CC BY
86ФИЛОСОФИЯ И НАУКА
Е.А. Мамчур
ПРОБЛЕМА ВРЕМЕНИ: МЕЖДУ НАУКОЙ И МЕТАФИЗИКОЙ
Аннотация. Статья посвящена вопросу о природе времени. Выдвигается предположение, что вопрос о том, что такое время не является научным: чтобы ответить на него следует адресовать его не науке, а философии и культуре. Науке отводится роль «помошника» философии в ее поисках правильного ответа на упоминаемый вопрос. Что касается философии, чтобы разрешить этот вопрос, она вступает в своеобразную «метафизическую игру» с наукой. Философ ставит перед собой цель исправить «плохую» (с его точки зрения) метафизику той или иной научной теории и заместить ее хорошей. Когда «игра» заканчивается, вновь созданная теория, вместе с исправившей ее метафизикой, будет протестирована данными опыта.
Ключевые слова: время, природа времени, вопрос о природе времени, научный, ненаучный, «метафизическая игра», тестирование опытными данными
E.A. Mamchur
The problem of time: between science and metaphysics
Summary. The paper deals with the question of the nature of Time. It is assumed that this question is not scientific: in order to find a correct answer to it one must address it not to science but to philosophy and culture. Science appears in the role ofphilosopher's "helper" in the search of the right answer to the above mentioned question. As for philosophy, in searching answers to this question it gets involved in "methaphysical games" with science. Philosopher sets himself a task to improve the bad (from his point of view) methaphysics of a scientific theory and replace it by a good one. When the game is finished the newly created theory coupled with improving it methaphysical assumptions is tested by experience.
Keywords: time, nature of time, question about the nature of time, scientific, non-scientific, "methaphysical game", coupled assumption test experience.
Постановка проблемы
Несмотря на то, что в разработке проблемы времени участвовали и участвуют большое количество исследователей, а результатам этих исследований посвящена огромная литература, вразумительного ответа на вопрос о том, что такое время, до сих пор не существует. На мой взгляд, причина такого положения вещей не в эрудиции авторов статей, и не в степени понимания ^ ими проблемы. Дело в адресате. Большая часть современных авторов, анализирующих проблему времени, исследуя время, обращаются к нау-^ ке. Они интересуются вопросами о роли време-© ни в различных областях естественнонаучного
и гуманитарного знания, свойствами, которыми обладает понятие времени, проблемой измерения времени и т.д. Между тем, как представляется, вопрос о том, что такое время, это не научный вопрос: он не находится в компетенции науки, и наука не в состоянии решить его. Это вопрос философский, и его следует адресовать не науке, а философии и культуре.
В любой конкретной науке, физик, как ученый, не поднимает вопроса о том, что такое время, а задавая этот вопрос, он уже выходит на новый, философский уровень рефлексии. Так, в физических теориях время играет роль одного из параметров, характеризующих движение. Здесь обсуждается вопрос о свойствах времени. Так, вопрос о времени,
наряду с вопросом о пространстве играл ключевую роль при переходе от классической механики Галилея-Ньютона к релятивистской физике (СТО). Главным событием, связанным с этим переходом, был отказ от понятий абсолютного времени и абсолютного пространства Ньютона, поскольку они не фиксировались ни в каких наблюдениях и экспериментах. Каноны научной рациональности требовали отказа от абсолютного понятия времени и замены их относительными временем и пространством. Вопрос о том, что такое время, при этом не обсуждался.
В ХХ в. вопросом о различии между философским и научным пониманием времени интересовались такие известные философы как М. Хайдеггер, О. Шпенглер, А. Бергсон, а также многие философствующие физики (среди них А. Эйнштейн, много позднее Ли Смолин и др.). Так, анализируя проблему времени, М. Хайдеггер не принимает физического истолкования времени как попытку решить вопрос о природе времени. «Ни естествознание, ни антропология не ведут по пути, позволяющему что-то сказать о самом времени. Поэтому... мы вынуждены мыслить философски. — пишет по этому поводу Хайдеггер [6, с.103]. В физическом познании время трактуется как последовательность «сейчас». И можно было бы пойти по пути рассмотрения этой традиции подробно, начиная с Платона и кончая Ницше. Но Хайдеггер избирает другой путь. Чтобы подступиться к исследованию природы времени, считает он, прежде всего нужно решить «ранговый» вопрос: «Может ли время, которое есть у нас, в нашем повседневном человеческом историческом существовании — то есть время, которое даровано нам в бытии с другими и в бытии друг для друга — быть выведено из последовательности «сейчас» или же наоборот, время как последовательность «сейчас» основывается на нивелировании истинного времени?» [6, с. 93]. Далее он усиливает свое скептическое отношение к трактовке времени в естествознании. «Годится ли вообще принятое в естествознании понятие времени для разъяснения отношения ко времени эк-зистирующего человека, или же понятие времени, служащее мерилом для естествознания, как раз преграждает путь к рассмотрению отношений человека и времени, и тем самым мешает тому, чтобы надлежащим образом поставить вопрос о своеобразии времени?» [6, с. 103]. Весь дальнейший ход размышлений Хайдеггера показывает, что для него такой вопрос является риторическим.
Вместе с тем, Хайдеггер отнюдь не отказывает науке в праве исследовать природу времени.
Напротив, он отводит научному познанию значительную роль в осмыслении этого вопроса. «Тем не менее, — замечает он, — мы не вступаем в философскую тематику непосредственно, а позволяем себе быть ведомыми (курсив мой — Е.М) упомя-нутыми.точками зрения: экзистенцией человека и естествознанием» [6, с. 103]. Что имел в виду Хайдеггер, когда утверждал, что философия ведома наукой? По-видимому, то, что наука, не будучи способной подменить собою философию в выяснении природы времени, тем не менее вносит позитивный вклад в результаты философского исследования. Конечно, если только сформулированная наукой концепция адекватна действительности.
Близкие по духу (по крайней мере в некоторых пунктах) к хайдеггеровским взглядам высказывал и О. Шпенглер Так, если иметь в виду отношение человека ко времени (т.е. как раз экзистенциальный аспект понятия времени), он был присущ и размышлениям Шпенглера, хотя сами термины «экзистенция», «экзистенциальный» он не употреблял. Характеризуя понятие времени, О. Шпенглер, писал: «Словом «время» .обозначается нечто в высшей степени личное, такое, что мы упоминаем как собственное, поскольку оно ощущается с внутренней достоверностью. «Собственное», «время», «судьба» суть заменяющие друг друга слова [7, с. 132].
Критикуя научное понимание времени, Шпенглер подчеркивал невозможность для естествознания постичь природу времени. Немецкий философ утверждал, что вопрос о сути времени корне отличается от тех, которые ставятся в современной науке по отношению к вещам. «Наука отвечает на вопрос «что», т.е. на вопрос о «естественном устроении вещей\. .Говоря о времени в приложении к вещам задаются вопросом не об устроении вещей, а вопросом «когда», вопросом специфически историческим». и, как отмечает Шпенглер чуть далее, «преимущественно хронологическим» [7, с.136]. Критиковал Шпенглер и конкретные решения более частных проблем, связанных с проблемой времени, даваемых современным ему естествознанием. Так, он одним из первых указал на неправомерность отождествления пространства и времени, как это делается в физике (имеется в виду специальная теория относительности А. Эйнштейна (СТО)), в результате чего время превращается в четвертую координату пространства-времени Минковского. «Ошибочная попытка рассматривать пространство и время как две морфологически однообразные величины, исключают всякую возможность настоящего понимания проблемы времени», — писал он [7, с. 136].
В противовес СТО, где время опространстлива-ется («спатиализируется», как говорит Шпенглер), становится расстоянием, философ указывает на такую черту времени как длительность. Предвосхищая более поздние разработки естественнонаучного истолкования времени, Шпенглер обратил внимание на связь понятия времени со становлением. Он критиковал Канта за то, что тот, будучи, по мнению Шпенглера, философом-систематиком (что Шпенглер оценивал как недостаток обладающих этой чертой философских доктрин), отождествлял время и число, счисление времени и арифметику, аналогично тому, как он отождествлял пространство с геометрией. В противовес Канту, Шпенглер утверждал, что число относится к области ставшего, тогда как время к процессу становления. «Время это жизнь, живое, оно неделимо и необратимо, однократно, неповторимо и совершенно неопределимо механически» [7, с. 136]. А. Бергсон обратил внимание на еще один, как он считает недостаток, СТО: в этой теории не нашло отражения существование единого для всей Вселенной времени. Оно существует, утверждает Бергсон, несмотря на множественность относительных времен, каждое из которых реализуется, согласно СТО, в одной из множественных систем координат. Это время, в соответствии с которым Вселенная «длится» [2].
Время и история
Я солидаризуюсь с утверждением, согласно которому вопрос о времени призван отвечать на вопрос «когда», что он имеет преимущественно хронологический характер. Но мне бы хотелось обратить внимание на еще один момент «хронологического» понимания времени, который будет интересовать меня в дальнейшем изложении. Это вопрос о том, когда возникает сама потребность в этом вопросе «когда». Шпенглер имеет в виду функцию понятия времени в науке, ту роль, которую оно здесь играет. Но остается не раскрытым вопрос о появлении самой этой функции, о специфических условиях, способствующих и понуждающих такое появление. Ведь есть различие между вопросом «когда» по отношению к тем или иным конкретным событиям, и тем «когда», которое относится к самому понятию времени. Когда оно появляется? Предваряя будущее исследование, сформулирую тезис, вокруг которого будет строиться изложение материала: Время появляется тогда, когда появляется история.
Имеется в виду история в широком смысле этого слова. Это может быть и большая история —
история человечества, этноса, народа, Вселенной и т.д., но это может быть и малая история — например та, которая связана со временем протекания какого-либо явления или процесса в материальном или социальном мирах. Для обоснования этого тезиса я обращусь к естественнонаучному истолкованию времени как одному из факторов, который может вести нас (Хайдеггер) к такому обоснованию. Под «естественнонаучным» будет иметься в виду главным образом физическое познание: именно оно является ареной борьбы различных точек зрения на статус понятия времени в науке. И еще одно уточнение: мы будем ограничивать наше историческое истолкование времени рамками концепции происхождения Вселенной, называемой Большим взрывом.
Физика неравновесных процессов: история и стрела времени
Все дискуссии в современном естествознании по проблеме времени пестрят такими терминами как «изменение», «развитие», «обратимость», необратимость», «эволюция», «открытость будущему», «стрела времени». Последний термин введен знаменитым английским физиком А. Эдднгтоном для определения таких понятий как необратимость процессов, связанных с изменением направления времени. Все перечисленные термины необходимы для определения статуса времени — существует ли оно в той или иной дисциплине фундаментального естествознания или нет.
До второй половины ХХ века на фундаментальном уровне описания природы т.е в классической динамике, в ОТО и квантовой механике царила обратимость. Движение было; не было эволюции, развития. Не было истории. Это значило, что стрела времени в этих сферах научного познания отсутствовала, так же как н не существовало различия между прошлым и будущим. Вот почему Эйнштейн сделал на первый взгляд парадоксальное утверждение: «На фундаментальном уровне естественнонаучного описания природы время — это иллюзия» [цит. по 4, с. 259].
В сентябре 2010 г. Оксфорде была проведена конференция, организованная известными учеными и философами, целью которой было сформулировать наиболее актуальные вопросы, стоящие перед физикой, философией и историей науки на современном этапе развития физики [11] Одним из первых в списке стоял вопрос: «Фундаментальна ли обратимость для описания классического мира»? Очевидно, что во времена Эйнштейна на
этот вопрос вполне правомерно было дать положительный ответ, подтвердив таким образом свое согласие с Эйнштейном.
В последней трети ХХ века положение дел в физическом познании изменилось. Возникла наука о самоорганизации простых и сложных систем и превращении хаоса в порядок, которые во вновь сложившейся дисциплине — синергетике — объяснялись кооперативными типами поведения элементов системы. Были открыты убедительные примеры самоорганизации, типа ячеек Бенара, некоторых химических реакций (реакция Белоусова-Жаботинского), лазерного излучения. В работах И. Пригожина с соавторами было введено в научный оборот понятие диссипативных структур. Под таковыми понимались системы, находящиеся в неустойчивом необратимом состоянии. Они существуют за счет постоянного обмена энергией с окружающей средой. Сложилось направление исследований, получившее название физики неравновесных процессов.
Создатели этой области физического знания декларировали существование парадоксальной ситуации, суть которой была в бросающемся в глаза противоречии между фундаментальным уровнем описания природы (физика) и другими естественнонаучными (химия, биология, геология) и некоторыми гуманитарными дисциплинами: все эти дисциплины содержали в себе стрелу времени. В них существовало различие между прошлым и будущим, предполагалось существование истории. Возникал вопрос: как могла появиться необратимость на более высоких уровнях описания природы, если на самом нижнем, фундаментальном уровне царила обратимость? Создатели синергетики ответили на этот вопрос так: это оказалось возможным благодаря появлению физики неравновесных процессов. Именно эта область исследований ввела в физику стрелу времени и необратимость. До этого необратимость возникала в физике только через такие процессы как вязкость или диффузия: это были примеры малых историй.
Сформулированный создателями синергетики парадокс не был осмыслен вплоть до второй половины ХХ-го века. Даже такой проницательный ученый как Л. Больцман считал, что никакого парадокса нет. За различие между прошлым и будущим несем ответственность мы, поскольку мы привносим в описание природы аппроксимации. «Необратимость обусловлена только нашим приближенным макроскопическим описанием обратимой во времени реальности, — утверждал Л. Больцман. Если бы мы могли проследить
движение каждой молекулы в исследуемой системе, мы бы увидели обратимый процесс, потому что каждая молекула движется согласно законам ньютоновской физики [Цит. по 4, с. 12].
Еще более радикальные сдвиги произошли в космологии. На смену представлениям о стационарной Вселенной, сформулированных Ньютоном, пришла концепция нестационарной Вселенной. На математическом уровне она была разработана петербургским математиком А.А. Фридманом. Независимо от Фридмана, идею о возникновении Вселенной на теоретическом уровне разработал бельгийский ученый Жорж Леметр. Эмпирические факты, подтверждающие справедливость математической модели, были добыты физиком-экспериментатором Э. Хабблом и другими исследователями. Была выдвинута концепция Большого взрыва, ставшая в настоящее время та^й"еат'ом в сфере космологического знания.
После столь глобальных изменений можно было утверждать, что в фундаментальное описание природы вошла стрела времени. Появилась история. Большая история в лице возникновения Вселенной и малые истории связанные с определением времени протекания тех или иных неравновесных процессов. И если вновь вернуться к упомянутому выше Оксфордскому вопросу, фундаментальна ли обратимость для классического мира, теперь можно было с уверенностью дать на него отрицательный ответ.
Авторы физики неравновесных процессов обращают внимание на конструктивный характер необратимости. Согласно ньютоновским представлениям, миром правят неизменяющиеся детерминистические законы. Но как может в таком мире возникнуть нечто новое? — спрашивают авторы цитируемой нами книги. Они считают, что детерминистические и симметричные во времени законы соответствуют весьма частным случаям. Такие законы верны только для устойчивых классических и квантовых систем. Необратимость привносит в фундамент физики законы нового типа. Речь идет о несводимых вероятностных законах.
«Если устойчивые системы ассоциируются с понятием детерминистических, симметричных во времени законов, то неустойчивые хаотические системы с понятием вероятностных законов, подразумевающих нарушение симметрии между прошлым и будущим» [4. с. 9] Они ответственны за открытость мира новому.
В открытом мире в каждый момент времени в игру вступают все новые возможности. Предугадать их невозможно. Именно поэтому (до-
бавлю от себя) Шпенглер называл время «судьбой», утверждая, что слово «судьба» лучше, чем все другие, передает суть времени. Предваряя современные разработки основателей синергетики, судьбу он отождествлял с открытостью мира для будущего, для новых поворотов событий, с вероятностью и непредсказуемостью. Шпенглер противопоставляет судьбу причинности. «Судьба господствует над всем миром истории, а причинность, которая знаменует вид существования предметов и превращает наличное содержание впечатлений в отдельные и ограниченные вещи, качества и отношения, образует — в качестве формы рассудка — его alter ego, ставшую природу» [7, с. 130].
Создание физики неравновесных процессов дало возможность Пригожину и Стенгерс обьяс-нить появление необратимости и стрелы времени на фундаментальном уровне описания природы. Но является ли такое объяснение исчерпывающим? По-видимому, нет. Веди и сами создатели этой физики отмечают, что решающую роль в этом объяснении играют условия рождения нашей Вселенной. Они утверждают, утверждают, что направление времени, различие между прошлым и будущим никогда не было столь существенным как в план-ковский период существования Вселенной1 [9], соответствующий возникновению Вселенной из квантового вакуума. Но для того, чтобы этот период существования Вселенной смог быть теоретически реконструирован, описан и объяснен должна быть построена теория квантовой гравитации, предметом которой как раз и являются особенности существования Вселенной в режиме планков-ских масштабов величин. Для того, чтобы она могла быть построена, нужно устранить противоречия между двумя главными теориями современной физики — общей теорией относительности (ОТО) и квантовой механикой (КМ). В настоящее время противоречия между этими теориями существуют, и преодолеть их пока не удается.
Пригожин и его сторонники полагают, что причиной появления стрелы времени на фундаментальном уровне описания природы стала неустойчивость квантового вакуума, хаос, который мог быть преодолен статистической флуктуацией, в результате которой из хаоса возник порядок, вы-сокоупорядоченная система, задавшая Вселенной и всем процессам в ней определенное направление. Но есть другая точка зрения: никакой особой
статистической флуктуации не было. Все медленно эволюционировало из еще более маловероятной, неправдоподобно более упорядоченной низкоэн-тропийной2 [10] стартовой точки, которую требует теория Большого взрыва.
Дальнейшее обсуждение этого вопроса увело бы нас, однако, слишком далеко в сторону от основной темы статьи. Важно подчеркнуть: физика неравновесных процессов действительно дала возможность ввести на самом нижнем, фундамени-тальном уровне описания мира стрелу времени. Вместе с тем, с точки зрения основателей этой физики введение стрелы времени в описание и объяснение мира не означает полного отказа от представлений об обратимости: они продолжают быть справедливыми в классической динамике, в ОТО и в квантовой механике, выступая предельными случаями, сохраняющими симметричность во времени в ограниченных областях физического знания. (По крайней мере, такую позицию они занимали в своих ранних работах).
«Мышление во времени» и «мышление вне времени»
Есть, однако, физики, которые считают, что такая, «половинчатая», позиция как раз и является способом «изгнания» (конечно же непреднамеренного) времени из физики. Один из таких исследователей — известный физик-теоретик Ли Смолин. Как физик, Смолин знаменит своими работами по квантовой гравитации. Существуют два подхода к построению теории в этой области космологического знания: струнный и петлевой. Смолин разрабатывал и тот, и другой. С Карло Ровелли и Абэй Аштекаром — петлевой подход; струнный — вместе с Габриэлем Венециано, Брайаном Грином, Джоном Шварцем, де Виттеном. Смолин — автор ряда книг по методологии физики. В 2012 г. он опубликовал книгу, которая называется «Возвращение времени. От античной космогонии к космологии будущего» [5]. К этой последней книге мы и будем обращаться в дальнейшем изложении.
Смолин согласен с А. Энштейном, утверждавшим, что время в «.. .современной физике (он имел в виду процессы, описываемые классической динамикой, квантовой механикой, СТО и ОТО) — это иллюзия. Правда, у самого Эйнштейна было
1 Планковский период существования Вселенной характеризуется чрезвычайно малыми величинами времени — 10-43 сек, длины 10-33 см, и чудовищными плотностями и температурами (1032 К).
2 Энтропия — термодинамический термин, означающий меру рассеяния энергии. Когда говорят, что Вселенная в самый начальный период своего существования была высокоупорядо-ченной, предполагается, что у нее была очень низкая энтропия. С охлаждением Вселенной ее энтропия увеличивалась.
двойственное отношение к исчезновению времени из описания природы. В своей творческой автобиографии Р. Карнап вспоминает: «Однажды Эйнштейн сказал, что проблема понятия «сейчас» его всерьез волнует. Он пояснил, что «сейчас» имеет для человека какой-то особенный смысл, чем-то принципиально отличается от прошлого и будущего, но это различие не отражается и не может быть отражено в законах физики. То, что эта особенность не может найти свое место в науке, представлялось ему требующим болезненных, но неизбежных перемен» [цит. по 5, с. 57-58].
Смолин также как и Эйнштейн обеспокоен тем, что фундаментальная наука не отражает в своих теориях реально существующего времени. Исчезновение времени из многих областей физического знания часто порождается самой наукой, новейшими физическими теориями. Так, нетрудно указать причину того, что «сейчас» не может быть учтено в современной физике. Это обусловлено тем, что в СТО одновременность не является абсолютной: нет двух связанных друг с другом абсолютно одновременных событий; эта одновременность может быть только относительной.
Смолин стремится выявить «способы», которые использовались до сих пор в физике для отрицания времени. Один из них состоял в том, чтобы принять в качестве основной цели физики создание математических моделей для описания природы. При этом, как утверждает он, искусственно соединялись математический аппарат, который является вневременным (он представлен графами, таблицами), и описание реальных физических процессов, которые являются изменяющимися, а, значит, имеющими историю. На взгляд Смолина, такое соединение внутренне противоречиво. Правда, при этом у читателя может возникнуть вопрос: что же, следует вообще убрать математику из физических теорий? Такое предложение вряд ли будет поддержано другими учеными: слишком долго математика успешно служила науке.
Автор «Возвращения времени» вводит в философский дискурс два понятия: «мышление вне времени» и «мышление во времени». Большая часть современных физиков, полагает он, «мыслят вне времени». Они не считают время реальным. Между тем, все нерешенные проблемы современной физики так или иначе связаны с понятием времени. Физика в настоящее время находится в стагнации. Для того, чтобы она могла продолжать успешно развиваться, космологи должны начать «мыслить во времени».
«Мыслить во времени» — значит признавать, что все изменяется и эволюционирует, что будущее
невозможно вывести из настоящего, и что происходит не только появление новых процессов и явлений, изменяются даже законы природы. Ключевым при этом является признание эволюции конов природы. Автор «Возвращения времени» приводит слова Ч. Пирса: «Единственный возможный путь объяснить законы Вселенной в целом — предположить, что они являются результатом эволюции» [цит. по 5, с. 11]. «Мыслящие во времени» физики должны допускать, что ныне действующие законы могли прийти на смену старым законам, что одни законы сходят со сцены, на смену им приходят новые.
Такова, вкратце, программа построения новой космологии, предложенная Ли Смолиным. Космологии, в которой победило «мышление во времени». Все это интересно, но остается много неясностей. Главная из них — как именно «мышление во времени» может дать возможность создать новую космологию? Действительно ли признание реальности врем ени поможет нам ликвидир/ть недостатки ныне существующей космологии и разрешить существующие в ней противоречия и проблемы?
Кроме того, в работах Смолина не просматривается пока новых конкретных результатов. Он предложил в ряде своих работ собственную эволюционную модель рождения Мультиверса. Суть ее, вкратце, такова [6]. В Космосе действует нечто аналогичное дарвиновской эволюции. Существует космический вариант «генетических мутаций», действует «отбор». Источником новых вселенных являются черные дыры, возникающие в той или иной вселенной. Благодаря «мутациям», каждая новая вселенная может иметь параметры частиц и взаимодействий, несколько отличающихся от тех, которыми обладала первоначальная вселенная, породившая новую. Благодаря отбору, выживают те, вновь образующиеся вселенные, которые наилучшим образом приспособлены для производства черных дыр. Таким образом, это объяснение подразумевает, что у космической эволюции есть «цель», суть которой — максимальное размножение вселенных.
В рамках этой концепции наша Вселенная — типичный образец одной из зрелых вселенных Мультиверса. И параметры существующих в ней частиц и взаимодействий являются такими, что могут способствовать наиболее эффективному производству черных дыр. Малейшее отступление от этих параметров уменьшило бы ее способность образовывать черные дыры, а, следовательно, и новые вселенные.
Космологи очень настороженно относятся к гипотезе Смолина. Большая часть космологов не принимает ее. Сам Смолин доволен тем, что пока не обнаружены противоречащие ей данные экспериментов и наблюдений. Но, думается, что это слабое утешение: чтобы можно было обнаружить фальсифицирующие ее данные, она должна быть более конкретной. Пока же концепция Смолина создает впечатление метафизического построения, не подкрепленного конкретными данными.
Роль философии в экспликации понятия времени
Более того, метафизика стала в большей степени персональной: у каждого из крупных мыслителей есть своя метафизика. В этом мы уже убедились, рассмотрев взгляды некоторых философов на природу времени, каждый из которых критиковал СТО с позиций своей метафизики, своих представлений о природе времени. Философ ставит перед собой цель — исправить неверную, с его точки зрения, метафизику той ли иной научной теории и заменить ее правильной. Естественно, при этом предполагается, что метафизические установки философов, «навязываемые» ею физике, вместе с построенными на их основе теориями, проходят впоследствии экспериментальную проверку.
В этом и состоит, специфическая роль философии в развитии знания. Так, классическая физика была лишена стрелы времени. В ней не существовало различий между прошлым и будущим. Это находилось в противоречии с мнением тех философов, в метафизике которых время считается реальным. К ним относятся все перечисленные выше мыслители — М. Хайдеггер, О. Шпенглер, А. Бергсон, Ли Смолин, А. Эйнштейн. Все они были реалистами. Они не могли смириться с тем, что естествознание, призванное описывать и объяснять природу, не отражает реальность времени в создаваемой ими картине мира. Именно это несоответствие между описанием природы в научной теории и описываемой ею реальности, является основным движителем постановки философского вопроса о статусе понятия времени в современном естествознании.
В классической физике законы симметричны во времени, между прошлым и будущим нет
различий. Но весь наш жизненный опыт говорит нам, что естествознание, в котором нет асимметрии времени, не соответствует той реальности, в которой мы живем. Как об этом очень просто и убедительно говорит физик-теоретик Брайан Грин: «В нашей реальности молоко, разлившееся из упавшего стакана, никогда не соберется в стакане опять, мы стареем и никогда не молодеем, а разбитое яйцо никогда не станет вновь целым». Именно в этом и состоит грандиозный парадокс, о котором говорит Брайан Грин, и который предстоит еще решить будущей физике [3].
Грин полагает, что существует противоречие между реальностью нашего обыденного опыта и той значительно более тонкой реальностью, которую достигает в своих построениях наука. Когда парадокс будет разрешен, противоречие может быть снято, и тогда мы сможем утверждать, что на теоретическом уровне разлившееся молоко может вновь собраться в стакане, кофе смешанное со сливками можно будет разделить на компоненты смеси, а сгоревшие свечи смогут восстанавливаться.
Звучит неправдоподобно? Но наука давно преподнесла нам урок, суть которого в том, что органы чувств человека могут его обманывать. Это понял уже гениальный Н. Коперник, когда он отбросил видимую картину движения планет как неверную и реконструировал истинную картину движения планет. Видимая картина обманывала Птолемея, поверившего в то, что Солнце вращается вокруг Земли. Она и сейчас обманывает Земных наблюдателей.
В науке побеждает тот, кто сумеет за кажимостью увидеть истину. Пригожин и Стенгерс не анализировали особенности своей гносеологической позиции. Но вот какое высказывание встретилось мне, когда я перечитывала их книгу. «Для многих физиков ныне это вопрос веры: они считают, что до тех пор и поскольку речь идет о фундаментальном (самом нижнем — Е.М) уровне описания природы стрелы времени не существует» [4, с. 4]. Очевидно, что эти физики принимают видимость за истину и не пытаются за кажимостью найти картину, адекватную действительности. Конечно, может быть и так, что за кажимостью ничего кроме кажимости нет. Задача исследователя состоит в том, чтобы тщательно проанализировать этот вопрос, а не полагаться слепо на свою интуицию или веру.
Список литературы
1. Агацци Эвандро. Научная объективность и ее контексты. М.: Прогресс-Традиция, 2017. — Глава 10. Наука и метафизика, с. 625-651.
2. Бергсон Анри. Длительность и одновременность (по поводу теории Эйнштейна). Пер. с франц. А.А.Франковского. СПб.: Academia, 1923. — 154 с.
3. Грин Брайан. Ткань космоса. Пространство, время и текстура реальности. М.: Книжный дом «Либроком», 2009 — 608 с.
4. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. К решению парадокса времени. М.: Издательская группа «Прогресс», 1994. — 259 с.
5. Смолин Ли. Возвращение времени. От античной космогонии к космологии будущего. Перевод с англ. д-ра физ-мат наук Андрея Ростовцева. М.: АСТ: CORPUS, 2014.
6. Smolin L. The Fate of Black Hole Singularities and the Parameters of the Standard Models of Particle physics and Cosmology, preprint cgpy-94/3-5, for Gravitation Physics and Geometry, the Pennsylvania State University, 1994.
7. ХайдеггерМартин. Цолликоновские семинары. Протоколы, беседы, письма. Вильнюс: Европейский гуманитарный Университет, 2012.
8. Шпенглер О. Закат Европы. Том 1. Образ и действительность. Москва: Издательство Л.Д. Френкель, Петроград, 1923.
9. Peirce, Charles Sanders. The Architecture of Theories // The Monist, 1:2, 161-176 (1891).
10. По материалам конференции «Квантовая физика и природа реальности», 26-29 сентября 2010, Оксфорд. http://www.physics.ox.ac.uk/polkinghorne2010/home.shtml
