CC BY
113
9. История русской философии : в 2 т. Т. 1 / В. В. Зеньковский. - Ростов на/Д : Феникс, 2004. - С. 35-127, 447-461, 474-495.
Статья поступила в редакцию 19.04.2010;
представлена к публикации членом редколлегии В. В. Фортунатовым
УДК 1 (128)
Д. Б. Пучков
ПРОБЛЕМА ЦЕЛОСТНОСТИ СОЗНАНИЯ И ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО
Исследуется, в какой мере сознание человека способно быть целостным и рациональным, несмотря на влияние неосознанных предпосылок. Проводится различие между двумя видами неосознанных предпосылок - логическими и нерациональными. Приводятся доводы в пользу независимости сознания от предпосылок обоих видов.
целостность сознания, рациональность, индивидуальное бытие человека, бессознательное, психоанализ.
Введение
Тема индивидуального бытия человека является одной из центральных в истории философии. По этой причине многие вопросы темы неоднократно поднимались в разных историко-культурных обстоятельствах, что позволяет сделать некоторые обобщающие наблюдения.
Первое из них то, что возможность индивидуального бытия человека, так или иначе, всегда признавалась философией. Более того, само рождение философии было связано с появлением в античной культуре представления о том, что человек может прожить жизнь по своей воле, опираясь на собственный разум.
В дофилософский период Античность, как и все другие культурные эпохи до нее, такой возможности за человеком не признавала. Мало того, что люди рассматривались в качестве творения и игрушек богов, но те и другие находились во власти абсолютно непреодолимой, загадочной силы - рока. Всевластие рока исключало возможность целостного восприятия мира человеком и успешность рационального в нем поведения.
Появление философии бросало вызов такому пониманию мира. Философы не только заявляли о возможности индивидуального бытия, но и указывали на целостность и связанную с ней рациональность сознания как на его предпосылки. В философии, так или иначе, всегда выделялись эти предпосылки, и это следует признать вторым обобщающим наблюдением.
В античной философии, прежде всего у Сократа и Платона, за человеком признается возможность с помощью разума познавать всеобщие основы мира - идеи. Идеи, понимаемые таким образом, для философски образованного человека стали надежными ориентирами в любых условиях внешней и внутренней реальности. Индивидуальное бытие мыслилось, по сути, как разумное бытие человека.
В эпоху господства христианского религиозного мировоззрения возможности достижения индивидом истинного бытия, т. е., по терминологии того времени, «жизни вечной» в «горнем мире», были принципиально ограничены «волей Божьей», которая имела все признаки роковой силы в жизни человека. Христианская религия выработала обширный арсенал средств, чтобы обеспечить «спасение» праведникам, однако не смогла уберечь их от логических выводов о том, что воля человека - это воля раба (Лютер), а вся его праведность не может перевесить предопределения Господа, которое одно только решает, кто спасется (Кальвин).
Укрепление рациональных форм мировоззрения в Новое время привело к возрождению темы индивидуального бытия. Так, Декарт считает возможным для индивида опираться на собственный разум как в теоретических, так и в этических вопросах. В силах человека если не отличать сразу истину от заблуждения, то по крайней мере воздерживаться от недостоверных, сомнительных суждений. Далее, с помощью собственного разума можно разрешить сомнения и открыть базовые истины, опираясь на которые, с помощью правильного метода, дедуцировать все основные знания о мире. По мнению Декарта, в руководстве своим поведением нет души настолько слабой, чтобы не могла предпочесть страстям советы разума.
Эти идеи получили широкое распространение в буржуазную эпоху. Их апофеозом стала Конституция США, зафиксировавшая врожденное стремление людей к свободе и счастью и их природное право сопротивляться угнетению и насилию.
Однако с середины XIX века и по сей день в рамках неклассической философии стали подвергаться сомнению представления классической философии о природе и возможностях рационального мышления, о способах достижения целостности сознания. Тем самым под сомнение были поставлены предпосылки разумного существования индивида (его индивидуального бытия).
1 Психоаналитическая критика сознания и ее гносеологические ограничения
В поддержании указанных сомнений и их развитии в XX в. немалую роль сыграла и продолжает сегодня играть теория психоанализа. Основная интенция психоаналитической теории связана с проблематизацией и критикой рационального, целостного сознания. Согласно этой теории, многие, если не все, процессы сознания определяются бессознательным.
Тезис о детерминации сознания со стороны бессознательного является в психоанализе ключевым, и не случайно, что по мере развития психоанализа позиции его усиливались. Первоначально основоположник психоанализа Зигмунд Фрейд трактовал бессознательное как результат вытеснения ряда представлений из пределов сознания. Тем самым бессознательное выступало как производное от сознания. На этом основании Фрейд выделял бессознательное из всей массы неосознанных психических процессов: «...бессознательные мысли исключены из
сознания при помощи живых сил, сопротивляющихся их вхождению, тогда как другие мысли, предсознателъные, не встречают на этом пути никаких препятствий» [1, с. 47]. Постоянное попадание сознания под
детерминацию бессознательного трактовалось Фрейдом как патологическое явление, и задачей своей психотерапии он считал ассимиляцию сознанием вытесненного содержания. «Эта терапия основана на взгляде, что бессознательные представления, лучше, бессознательность некоторых душевных процессов является ближайшей причиной болезненных симптомов. <...> Но станьте на нашу точку зрения и вы поймете, что перевод этого бессознательного в душевной жизни больных в сознательное должен иметь следствием исправление их отступления от нормы и уничтожение гнета, под которым находится их душевная жизнь» [2, с. 21].
Но затем фрейдисты совершили генерализацию гипотезы о бессознательном и стали объяснять действием бессознательных сил не только психические отклонения, но и процессы в нормально функционирующем сознании. Изменилась и трактовка бессознательного: это уже не вытесненная из сознания часть его содержания, а самостоятельная сила, отличающаяся по своей природе от сознания. «Понятие “бессознательное ” интерпретируется и как индивидуальное, и как коллективное, культурное и природное, оно может выступить как операциональный конструкт при индивидуальном анализе, а может выступить в качестве фундаментальной философской категории, выражающей все непознанное, непостижимое, неосознаваемое, неконтролируемое и при этом обусловливающее бытие человека» [3].
С этой точки зрения сознание трактуется как поверхностный и зависимый фрагмент внутренней жизни. «Имеется расхожее предположение, будто сознание эквивалентно этой целостности
психологического индивида. Однако сумма того опыта, который можно объяснить только лишь при помощи гипотезы о бессознательных психических процессах, позволяет усомниться, что Я и его содержания на самом деле идентичны с “целостностью ”» [4, с. 225].
С этих позиций сторонники психоанализа склонны игнорировать собственный смысл сознательных представлений индивида и за любыми такими представлениями выискивать, прежде всего, игру бессознательных сил. Поскольку психоаналитический подход стал широко применяться к исследованию не только индивидуального, но и общественного сознания, склонность вскрывать подтексты, выискивать оговорки, анализировать скрытые структуры и тому подобное стала в гуманитарных науках едва ли не удостоверением на саму гуманитарность.
Тем важнее подвергнуть критике ключевой тезис психоаналитической теории - о том, что сознание детерминируется бессознательным.
Едва ли возможно отрицать связь сознания с неосознаваемыми процессами психики. Возражения, однако, вызывает попытка сторонников психоанализа детерминировать, объяснить феномены сознания психическими процессами. Ведь сознание связано не только с психикой индивида; существует еще связь сознания с реальностью, проявляющаяся в том, что сознание способно познавать реальность.
«Ортодоксальный» подход, связанный с абсолютизацией психических детерминаций и с игнорированием самостоятельных познавательных способностей сознания, на практике используется в психоанализе в ряде случаев, но с нашей точки зрения, такой подход теоретически бесперспективен. В гносеологическом смысле он приведет к отрицанию всего человеческого знания, за исключением, разве что, мистического опыта, получаемого помимо сознания. Да и в рамках самой психотерапии этот подход уже был подвергнут критике. Так, В. Франкл показал, что во многих случаях попытки лечить психические расстройства индивида без учета того внешнего мира, в котором этот индивид себя находит, и тех реальных проблем, которые он решает в своей жизни, не приводят к успеху: «Сущность человека включает в себя его направленность вовне, на что-то или на кого-то, на дело или на человека, на идею или на личность!» [5, с. 100]. Поэтому, хотя тему бессознательного можно и нужно обсуждать, необходимо помнить о суверенитете сознания в деле познания реальности. Влияние бессознательного на сознание нужно искать там, где сознание по каким-либо причинам оставило для него свободное место.
В поисках этого свободного места можно обратить внимание на неосознанные предпосылки сознательных суждений. Есть основания различать два вида неосознанных предпосылок - логические и нерациональные.
2 Влияние неосознанных логических предпосылок на сознание
Бессознательное способно влиять на сознание, принимая форму логических предпосылок, которые лежат в основе сознательных суждений. И действительно, многие представители неклассической философии уделяют большое внимание подобным предпосылкам, для обозначения которых используются такие термины, как «парадигма», «дискурс», «структура» и т. п. «Тем самым мы приходим к выводу, что на уровне здравого смысла “рациональное действие” - это всегда действие в рамках не ставящихся под сомнение и неопределяемых структур, состоящих из типичных установок, мотивов, средств и целей, типичных способов действия и личностных ролей, которые при этом задействуются и рассматриваются как сами собой разумеющиеся» [6, р. 18; перевод наш].
Действительно, сознательные суждения часто опираются на неосознаваемые предпосылки. В частности, такими предпосылками могут быть подразумеваемые звенья в цепи рассуждений. Цепь рассуждений, некоторые звенья которой подразумеваются, но не высказываются, в логике называется «энтимема». Вот, скажем, пример энтимемы из словаря. Все марксисты материалисты, следовательно, этот человек материалист. Рассуждая по логике, здесь опущена предпосылка: этот человек - марксист [7, с. 541].
Неосознаваемые предпосылки иногда являются важными, базовыми допущениями, от которых зависит большое число сознательных суждений. Присутствие неосознанных предпосылок в мышлении является важным обстоятельством. На практике с этим связаны определенные трудности, такие как поверхностность мышления, заблуждения и нехватка взаимопонимания. Выявление и обдумывание скрытых предпосылок рассуждения составляет важную задачу мышления на пути к истине.
Однако при всей важности неосознанных предпосылок можно усомниться в том, что они способны составить самостоятельную область, довлеющую над сознанием. Когда речь идет об относительно простых энтимемах, то представление о правилах рассуждения или житейский опыт позволят участникам беседы легко вскрыть сделанные допущения, если в этом возникнет необходимость.
Если неосознаваемые предпосылки носят более фундаментальный характер, то выявить их становится сложнее. Однако даже по отношению к таким предпосылкам сознание не находится в жесткой зависимости.
Во-первых, сознательные суждения обладают определенной независимостью от своих предпосылок. Скажем, на практике мы можем иметь несколько возможных объяснений одного и того же факта; при этом у нас не возникает сомнений в том, что это один и тот же факт, но лишь по-разному объясненный. Между тем, если бы смысл факта (выраженный в суждении) полностью зависел от объяснения (от предпосылки суждения), мы бы имели два различных факта. В этой связи можно говорить о здравом смысле, относительно независимом от теоретических допущений.
Попытки вывести все человеческие знания из базовых предпосылок «по образцу геометрии» остались в прошлом. Сегодня между философией и конкретными науками принято взаимодействие при значительной взаимной независимости. Философия, не отказываясь от задачи продумывания целостной картины мира, ориентируется в этой работе на данные науки и тенденции ее развития, т. е. философия выполняет по отношению к науке обобщающую мировоззренческую и
методологическую роль. На фоне новой методологической роли философии странными выглядят попытки философствующего
психоанализа жестко обусловить конкретный уровень сознания индивида базовыми предпосылками своей собственной дисциплины. Тут, хотя и провозглашается детерминистский, т. е. научный подход, осуществляется на самом деле такое серьезное допущение, о котором спекулятивная философия прошлого могла только мечтать. Сказанное относится к любой абсолютизации «законов дискурса», будто бы управляющих
деятельностью сознания.
Сказанное не означает, что предпосылки вообще не влияют на следствия. Такое влияние существует, и важной задачей философской рефлексии остается выявление важнейших предпосылок мировоззрения. Потенциал рефлексии делает ее важной стороной сознания, значительно расширяющей сферу его компетенции.
Во-вторых, даже оказывая свое влияние, предпосылки сознательных суждений не являются чуждыми сознанию ни по форме, ни по содержанию. Ведь не только истинность и осмысленность следствий зависит от истинности и осмысленности предпосылок, но существует и обратное влияние следствий на предпосылки. Так, истинность теоретического объяснения подвергается проверке на эмпирических фактах. Поэтому выявление базовых предпосылок в действительности редко приводит к переоценке эмпирической истинности обосновываемых суждений. Предпосылки и следствия суть не конкуренты, а, скорее, одна команда, нацеленная на выполнение общей задачи - познания реальности.
Таким образом, неосознаваемые логические предпосылки
сознательных суждений не противостоят сознанию и поэтому не выступают фактором его психической детерминации. 3
3 Влияние на сознание со стороны нерациональных психических факторов
Обсудив крайние тенденции детерминистских теорий сознания, связанные с поисками неосознанных логических предпосылок,
управляющих сознанием, вернемся к более характерной для психоанализа точке зрения, согласно которой сознательные суждения, будучи внутренне самостоятельными, находятся, тем не менее, под определяющим влиянием со стороны нерациональных психических факторов. Например, настроение может оказать влияние на сознательные решения индивида: человек будет
не в настроении сделать что-то, хотя ранее он это планировал. Сходное влияние на сознание могут оказать эмоции и предрассудки.
Детерминистские теории сознания ориентированы главным образом на такие случаи. В них ставится задача, абстрагируясь от объективного содержания сознательных суждений, вскрыть их психологическую подоплеку. Поскольку ограничения, идущие от объективного сознания, снимаются, картина может получаться широкой до неопределенности. В пределе можно попытаться составить психологическую программу личности, в состав которой будут вписаны, в том числе, и акты сознания человека.
Самостоятельность сознания в познании реальности, в пользу которой мы привели выше несколько доводов, при таком подходе не отрицается, но наряду с ней постулируется психическая детерминация. В этой связи сторонники данного подхода говорят о «двойной детерминации» сознательных суждений: со стороны реальности и со стороны психических факторов. Если выше речь шла о гносеологической, познавательной самостоятельности сознания, то теперь ведутся споры, так сказать, о его антропологической самостоятельности, т. е. его способности быть специфичным фактором бытия человека.
Что ж, если не удается обусловить сознание скрытым влиянием логических предпосылок, то, быть может, нелогические, не относящиеся к делу предпосылки могут подчинить себе сознание? В ряде случаев в культуре (праве, искусстве) закрепляется как раз такой взгляд на личность. Так, развитое право освобождает человека от обязанности свидетельствовать против своих близких родственников, защищая его личные мотивы перед лицом объективной справедливости. Однако остаются вопросы: насколько далеко может простираться влияние на сознание психологических мотивов? Каковы условия и границы формирования нерациональных мотивов поведения?
Понимание этих процессов осложняется тем, что нерациональные, по-видимому, мотивы индивида могут на самом деле быть осмысленными. Скажем, нам может не нравиться лицо незнакомого человека, и мы вправе усомниться в адекватности этого впечатления. Однако если мы проанализируем наше впечатление, то в нем часто обнаруживается определенный смысл: например, мы «прочитываем» на этом лице склонность к стяжательству или иные недостатки [8, с. 39-40]. Немало подобных наблюдений существует в художественной литературе; вспомним метафору тошноты в повести Камю «Посторонний».
Так же и в приведенном примере личные мотивы свидетеля, которые уважаются в развитом праве, не «пусты». За ними стоит реальность семейных отношений, существующий порядок которых выражается в развитом понятии справедливости. Право, которое поощряет людей свидетельствовать против своих близких (как это было, например, во времена Сократа), мы не можем назвать справедливым.
Однако если мы признаем реальное значение многих нерациональных мотивов, то не следует ли вслед за этим уравнять нерациональные и рациональные предпосылки по их влиянию на сознание? Так, Ж. П. Сартр в своем произведении «Бытие и ничто» стремится приравнять рациональные и нерациональные акты сознания, поскольку, по его мнению, любая эмоция и вообще всякое состояние сознания несут в себе некоторый смысл и направленность на предмет. Любой жизненный проект равноценен и на равных основаниях может быть исследован в рамках «экзистенциального психоанализа» [9, с. 561-578].
С нашей точки зрения, между двумя видами неосознанных предпосылок - логическими и нерациональными - все-таки существует различие по их воздействию на сознание. К нерациональным мотивам мы бы отнесли все варианты влияний со стороны психических факторов, которые пытаются определять воззрения на предмет без достаточного учета свойств самого предмета, в то время как логические предпосылки связаны с объективным содержанием суждения. Между нерациональными мотивами и сознательными суждениями существует лишь субъективная, но не объективная связь.
Разрыв с предметным содержанием при сохранении тенденции оперировать предметами составляет существенное свойство иррациональных мотивов и создает условие для образования бессознательного как обособленной области, из которой исходит манипулирующее воздействие на сознание. Вот почему опасность возникновения «теневого хозяина» сознания связана именно с нерациональными мотивами.
Правда, предметность самих рациональных предпосылок не всегда очевидна. Это особенно касается общих, абстрактных правил, таких как суждения мудрости. Однако какой бы далекой от конкретной реальности ни была абстракция, связь между ней и реальностью все-таки сохраняется, фиксируясь в рациональных путях получения абстракции и в дискуссионном контексте ее бытования.
Нерациональные мотивы не всегда приводят к образованию бессознательного. Как мы уже отметили, эмоции и предубеждения могут нести в себе реальный смысл. Кроме того, нерациональность мотива может осо-знаваться и даже специально подчеркиваться индивидом («Верую, ибо абсурдно»), приобретая в его сознании роль системного принципа. Однако потенциально такие мотивы все же способствуют расщеплению сознания.
Здесь можно провести различие между нерациональным и иррациональным. До тех пор, пока некоторое мнение или эмоция всего лишь соседствуют с рациональными элементами сознания, они являются нерациональными. Переход к иррациональности и расщепление сознания происходят тогда, когда нерациональные представления начинают манипулировать разумом, а сами при этом ускользают от рационального контроля.
Практически каждый человек испытывает влияние со стороны нерациональных мотивов. Они, так сказать, «искушают» сознание, бросают ему вызов. Однако это влияние не становится патологическим, если удается избежать образования обособленной сферы, не подконтрольной разуму, но пытающейся им управлять. Такие испытания надо рассматривать как полезные для развития сознания. Иными словами, людям, прошедшим испытание, удается как в самих себе, так и в других отделить сознание от нерациональных мотивов.
Таким образом, следует признать влияние факторов психики на работу сознания, но нет необходимости придавать им слишком большое значение. В отношениях с нерациональными влияниями сознание должно и может быть относительно независимым.
Скажем, стороны в суде или противоборствующие политические партии выдвигают свои доводы, будучи очевидно заинтересованными: судящийся хочет выиграть дело, а политик борется за власть. Однако их заинтересованность, т. е. наличие субъективной подоплеки в их суждениях, не воспринимается нами как основание для отвода их суждений. Наоборот, судья и избиратель должны уметь сквозь налет ангажированности увидеть правоту любой из сторон, если она есть, и на этом решающем основании вынести свое суждение.
Поскольку человек не избавлен от субъективных мотивов, и это ему известно, то для сохранения трезвого взгляда на мир необходима некоторая решимость принимать реальность такой, какая она есть. При этом условии естественный ход сознания по освоению реальности, так называемый здравый смысл, способен сберечь адекватность сознания, абстрагируясь от влияния субъективных предпосылок. Еще лучше, если свою роль сыграет также рефлексия, формулирующая обобщения из сознательного опыта. Способность человека осознанно следовать общему правилу является важным подспорьем для свободы сознания от влияния субъективных предпосылок. Конструктивное сопряжение общих правил с пониманием конкретной ситуации составляет важное качество рационального сознания [10, с. 162].
Впрочем, отношения сознания с психическими мотивами не сводятся к защите сознания от последних. Психика поддерживает работу сознания, создает условия для его роста, но и сознание способно корректировать психические установки.
Психоанализ традиционно недооценивает возможности сознательного преобразования психики. С точки зрения фрейдизма подобная сознательная коррекция есть не более чем «сублимация» психических потребностей, т. е. придание им общественно приемлемой формы.
На самом деле, во взаимодействии с сознанием психические мотивы человека получают существенное развитие. Возможность конструктивного взаимодействия между сознанием и психикой доказывается в рамках гуманистической психологии. «Одной из самых революционных концепций,
выросших из нашего опыта клиент-центрированной психотерапии, является рост осознания того, что самое глубинное ядро человеческой природы, самые глубокие слои личности человека, основа его “животной природы ”, позитивны по своей сути - они социализированы, рациональны, реалистичны и движут его вперед» [11, с. 813].
Конечно, рационализация субъективных предпосылок не дает гарантии широкого, всестороннего и позитивного развития личности; здесь многое зависит от качества тех понятий сознания, которые используются для развития психики. Если эти понятия низкого качества, в том числе плохо систематизированы, то рационализация психики на их основе не даст наилучшего результата. Однако если развитие идет успешно, то жизненный проект индивида, его психические мотивы существенно развиваются в направлении большего соответствия результатам сознательного освоения реальности.
Заключение
Таким образом, вопрос о влиянии «бессознательного» в форме неосознанных предпосылок на сознание может быть рассмотрен в двух аспектах. Следует делать различие между логическими предпосылками и нерациональными мотивами. Неосознанные логические предпосылки не противостоят сознательным суждениям, а дополняют их. Поэтому они не образуют сферу бессознательного, управляющего сознанием. Неосознанные нерациональные мотивы способны образовывать такую сферу. Однако сознание имеет возможность избежать этого, связанную с решимостью принимать реальность, «здравым смыслом» и рефлексией предпосылок. Кроме того, сознание оказывает на психику обратное влияние, ведущее к ее рациональному преобразованию. Тем самым в отношениях с обоими видами неосознанных предпосылок сознание развивается, но сохраняет свой внутренний строй и не становится ни функцией, ни частью этих предпосылок, а значит, способно сохранять свою целостность.
Неосознанные предпосылки, конечно, оказывают на сознание определенное влияние. Заслуга психоанализа в том, что он повысил интерес исследователей к этому влиянию. Тем не менее попыткам придать данным предпосылкам значение детерминирующего сознание фактора недостает доказательной силы. Подобную детерминацию можно предполагать лишь в тех случаях, когда сознание управляется иррациональными представлениями. Во всех остальных случаях сознание обладает самостоятельностью и продуктивным потенциалом, с которыми неосознанные предпосылки вынуждены «считаться». Когда психоанализ пытается игнорировать это жесткое ядро сознания и представить его как функцию психики, то он выступает одной из версий внешнедетерминистического подхода к сознанию. Теоретические и практические возможности всех таких версий ограничены, и их рекомендации требуют корректировки.
Библиографический список
1. Некоторые замечания относительно понятия бессознательного в психоанализе / З. Фрейд // Зарубежный психоанализ : хрестоматия / Сост. и общ. ред. В. М. Лейбина. - СПб. : Питер, 2001. - 505 с. - ISBN 5-318-00211-0.
2. О психотерапии / З. Фрейд // Зарубежный психоанализ : хрестоматия / Сост. и общ. ред. В. М. Лейбина. - СПб. : Питер, 2001. - 505 с. - ISBN 5-318-00211-0.
3. Психоанализ как методологический проект в социально-гуманитарном познании [Электронный ресурс] / Д. Г. Доброродний. - Режим доступа: http://credonew.ru/ content/view/817/44.
4. Сознание, бессознательное и индивидуация / К. Юнг // Зарубежный психоанализ : хрестоматия / Сост. и общ. ред. В. М. Лейбина. - СПб. : Питер, 2001. -505 с. - ISBN 5-318-00211-0.
5. Человек в поисках смысла / В. Франкл. - М. : Прогресс, 1990. - 367 с. - ISBN 5-01-001606-0.
6. The frame of unquestioned constructs / A. Schutz // Rules and meanings. The anthropology of everyday knowledge / Mary Douglas. - N. Y. : Routledge, 2003. - ISBN 0415-29107-0.
7. Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. - М. : Политиздат, 1991. -560 с. - ISBN 5-250-00316-8.
8. Забытый язык / Э. Фромм // Забытый язык. Иметь или быть? - М. : АСТ, 2009. - 442 с. - ISBN 978-5-17-056685-3.
8. Бытие и ничто : Опыт феноменологической онтологии / Ж. П. Сартр. -М. : Республика, 2000. - 639 с. - ISBN 5-250-02729-6.
9. Идея индивидуального бытия человека и проблема абсурда / Д. Б. Пучков // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. - 2009. - № 3. - Т. 1 (Серия «Философия»). - С. 155-162.
10. Становление личности. Взгляд на психотерапию / К. Роджерс // Искусство консультирования и психотерапии. - М. : Эксмо; Апрель-пресс, 2002. - 966 с. - ISBN 5-699-01513-2.
Статья поступила в редакцию 14.07.2010;
представлена к публикации членом редколлегии Вал. В. Сапожниковым
УДК 681.326.7
Вал. В. Сапожников, Вл. В. Сапожников, Д. В. Ефанов ПРЕДЕЛЬНЫЕ СВОЙСТВА КОДА С СУММИРОВАНИЕМ
Приводятся новые свойства кода с суммированием при организации функционального контроля дискретных устройств. Рассмотрены зависимости необнаруживаемых ошибок фиксированных кратностей в информационных разрядах между различными кодами с суммированием. Доказывается предельная теорема о доле необнаруживаемых ошибок информационных разрядов четной кратности от общего числа ошибок в информационных разрядах.
функциональный контроль, код с суммированием, информационные разряды, необнаруживаемая ошибка.
