CC BY
44
ки действий тех или иных субъектов. В частности, юридический процесс сориентирован не просто на совершение тех или иных процессуальных действий, а на их последовательность, порядок их оформления, своевременность и даже место их совершения. Зафиксированная в процессуальном законе форма процессуальных действий призвана способствовать успешному достижению конечных целей всей процессуальной деятельности.
Даже на уровне правовых действий важными оказываются разнообразные факторы, влияющие на их содержание и форму. Юридически значимыми являются не только сами поведенческие акты, действия, но и операции, средства, предметы, субъекты с их целями и мотивами, способы организации и выражения вовне и т.д. Все это не может не учитываться и в информационно-правовой сфере как влекущее определенные правовые последствия, что позволяет дополнить характеристику информационно-правовой деятельности.
Главные критерии информационно-правового деяния, которые особенно важны в совокупности для человеческой активности: его социальная значимость, осознанность и выраженность вовне тем или иным способом.
Информационно-правовой поступок специфичен. Он имеет следующую определенную структуру: ® объективную сторону — те конкретные действия (бездействие), которые были совершены лицом, включая способ действия, примененные средства, наступившие (или возможные) результаты;
# субъективную сторону — их мотивы, цели, степень сознания и предвидения последствий, характер волевого отношения к ним (желание, допущение и др.);
# объект — информация, иная социальная ценность, на которую они направлены;
субъект — гражданин, субъект права.
Таким образом, всякий информационно-правовой поступок имеет объективные и субъективные элементы. Его объект — те физические, социальные ценности, на которые этот поступок направлен, и субъект поступка — действующее лицо.
Критерием информационно-правовой деятельности выступает также возможность вынесения решения в случае возникновения спора, неопределенности, конфликта, отклонения и т.д. Следствием вынесения решения является возможность его принудительного осуществления со стороны правоприменительных и правоохранительных органов. Следовательно, дополнительным критерием правовых действий может считаться официальное признание их формы и содержания правильными и справедливыми со стороны общества и государства, а также в случае необходимости — юридически зна-чимыми3.
1 Керимов Д.А. Философские проблемы права. М., 1972.
2 Мейер Д.И. Русское гражданское право: в 2 ч. М., 1997. Ч. 1. С. 153—154.
3 Шагиева Р.В. Правовая деятельность в современном российском обществе (Проблемы теории и методологии). М., 2004. С. 66.
ПРОБЛЕМА ЗАКОННОСТИ В КОНТЕКСТЕ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ И РОССИЙСКОЙ ПРАВОВЫХ КУЛЬТУР
Ю.Н. ФРОЛОВ
Аннотация. В статье рассматривается проблема законности и правопорядка в контексте западноевропейской и российской правовых культур. Анализируя идею закона с точки зрения религиозного мировоззрения, автор обосновывает вывод о том, что российское понимание законности и отношения к ней обладает существенной спецификой, в связи с чем низкий уровень законности в России является результатом не только и не столько правового нигилизма, сколько отражением особого понимания роли закона, присущего русской культуре.
Ключевые слова: законность, правопорядок, российская правовая культура, российское мировоззрение, религиозное мировоззрение, нравственность.
В настоящее время широко распространено мнение о том, что в Российском государстве господствует низкий уровень законности, отсутствует правопорядок, действуют режим беззакония и «теневое» право. Возникает точка зрения о слабости русского правосознания и о правовом нигилизме русского народа: «В настоящее время наше российское общество страда-
ет правовым нигилизмом, от этого, в частности, мы имеем такой низкий уровень законности и правопорядка. Многие ненавидят такое государство и не следуют предписаниям закона, считая это справедли-вым»1.
Однако этот факт можно оценить и с иной стороны, проанализировав понимание законности и правопо-
рядка в контексте западноевропейской и российской правовых культур. Поскольку идея закона, лежащая в основе законности, зародилась в религиозном сознании, рассмотрим проблему с позиции религиозного мировоззрения. С определенными оговорками в рамках религиозного мировоззрения можно выделить три точки зрения на природу закона, хотя отделить один тип понимания закона от другого не всегда легко.
Первоначальное религиозное понимание закона представляет его как некое универсальное правило, действующее и в природе, и в обществе. Все социальные нормы (и моральные, и правовые, и религиозные) рассматриваются как проявления этого универсального закона, являются слитными и неотделимы от внешней среды — природных закономерностей. Слово «закон» понимается и в юридическом смысле, и в естественнонаучном как выражение общего и необходимого отношения (порядка, последовательности) между явлениями природы2.
Второй тип понимания природы закона рассматривает все человеческие нормы как исходящие от Бога3. В теистических религиях благодаря разграничению творца и твари понятие закона отделяется от понятия субстанции, и происходит четкое разделение законов природных и человеческих.
Наконец, третья точка зрения исходит из представлений о праве как о чисто человеческом установлении. Постепенно возникает мысль об особом, автономном характере действующих в обществе законов, об их отличии от законов природы, их исторической изменчивости и о человеческом источнике права4.
В русском язычестве превалировал первый тип понимания закона, но он не сделал определяющей эту точку зрения в православной Руси. Христианство совмещает взгляд на закон как изъявление воли Бога с представлениями о правовых нормах как человеческом установлении. Первая точка зрения распространяется на Моисеево законодательство, которое рассматривается как полученное от Бога, и на каноническое право, основывающееся на Евангелии, апостольских и соборных правилах, созданных под воздействием Святого Духа. Напротив, современное гражданское законодательство является результатом человеческого творчества, которое, конечно, должно соответствовать христианским представлениям о благе и природе человека.
Рассмотрим, как взгляд на природу закона находит свое выражение в западноевропейской политико-правовой мысли. Остановимся на существенных особенностях западного правопонимания.
В Западной Европе получил распространение католический вариант христианства, а с Реформацией возник и протестантизм. С наступлением эпохи Просвещения религиозный компонент в европейском правосознании утрачивается полностью. Деятели Просвещения стремились утвердить на земле «царство разума» с идеями справедливости, гуманизма,
высоконравственной личности, но лишенное церковного обоснования и религиозной составляющей. Вольтер, например, видел причину всех социальных зол в засилье невежества и суеверия, виновником которых считал католическую церковь, и призывал «раздавить эту гадину». С. Пуфендорф высмеивал тех, кто выводил верховную власть в государстве от Бога5.
Ш.Л. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо также не ориентировались на религиозную компоненту в правопони-мании. И. Кант, Г.В.Ф. Гегель применительно к идее правового государства и гражданского общества рассматривают морально-этическое состояние индивида, не выходя на уровень религиозной нравственности. Марксисты, Ф. Ницше вообще проповедуют атеизм в своих политико-правовых изысканиях.
Таким образом, в Новое время и до настоящего времени в западноевропейской политико-правовой мысли формируется отношение к праву как к исключительно человеческому, рациональному установлению, не имеющему над собой божественного авторитета и надмирной природы. «Там право — форма рационализма, который находит выражение в типе правосознания, исповедующем земное, мирское истолкование юридического»6. Это положение играет существенную роль применительно к отношению западного общества к идеям законности и правопорядка.
Закон в западноевропейском правосознании приобретает статус общечеловеческой ценности, так как является единственно возможным способом обеспечения свободы личности, разрешения конфликтов. В подтверждение этого можно привести высказывание П.И. Новгородцева: «Западная философия права прекрасно отдает себе отчет в том, что помимо права как опоры и вспомогательного средства живет и действует еще известный внутренний фактор — нравственность, нравы и обычаи... Но основное устремление западной мысли состояло именно в том, чтобы поставить человека и всю его нравственную жизнь на почву автономного закона личности, в независимости ее не только от церкви, но и религии вообще»7.
Западное право насквозь пронизано идеей индивидуализма, и его источником выступает автономная личность, чья воля (или совокупное сложение воль) формирует закон. Только таким способом приобретают необходимую духовную основу идеи правового государства и господства права: все для личности, и выше ее священной свободы нет ничего. Это есть культура рациональная и светская, мало зависимая от религиозных воззрений и настроений, и «считающая величайшим достижением научной мысли и общественных усилий то отделение права от нравственности и религии, которое с течением веков образовалось в ней»8.
Поскольку закон в западноевропейской правовой культуре олицетворяет собой индивидуализм, полезность, справедливость, формализм, разумность и ценность, причем естественное право соотносится со справедливостью, позитивное право — с полезно-
стью, законность связывается с реализацией режима господства права, претворением в жизнь принципов равенства, свободы, гуманизма, защиты прав и свобод личности.
Специфика российского понимания законности и отношения к ней заключается в том, что российская правовая культура пошла по иному пути осмысления идеи закона. Христианство совмещает взгляд на закон как изъявление воли Бога с представлениями о правовых нормах как человеческом установлении, которые, однако, должны соответствовать духу христианства. Но, в отличие от западноевропейской мысли, абстрагирующейся со времени эпохи Просвещения от религиозного компонента в понимании природы закона, русская правовая культура пронесла религиозную составляющую явно вплоть до 1917 г., а на уровне ментальности сохраняет ее и сейчас.
Стремление смотреть на законы через призму христианского религиозного идеала сформировало на православной почве особенности правосознания, ставшие специфической чертой мировосприятия русского народа. П.А. Флоренский отмечает следующую особенность православного истолкования природы церковных канонов: «По православному пониманию каноны — не законы, а регулятивные символы церковного общества. Никогда они не выполнялись целиком, да и нельзя ждать, чтобы были выполнены когда-либо до точности, но всегда их должно было... иметь в виду для яснейшего сознания своей виновности пред Богом»9.
Эти наблюдения можно распространить и на характерное для русской культуры отношение не к церковным канонам, а к гражданским (светским) законам. Действительно, в России и законодатель, и граждане смотрят на закон не как на отражение и регулятор реально сложившихся в обществе правоотношений, а как на регулятивный символ, т.е. некий идеал, достичь которого в полной мере нельзя, но на который нужно ориентироваться. Благодаря этому законодательство несколько оторвано от жизни, как бы приподнято над несовершенной действительностью. Законодатель и общество словно бы моделируют в виде закона некий желательный, хотя до конца и не достижимый, образец правоотношений.
«Право — не способ и не формы действительного поведения, имеющего сугубо автономные, индивидуалистические цели, а прообраз лучшего, откровенного поведения. В такой векторности, целеустремленности находит воплощение и обычный для всякого права практицизм (тривиальное целеполагание) и одновременно потрясающий идеализм нашего права. Только русское право и при царях и при генсеках могло ставить задачи формирования новых общественных отношений, нового общества и даже нового человека»10.
Все российские конституции не действовали в полном объеме, но каждая указывает на тот идеал, который провозглашался в данное время в качестве цели
господствующей идеологией. То обстоятельство, что в России не всегда действуют все законы, является результатом не только, а может быть, и не столько правового нигилизма, сколько отражением особого понимания роли закона, присущего русской культуре, когда правосознание, формулируя правовые нормы, не ожидает их безусловного исполнения, но скорее выражает свои чаяния и стремления в области общественного идеала. И подобно тому, как невозможность исполнения в полной мере церковных канонов приводит верующих к осознанию своей греховности перед Богом, заведомое неисполнение значительной частью граждан всех своих правовых обязанностей в полном объеме порождает у них понимание своей виновности и уязвимости с точки зрения закона.
В то же время негативное, критическое отношение человека к закону порождается восприятием последнего как формального, бездушного, чуждого, даже греховного установления. Формальность не является имманентно присущей чертой российского права. «Для русского по культуре право не может быть инструментом, индифферентным сути его мировоззрения, жизненного смысла. Ценность права в русском правосознании не в обеспечении формальной законности, а в достижении ею тождественности с глубинным образом собственного жизнепонимания. Поэтому массовое правосознание в России может легко отказаться от правовой формы, если она перестает быть формой именно его жизненного уклада»11.
Присутствие в законе элементов греховности объясняется следующим. В христианском учении всегда присутствует антитеза добра и зла, причем зло нередко торжествует над силой правового регулирования, вследствие чего реальное право не может не быть в известном смысле «дурным» правом, в котором и по природе, и по результату добро и зло перемешаны. Реальное (положительное) право, стало быть, внутренне противоречиво, не подлинно и, следовательно, не религиозно (или псевдорелигиозно)12.
Это обстоятельство подтверждает и Б.П. Вышеславцев: «Если в законе есть элемент божественного, то в нем еще непременно есть элемент небожественного. закон никогда не содержит в себе непосредственно божественных ценностей. между ним и этими ценностями есть посредник — человеческая природа, и притом природа, искаженная грехом: она формулирует норму в зависимости от искажений и преломляет лучи божественных ценностей в своей среде»13. Закон «недобр», так как должен считаться с недобрыми свойствами человеческой природы, и рассчитан на их обуздание. Закон всегда есть законодательство, а никакое положительное право не просто не может считаться непогрешимым, но оно склонно подменять заповеди Божьи сомнительными человеческими установками и казуистическими толкованиями.
Таким образом, «диалектика жизни по закону, «по уму», и жизни подлинной (жизни «в духе») есть диа-
лектика формы и содержания, причем формы внешней, принципиально случайной для содержания, но содержания духовного. В невозможности сбросить эту форму окончательно и жить царствием Божьим — греховность человека и, в определенном смысле, наказание как искупление греха14.
Кроме того, наличие закона трагично для человека. Во-первых, закон лишь указывает на грех и запрещает его, но бессилен бороться с грехом, не может преодолеть сопротивление греха. Закон борется с грехом посредством осуждения, но не может изменить случившегося. Покаяние, искупление, прощение греха недоступны закону. «Делом закона, — пишет в Послании к римлянам апостол Павел, — не оправдана пред Ним никакая плоть, ибо законам познается грех»15.
Во-вторых, закон пробуждает отрицательное отношение к нарушителю, он вызывает гнев на преступление (закон производит гнев, потому что там, где нет закона, нет и преступления). Закон не может заставить любить грешников, положительное отношение к заблудшему не свойственно закону.
В-третьих, закон достигает результата, противоположного желаемому, обещая оправдание, дает осуждение; требуя соблюдения, вызывает нарушение. Своей императивной формой закон вызывает дух проявления, а потому порождает преступление (апостол Павел: «Без закона грех мертв», «Прежде я жил вне закона, но когда пришла заповедь, грех ожил»). Закон является поводом для греха. Помогая познать то, что признается преступлением, закон, однако, не доходит до тех глубин, где возможно постичь основы существования преступления. «Ни усовершенствование законов, — заключает Б.П. Вышеславцев, — ни организация власти, ни постоянное моральное суждение и осуждение. не устраняют и даже не уменьшают количество зла и преступления на протяжении исторического пути»16.
Чуждость идеи законности в западноевропейском ее понимании для российской правовой культуры подтверждается следующим: «Как только утрачивается христианское понимание идеи общественного служения, сразу же возникает идея «личных прав» как неких священных свобод, которыми человек от рождения наделен и за которые следует бороться. Вследствие этого закон воспринимается как нечто рациональное в своей основе, связывающее собой вся и все, индифферентное национальным традициям и основам быта. Но такой закон совершенно чужд православному восприятию мира, и требование «подняться до закона», до «понимания права», до «цивилизации» выглядит нелепо в отношении наших национальных традиций. Христианин не строит правовой идеал, ему гораздо ближе и понятнее стремление дойти до царствия Божьего, жить по Правде и в мире со всеми остальными людьми»17.
По социальной природе, функциональным связям с обществом российское право менее других имеет
«государственную» природу. «Это не конструктивный и разумный свод правил искусственного, т.е. государственно-политического, либо естественно -го, т.е. морально-религиозного, происхождения, а способ интуитивного жизнепонимания и жизне-строительства»18. Закон заключает в себе прежде всего обычные, религиозные и профессионально-социальные институты жизнестроительства, которые даже в эпохи самого мощного контроля политической власти минимальным образом затрагивались нормоустановительной деятельностью государства.
Именно эта идея — отказ от рационального права, источником которого является взятая сама по себе верховная власть, — получила распространение в среде славянофилов, чьи убеждения зачастую подвергались жесткой и несправедливой критике. Так, по мнению А.Д. Градовского, ошибка заключается в том, что славянофилы не только отрицают западные формы, но и необходимость юридических форм вообще: «Их политическое учение есть теория юридически бесформенного государства»19.
Однако А.С. Хомяков, Д.Л. Хомяков, И.С. Аксаков интересовались вопросами права и не призывали к анархизму. Напротив, А.С. Хомяков интересно рассматривал вопрос об организации судопроизводства и роли третейских судов в России, придавая большое значение скорейшему и справедливому рассмотрению гражданских дел в судах. Другое дело, что, по его мнению, суд должен в основе своей стремиться примирить спорящие стороны, открыв возможности миру участвовать в этом процессе и склоняя их решать дело «по совести»20.
То же самое мы видим и у И.С. Аксакова: он указывал главную причину разделения народного обычая и государственного закона — особенное несочувствие народа к формальному судилищу, основанному лишь на одной внешней букве закона, а не живой, нравственной правде. «Суд, — писал Аксаков, — есть выражение общественной нравственности, это голос бытовой совести. Суд должен твориться по разуму и по совести, и только, уже при невозможности применить совесть ко всем условным явлениям гражданской жизни или в среде чисто условных отношений, общество прибегает к опоре внешнего закона. Живой обычай выше мертвой буквы закона, совесть выше справедливости внешней. Таков принцип, который должен господствовать в судопроизводстве»21.
На представления о месте закона в жизни человека большое влияние оказывает учение о спасении души, которое занимает центральное место в каждом веровании. В православном варианте христианства право не имеет непосредственного значения для спасения человека. Правовой порядок необходим для поддержания нормальных условий земной жизни людей. И лишь постольку, поскольку эти нормальные условия жизни дают человеку возможность обратиться к духовному совершенствованию, право приобретает какую-то
ценность с точки зрения спасения. Ценность эта, однако, относительная; право с точки зрения христианства — средство, инструментальная ценность.
Христианские отношения к ценности закона как внешних норм поведения раскрывается в учении о соотношении закона и благодати. Закон не отрицается полностью, признается только ограниченность его значения для дела спасения человека. Христос «.предлагает совершенно иной путь борьбы со злом. Это не новая система заповедей, запретов, императивов, норм, это не новый закон. — это приглашение. в царство творческой любви, в царство конкретного любовного творчества. Любовь действует не по правилам, она иногда соблюдает нормы закона, иногда нарушает»22.
Подразумевается, что благодать, которая спасает человека, не противоречит закону, а полнотой безмерно превосходит его и только поэтому его как бы упраздняет: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить» (Мф. 5, 17). Для христиан основной принцип Ветхого и Нового завета один — любовь, просто в Новом завете он раскрывается полнее (Мф. 22, 37—40).
В традиционном христианстве закон отступает на второй план, главным признается духовное совершенствование. Активность человека направлена на его внутренний мир, упорядочение мира внешнего рассматривается как дело второстепенное.
Таким образом, становится понятным скептическое отношение массового российского сознания к рациональным аспектам позитивного права, закону, законности и правопорядку. В российской правовой культуре закон олицетворяет собой идеи правды, духовности и т.п., а невозможность достичь подлинных целей и ценностей трансформируется во мнение о чуждости жизни по закону, «по уму» для человека23.
В современной правовой науке в качестве образца законности и правопорядка выступает западная правовая (светская) культура с ее специфическим пониманием права как универсального и единственно возможного способа обеспечения свободы личности. Западная правовая культура требует не только своего статусного признания, но и претендует на значение одной, по-настоящему познавшей существо права, его идею, и потенциально — единственно возможной. Соответственно, все иные взгляды подпадают под разряд «неправовых».
Нельзя однозначно утверждать о низком качестве российской правовой культуры, так как требуемая от Российского государства культура в своей основе — западная, т.е. чуждая российскому менталитету, основанному на религиозных ценностях и противопоставлении юридического и неюридического права.
1 Миронов С.М. Не милость, а милосердие // Труд. 2008. № 152. С. 4.
2 Наиболее ярко такое понимание закона, как проявления природы, обнаруживается в даосизме, конфуцианстве,
в Индии — идея «Рита». Дао — абсолют в даосизме, является и субстанционным началом всех вещей, и всеобщим законом мироздания. Задача человека — следовать этому закону, не предпринимая активных действий и включаясь в естественный ход вещей (см., например: ЧанышевА.Н. Курс лекций по древней философии. М., 1981. С. 44).
3 Ислам берет все правила человеческого общежития из божественного откровения — Корана. В иудаизме также первостепенное значение приобретают нормы божественного происхождения, содержащиеся в религиозных книгах (Танах, Талмуд и др.).
4 Законы Хаммурапи основаны на понимании сущности права как человеческого установления. Нигде в законах не сказано о дарованности их Богом, наоборот, подчеркивается, что это именно царем Хаммурапи составленные законы, но, конечно, в соответствии с божественными представлениями о справедливости (Дьяконов И.М. Законы Вавилонии, Ассирии и Хеттского царства // Вестник древней истории. 1952. № 3. С. 199—303). Аристотель утверждал, что право как явление политическое вытекает из политической природы человека (Аристотель. Политика // Соч. : в 4 т. М., 1984. С. 378, 380).
5 Нерсесянц В.С. История политических и правовых учений. М., 1998. С. 278, 318.
6 Синюков В.Н. Российская правовая система. Саратов, 1994. С. 214.
7 Новгородцев П.И. О своеобразных элементах русской философии права // Соч. М., 1995. С. 377.
8 Величко А.М. Нравственные и национальные основы права (сборник статей по философии и истории права). СПб., 2002. С. 90.
9 Флоренский П.А. Соч.: в 2 т. М., 1990. С. 425.
10 Синюков В.Н. Указ. соч. С. 217.
11 Там же.
12 См., например: Ильин И.А. Путь духовного обновления. М., 1996.
13 Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса. М., 2000. С. 22.
14 Малахова Л.М. «Не нашим умом, а Божьим судом» (О христианских установках российской философии права) // Проблемы развития государства и права в современном российском обществе: сб. науч. ст. М., 2002. Вып. 1. С. 62.
15 Цит. по: Малахова Л.М. Указ. соч. С. 62.
16 Малахова Л.М. Указ. соч. С. 63.
17 Величко А.М. Указ. соч. С. 116—118.
18 Синюков В.Н. Указ. соч. С. 213.
19 Градовский А.Д. Славянофильская теория государства (письмо в редакцию) // Соч. СПб., 2000. С. 464.
20 См., например: Хомяков А.С. О юридических вопросах // Соч.: в 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 680—682.
21 АксаковИ.С. О судебной реформе // Полн. собр. соч.: в 5 т. М., 1886. Т. 4. С. 554; Он же. О мировом суде // Там же. С. 566.
22 Вышеславцев Б.П. Указ. соч. С. 39.
23 Распространены высказывания «Право — умершая справедливость», «Где суд, там и неправда», «Адвокат — нанятая совесть» и др. (Даль В.И. Пословицы и поговорки русского народа. М., 1987).
