CC BY
269
А.В. Титова
ПРОБЛЕМА УСТАНОВЛЕНИЯ УМЫСЛА СУДЬИ НА ВЫНЕСЕНИЕ ЗАВЕДОМО
НЕПРАВОСУДНЫХ РЕШЕНИЙ
Единственным основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего признаки всех элементов состава преступления: объекта и объективной стороны, субъекта и субъективной стороны. При отсутствии любого из названных элементов не может быть уголовной ответственности. Но если субъект, объект и объективная сторона преступления представляют собой объективную реальность, существующую независимо от человеческого сознания, то субъективная сторона является непосредственным продуктом сознания, и с этой ее сущностью связаны все трудности ее установления, понимания и оценки [1, с. 3].
Конечно, трудности юридической квалификации существуют при установлении и оценке всех элементов состава. Но если, например, лицо, совершившее преступление, выявлено, то уточнение его юридических признаков как субъекта преступления не представляет особых трудностей. Юридическая характеристика объекта преступления тоже не всегда однозначна, но его объективные признаки требуют лишь квалифицированной оценки. Установление объективной стороны преступлений связано с затратой больших усилий, но все ее признаки можно, условно говоря, «пощупать»: действие (бездействие), способы совершения преступления, наступившие последствия. И даже причинная связь, которая часто бывает скрыта от непосредственного наблюдения, объективно и экспериментально проверяема.
Главным признаком, образующим субъективную сторону преступления, является вина, в соответствии с ч. 1 ст. 5 УК РФ, лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасное последствия, в отношении которых установлена его вина [2, с. 4].
Употребление в ст. 305 УК РФ термина «заведомо» неправосудные приговор, решение или иной судебный акт позволяет утверждать, что это преступление совершается только умышленно.
В силу ст. 25 УК РФ, при совершении преступления с прямым умыслом лицо сознает общественно опасный характер своего деяния, предвидит неизбежность или реальную возможность наступления общественно опасных последствий и желает их наступления. Интеллектуальный момент прямого умысла характеризуется, прежде всего, сознанием общественно опасного характера совершаемого виновным деяния, предвидением лицом неизбежности или реальной возможности (вероятности) наступления общественно опасных последствий. Волевой момент прямого умысла характеризуется желанием лица наступления тех последствий, которые охватывались его предвидением [2, с. 10].
При косвенном умысле лицо, совершая преступление, осознает общественно опасный характер совершенного деяния, предвидит возможность (вероятность) наступления его общественно опасных последствий и, хотя и не желает, но сознательно допускает их наступление. Косвенный умысел отличается от прямого умысла как по интеллектуальному, так и по волевому моменту. Интеллектуальный момент косвенного умысла в части сознания общественно опасного характера деяния аналогичен прямому умыслу. Отличия имеются в характере предвидения общественно опасных последствий: интеллектуальный момент прямого умысла включает предвидение неизбежности наступления общественно опасных последствий, что исключено в косвенном умысле.
Основное отличие между прямым и косвенным умыслом заключается в волевом моменте, характеризующем направленность воли человека. Волевой момент косвенного умысла характеризуется сознательным допущением виновным общественно опасных последствий совершенного деяния.
Но в ст. 25 УК РФ определены виды умысла применительно к преступлениям с материальными составами, ведь интеллектуальный и волевой моменты законодательно определенных видов умысла устанавливаются в зависимости от наличия предполагаемых или наступивших последствий.
Однако основной состав вынесения заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта по конструкции является исключительно формальным - его объективная сторона предполагает совершение виновным определенных действий вне зависимости от наступления или не наступления каких-либо последствий.
В преступлениях с формальными составами допускается только прямой умысел, при этом его интеллектуальный момент заключается в осознании лицом фактического характера своего общественно опасного деяния, а волевой - в желании его совершения [3, с. 209-218]. Сам факт допущения косвенного умысла по отношению к деянию противоречит презумпции вменяемости - ибо невозможно допущение виновным собственного действия, возможно только желание совершения такового.
Итак, субъективная сторона изучаемого преступления может выражаться только в прямом умысле виновного. Тем не менее существует немало особенностей в понимании и установлении субъективной стороны вынесения заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта.
В мыслительном процессе судей установление фактов составляет область неформализованного, содержательного мышления с преобладанием индуктивных процессов, тогда как правовая оценка деяния представляет собой строгий силлогизм, где большая посылка (в виде, например, состава преступления) заранее определена законом [4, с. 87].
Как следует из диспозиции ст. 305 УК РФ, уголовная ответственность по этой статье наступает в случае вынесения судьей (судьями) заведомо неправосудного приговора, решения или иного судебного акта, не соответствующего объективной истине (фактическим обстоятельствам дела).
В советской юридической науке была сформулирована точка зрения, согласно которой содержание истины составляют как установленные по делу факты, так и их правовая оценка [5, с. 51].
Доказывание по делу - не просто установление фактов. Это процесс «идентификации сущности» [6, с. 7] - той, которая была абстрагирована законодателем из единичных общественно опасных деяний и воплощена в законе, и той, которая характеризует данное конкретное деяние.
С учетом уголовно-правовых составов формулируется предмет доказывания по уголовному делу, производится «отбор» фактов и их уголовно-правовая оценка - тесно связанные между собой мыслительные процессы, протекающие, как правило, параллельно. Однако на отдельных этапах доказывания один из этих мыслительных процессов может стать преобладающим.
Так, убедившись в относимости исследуемого факта и допустимости средства доказывания (здесь может преобладать правовая оценка), суд переходит к выяснению вопроса о его доказанности, которая правом не установлена и определяется на основе внутреннего убеждения суда. Дифференцированное (а не только совместное) рассмотрение вопросов о доказанности фактических обстоятельств дела и уголовно-правовой оценке деяния предпринимается судом и при постановлении приговора.
Следует согласиться с мнением М.С. Строговича, отметившего: «При всей связи вопросов фактической и юридической сторон рассматриваемого судом дела, каждая из этих групп вопросов представляет самостоятельную научную проблему большого практического значения и потому может быть предметом самостоятельного исследования» [7, с. 14].
Так, при установлении умысла на вынесение виновным судьей неправосудного судебного решения судебными коллегиями судов субъектов Российской Федерации при допущении судьями сходных нарушений выносятся противоположные решения.
Например, судебной коллегией по уголовным делам Тюменского областного суда 14.11.2006 было удовлетворено представление и.о. Генерального прокурора РФ и дано заключение о наличии в действиях судьи Г. признаков состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 305 УК РФ, при следующих обстоятельствах.
При принятии исковых заявлений граждан к производству суда и при рассмотрении гражданских дел по существу судья Г. грубо нарушила нормы процессуального права: 1) приняла к своему производству фиктивные исковые заявления трех граждан; 2) при подготовке дел к судебному разбирательству не уточнила обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дел; 3) не установила необходимые доказательства, подлежащие представлению в суд; 4) не опросила ни одного истца по существу заявленных ими требований, ни ответчика - об обстоятельствах дела; 5) при этом умышленно не дала должной оценки несоответствию поданных исков требованиям ГПК РФ; 6) не потребовала от истцов предоставления доказательств в подтверждение своих исков и приняла решение без установления обстоятельств дела и получения доказательств обоснованности исков, - чем, занимая государственную должность Российской Федерации, наделенная в конституционном порядке, согласно ст. 118 Конституции РФ, полномочиями по осуществлению правосудия, грубо нарушила требования п. 1 и 2 Закона «О статусе судей в Российской Федерации», действуя из иной личной заинтересованности, выразившейся в желании оказать услугу своим знакомым А.А. Пашкевичу и Т.В. Шмаковой, 02.04.2004 и 20.10.2004 вынесла заведомо неправосудные решения по гражданским делам по исковым заявлениям Т.В Чайковской, Е.К. Половниковой и В.М. Рубцова [8].
В данном примере налицо нарушение норм процессуального права, которое, однако, повлекло вынесение неправосудных решений по существу.
Другой пример. В квалификационную коллегию судей Республики Алтай поступило представление Генерального прокурора РФ В.В. Устинова о даче согласия на возбуждение уголовного дела в отношении судьи Б. по признакам преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 305 УК РФ.
В обоснование представления прокурором указано, что 03.06.2004 Б. в нарушение ч. 1 ст. 30 ГПК РФ, согласно которой иски о правах на земельные участки предъявляются в суд по месту их нахождения, на личном приеме принял от представителя трех истцов о признании недействительным договора купли-продажи доли земельного участка сельскохозяйственного назначения, расположенного в Истринском районе Московской области и принадлежащего на праве общей собственности
гражданам, вынес определение о принятии искового заявления к производству суда, а также нарушение ст. 139, ч. 1 ст. 140 ГПК РФ о соразмерности мер по обеспечению иска, которым наложил арест на весь земельный участок общей площадью 3 257 778 кв. м и запрет Московской регистрационной палате осуществлять любые регистрационные действия в отношении указанного земельного участка. При этом государственная пошлина истцами уплачена в размере 10 рублей.
05.06.2004 Б. в нарушение требований ч. 1 ст. 113, ч. 2 ст. 144 ГПК РФ об извещении лиц, участвующих в деле, вынесено определение о прекращении производства по делу и об отмене обеспечительных мер. Таким образом, судьей Б. вынесены заведомо неправосудные постановления по гражданскому делу.
Рассмотрев представление прокурора, квалификационная коллегия судей 26.02.2006 в даче согласия на возбуждение уголовного дела в отношении судьи Б. отказала, поскольку Б. признал факт нарушения норм ГПК РФ, раскаялся, достаточного опыта рассмотрения земельных споров не имел, характеризуется положительно, ранее нарушений закона не допускал. На судью Б. наложено дисциплинарное взыскание в виде предупреждения.
Однако определением судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда РФ от 07.02.2007 по делу № 52-Г07-1 решение квалификационной коллегии судей Республики Алтай 26.02.2006 об отказе в даче согласия на возбуждение уголовного дела в отношении судьи Б. отменено [9].
Мотив преступления, за совершение которого наступает ответственность по ст. 305 УК РФ, для квалификации содеянного значения не имеет, однако он может свидетельствовать о наличии умысла у виновного (как в первом приведенном примере).
В то же время, когда действительно судьей была допущена ошибка вследствие неправильной оценки доказательств, неверного применения материального и процессуального закона, это не дает оснований для привлечения его к уголовной ответственности по ст. 305 УК РФ. Однако небрежность, ненадлежащее исполнение судьей своих обязанностей вследствие недобросовестного отношения к службе, повлекшие существенное нарушение прав и законных интересов граждан, могут квалифицироваться как преступление, предусмотренное ст. 293 УК РФ.
В отдельных случаях законодатель, устанавливая ответственность за совершение тех или иных общественно опасных деяний, вносит в диспозицию статей Особенной части УК специфические субъективные признаки, уточняющие характер совершенного действия или бездействия.
В качестве такого признака изучаемого преступления надо назвать «заведомость», которая определяет качественную субъективную характеристику деяния. Нельзя не отметить, что в подобной характеристике содержится и особенное психическое отношение субъекта к совершаемому поступку.
Значение слова «заведомый» в уголовном праве зависит от конкретного преступления, состав которого содержит данный признак. Заведомость означает «осведомленность, несомненность, т.е. достоверность, неоспоримость» [10, с. 536]. Толкование слова «заведомость» имеет важнейшее значение для уяснения правильного содержания и смысла уголовно-правовой нормы.
Исходя из исторического и современного толкования слова «заведомость» [11, с. 177] можно утверждать, что совершая то или иное преступление виновный бесспорно знает об истинном характере своего поведения.
Неправильные действия судьи могут быть допущены и в самом процессе установления фактических материалов дела, и именно они нередко служат причиной вынесения заведомо неправосудного приговора, решения или иного судебного акта.
Судья может преднамеренно нарушить требования процессуального закона. Например, в целях ускорения судопроизводства судья преднамеренно не вызывает в суд всех необходимых свидетелей, экспертов, переводчиков или допускает существенную неполноту судебного следствия. Налицо явная недобросовестность судьи, за которую он может быть привлечен к уголовной ответственности, даже если выводы в приговоре, в конечном счете, подтвердятся.
Судья может нарушить требования закона также по незнанию, и это помешает ему в установлении истины. Например, не зная научных возможностей экспертизы, суд может отклонить обоснованное ходатайство участника процесса в ее проведении, а это, в свою очередь, повлечет за собой судебную ошибку в выводах. Небрежность судей в обеспечении строгого соблюдения процедуры судебного разбирательства может привести к появлению процессуальных оснований для отмены приговора.
В широком смысле слова понятием «вынесение неправосудного приговора, решения или иного судебного акта», охватывается любое неправильное решение суда по каждому из вопросов, подлежащих разрешению в суде. В частности, суд может неосновательно отклонить или удовлетворить гражданский иск или неправильно исчислить его сумму, неправильно разрешить вопросы о том, как поступить с вещественными доказательствами, на кого возложить судебные издержки, оставить или отменить меру пресечения. Возможны ошибки в установлении причин и условий, способствовавших преступлению.
Вопросам возникновения судебных ошибок посвящено большое количество исследований, в частности, Д.И. Уемов в популярном изложении показал, как нарушение элементарных законов логики порождает такого рода ошибки.
Вынесение заведомо неправосудного приговора, решения или иного судебного акта - это не ошибка, а результат прямого умысла, преследуемый в уголовном порядке.
Судебная ошибка как результат незнания фактов или искажения их правовой оценки представляет собой добросовестное заблуждение судей, что в свою очередь исключает уголовную ответственность.
В ряде случаев судебные ошибки с субъективной стороны не вполне охватываются понятием добросовестного заблуждения. Речь идет о тех случаях, когда судья понимает, что вывод, который он сделал, не вытекает в полной мере из имеющихся в деле доказательств.
Литература
1. Лунев В.В. Субъективное вменение. М.: СПАРК, 2000.
2. Уголовный кодекс Российской Федерации. М.: ГроссМедиа, 2008.
3. Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть. М., 1996.
4. Резник Г.М. Оценка доказательств по внутреннему убеждению в советском уголовном процессе: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1969.
5. Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 1972.
6. Сизякин О.Т. Гносеологическая природа судопроизводства: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Львов, 1971.
7. Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. М.-Л., 1955.
8. Кассационное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РФ от 06.02.2007 по делу № 89-007-1 // КонсультантПлюс.
9. Определение судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда РФ от 07.02.2007 по делу № 52-Г07-1 // КонсультантПлюс.
10. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1979. Т. 2.
11. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1984.
