Чистяков Константин Владимирович
аспирант кафедры уголовно-правовых дисциплин Института гуманитарного образования и информационных технологий
(e-mail: [email protected]) (г. Москва)
Проблема убийств по мотивам
ненависти в науке
Аннотация
Автор рассматривает одну из основных причин межэтнических конфликтов - воинствующий национализм, который, в частности, выражает тенденцию к суверенизации больших и малых этнолингвистических общностей с целью создания независимой государственности и др.
Annotation
The author considers one of the main reasons for the interethnic conflicts - militant nationalism which, in particular, expresses a tendency to a suverenizatsiya of big and small ethnolinguistic obshchnost for the purpose of creation of independent statehood, etc.
Ключевые слова: преступления ненависти, убийства по мотиву ненависти.
Key words: hate crimes, murder by reason of hate.
Уголовный закон предусматривает ответственность за убийства совершенные по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. Эти преступления современные криминологи обычно называют преступлениями ненависти.
К. Поттер и Дж. Якобс полагают, что словосочетание "преступление ненависти" (Hate crime) впервые появилось в 1985 году: Джон Конирс, Барбара Кенели и Марио Бьяджи опубликовали "Hate Crime Statistics Act". Одна из первых работ (1991) была посвящена насилию в отношении геев и лесбиянок. В начале 90-х гг. минувшего столетия термин "Hate crime" приобрел легалистский (правовой) характер, включая законодательные акты [20,4]. Криминализации подверглось, прежде всего, насилие по мотивам расизма, антисемитизма, а также гомофобии - враждебного отношения к гомосексуалистам. В США к группам, совершающим преступления ненависти, были отнесены неонацисты, скинхеды и ку-клус-клан. Прошло немного времени, и стал нарастать вал литературы, посвященной проблеме преступлений, совершаемых по мотивам национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды и на почве ненависти к отдельным социальным группам [18].
Убийства по мотивам ненависти известны в истории давно. Есть много примеров физичес-
кого устранения политических и идеологических оппонентов, но XX в. стал тем веком насилия, в котором количество убийств по мотивам ненависти превзошло все предыдущие по своим масштабам. Идеология превосходства одной нации, одной религии или одной идеологии над другими стала в XX в. очень серьезной проблемой. Суть ее заключается в том, что на основе такой идеологии идет распространение идей физического устранения противников. С представителями другой культуры далеко не всегда пытаются сосуществовать мирно, учиться друг у друга, напротив, их стремятся уничтожить физически. Во всех бедах часто винят представителей другой нации, расы и т.д.
В.Т. Гайков, Е.Р. Кайдунова под национальной, расовой или религиозной ненавистью или враждой понимают конфликты, возникающие на этнической, национальной или религиозной основе между представителями разных национальностей, рас или конфессий и установление факта национальной ненависти или вражды при убийстве как мотива совершения преступления для применения п. "л" ч. 2 ст. 105 УК РФ является обязательным [4, 22].
Последние годы отмечены небывалым ростом преступлений ненависти в России. Газеты, специальные издания, полицейские сводки практически ежедневно сообщают о случаях нападения, избиения, убийств по мотивам расовой и национальной ненависти, реже - религиозной, которую не всегда возможно отделить от национальной (нападение в московской синагоге, в
159
ряде мечетей, осквернение еврейских и мусульманских кладбищ и т. п.). Правда, в большинстве случаев действия виновных, если их удается найти, квалифицируются как совершенные из хулиганских побуждений, либо как-то иначе, но не связанные с ксенофобской мотивацией.
С.К. Рощин считает, что к негативным этническим установкам относится феномен этноцентризма, который по сей день присутствует в этническом самосознании. Этноцентризм характеризуется сверхпозитивным отношением к своей группе и негативным эмоционально-оценочным отношениям к чужой.
Этноцентризм, по Рощину, возникает в ответ на реальную и намного чаще мнимую угрозу существования этноса как самостоятельного социокультурного целого и выполняет функцию социально-психологической защиты от чужого влияния. Это есть внешняя причина, порождающая феномен этноцентризма. К внутренним же причинам его возникновения относится неуверенность в позитивном образе "мы - группы", что влечет за собой интолерантность к чужому образу жизни и мировосприятию. Этноцентризм может возникать также в результате его целенаправленного стимулирования определенными социально-политическими структурами в целях решения экономических и политических проблем. В этом случае происходит как бы привнесение этноцентризма в сознание этноса, его искусственное навязывание этническим группам, что обычно становится возможным в условиях социально-политической и экономической нестабильности в обществе.
Однако современные этнологи приходят к выводу, что этноцентризм - это не единственная форма этнических взаимоотношений. Эмпирические данные свидетельствуют о том, что этносы могут строить свои взаимоотношения на основе сотрудничества и уважения к иноэтническому окружению [13, с. 59-104].
Крайним выражением негативных гетеросте-реотипов становится национализм, сущность которого в современной социологической науке трактуется весьма широко. Школа неомарксизма рассматривает национализм как реакцию на неравномерность развития. В результате распространения капитализма центры торговли и промышленности процветают, в то время как периферийные районы остаются слаборазвитыми. Национальные лидеры, выдвигая тезис об эксплуатации периферийных районов, обращаются к идеям их культурного возрождения и актуализируют национальные чувства.
По мнению Н.В. Кузьминой, именно политизация этничности чаще всего приводит к явле-
ниям национализма и политического экстремизма. Для этого достаточно: 1) предоставить людям возможность осознать роль политики для сохранения их этнокультурных ценностей; 2) направить их поведение в сферу политической деятельности, опираясь на групповое самосознание.
Кузьмина отмечает, что руководящие националистические деятели опираются на массы и оперируют ими. Постоянная адресованность к множеству людей заслоняет интересы отдельной личности, в силу чего может сложиться тенденция их ущемления, пренебрежения или грубого нарушения. Поэтому при межнациональных конфликтах часты не только террористические убийства "чужих", но и готовность пожертвовать "своими", причем многими, если это нужно для достижения провозглашенных целей. Чеченская война убеждает в этом [9].
Чаще всего причиной межэтнических конфликтов становится воинствующий национализм. Он выражает тенденцию к суверенизации больших и малых этнолингвистических общностей с целью создания независимой государственности; ксенофобия проявляется в растущей нетерпимости по отношению к этническим меньшинствам, усилению ксенофобии.
А.А. Празаускас разработал триадическую структурную модель национализма, компонентами которой являются: "национализирующий национализм" новых независимых государств - это государственный национализм титульной нации, ощущающей свое неустойчивое положение; "со-отечественный национализм" "внешних национальных отечеств", т. е. тех стран, чьи этнофоры составляют национальное меньшинство в данном "национализирующемся государстве"; национализм национальных меньшинств.
Празаускас полагает, что центральный аспект этого треугольника - взаимный межполевой мониторинг: авторы в каждом поле бдительно следят за отношениями и действиями, происходящими в соседних полях [12, с.141-145].
Разделяя данные мнения, Р.К. Мертон пишет: нет таких групп, в которых отсутствовали бы кодексы, регулирующие поведение, однако существуют различия в степени, в которой обыкновения, нравы и институционный контроль эффективно сочетаются с менее отчетливо определенными целями, составляющими часть культурной основы общества. Эмоциональные убеждения могут группироваться вокруг комплекса признанных обществом целей, лишая одновременно своей поддержки определенные данной культурой средства их достижения. Как мы увидим далее, определенные аспекты социальной структуры могут породить противоправное и антисо-
160
циальное поведение именно вследствие различия в значении, придаваемом целям и нормам, регулирующим их достижение. В крайних случаях эти последние могут быть настолько подорваны чрезмерным акцентом на целях, что выбор способов поведения будет ограничиваться только соображениями технической целесообразности. Вследствие этого единственным вопросом, имеющим значение, становится вопрос о том, насколько эффективны наличные средства овладения социально апробированными ценностями [17, с.153].
Дж. Джейкоб и К. Поттер подчеркивают, что преступления ненависти - прежде всего преступления, порождаемые предубеждением, предрассудком по отношению к лицам другой расы, нации, цвета кожи, религии, сексуальной ориентации и т. п. Это преступления, мотивированные предубеждением
По Джейкобу и Поттеру, "Hate crime" есть социальный конструкт. Это новый термин, не привычный, не самоочевидный (self-defining). Он придуман в конце 80-х для обозначения криминальных деяний, мотивированных предубеждением, сфокусированный скорее на психологии преступлений, чем на криминальных действиях [20, c. 27].
Н. Холл также относит преступления ненависти к социальным конструктам. Он отмечает трудность всех определений преступности вообще и преступлений ненависти в частности. Холл определяет преступление ненависти, как криминальный поступок, который мотивирован, по крайней мере, групповой принадлежностью жертвы; "незаконное деяние, включающее преднамеренную селекцию (отбор) жертвы, основанную на предрассудке или предубеждении преступника против реального или предполагаемого статуса жертвы"; "насилие, направленное в отношении групп людей, которые в целом не одобряются большинством общества, которые испытывают дискриминацию в различных сферах деятельности ..."; "преступление ненависти включает акты насилия и устрашения, обычно направленные в отношении уже стигматизированных и маргинализиро-ванных групп".
В работе "Социальная структура и аномия" Р.К.Мертон отмечает, что многие случаи поведения, отклоняющегося от нормы, порождаются не просто "отсутствием возможностей" или преувеличенным подчеркиванием значения денежного успеха. Сравнительная жесткость классовой структуры, феодальный или кастовый порядок могут ограничивать возможности подобного рода далеко за пределами того, что имеет место в американском обществе сегодня [11, с. 310].
Рассматривая идеологию равенства, К. Дэвис говорит, что она по сути дела опровергается существованием групп и индивидуумов, не участвующих в конкуренции для достижения денежного успеха. Одни и те же символы успеха рассматриваются в качестве желательных для всех. Считается, что эти цели перекрывают классовые различия, не ограничены ими, однако в действительности социальная организация обусловливает существование классовых различий в степени доступности этих общих для всех символов успеха. Неудачи и подавленные устремления ведут к поискам путей для бегства из культурно обусловленной невыносимой ситуации; либо желания, не получившие удовлетворения, могут найти выражение в незаконных попытках овладеть доминирующими ценностям [19, с. 66].
Как пишут Х. Томэ и Х. Кэхеле, "любая идеология представляет собой набор каких-либо идеалов, а идеалы в свою очередь возникают как результат системы оценок, т.е. сравнения вещей, явлений, качеств между собой и выделения среди них "хороших" и "плохих". По содержанию те или иные политические или религиозные идеологии могут отличаться, но по структуре каждая из них представляет собой бинарную связь, систему оценок по типу "хорошо-плохо". Применение этой системы оценок к людям приводит к появлению категории "врага", т.е. человека, группы людей или некой сущности (что характерно для религиозных верований), которая эти идеалы не разделяет, а значит, представляет угрозу как для идеалов, так и для их последователей. При этом целью идеологии как "всеобъемлющей системы идей и политических или религиозных движений" является "превращение иллюзии в реальность" [14].
Прослеживая происхождение агрессии в обществе, К. Лоренц, пишет, что "социальное поведение людей диктуется отнюдь не только разумом и культурной традицией, но по-прежнему подчиняется еще и тем закономерностям, которые присущи любому филогенетически возникшему поведению; а эти закономерности мы достаточно хорошо узнали, изучая поведение животных" [10].
Коллективное бессознательное, по К.Г. Юнгу, предполагает наследование отдельным лицом опыта человечества, психики и реакций - конечно, не всего опыта и всего человечества, но того наиболее важного, что делает его человеком. При этом наследование происходит отнюдь не только путем передачи традиций, как, например, в семье, которая может делать такое с помощью определенных жизненных программ, "закладываемых" в конкретного индивида путем воспита-
161
ния, формирования установок и ценностей. Родительское программирование, как известно, обстоятельно разработано Э. Берном, который, однако, не назвал это коллективным бессознательным [3].
В истории человечества не существовало ни одного более или менее значительного по времени периода, когда не было бы войн и в связи с этим массовых убийств, насилий, грабежей, поджогов, угонов людей в неволю, разрушений материальных и духовных ценностей и т.д. В результате конфликтов исчезли целые народы, а другим был нанесен огромный, часто невосполнимый ущерб. На самом низшем, межличностном и межгрупповом уровнях насилие не прекращалось никогда, и в нынешнем XX в. люди уничтожали друг друга с такой же неистовостью, как в XX в. до нашей эры. Поэтому Ю.М. Анто-нян полагает, что на протяжении столетий человечество накопило неисчерпаемый потенциал к разрушению, всегдашнюю готовность к ненависти, а агрессия уже давно стала одной из ведущих потребностей всего людского рода и способов разрешения противоречий [1, с. 29-30].
Имеет место (среди прочих) этнорелигозный экстремизм. У нас он в двух основных формах: исламского экстремизма (этнорелигиозного) и русского национализма.
Я.И. Гилинский считает, что в зависимости от уголовно-правового закона и доктринальных суждений различаются виды преступлений ненависти: по мотивам расовой, национальной, этнической неприязни или вражды; по мотивам религиозной неприязни или вражды; в отношении сексуальных и иных меньшинств [5, с. 230].
Опасности сформировали один из самых мощных архетипических образов - образ врага, который частично ассоциируется с чужим [2, с. 112].
Рассматривая основы терроризма и экстремизма Антонян выделяет архетип "чужого", криминологический интерес "чужой" представляет по той причине, что отношение к нему лежит в основе терроризма и экстремизма, особенно носящих этнорелигиозный характер, многих убийств и иных насильственных действий, субъективный смысл которых может заключаться в защите от другого. Архетип чужого мотивирует преступления ненависти на расовой, национальной, религиозной или социальной почве, число которых в России достаточно велико. Восприятие другого как чужого активно питает военные преступления против мирного населения и военнопленных, а также может объяснить жестокость в отношении представителей иных наций и религий, пренебрежительное отношение к их правам и интересам [2, а 366-367].
Между тем далеко не все люди согласны с тем, чтобы жить в окружении только всего знакомого. Многим абсолютно необходимы выходы за пределы привычного бытия и контакты, даже столкновения с "чужим" - людьми, обычаями, ценностями, культурой, особенно если свое не дает ответа на самые важные и мучительные вопросы. Но это не значит, что они не испытывают страх и тревогу, в частности, перед чужим. Эти эмоции совершенно необходимы социализированному человеку, равно как и животным, что дает им преимущества с точки зрения эволюции, для защиты и выживания.
Негативное отношение к чужому всегда оправдывались тем, что они-де хотели погубить отечество, плели коварные заговоры и т.д., и только избавившись от них можно решить экономические, политические, нравственные и иные проблемы, превратить свою страну в цветущий сад. Между тем, когда собственные недостатки, хранимые в Тени, переносятся на других, достигается избавление от внутреннего напряжения, но чаще такое избавление бывает обманчивым, оно дает лишь временное успокоение [2, с. 293].
Е.Н. Юрасова установила, что ксенофобичес-кая личность при контакте с лицами других национальностей переживает целый спектр отрицательных чувств: чувства собственного превосходства, агрессии, зависти или страха. Объяснения ксенофобов, почему они переживают подобные эмоции, обычно не выглядят убедительными. Приводятся примеры неблаговидного поведения и отрицательных личностных черт людей другой национальности, хотя объясняющий и сам понимает, что подобные описания с таким же успехом могут быть отнесены и к представителям его собственной нации. Иногда объяснений как таковых вообще не приводится, а говорится о том, что не нравятся особенности внешнего вида: цвет кожи, волосы, черты лица людей другой нации. Но в любом случае бросается в глаза несоответствие силы переживаемых эмоций и вызвавшего их повода. Это позволяет предположить, что в основе ксенофобического восприятия лежат архаичные, идущие из глубокого детства эмоции.
С позиций психоанализа ксенофобическую личность можно трактовать как параноидную либо нарциссическую. При этом следует подчеркнуть, что используемые в обыденном языке термины "параноидный" и "нарциссический" не полностью совпадают по своему значению с соответствующими психоаналитическими понятиями. Параноидная личность - это личность, у которой преобладающими психологическими защитами являются проекция и отрицание, у нарциссической
162
личности преобладает расщепление и как следствие идеализация и обесценивание. Все перечисленные защиты являются примитивными, или архаическими, защитами, которые возникают в онтогенезе очень рано, когда когнитивный аппарат ребенка еще не совершенен, поэтому они устроены просто и существенно искажают восприятие реальности. Проекция означает приписывание своих качеств, прежде всего негативных, другим людям или окружающим предметам, а отрицание трактуется как отказ признавать существование чего-то неприятного, в частности, существование тех же негативных качеств у себя. Благодаря проекции и отрицанию ксено-фобическая личность приписывает другим людям собственные гнев, зависть, недоброжелательность и т.п. и в дальнейшем воспринимает их как внешнюю, исходящую от других угрозу. Отрицание же негативных качеств у себя может приводить к ощущению собственного величия и значимости. Проекция и отрицание, таким образом, приводят к малой осознанности собственных качеств, к"спутанности" собственного Я и другого человека [16, с.15-16].
Национальная идея, с государственным флагом в качестве тотема, сегодня способна служить лишь возвеличиванию младенческого эго, а вовсе не разрешению инфантильной ситуации. Ее пародийные ритуалы парадов на площадях служат целям своекорыстного тирана, дракона, а вовсе не бога, в котором самодостаточность превращается в ничто. А многочисленные святые этого антикульта, то бишь патриоты, чьи вездесущие фотографии под стягами используются как иконы официозного храма, есть не что иное, как местные стражи порогов, наши знакомые демоны-великаны (вспомним великана-людоеда Липкие Волосы), и первейшая задача героя состоит в том, чтобы их победить [2, с.107].
Для древних людей, как и для многих современных, своя территория воспринималась (и воспринимается!) не просто как ландшафт, дома, улицы, люди "моей" культуры и т.д., но и как нечто, хранящее духовные ценности, символы и смыслы, без которых существование немыслимо. Человек здесь ощущает свое как бы мистическое слияние со своей землей. Как справедливо отмечает Т. В. Евгеньева, в условиях социокультурного кризиса современный человек готов отказаться от собственной индивидуальности в обмен на чувство защищенности, безопасности, которое дает реальное или мифологическое слияние с группой. При этом на первом этапе кризиса вперед выходят наиболее очевидные этнические и этноконфессиональные характеристики, по которым и происходит идентификация.
Позже они дополняются и идентификацией региональной, где регион выступает в качестве особым образом идентифицированного субъекта ("Мы") и возникает мистическое единство общности с территорией [7, с. 47].
Причинами экстремизма Р.М. Узденов называет следующие:
1. Исторические (исторические конфликты).
2. Геополитические (политическая организация государства);
3. Социально-экономические (экономическое неравенство).
4. Молодежные (отсутствие адекватной молодежной политики).
5. Социокультурные (различия в культурах).
6. Информационный фактор (непрофессиональная деятельность СМИ).
7. Внешнеполитический фактор (деятельность иностранных политических сил в ущерб безопасности России) [15, с. 135].
Преступления экстремистской направленности по мотивам национальной вражды или ненависти могут совершаться (и в большинстве своем совершаются) организованными этническими преступными группами, в силу чего их следует отнести к такому виду преступности как этническая преступность, хотя, безусловно, экстремизм как негативное явление может вытекать и пересекаться с другими видами преступности.
По мнению Л.М. Дробижевой, предтечей к выделению преступлений этнической направленности были так называемые преступления на почве ненависти. Преступление на почве ненависти -специальная юридическая квалификация особого рода преступлений против личности, совершаемых под влиянием ненависти к лицам иной расы или национальности, вероисповедания, этнического происхождения, политических убеждений, пола и сексуальной ориентации [6].
При выяснении содержания понятия "этническая преступность" следует учитывать подход М.П. Клейменова, который считает, что "этническая преступность" - условный (операциональный) термин, охватывающий криминологическую реальность, которая связана с этническим фактором и проявляется в механизме преступной деятельности, в формировании криминальных объединений, непосредственно в совершении преступлений. Иными словами, эта дефиниция ни в коем случае не утверждает наличия криминального этноса, генетически "запрограммированного" на совершение преступлений, но указывает на гипотетическое существование корреляций (положительных и отрицательных) между этническими признаками и преступным поведением.
163
Ключевыми здесь являются особенности этнической криминальной психологии" [8].
Важнейшим условием гарантированности равенства прав и свобод человека и гражданина, независимо от национальности, расы и отношения к религии, является усиление уголовной ответственности за преступления, совершенные по мотиву ненависти. Применительно к убийству указанное отягчающее обстоятельство предусмотрено п. "л" ч. 2 ст. 105 и ряд других статей УК.
Преступления ненависти представляют угрозу для единства любого общества и государства, в которых они совершаются в связи с тем, что появляется возможность разделения его на части населением изнутри.
Это самый быстрый и относительно безопасный для противников данного государства способ смещения власти в государстве, либо его разделения для использования марионеток, поставленных во главе каждой части.
1. Антонян Ю.М. Тени прошлого. М., 1996.
2. Антонян Ю. М. Архетип и преступность. М., 2009.
3. Берн Э. Люди, которые играют в игры. Игры, в которые играют люди. М., 1988.
4. Гайков В. Т., Кайдунова Е.Р. Уголовно-правовая характеристика убийства. Ростов н/Д, 2001.
5. ГилинскийЯ.И. Криминология: теория, история, эмпирическая база, социальный контроль. СПб., 2009.
6. Дробижев Л.М. Мотив национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды при совершении убийства. М, 2000.
7. Евгеньева Т.Н. Культурно-психологические основания формирования образа "Другого" в современной России // "Чужие" здесь. Радикальная ксенофобия и политический экстремизм в сциокультурном пространстве современной России. М., 2004. Т. 2.
8. Клейменов М.П. Криминология: учебник. М., 2008.
9. Кузьмина Н. В. Этнизация преступности как криминальное явление современности Научный вестник Уральской академии государственной службы 2009. 03 март.
10. Лоренц К. Агрессия (так называемое зло). М., 1994.
11. Мертон РК. Социальная структура и аномия // Социология преступности (Современные буржуазные теории) М., 1966.
12. Празаускас А. А. R. Brubaker. Nationalism reframed. Nationhood and the national question in the New Europe. Cambridge UnivPress, 1996//Этнографическое обозрение. 1997. №6. С. 141-145.
13. Рощин С. К. Проблема этноцентризма: теория и политическая действительность 20 века / / Расы и народы (соврем. этнические и расовые проблемы). М., 1993. №23. С. 59-104.
14. Томэ Х., Кэхеле Х. Современный психоанализ: М., 1996. Т. 2.
15. Узденов Р.М. Экстремизм: криминологические и уголовно-правовые проблемы противодействия: дис.... к.ю.н., М., 2008.
16. Юрасова Е.Н. Психологические особенности лиц, склонных к ксенофобии (с позиций психоаналитического подхода). Материалы круглого стола "Молодежный экстремизм во ВНИИ МВД РФ 25 октября 2007 г. М., 2008.
17. "Human Problems of an Industrial Civilization". New York, 1933.
18. Combating Hate Crimes in the OSCE Region: An Overview of Statistics, Legislation, and National Initiatives, Warsaw, 2005; Hall N. Hate Crime. Willan Publishing, 2005; Jacob, J., Potter K. Ibid.; Levin J., McDevitt J. Hate Crimes: The Rising Tide of Bigotry and Bloodshed. NY-L., Plenum Press, 1993; Ramberg I. Islamophobia and its consequence on Young People. Budapest, 2004.
19. Davis К., op. cit,, p. 63; J. D о 1-lard, Caste and Class in a Southern Town, New Haven, 1936.
20. Jacobs J., Potter K. Hate Crimes. Criminal Law and Identity Politics. Oxford University Press, 1998.
21. Jacobs J., Potter К. Op. cit. P. 27.
1. Antonian Yu. M. Shadows of the past. M. 1996.
2. Antonian Yu. M. Archetype and criminality, M, 2009.
3. Byrne E. The people who play games. The games people play. M., 1988.
4. Gaykov V. T Kaydunova ER Criminal legal description of the murder., Rostov n / D, 2001.
5. Gilinsky YA. I. Criminology: Theory, History, empirical base, social control. Spb., 2009.
6. Drobizhev L.M. The motive of national, racial or religious hatred or enmity with the murder. M, 2000.
7. Evgenyeva T.N. Cultural and psychological reasons forming the image of the "Other" in Contemporary Russia / / "Strangers" here. Radical political extremism and xenophobia in contemporary Russia stsiokulturnom space. M., 2004, vol.2.
8. Kleimenov M.P. Criminology: a tutorial. M., 2008.
9. Kuzmina N. V. Ethnicization of crime as a criminal phenomenon of our Scientific Bulletin of the Ural Academy of State Service 2009/03/18 /.
10. LorenzK., Aggression (so-calledevil). M., 1994.
11. Merton RK Social structure and anomie // Sociology of Crime (Contemporary bourgeois theories), Moscow, 1966.
12. Prazauskas R.A. Brubaker. Nationalism reframed. Nationhood and the national question in
164
the New Europe. Cambridge UnivPress, 1996 // Ethnographic Review. 1997. Number 6. P. 141-145.
13. Roshchin SK problem of ethnocentrism: theory and political reality of the 20th century / / Races and Peoples (sovrem. ethnic and racial issues). M, 1993. № 23. P. 59-104.
14. Tome H., Kehale H. Modern Psychoanalysis Kehele M, 1996. V. 2.
15. Uzdenov RM Extremism: criminological and penal problems countering dis. PhD, M., 2008.
16. Yurasova EN Psychological characteristics of persons who are inclined to xenophobia (from the standpoint of a psychoanalytic approach). Proceedings of the round table "Youth Research Institute of extremism in the Interior Ministry's October 25, 2007, Moscow, 2008.
17. "Human Problems of an Industrial Civilization". New York, 1933.
18. Combating Hate Crimes in the OSCE Region: An Overview of Statistics, Legislation, and National Initiatives, Warsaw, 2005; Hall N. Hate Crime. Willan Publishing, 2005; Jacob, J., Potter K. Ibid.; Levin J., Mc Devitt J. Hate Crimes: The Rising Tide of Bigotry and Bloodshed. NY-L., Plenum Press, 1993; Ramberg I. Islamophobia and its consequence on Young People. Budapest, 2004.
19. Davis K., op. cit,, p. 63; J. D on a-lard, Caste and Class in a Southern Town, New Haven, 1936.
20. Jacobs J., Potter K. Hate Crimes. Criminal Law and Identity Politics. Oxford University Press, 1998.
21. Jacobs J, Potter К. Op. cit. P. 27.
165