуальным опытом символов и мифов»2.
1 МаккиндерХ. Указ. соч. - С. 62.
2 Мир глазами россиян: мифы и внешняя политика / Отв. ред. Колосов В.А. - М.: ФОМ, 2003. - С. 1.
На этой основе происходит изменение понимания сущности геополитики, в фокусе ее внимания оказывается не столько реальное географическое пространство и борьба за него, сколько репрезентации пространства. «Постмодерная геополитика, которую, вероятно, следует интерпретировать как метагеополитику или геополитологию, должна иметь дело с виртуальными геополитическими ансамблями образов, рассматриваемыми в качестве поля действия определенных геополитических сил»1, - утверждает Д.Н. Замятин. В этом отношении для политической науки принципиально отличать постмодернистскую игру воображения и позитивное научное исследование политико-географических образов. Позитивный способ изучения, по мнению В.А. Колосова, может быть осуществлен методами ментального и когнитивного картографирования, сравнительно-географическими и статистическими методами, контент-анализом2. Неудивительно, что этот подход дал в последнее время надежные и признанные за рубежом результаты3.
Наконец, в последнее время появляется качественно новая модификация геополитического и политико-географического знания, которую можно обозначить как исследование собственно политического пространства, возникновение которого Замятин описывает следующим образом: «Классическая геополитика (в трудах Мэхэна, Маккиндера, Челлена, Хаусхофера) использует языковые стратегии первого уровня, связанные с артикулированием и интерпретацией элементов географической карты. Географическая карта выступает языком геополитики, и любая геополитическая концепция складывается из карты и письменного текста, накладывающегося на картографические изображения и составляющего их специфическую оболочку. На втором уровне происходит отделение языка геополитики от его картографической основы и непосредственное манипулирование географическими концептами с целью построения автономных геополитических образов. На третьем уровне формирование геополитических образов осуществляется в специфической языковой среде, где географические названия и/или
1 Замятин Д.Н. Российские политики мирового развития: образы и их интерпретации // Полис. - М., 2004. - № 4. - С. 107.
2 Колосов В.А. Указ. соч. - С. 13.
3 Колосов В.А., О 'Локлин Дж. Социально-территориальная динамика и этнические отношения на Северном Кавказе // Полис. - М., 2008. - № 4.
понятия играют роль маркеров, кодов», которые, с точки зрения исследователя, формируют «особую образно-геополитическую карту, имевшую мало общего с традиционной географической»1. Интересно, что, говоря о третьем уровне, исследователь ставит в один ряд понятия и географические названия. Это весьма симптоматично для современных политико-пространственных исследований, в которых смешиваются пространство политики (например, географическое) и политическое пространство. Продуктивная попытка разделить эти реальности предпринята в тематическом номере «Полиса». Один из авторов, А.Ф. Филиппов, критикует создание «недифференцированных пространственных описаний, в которых интерпретации культурных смыслов, классификации социальных позиций и сугубо географические термины выступают как элементы одного и того же набора категорий, относящихся к одному и тому же пространству, что делает невозможным соотнесение между собой различных видов и способов его понимания»2.
В связи с этим он предлагает «основную схему социологии пространства»3.
I - интуиции пространства наблюдателя II - не рефлекти-руемое значение пространства для наблюдаемых III - пространство как тема коммуникации наблюдаемых
A. - место А1 - место наблюдателя Ап - «чувство места» участников взаимодействия Аш - тематизация места как предмета борьбы и договора, области проживания и деятельности
B. - место мест В1 - место мест наблюдателя Вп - практическая схема участников взаимодействия Вш - обсуждение территории как места мест, тематизация территории по образу тематизации места
C. - идея пространства С1 - идея пространства Сп - общая идея пространства участников взаимодействия Сш - геометрия, физика, космология, теоретическая география и геополитика
1 Замятин Д.Н. Геополитика: основные проблемы и итоги развития в XX в. // Полис. - М., 2001. - № 6 - С. 111.
2 Филипов А.Ф. Пространство политических событий // Полис. - М., 2005. - № 3.
3 Там же. - С. 9.
Несмотря на то что автор помещает геополитику в поле Сш, современные геополитические исследования работают, скорее, в «зоне» Лц-Лш-Бц-Сш, т.е. обсуждается конкретное место или территория, но не идея (или концептуальное значение) пространства.
Примером может служить концепция геохронополитики М.В. Ильина . По аналогии с «диапазонами темпоральности» - Повседневностью, Историей и Хроносом - автор выделяет пространственные горизонты: месторазвитие («пространство политики в его первом и ближайшем масштабе является непосредственно обозримым»), регион («обобщенные пространства - земли, края, страны»), и, наконец, глобальный мир («планетарный масштаб человеческой ойкумены в целом»). Каждой эволюционной форме политической организации соответствуют определенная сфера распространения, а также горизонт видения или восприятия пространства, определяющий уровень сложности политической стратегии. В результате реконструируется следующая логика: географический детерминизм опосредован политической системой. Естественные средовые факторы трансформируются в управленческие решения (цели, ответы, стратегии) не напрямую, а благодаря политической организации. И чем более развитой является эта организация, тем изощреннее стратегия. Средовые факторы определяют политическую эволюцию, но принципиально важным оказывается момент политического творчества. Именно в этом заключается значение паузы, соединяющей геополитический Вызов и управленческий Ответ.
Парадоксальность данного взгляда заключается в том, что идеальным типам политий здесь соответствует реальная география. Представляется, что, несмотря на очевидное расширение масштаба при переходе от места к региону, а затем и к глобальному миру, мы имеем дело с одним и тем же реальным пространством. Основанием укрупнения масштаба является не нарастание идеализации, что соответствовало бы, в понимании самого М.В. Ильина, размерности интеллектуального обобщения, но всего лишь расширение круга все того же «непосредственно очевидного». Или, по крайней мере, мы переходим лишь на «вторую ступень» идеализации: земли, края и страны столь же неочевидны, как и мир в целом. Категория политического пространства до сих пор концептуально проработа-
1 Ильин М.В. Геохронополитика - соединение времен и пространств // Вестник МГУ - Сер. 12, Политические науки. - М., 1997. - № 2.
на слабо. Позволим себе утверждать, что география представляет собой пространство политики, но не политическое пространство. Последнее, на наш взгляд, более корректно было бы понимать как распределение власти, силовых возможностей субъектов политики. Это распределение лишь воплощается в физическом пространстве, в географии. Другое дело, что на протяжении значительного отрезка мировой истории те или иные конфигурации сил достаточно устойчиво воспроизводились, порождая иллюзию вневременного характера принципов геополитики. Но объяснение заключается в том, что однажды закрепленная в пространстве власть приобретает это пространство в качестве дополнительного ресурса. Можно предположить, что хронополитике могла бы соответствовать «хорополи-тика», рассматриваемая как концептуальная проработка политического пространства, исследующая распределение не геомассы, но специальных политических ресурсов или власти, понимаемой не как концентрация материальных ресурсов, но как «идеократиче-ская» способность их мобилизовать. «Политическое пространство и время выступают. как среда формирования и циркуляции идей. Одни идеи могут сужать пространство (современная либеральная идея России как национального государства), другие - способствовать его расширению (Россия как тип цивилизации); одни делают его открытым, иные, напротив, способствуют тенденциям изоляционизма. То же самое касается и времени: есть идеи, ускоряющие ход времени, интенсифицирующие процесс истории, и есть иные -замедляющие его; одни вводят в логику поступательного линейного времени, другие - в логику прерывно-цикличного, инверсионного времени. Словом, традиционным дихотомиям натуралистической геополитики (хартленд - римленд, океанические державы -континентальные) противостоит ноосферная политология, исследующая взаимосвязь территориальной динамики от идейной эволюции человечества в различных регионах планеты, мире в целом (курсив мой. - И. Ч.)» . Категория власти шире категории суверенитета над определенной территорией, со второй половины XX в. власть приобретает нетерриториальные формы. Сказанное перекликается с идеей Ильина о новой эволюционной форме поли-тий, так называемых «хоритик». Хорологическое видение про-
1 Ильин В.В. Реформы и контрреформы в России. - М.: МГУ, 1996. -С. 294-295.
странства в рамках парадигмы Ильина становится возможным на определенном этапе политического развития. Геополитику можно рассматривать как мезоуровень, соответствующий историческому эону и надстроенный над микроуровнем «повседневности» и «ме-сторазвития». Такой взгляд подкрепляется и тем, что многие категории геополитики несут отпечаток миссионерства и цивилизатор-ства, типичных, в концепции Ильина, атрибутов исторического эона1. Рассматривая подобный сюжет, И. Валлерстайн сопоставляет термин «геополитическое пространство» с эпизодическим, событийным историческим временем (¡'historic evenementielle Броделя), называя их сочетание «episodic geopolitical TimeSpace». А более масштабные «пространственно-временные реальности» именует «циклико-идеологической», «структурной», «вечной» и «трансформационной»2.
Сквозь призму вышесказанного совершенно иначе воспринимается тезис о том, что «геополитика уступает место.» Речь идет об уменьшении значимости категории «реальное пространство», пространства географического, физического. Политическая география дополняется политическим пространством, которое «вырастает» над географией.
Одним из примеров логико-математической проработки категории политического пространства выступают исследования другого автора тематического номера «Полиса», А.С. Ахременко. Анализируя электоральную проблематику, он предлагает понимать политическое пространство как множество объектов (в общем случае - политических партий и кандидатов) с заданной структурой, понимаемой как количественная упорядоченность пространственных отношений между такими объектами (см. статью в настоящем сборнике).
1 См.: Ильин М.В. Хронополитическое измерение: за пределами Повседневности и Истории // Полис. - М., 1996. - № 1.
2 См.: Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность // Философия и методология истории: Сб. переводов. - М.: Прогресс, 1977; Валлерстайн И. Изобретение реальностей времени-пространства: к пониманию наших исторических систем // Время мира: Альманах современных исследований по теоретической истории, макросоциологии, геополитике, анализу мировых систем и цивилизаций. - Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. - Вып. 2: Структуры истории.
Хронополитика и политическое время
В обзоре политической науки в постоветских государствах, с которым мы сверяемся в настоящей статье, авторы отмечают, что «основная проблема хронополитики состоит в том, чтобы преодолеть остроту противоречий между ее различными, порой взаимоисключающими трактовками. В первую очередь речь идет о понимании хронополитики либо как научной субдисциплины, либо как прикладной отрасли политического проектирования»1.
Для решения этой проблемы была предпринята попытка выстроить целостную концепцию хронополитики2. Хронополитика сегодня - это научная концепция политического времени, понимаемого как изменения политических отношений и форм их организации. Концепция объединяет методологические и стратегические, основанные на познании временной определенности политического процесса, принципы. К методологическим относится прежде всего принцип различения уровней (форм, диапазонов) темпорально-сти, с помощью которого выделяются:
1) реальное (событийное) время, или «политическая хроника»;
2) ритмы, конъюнктуры, присущие функционированию определенных политических систем, или «политическая хронография» (например, циклы смены лидерства в мировом политическом процессе, структур баланса сил, чередования либеральной и консервативной фаз в концепции «циклов американской истории» А. Шлезингера, циклы реформ и контрреформ в истории России и др.);
3) время, связанное с длительностью существования определенных политических систем, с выделением качественно различных форм политической организации;
4) «вечное» время, связанное с включением форм политической организации во всеобщую логику политического развития, выделение универсальных законов политики.
1 Ильин М.В, Малинова О.Ю., Мелешкина Е.Ю. Развитие политической науки в современной России // Политическая наука: Сб. науч. тр. / ИНИОН РАН; Отв. ред. и сост. Мелешкина Е.Ю., Смирнов В.В. - М., 2004. - № 2: Политология в постсоветских государствах. - С. 219.
2 Подробнее см.: Чихарев И.А. Хронополитика в теории мировой политики. - М.: Современные тетради, 2006.
Отметим, что названный принцип был сформулирован еще в рамках исторической школы «Анналов». Наиболее развернутая его трактовка представлена Ф. Броделем в эссе «История и общественные науки. Историческая длительность»1. Также Бродель впервые применил данный принцип к исследованию мира-экономики («Время мира»). Затем он был воспринят миросистемным анализом и дальнейшую разработку получил в концепции «пространственно-временных реальностей» (TimeSpace realities) И. Валлерстайна2. Политологическая интерпретация дана М.В. Ильиным в концепции Повседневности, Истории и Хроноса.
Важность данного принципа состоит в том, что он позволяет систематизировать современные концепции политического времени. Если рассмотреть, к примеру, предложенное В.В. Ильиным понимание хронополитики как дисциплины, анализирующей «закономерные последовательности в динамике политоморфологических рельефов - формы, периоды, циклы, цепи, волны активизации и пассивизации обмена политической деятельностью, воспроизводства, перемещения политического вещества, кратократических движений, стремлений и т.п.»3, то мы можем отнести его к «политической хронографии».
Второй методологический принцип - это принцип дискретности времени.
Ключевым для современной хронополитики является выделение «переходного» времени, когда происходит трансформация одной формы политической организации в другую. Принципиальная роль этого времени связана с проблематизацией в современной науке вообще и в общественных науках в частности «вечного времени», связанного с понятиями линейности и детерминизма. А.С. Панарин обосновывает такое видение времени в «методологических презумпциях глобального политического прогнозирования», включающих следующие принципы:
- принцип неопределенности будущего, который соответствует новой картине мира, связанной с критикой классического детерминизма и открытием стохастических процессов;
1 См.: Бродель Ф. Указ. соч.
2 См.: Валлерстайн И. Указ. соч.
3 Ильин В.В. Политология: Учебник. - М.: Книжный дом «Университет», 1999. - С. 7.
- понятие бифуркации - раздвоения протекания достигших определенной критической величины процессов, когда однозначная зависимость между прошлым и будущим состояниями системы теряется;
- принцип дискретности пространства-времени, означающий, что в точках бифуркации формируются предпосылки качественно новых состояний, создающие основания для иного будущего1.
В концепции пространственно-временных реальностей Вал-лерстайна обозначенному принципу соответствует «трансформационное пространство-время»: «Это время, о котором теологи говорят кшго8 в противоположность формальному времени, что, как сказал П. Тиллих, было различием между качественным и количественным временем»2. Сходное понимание времени у М.В. Ильина описывается концептом «хронополитическая пауза» (пауза сама по себе указывает на дискретность времени), разделяющей Вызов (критическое изменение средовых условий политической системы) и Ответ («обновление структуры целедостижения, накопление ею хронополитической сложности»).
Из обозначенного принципа вытекают следующие понимания хронополитики как деятельности:
1) оперативно-тактическое, «дромология»3, где политика интерпретируется как скорость, игра на опережение политического противника;
2) основанное на рассмотрении механизмов функционирования политической системы тактико-стратегическое понимание, где политика выстраивается в соответствии с требованиями политического времени, социальной конъюнктуры;
3) основанное на диагностике бифуркационного периода в развитии той или иной политической системы стратегически-трансформационное понимание, где политика расценивается как деятельность, связанная с конструированием политических институтов, в рамках которых политический процесс может выйти на новый этап развития.
1 Панарин А.С. Глобальное политическое прогнозирование. - М.: Алгоритм, 2000. - С. 9-10.
2 Валлерстайн И. Указ. соч. - С. 113.
3 См.: Вирилио П. Информационная бомба. Стратегия обмана. - М.: Гнозис,
2002.
В настоящее время происходит оформление хронополитики в качестве самостоятельной области научного политологического знания. Основополагающие публикации и фундаментальные труды в данной сфере появились еще в конце 80-х - 90-е годы. Хронопо-литика возникает на фундаменте накопленных в истории общественно-политической мысли представлений о политическом изменении и развитии. Ее статус как особого направления связан с комплексом изменений в современном политическом мире, развитием политической науки, дифференциацией и интеграцией знания. В отечественной науке разработка хронополитических концепций вдохновляется как общей проблематикой планетарных перемен, так и особым российским опытом. Это обстоятельство способствует формированию сообщества исследователей хронополитики в нашей стране. В последние годы хронополитика активно изучается также на Украине, прежде всего, в Киевском государственном университете им. Т.Г. Шевченко (см. статью М. Андрущенко и А. Яку-бина в настоящем номере).
Сформировались предпосылки институционализации хроно-политических исследований и преподавания хронополитики. Хро-нополитическая тематика разрабатывается, в частности, в МГУ и МГИМО (У) МИД РФ. В Московском университете получила продолжение традиция, заложенная еще в середине 90-х годов серией публикаций «Теоретическая политология: мир России и Россия в мире»1. В МГИМО постоянный семинар по сравнительному изучению политических изменений действовал еще в конце 90-х годов, итогом его работы стал ряд публикаций. Кафедрой сравнительной политологии факультета политологии МГИМО разработан ряд учебных дисциплин, связанных с проблематикой современного политического развития (авторы - М.В. Ильин, В.Л. Иноземцев, Б.В. Межуев, В.М. Сергеев, В.И. Пантин и др.). С 2003 г. на отделении политологии философского факультета МГУ читается курс «Хронополитика» (автор - А.Л. Алюшин), с 2005 г. - специальный курс «Хронополитика в исследованиях мировой политики» (автор - И.А. Чихарев)2. Создается научное сообщество исследовате-
1 См., например: Ильин В.В., Панарин А.С. Философия политики. - М.: МГУ, 1994.
2 См.: Изучение хронополитики в отечественной высшей школе // Полис. -М., 2005. - № 3.
лей хронополитики, регулярно выходят тематические номера в журнале «Полис».
Таким образом, вырисовываются формальные признаки становления хронополитики в качестве отдельной области политологии. Вместе с тем в предметно-содержательном аспекте это направление остается гетерогенным, и едва ли в условиях крайней плюралистичности современной политической науки его удастся унифицировать. Однако некоторые черты хронополитики как исследовательской программы можно наметить1. Ранее были опубликованы статьи по общим методологическим основам хронополити-ческих исследований, которые сформировали твердое ядро дисциплины. Интенсивное развитие получили хронополитические концепции глобальной политической динамики. В течение трех последних лет появилась серия публикаций, затрагивающих темпоральные аспекты изучения мировой политики.
Пространство и время глобальной политики
Перспективы развития исследований политического пространства-времени связывались прежде всего с «необходимостью осмысления глубоких изменений в мировой политике, политических противоречий процесса глобализации, неоднозначности тенденций мирового развития»2.
Заметным событием в этом отношении стало проведение в 2005 г. Конвента российской ассоциации политической науки, посвященного теме «Пространство и время в мировой политике и международных отношениях». Близкая проблематика освещалась в тематическом номере журнала «Международные процессы»3.
Исходным мотивом в обращении к теме мирового политического пространства и времени является переосмысление глобализа-
1 Подробнее см.: Чихарев И.А. Хронополитика: развитие исследовательской программы // Полис. - М., 2005. - № 3.
2 Ильин М.В, Малинова О.Ю., Мелешкина Е.Ю. Развитие политической науки в современной России // Политическая наука: Сб. науч. тр. / ИНИОН РАН; Отв. ред. и сост. Мелешкина Е. Ю., Смирнов В. В. - М., 2004. - № 2: Политология в постсоветских государствах. - С. 219; подробнее см.: Чихарев И.А. Хронополити-ка в теории мировой политики. - М.: Современные тетради, 2006.
3 Международные процессы. - М., 2007. - Т. 5, № 2 (14).
ции. Одномерно-прогрессистская трактовка этого процесса уступает место более комплексной. А.Ю. Мельвиль в статье, подготовленной на основе доклада на упомянутом Конвенте РАМИ, отмечает: «Принято считать, что глобализация "сжимает пространство" и "ускоряет время". Но у нее сегодня выявляются и свои собственные "проти-вофазы", "противотенденции", которые, как это ни парадоксально, расширяют современное политическое пространство и тормозят ход политического времени. Например, множатся локусы политического, в том числе за счет появления и расширения субнациональных и транснациональных политических пространств, которые представляют собой вполне естественный побочный продукт глобализации. Или пробуксовывают темпы политического развития (а то и происходит регресс - если мыслить в линейной матрице) в политической динамике тех или иных стран и регионов»1. Н.А. Косолапов указывает, что «именно глобализация выступает мощным инструментом формирования новых мировых про-странств»2.
Исследователи разделяют вышеобозначенный тезис о том, что сохраняется значимость территориального, национально-государственного понимания политического пространства, однако признают, что возникают новые, не сводимые к территориальности, пространства. «Хотя понятие "пространство" часто используется как синоним объема или территории (космическое, российское), оно на самом деле характеризует скорее социальную реальность, "наложенную" на территорию. Отсюда - понятия экономического, политического, культурного, правового или информационного пространства»3.
Каким образом можно продемонстрировать качественную новизну современного политического пространства? Для этого недостаточно указать на глобализацию современного мира, которая зачастую понимается как формирование единого политического пространства или перенесение моделей государственного управления на глобальный уровень. Необходимо, во-первых, определить
1 Мельвиль А.Ю. Пространство и время в мировой политике // Космопо-лис. - М., 2007. - № 2 (18). - С. 117.
2 См.: Косолапов Н.А. Пространственно-организационный подход к анализу международных реалий // Международные процессы. - М., 2007. - Т. 5, № 3 (15).
3 Там же.
«старые» или традиционные пространства политического управления и, во-вторых, выявить «новые», выходящие за пределы устоявшихся пространств и определяемые иными измерениями конфигурации. Политическое пространство фиксирует область политического управления, общезначимых решений. Политическое пространство отдельного актора представляет сферу его влияния в принятии общих решений. Политическое пространство в целом может быть представлено как пересечение (согласованное или конфликтное) этих сфер.
«Старые» пространства политики описываются в терминах государственного и муниципального управления, а также международного управления. Государственное управление имеет территориальный охват и внутреннюю пространственную организацию. Так, конституция содержит принципы государственного устройства и «карту власти», размечающую поле конкуренции в области выработки и принятия общезначимых решений. Права и свободы очерчивают пределы власти. Система государственного управления устанавливает отраслевую (секторальную) организацию администрирования. Государственная политика определяет степень государственного регулирования социальных процессов. Понятие «политический режим» также имеет пространственный смысл -оно указывает на фактический характер властного взаимодействия (как внутри системы государственной власти, так и между властью и обществом).
Международное управление в традиционном смысле частично переносит обозначенную схему на межгосударственный уровень. Можно выделить геополитические сферы влияния, однако поле конкуренции за глобальную власть является более открытым и менее структурированным. Гораздо более вольно трактуются суверенные права, а секторальное управление только намечается -например в деятельности специализированных программ и организаций ООН. Международное управление понимается как взаимное влияние государств в решении различных вопросов. Главное внимание здесь уделяется наиболее влиятельным государствам или сверхдержавам. В современных исследованиях международного управления преобладают несколько тем: глобальное управление, межгосударственное мироуправление, транснациональное плюралистическое управление. На наш взгляд, для получения целостной
многомерной и многоуровневой картины международного управления необходимо сочетать эти позиции.
Мировая политика развивается с возникновением новых, требующих регулирования измерений социальной активности. Они возникают в результате социальной эволюции, с появлением новых видов деятельности и возникновением новых смыслов у привычных видов взаимодействия. Так, экологические проблемы требуют новых сфер регулирования, обладающих особой географической конфигурацией, которая бы повторяла природные ареалы, что предполагает объединение усилий правительств, местных сообществ, неправительственных организаций. Здесь возможно выстраивание специфических режимов, т.е. отличных от иерархических систем принятия решений, которые были бы более чувствительны к обратным связям (это необходимо для более деликатной адаптации социальной активности к условиям окружающей среды, зачастую находящейся в критическом состоянии). Подобные режимы также востребованы экономической сферой для регулирования хозяйственной деятельности. Возрастающая в результате экономического развития и информатизации социальная мобильность в вертикальном измерении требует включения новых групп в системы принятия решений, а в горизонтальном создает миграционные проблемы. Уплотнение социального взаимодействия обостряет культурные и цивилизационные конфликты.
Эти трансформации, описанные здесь лишь контурно, изменяют конфигурацию традиционных политических пространств. Сфера управления больше не может ограничиваться территорией отдельного государства. Государственное устройство достраивается и надстраивается за счет трансграничных регионов или новых округов, более полно охватывающих новые сферы регулирования. В результате транснациональной активности международных неправительственных организаций изменяются требования к гарантиям прав человека и социальных групп. В конечном счете это может отразиться и на «карте власти», как это произошло недавно в некоторых республиках постсоветского пространства. Появляются межсекторальные управленческие структуры, согласующие работу отдельных отраслей, государственное регулирование становится более гибким, оно начинает учитывать специфику взаимодействия в различных полях - от жесткого администрирования в вопросах
безопасности до вариабельных форм «соуправления» (governance) в сфере образования и науки. Международное управление также становится многоуровневым, выходящим за пределы компетенции правительств. Геополитическая сфера влияния определяется не столько военно-стратегическим доминированием, сколько комплексным воздействием на различные поля транснационального взаимодействия - геоэкономическое, геокультурное, геоинформационное, экологическое, интеллектуальное.
Какими средствами можно осуществить научное описание политического пространства? Традиционно политическое пространство ассоциируется с геополитикой, однако ее статус в современной науке является противоречивым. Геополитика остается достаточно консервативной дисциплиной, особенно в отечественной традиции, ориентирующейся на территориально-географическое понимание политического пространства. В таком ракурсе геополитика ассоциируется преимущественно с политическим реализмом и, по мнению некоторых исследователей, неприменима к анализу современной мировой политики. С другой стороны, в последнее время появляются работы, рассматривающие существенные аспекты новых пространств мировой политики, в частности концепции геоэкономики А.И. Неклессы1 и геономики Д.Н. Замятина2. На Западе с конца 80-х годов развивается школа «критической геополитики», разрабатывающая проблематику новых геоинформационных пространств, измерений безопасности, транснациональных социальных и экономических полей. Применяя такие методы, как анализ дискурса, методы политической коммуника-тивистики, подходы международной политэкономии, экополитоло-гии, многомерная современная геополитика может стать эффективным инструментом изучения новых политических пространств.
В рамках неолиберальных теорий международных отношений исследуются международные режимы, т.е. функциональные регионы, образующиеся в результате уплотняющегося экономического и социального взаимодействия. Представляется продуктивным для описания новых пространств мировой политики использовать конструктивизм,
1 См.: Неклесса А.И. Постсовременный мир в новой системе координат // Глобальное сообщество: новая система координат (подходы к проблеме). - СПб.: Алетейя, 2003.
2 Замятин Д.Н. Пространство как образ и транзакция: к становлению геономики // Полис. - М., 2007. - № 1.
так как с точки зрения данного подхода политическое пространство предстает как результат сознательного конструирования социальных и политических отношений, которое осуществляется на основе интерсубъективного видения перспектив сотрудничества, закрепляемого в дальнейшем через формирование общих идентичностей.
Проблема «старых» и «новых» пространств заставляет обратиться к хронополитике - науке об изменчивости политических отношений и форм их организации. Построение теории мировой политики требует определения не только пространственных, но и временных координат. Необходимо исследовать тенденции политического развития наиболее динамичных постсовременных политических систем, выявлять новые роли традиционных и современных форм политической организации. Важно также отметить, что новые политические пространства выступают как результат планирования и проектирования, т.е. выстраиваются во временной перспективе.
Перспективным направлением анализа политического пространства выступает также системный подход. Трансформация пространства политического связана с критическими изменениями сред политики, что требует адекватного управленческого ответа, создания новых управленческих субсистем. Проблемы окружающей среды, насыщенность информационного пространства, развитие технологий и интеллекта, экономическая глобализация, расширяющиеся кросскультурные коммуникации, транснациональное социальное взаимодействие, транснациональная преступность и терроризм ведут к возникновению новых подпространств мирового политического пространства. Происходит изменение уровней пространственной организации современного мира, изменяется характер иерархичности системы. Местные взаимодействия могут приобретать глобальное или региональное значение. Развиваются сети, связывающие государственный уровень управления с корпоративным и некоммерческим секторами. Формируются различные регионы (метарегионы, мезорегионы, трансрегионы). Собственно, «регион» - ключевое понятие для описания трансформирующегося политического пространства, подразумевающее пространственную организацию власти и управления.
Проблематика современного мирового политического пространства изучалась рядом зарубежных и отечественных исследователей. Помимо уже упомянутых, это Й. Фергюсон, Р. Мансбах,
Р.Дж. Бэрри Джонс, Дж. Розенау. Так, Фергюсон и Бэрри Джонс в книге «Политическое пространство: границы изменений и управление в глобализирующемся мире» пишут, что «размышления о политическом пространстве заставляют нас переосмыслить степень, в которой политика остается связанной с территорией, возможные сдвиги в этом отношении и источники изменений, а также степень, в которой важные аспекты глобальной политики и управления выходят за территориальные пределы или теряют территориальный смысл. Политическое пространство относится к управлению делами, значимыми для различных групп и индивидов. оно может быть охарактеризовано в терминах существующих схем осуществления управления в сферах, вызывающих широкую заинтересованность и значимых; институтов и структур, которые были установлены или утверждаются сегодня перед лицом изменяющихся обстоятельств»1. Розенау отмечает, что «наши аналитические возможности ограничены методологическим территориализмом, устоявшейся, почти безсознательной привычкой изучать проблемы в пространственно-географическом контексте. Эта привычка создает трудности по причине растущей проницаемости границ между внутренним и внешним, что делает территориальность менее значимой, чем в привычном понимании»2. Вопреки видению мира, в котором доминирующими являются государства и национальные правительства, новая онтология мировой политики, по мнению Ро-зенау, базируется на предположении, что мир состоит из сфер автономной власти, которые не обязательно совпадают с территориальным делением и подвержены значительным изменениям. Они выделяются по наличию акторов, способных добиться подчинения при осуществлении власти.
Несмотря на полиструктурность, динамизм и многомерность мировой политии, нельзя уйти от ответа на сформулированный М.М. Лебедевой важнейший вопрос об «общем знаменателе» структуры мировой политики. На мой взгляд, ответ на этот вопрос связан с определенным пониманием политического пространства. Исследова-
1 Ferguson Y , Barry Jones R.J. Political space: Frontiers of change and governance in a globalizing world. - Albany: State univ. of New York press, 2002. - P. 227.
2 Cm.: Rosenau J. Governance of fragmegration: A paper prepared for presentation at the Congress of the International political science association. - Quebec City, 2000. - August 1-5.
тели мировой политики критически относятся к геополитике как области знания, не оставляющей места для нетрадиционных акторов, многие из которых нетерриториальны. Геополитическая структура мира обусловлена распределением геомассы. В теории неореализма структурные характеристики связываются с распределением силовых возможностей, куда включаются военная мощь, экономическое влияние и геополитические факторы. В современном понимании политического пространства необходимо усилить акцент на информации как основе структурирования современного мира. В этом направлении работают ряд российских и зарубежных ученых - Дж. О'Тоал, Д.Н. Замятин, В.А. Колосов и др. Здесь, конечно, очень важны такие факторы, как плотность информационных потоков и контроль над ними, циркуляция в них определенных геополитических образов. Однако помимо этого необходимо принимать во внимание научную и культурно-значимую информацию, распределение знаний. В современных мировых взаимодействиях все больше влияния приобретают субъекты, располагающие информацией о происходящих процессах и способные сформулировать разделяемые другими участниками перспективы направленности этих процессов. Именно это придает вес в современной мировой политике общественным организациям, оценки которых сильно влияют на легитимацию государственной политики и деятельности крупного бизнеса.
Поэтому наиболее перспективным направлением в изучении политического пространства представляется анализ политической коммуникации. Серьезным исследовательским вызовом здесь вступает поиск возможностей измерения и соотнесения позиций акторов в информационно-интеллектуальном или рефлексивном пространстве. Важнейшим направлением поиска является также изучение возможностей управления инновациями, политическими изменениями и кризисами. В случае реализации этого потенциала исследования пространственно-временных измерений политики могут внести неоценимый вклад в политическую науку.
