Раздел 4
ИСТОРИЯ
УДК 947.083
А.Н. Егоров
Череповецкий государственный университет ПРОБЛЕМА ВЗАИМООТНОШЕНИЙ РОССИЙСКИХ ЛИБЕРАЛОВ НАЧАЛА ХХ в. С ВЛАСТЬЮ В СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Из всех проблем истории российского либерализма начала ХХ в. наиболее дискуссионной является проблема отношения либералов к власти. Она является одной из ключевых для понимания их места и роли в общественно-политической жизни в переломные для России годы. Теоретически можно выделить три принципиально разных отношения любой политической партии к существующей власти: поддержка, конструктивная оппозиция, полное отрицание. Любой из этих подходов вытекает из цели, которую ставит перед собой та или иная политическая доктрина, а цель, в свою очередь, во многом определяет методы ее достижения, проявляющиеся, прежде всего, в партийной тактике.
Цель либеральной оппозиции начала ХХ в. достаточно очевидна - добиться реализации своей модели общественного переустройства России, основанной на принципах гражданского общества и правового государства. Манифест 17 октября 1905 г., несмотря на свою половинчатость и ограниченность, создал принципиально новые возможности для достижения этой цели, поскольку отныне стало возможным не только легальное функционирование либеральных политических партий, но и их деятельность в рамках Государственной думы. Поэтому именно парламентская борьба и стала для либералов главным методом достижения поставленных целей, а думская трибуна превратилась в место диалога оппозиции с властью.
Рассматривая данную проблему, историки спорят вокруг целого круга вопросов. Кем были либералы по отношению к власти - «оппозицией Его Величества», т.е. политической силой, недовольной практикой данного режима, но при этом не посягавшей на основы существующего строя, или «оппозицией Его Величеству», стремившейся к кардинальной перестройке общества? К чему они стремились - поддержать монархию в ее борьбе с революционным движением, выпросив одновременно для себя незначительные уступки; заставить царя пойти на необходимые реформы, используя революционную угрозу; самим взять власть в руки для кардинального переустройства страны? Насколько эффективной была их парламентская тактика? Способствовала ли их деятельность предотвращению революции или, наоборот, стимулировала социальный взрыв? Дискуссии по всем этим вопросам начались еще в годы Первой российской революции и вряд ли прекратятся в обозримом будущем.
Процесс переосмысления прошлого, нача-вшийся в нашей стране в конце 1980-х гг., в полной мере коснулся и истории российского либерализма. Отпали цензурные и идеологические ограничения, расширилась источниковая база, были переизданы многие мемуары и работы эмигрантских авторов, существенно изменились оценки либерального движения. Если в советское время о нем говорили лишь критически, то в наши дни большинство историков пишут о либералах
позитивно, что порой приводит к их идеализации, восприятию их доводов без должной критической оценки. Российские исследователи продолжили лучшие традиции советской историографии, отказавшись от ее идеологических догм и стереотипов.
Пересмотр доктринальных основ советской историографии либерализма сказался и на проблеме «либералы и власть». Для лучшего осознания происходивших процессов необходимо вспомнить эмигрантские дискуссии 1920 - 1930-х гг. В то время начался своеобразный синтез леволиберальных (кадетских) и правосоциалистических (меньшевиков и эсеров) идей, который нашел свое политическое воплощение в «новой тактике» П.Н. Милюкова. Если до революции идейное противостояние между либералами и социалистами достигало весьма большой остроты, то для эмиграции это уже не было характерно - главным идеологическим противником первых стали консервативные силы. По проблеме «либералы и власть» наметился совершенно очевидный консенсус между леволиберальными и социалистическими историками и общественными деятелями. Те и другие считали либералов (речь шла в основном о кадетах) конструктивной оппозицией существующему строю; признавали их стремление не допустить в стране революцию и перевести народное возбуждение в мирное парламентское русло; оценивали либеральную тактику как конституционную, парламентскую, направленную на достижение компромисса с властью, а ее бесперспективность видели в нежелании царизма пойти на радикальные реформы; отмечали невозможность для либералов при опоре на широкие народные массы вступить на революционный путь. Конечно, различий между либеральной и социалистической парадигмами тоже немало, но и сходство вполне очевидно.
В послесталинское время историки получили доступ в спецхраны, и ссылки на эмигрантскую и зарубежную историографию стали обычным явлением. Разумеется, советские исследователи, воспитанные в рамках марксистской идеологии, вряд ли могли разделять взгляды консерваторов, а вот синтез либерально-социалистических идей не мог не оказать на них серьезного влияния. К этому нужно добавить довольно очевидное положение о том, что многие историки (как и вообще интеллектуалы) чаще всего идентифицируют себя именно с либералами. Поэтому среди крупных дореволюционных историков было немало либералов, преимущественно кадетов. Наконец, не нужно забывать и общественно-политическую ситуацию первой половины 1990-х гг., когда либерализм оказался непосредственным преемником коммунизма на арене большой политики. Все эти факторы в совокупности и обусловили сравнительно быстрый переход многих отечественных исследователей на либеральные позиции.
Теория «властебоязни» либералов, распространенная в советское время, была отвергнута уже в начале 1990-х гг. и в современных работах почти не встречается. Историки признали элементарную, в сущности, мысль о стремлении либералов к политической власти, ибо без нее невозможно провести демократические реформы. Взаимоотношения либералов с властью до Манифеста 17 октября в полном соответствии с дореволюционной кадетской публицистикой определяются современными историками как борьба за конституцию, за правовое государство с использованием как легальных, так и нелегальных (характерных для Союза освобождения) средств. Как отмечает ведущий исследователь российского либерализма В.В. Шелохаев, в начале ХХ в. либералы «последовательно боролись за овладение рычагами политического управления, стремясь к демократическому преобразованию России, боролись, разумеется, своими методами и приемами»1. При этом деятельность Союза освобождения характеризуется К.Ф. Шацилло как «решительная борьба с самодержавием»2. Эта борьба серьезно изучается и на региональном уровне3.
Дореволюционная либеральная публицистика рассматривала Манифест 17 октября 1905 г. как свою победу, видя в нем удовлетворение требований Общероссийского съезда земских и городских деятелей 12 - 15 сентября 1905 г. Советская историография рассматривала Манифест как результат революционного натиска на самодержавие. Современные историки, не ставя это положение под сомнение, добавляют, что Манифест был вырван у Николая II усилиями не только революционеров, но и либералов, признавая тем самым существенный вклад либеральной оппозиции в освободительное движение. Манифест 17 октября не мог не повлиять на отношение либералов к власти. В.В. Шелохаев отмечает, что после Манифеста правые либералы изъявили готовность вступить в тесное сотрудничество с властью, в то время как левые либералы отнеслись к обещаниям власти весьма осторожно, не имея полной уверенности в ее искренности пойти на серьезные реформы4.
Произошло изменение оценок тактики либеральных партий. Негативные оценки стали сменяться позитивными. Кадетская тактика парламентских реформ стала рассматриваться не с точки зрения задач революции, а с позиций необходимости реформирования общества в либеральном духе. Получили полное признание как стремление кадетов найти разумный компромисс с властью, так и их попытки сдержать революционный напор левых, не желавших считаться с нормами права. В.В. Шелохаев писал, что, признав Основные законы, изданные 23 апреля 1906 г., либеральная оппозиция на всем протяжении своей дальнейшей деятельности стремилась не выходить за их рамки, рассчитывая «по мере возможности» законодательным путем расширить права Думы, устранить «дефекты» в управлении государством. В Думах всех созывов предпринимались попытки «переплавить» программные положения либеральной оппозиции в законодательные акты, направленные на установление в стране гражданских и политических прав, на решение острых вопросов развития страны5.
В.В. Шелохаев в своих работах 1990-х гг. оценивал либеральную тактику как поиск серединного пути между самодержавием и революцией. Он детально проследил, как менялась тактика либералов в соответствии с изменением политической ситуации в стране, как новые объективные обстоятельства влияли на их программные установки. Накануне созыва I Государственной думы либералы прилагали все усилия к тому, чтобы убедить, «с одной стороны, правительство выполнить обещания манифеста 17 октября, а с другой стороны, массы в "бесперспективности" и "обреченности" открытой вооруженной борьбы против старого строя»6. Отсюда и суть кадетской тактики, сформулированной П.Н. Милюковым, - направить революционное движение в русло парламентской борьбы. Шелохаев подчеркивает, что задача либералов была не в прямом подавлении революции, а в устранении причин, по которым революционные партии прибегают к насильственным методам. Поэтому легальная парламентская борьба должна явиться альтернативой революционным методам насильственного решения политических и социальных проблем. Государственная дума должна была не допустить конфликта между основными борющимися силами и путем проведения политических и социальных реформ устранить причины, вызывающие революцию7. Однако все попытки кадетов в первых Думах убедить или уговорить ту и другую сторону прекратить конфронтацию закончились ничем.
Подходы В.В. Шелохаева к проблеме «либералы и власть» получили полное признание в современной историографии и в настоящее время являются господствующими. Исследователи признали необходимость выводить тактику либеральных партий из их программных установок. Так, в начале 1990-х гг. истоки тактики парламентских реформ проследил А.Н. Медушевский. По его мнению, в 1905 г. П.Н. Милюков сблизился с профессорами М.М. Ковалевским, С.А. Муромцевым,
П.И. Новгородцевым, которые выступали за западный вариант конституционализма. Вместе они составили мозговой центр кадетов. Поскольку в ЦК ПНС вошли видные ученые того времени, А.Н. Медушевский называет кадетскую тактику продуктом серьезного научного анализа8.
В современной историографии показано, что кадетская партия в выработке тактической линии исходила, прежде всего, из доктринальной заданности своей программы, а также из учета конкретно-исторической ситуации, делая определенные подвижки в способах деятельности, но не меняя сущности концептуальных установок. Кадетская партия пыталась осуществлять свою деятельность в рамках эволюционной идеи общественного переустройства в основном мирным, парламентским путем. Однако при этом тактическая линия кадетов несла в себе противоречивые начала: с одной стороны, будучи конституционалистами и отстаивая примат права, они стремились действовать законными средствами, отстаивая парадигму эволюционизма. Но, с другой стороны, конкретные обстоятельства политической борьбы приводили к тому, что кадеты не могли полностью исключить возможности использования революционных методов и поддержки массовых антиправительственных выступлений, чем вызывали недовольство не только правых сил, но даже определенной части собственной партии. С.М. Барсуков, изучив в специальной диссертации тактические принципы деятельности ПНС в годы Первой российской революции, отметил, что уникальность кадетской партии определяла ее поведенческая линия как партии приближенно парламентского типа в непарламентской стране. Партия в основном за счет своего состава и своих лидеров продемонстрировала культуру и психологию парламентского поведения, которое можно назвать психологией контактности, психологией компромисса. «Кадеты, - пишет он, - добивались "единения" партии и успокоения страны, но не на уровне восприя-тия этой проблемы правительственным лагерем, а на уровне успокоения с точки зрения расширения возможностей демократической работы»9.
Синтез либерально-социалистических идей, о котором мы говорили выше, получил яркое воплощение в работах А.В. Гоголевского, написанных под явным воздействием меньшевистской историографии, в частности взглядов Ю.О. Мартова. Анализируя кадетскую тактику в первых двух Думах, современный исследователь подчеркивает невыгодные для парламентских реформ обстоятельства: 1) кадеты не имели большинства в I Думе и были вынуждены считаться с позицией примерно 200 депутатов от крестьян, стремившихся к разделу помещичьей земли; 2) в стране продолжалась революция, что мало способствовало успеху парламентских реформ; 3) отношение правительства к законодательной деятельности Думы оставалось неясным, а следовательно, «не просматривались перспективы утверждения принятых в ней законопроектов Государственным советом»10. Кроме того, правящие круги наделили Думу такими правами, чтобы исключить возможность законодательного изменения самодержавного строя. В итоге установленная правительственная компетенция Государственной думы лишала конституционно-парламентскую тактику демократических либералов практического смысла, поскольку посредством ее было бы невозможно осуществить программные лозунги кадетов, давшие им победу на выборах.
Либеральная тактика парламентских реформ не имела перспектив, поскольку отвергалась не только левой частью Думы, но и упиралась в нелояльную позицию правительства. В роспуске I Думы А.В. Гоголевский видит коренной поворот в развитии русского либерализма, поскольку оказались несостоятельными надежды изжить самодержавный строй парламентской конституционной тактикой борьбы с режимом. Правительство считалось только с силой, а в широких массах либеральное думское законотворчество не находило понимания, хотя оппозиционность депутатов встречала поддержку. Во II Думе кадеты остались верны своим убеждениям и не пошли на компромисс с режимом, не сняв главный лозунг своей социально-экономической программы -
принудительное отчуждение части помещичьих земель. Поэтому все усилия кадетского руководства реанимировать парламентско-конституционную тактику во II Думе завершились ничем.
С принятием избирательного закона 3 июня 1907 г. Партия народной свободы заняла место малочисленной думской оппозиции, рассчитывая на эволюцию столыпинской системы. Но все ее усилия добиться реформ оказались тщетными. А.В. Гоголевский полагает, что перед парламентской конституционной тактикой непреодолимое препятствие воздвигла расстановка сил как в Думе, так и в правительстве. Октябристы составили с правыми думское большинство и не собирались подвергать сомнению курс П.А. Столыпина. Но даже если бы кадетам удалось вместе с октябристами принять реформаторский законопроект, у него не было бы ни малейшего шанса быть реализованным, поскольку на пути у такого законопроекта встал бы консервативный Государственный совет и непреодолимое вето царя. Кадеты осознали тупиковость реформаторского законодательства, по мнению Гоголевского, в половине пройденного III Думой пути. Поэтому логика политической борьбы вынудила их постепенно перейти в «решительную оппозицию не столько внутрисистемную, сколько внесистемную». Пытаясь предотвратить надвигающуюся социальную революцию, к которой неумолимо приближала Россию «твердолобая позиция двора», кадеты вновь обращали свой взор к народному представительству. Им казалось, что комбинация оппозиционной IV Думы и широкого антиправительственного общественно-политического движения сможет заставить режим уступить. Но эта стратегия партийного руководства уже не имела среди демократических либералов всеобщей поддержки. В их кругу отчетливо обозначилось правое крыло, склонное удовлетвориться ролью внутрисистемной оппозиции третьеиюньскому режиму. Но более решительно заявил о себе левый фланг, считавший думскую реформаторскую тактику бесперспективной, уповавшей на массовые акции протеста. Следовательно, к началу Первой мировой войны либерально-демократическое движение не смогло выработать взвешенную политическую позицию, оказалось идейно
разобщенным и не имело иного средства политической борьбы, кроме «доказавшего свою
ii
несостоятельность парламентаризма» .
Взгляды А.В. Гоголевского представляют собой классический вариант синтеза на новом уровне леволиберальных и социалистических взглядов на проблему «либералы и власть». От первых он взял осуждение революционного радикализма, от вторых - признание абсолютной бесперспективности парламентской тактики конституционных реформ. Общие положения - возложение на царизм главной вины за провал реформаторского курса, что с неизбежностью вело Россию к революции, и выведение октябристов за рамки либерального лагеря за слишком тесное сотрудничество с правительством. При таком подходе либералы (в данном случае кадеты) никаких шансов на успех не имели.
Признание современной историографией серьезности стремлений либералов добиться от власти проведения кардинальных реформ неизбежно привело исследователей к проблеме «либерализм и радикализм». Эта проблема активно обсуждалась в дореволюционной и эмигрантской литературе, но в советское время ее не замечали из-за господства теории «властебоязни». После крушения СССР по всем законам механики маятник резко качнулся от упреков в излишней умеренности либералов, столь свойственных советским историкам, к упрекам в излишнем радикализме. Причем в центре дискуссий опять оказалась кадетская партия, что говорит о восстановлении в наши дни на новом уровне дореволюционных и эмигрантских дискуссий о ее отношении к власти.
Если сопоставить доводы тех историков, кто дает суровую оценку либералам за их «излишний радикализм», с доводами тех, кто стремится оправдать этот радикализм конкретно-исторической
ситуацией в стране, то бросается в глаза любопытный факт. Обличители кадетского радикализма, как правило, опираются или на общефилософские отвлеченные рассуждения, или на дореволюционную правую публицистику и эмигрантскую мемуаристику. При этом не учитываются следующие обстоятельства. Во-первых, кадеты как любая массовая партия, стремящаяся опереться на широкие народные массы, должны были учитывать настроения и требования этих самых масс, а они были весьма радикальными в 1905 - 1906 гг., во-вторых, кадетская партия родилась из нелегального Союза освобождения, в полной мере испытавшего на себе (как и многие либеральные деятели) полицейские преследования. Было бы весьма наивным считать, что после Манифеста 17 октября кадеты сразу же резко развернут свои паруса от борьбы с властью к сотрудничеству с ней. В-третьих, власть не только не спешила с проведением в жизнь обещаний Манифеста 17 октября, но и весьма часто прямо нарушала его положения. В таких условиях радикализм кадетов был абсолютно неизбежен.
В 1990-е гг. на волне осуждения революции началась реанимация консервативной идеологии, что не могло не отразиться и в историографии. Идеализация политики Николая II автоматически привела к осуждению либералов как той силы, которая «раскачивала лодку» и способствовала падению старого режима. Яркий пример этого - раздел о I Государственной думе в коллективной монографии «Россия в начале ХХ века», написанный А.Н. Бохановым. В духе правой публицистики времен Первой российской революции он утверждает, что кадеты «по сути дела выступали соучастниками террористических выступлений левых», обвиняет их в выдвижении политических требований самого крайнего характера, считая взгляды П.Н. Милюкова по многим вопросам близкими взглядам В.И. Ленина (?)12. Кадеты, по его мнению, намеревались придать Государственной думе функции Учредительного собрания и сокрушить существующий строй. Ни о каком сотрудничестве с властью они не помышляли ни тогда, ни потом, поскольку не были к нему готовы ни морально, ни психологически: «воспитанные в духе безусловного и тотального отрицания традиционных форм и норм, они, по сути, не изменились за все время своей открытой политической деятельности»13. При таком подходе главная вина за неудачу первого российского парламента возлагается на кадетов, которые, постоянно «бросая перчатку» власти, сделали законодательное собрание совершенно недееспособным. Причем, делая все эти широковещательные заявления, А.Н. Боханов не считает нужным их серьезно аргументировать.
С близких позиций выступает и С.Б. Павлов, считая, что после выборов в I Думу кадеты впали в победную эйфорию и «вместе с ясным представлением о действительности утратили и сговорчивость, зато повысили уровень претензий к власти». Кадетскую партию отличала «самодовлеющая оппозиционность режиму», которая передалась всей Думе. В итоге «при отсутствии склонности к какой-либо созидательной работе вся деятельность I Думы вылилась в сплошной антиправительственный митинг и противостояние с властью», Дума сама себя дискредитировала, и власти ничего не оставалось, как ее распустить14. Либералы, по его мнению, делали ставку на революцию, причем их давление на власть было тем смелее и демонстративнее, чем тяжелее было положение власти.
Возлагая всю вину за провал первых Дум на либералов, консервативная историография не замечает ответственности самой власти. Совершенно очевидно, что Николай II пошел на введение народного представительства под огромным давлением снизу. Вынужденность этой меры наложила неизгладимый отпечаток на отношение императора к собственному парламенту, которое всегда отличалось подозрительностью и откровенной неприязненностью. Многие современные историки отмечают, что «дарованность» сверху парламента придала создаваемой системе во многом
неестественный и нежизнеспособный характер, ибо она была сориентирована на сохранение, «обслуживание» самодержавия, а не на удовлетворение политических потребностей населения15. Поэтому первые Думы были изначально обречены, ибо не могли устранить назревших проблем политического, экономического, социального и духовного развития России.
В этих условиях кадеты в Думах следовали вполне разумному тактическому правилу: свобода должна быть добываема теми способами, которые сами по себе воспитывают массу в уважении к свободе и праву. Поэтому они стремились проработать в Думе как можно более длительное время, чтобы «укрепить корни» думской традиции «в народной почве» и подготовить законодательные основы для коренных преобразований в стране16.
Законодательную деятельность российских либералов в Государственной думе подробнейшим образом проанализировал Д.В. Аронов. По его мнению, нет никаких оснований сомневаться в искренности политико-право-вых воззрений либералов, которые были выражением глубинного демократизма, гуманизма, открытости к диалогу с политическими оппонентами разных флангов. Радикализм либеральной концепции парламентского законотворчества был следствием как отсутствия у российских либералов серьезного политического опыта, так и попыток левых либералов использовать радикальные политические движения с целью давления на правительство. Неудача либералов стала следствием отсутствия у них сколько-нибудь широкой социальной основы в обществе и полным отсутствием у исторической власти желания пойти навстречу либеральному движению, увидеть в нем реального союзника в деле преобразования страны. «Это обстоятельство, -констатирует исследователь, - не позволяет согласиться с точкой зрения, представители которой утверждают, что именно либералы отвергли протянутую им руку со стороны власти и стали главными виновниками будущей цивилизационной катастрофы»17.
Мы видим, что в современной историографии разброс мнений об отношении либеральной оппозиции к власти очень большой. Казалось бы, этот факт должен стимулировать научные дискуссии. Но никаких широких обсуждений спорных проблем не наблюдается. Как правило, авторы избегают вступать в полемику друг с другом, даже если их позиции кардинально расходятся. Философ А.И. Володин очень точно сказал об этом: «Авторы почти не слушают, не слышат друг друга; создается впечатление громкого "диалога глухих"»18. Даже в советское время, в условиях цензурных ограничений, уровень дискуссий оставался достаточно высоким. Не боялись спорить друг с другом и эмигрантские авторы - чего стоит хотя бы дискуссия между П.Н. Милюковым и В.А. Маклаковым о роли кадетской партии в политической жизни страны. Думается, что историкам разных направлений нужно научиться слушать друг друга, разбирать и анализировать разные точки зрения. Это, вне всякого сомнения, будет способствовать лучшему пониманию спорных проблем в российской истории.
Примечания
1 Либеральное движение в России. 1902 - 1905 гг.: Сб. документов / Сост. Д.Б. Павлов. -М., 2001. - С. 8.
2 Шацилло К.Ф. Русский либерализм в конце XIX - начале ХХ в. // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX - XX вв.: Сб. ст. / Отв. ред. А.Н. Цамутали. - СПб., 1999. - С. 287.
3 См.: Кривонос М.А. Мятежное земство. - Тверь, 2001; Курсеева О.А. Земский либерализм в провинции на рубеже XIX - XX вв. (по материалам Среднего Поволжья и Приуралья). - Уфа; Стерлитамак, 2003.
4 См.: Власть и оппозиция. Российский политический процесс XX столетия / Под ред. В.В. Журавлева. - М., 1995. - С. 52.
5 Там же. - С. 56.
6 Секиринский С.С., Шелохаев В.В. Либерализм в России: Очерки истории (середина XIX -начало XX в.). - М., 1995. - С. 239.
' Там же. - С. 24 0.
8 См.: Медушевский А.Н. П.Н. Милюков: ученый и политик // История СССР. - 1991. - № 4. - С. 29.
9 Барсуков С.М. Конституционно-демократическая партия: разработка программных, организационных и тактических принципов деятельности в ходе первой российской революции: Автореф. дис... канд. ист. наук. - Ростов-на-Дону, 1995. - С. 19.
10 Гоголевский А.В. Русский либерализм в последнее десятилетие империи. Очерки истории 1906 - 1912 гг. - СПб., 2002. - С. 74.
11 Там же. - С. 227 - 228.
12
См.: Россия в начале ХХ века / Под ред. А.Н. Яковлева. - М., 2002. - С. 437.
13 Там же. - С. 45 9.
14 Павлов С.Б. Взаимоотношения власти и легальной оппозиции (либералов и крайне правых) 1900 -1907 гг.: Автореф. дис... канд. ист. наук. - М., 2000. - С. 17.
15 См.: Жиляев П.И. Региональный аспект развития российского парламентаризма (на материалах Оренбургской губернии 1906 - 1917 гг.): Автореф. дис. канд. ист. наук. -Оренбург, 2003. - С. 11.
16 См.: Барсуков С.М. Конституционно-демократи-ческая партия: разработка программных, организационных и тактических принципов деятельности в ходе первой российской революции: Автореф. дис. канд. ист. наук. - Ростов-на-Дону, 1995. - С. 18.
17 См.: Аронов Д-В. Законотворческая деятельность российских либералов в Государственной думе (1906 - 1917 гг.). - М., 2005. - С. 405.
18 См.: Либерализм в России / Отв. ред. В.Ф. Пустарников, И.Ф. Худушина. - М., 1996. - С. 421.