CC BY
49
ных инвестиций в развитие человека, в повышение качества новых поколений общества; б) создания благоприятных условий формирования и использования творчества человека.
1. Мишин В. П. / Советская Россия. 1997. 24 окт. С. 4.
2. Беккер Гэрри С. Экономическая теория как универсальная наука // THESIS. Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Вып. 1. № 3. С. 38.
3. Марцинкевич В.И. США: человеческий фактор и эффективность экономики. М., 1991. С. 224.
4. Макконнелл K.P., Брю C.JJ. Экономикс: Принципы, проблемы и политика: В 2 т. М., 1992. Т. 1. С. 16.
5. Ильичев Н. Агония русской науки / Тамбовская жизнь. 1998. 24 сент. С. 3.
6. Из доклада Президента Российского союза ректоров, академика РАН, ректора МГУ В. А. Сперанского на V съезде PCP вузов.
7. Кудашов Е.А. Коварство инвестиций / Советская Россия. 1998. 5 мая.
8. Анатолий Тилле. ГКО - финансовый Чернобыль / Советская Россия. 1998. 26 сент.
ПРОБЛЕМА СОБСТВЕННОСТИ В ИДЕОЛОГИИ РОССИЙСКОГО НАЦИОНАЛЬНО-ТРУДОВОГО СОЛИДАРИЗМА
В.В. Помогаев
Pomogayev V.V. The problem of properly in the ideology of Russian national labour solidarism. Russian national labour solidarism synthesised Russian religious philosophy and West-European social refonnism and resulted in fonnulating an ideology and programme of social reorganisation following principles of solidarity, social justice, one of its components being the use of property for the good of the whole nation. After World War II solidarism became one of the universally recognised foundations of the civilised society. The attempts to realise its principles have given positive results, which also might be effective in overcoming Russia's contemporary crisis.
Российский национально-трудовой солндарнзм сложился как идейное течение и программа организованного политического движения - Национально-трудового союза российских солидаристов в «русском зарубежье» между двумя мировыми войнами.
Активные идейные поиски этого периода связаны с кризисом классического либерализма, совершенно очевидным после первой мировой войны, положившей конец представлениям о естественности и закономерности развития человеческого общества по пути прогресса. Потерпели крах и надежды на возвращение к мировой экономической системе конца XIX - начала XX веков, с господством частного предпринимательства, свободной конкуренции, с относительно свободным межгосударственным перемещением товаров и капиталов.
В годы первой мировой войны в развитых индустриальных странах в основном сложилась система крупных корпораций, тесно связанных с правительствами. Госу-
дарства, вопреки догматам классического либерализма, взяли на себя функции управления, даже планирования экономики и не только не расстались с ними в мирное время, но в условиях экономических депрессий и кризисов, потрясавших мир в 20-е - 30-е годы, усилили свое вмешательство во все сферы жизни общества.
Довоенными иллюзиями оказались и планы Соединенных штатов Европы, основанных на дружбе народов. Версальская система предусматривала приведение государственных границ в соответствие с границами национальными и языковыми. В результате на обломках империй образовались малые государства - осколки целостных экономических систем. Пытаясь сохранить свои скудные ресурсы, они отгораживались от соседей - вчерашних сограждан по распавшимся империям - таможенными, финансовыми, административными барьерами.
Более того, оказалось, что национализм бывших «угнетенных народов», как это, на первый взгляд, ни парадоксально, более не-
терпим к «национальным меньшинствам», чем имперский «великодержавный шовинизм». Национальные меньшинства остались практически во всех новосозданных по условиям Версальского мира суверенных государствах, и «титульные нации», утверждая свое господство, проводили в отношении их политику, близкую к тому, что Международный трибунал в Нюрнберге квалифицировал как геноцид. Национальный вопрос вышел в Европе на первый план и на внутригосударственном, и на межгосударственном уровне.
В такой ситуации необходимость единства народа, как условия целенаправленных действий для обеспечения прогрессивного развития страны, государственного вмешательства в важнейшие сферы жизни общества, в принципе, не вызывала сомнений. Проблема состояла в определении сфер, масштабов, форм государственного регулирования.
Кейнсианство, ордолиберализм исходили из разумного сочетания государственного регулирования и частной инициативы, эти модели оказались на практике - после второй мировой войны - наиболее продуктивными. Итальянский фашизм, германский национал-социализм, советская модель социализма основывались на тоталитаризме: государственном контроле всех сфер общества и личной жизни граждан. Советская модель социализма предусматривала, кроме того, ликвидацию частной собственности, полное «огосударствление» экономики. С позиций современных демократических идеологий тоталитаризм воспринимается однозначно негативно. Однако между двумя мировыми войнами идея всеобщего государственного регулирования не казалась отталкивающей: отчасти вынужденно, под давлением экономического кризиса, социальных конфликтов, отчасти в надежде обеспечить, таким образом, законность, социальную справедливость. К концу 30-х годов тоталитарные и близкие к тоталитарным политические режимы утвердились в 23 странах Европы [1]. Не миновали новые веяния и США: там действовало около 800 группировок, которые Национальный институт пропаганды в 1938 году квалифицировал как профашистские или пронацистские [2].
Идейные поиски российской эмиграции опирались на глубокие традиции русской религиозной философии в сочетании с традициями европейского социального реформаторства, тем более, Россию вынужденно покинули ученые мирового уров-
ня - философы, социологи: Н. Бердяев, С. Булгаков, Н. Лосский, С. Франк, С. Левицкий, П. Сорокин, Г. Гинс и многие другие. Их труды придали идейным поискам русского зарубежья общечеловеческое значение.
Русская религиозная философия, со времен ее основоположника В. Соловьева, считала главным качеством русского народа соборность на основе православия. Соборность рассматривалась как общечеловеческое явление: национальная общность, основанная на объективных, общепризнанных моральных ценностях - истине, добре, красоте, способная побудить людей пожертвовать частью эгоистических интересов, пойти на разумный компромисс во имя утверждения цивилизованного сообщества.
После первой мировой войны, революционных потрясений философы русского зарубежья видели социальный прогресс в возрождении нравственных ценностей на религиозной основе, в стремлении к абсолютному добру, осуществимому лишь в Царстве Божьем. Е. Трубецкой искал противовес аморализму большевизма, «выросшего в мировую величину на почве духовного падения народов», в религии, церкви, в частности, в православных традициях русского народа, которые большевики не в силах изжить [3]. С. Булгаков призывал отбросить сомнения в малой эффективности духовного возрождения, реализовывать возможности, выполнять обязанности, возложенные на каждого человека Богом [4]. Однако в 20-е годы политизированная часть русского зарубежья ориентировалась на внешние факторы преобразования общества, уповала на всесилие государства, его способность руководствоваться логикой и здравым смыслом.
«Сменовеховцы» увидели в «новой экономической политике» начало перерождения СССР в цивилизованное государство, разумно сочетающее государственное регулирование и частную инициативу.
Все более широкой популярностью пользовался итальянский фашизм. В Харбине группа российской эмигрантской молодежи создала Всероссийскую фашистскую партию. Свое обращение к фашизму она обосновывала тем, что «либерализм и социализм больше не находят последователей. Их идейное и фактическое банкротство с каждым годом становится все очевидней. Два мировоззрения вступают сейчас в «последний и
решительный бой», только два, без всяких промежуточных: социализм в последней, крайней его форме - мировоззрение сталинского коммунизма, представляющее собой последний вывод из всех предыдущих политических учений старого мира, и первая декларация рождающегося нового мира - мировоззрение молодого фашизма» [5].
Опыт Италии и Германии импонировал российской эмигрантской молодежи демонстрацией возможностей активного меньшинства, которое, не останавливаясь перед насилием, легко навязывает свою волю пассивному большинству. Русские фашисты пришли к выводу: обеспечить национальное возрождение, социальную справедливость может только фашистская партия, «партия энергичного инициативного меньшинства». В то же время они отвергали обвинение в копировании европейского фашизма. Русский фашизм, в отличие от европейского, борется не с анархией либерализма и демократии, а, напротив, за известную либерализацию, демократизацию советского общества -свободу частной собственности, предпринимательства, совести, научного творчества.
Популярное в европейской российской эмиграции Евразийское движение, лишенное харбинского синдрома «идеализации издалека», относилось к опыту фашизма с осторожностью, признавая, что он «много обещает» в борьбе со старыми формами демократии. Евразийцы считали многие качества большевизма положительными: созидательный пафос, подлинный демократизм, возрождение российской государственности, даже имперские тенденции. Если дополнить большевизм православными религиозно-этическими основами, советская правящая элита способна создать органическую форму народной государственности [6].
Лояльность к фашизму стоила русским фашистам и евразийцам, оказавшимся после второй мировой войны в сфере советской юрисдикции, смертных приговоров или многолетних тюремных сроков. Их взгляды, как «профашистские», были подвергнуты безоговорочному остракизму. В значительной степени это объясняется характерной, как для Советского Союза, так и для современной России, идентификацией фашизма и на-ционал-социализма, хотя речь идет о разных идеологиях. В фашизме, в отличие от нацио-нал-социализма, не играли роли расовые, этнические компоненты, он отличался не ти-
пичной для тоталитарных режимов политической терпимостью. Б. Муссолини еще в 1934 году отзывался о Гитлере как о «чрезвычайно опасном идиоте», называл национал-социализм пародийной, скотской имитацией фашизма [7].
Следует иметь в виду, что итальянские фашисты, придя к власти, практически не имели собственной, «фашистской» идеологии. Свою программу государственного переустройства они обнародовали только в 1926 году, положив в ее основу корпоративную теорию В. Парето, развивающую философские и социологические взгляды О. Кон-та, Э. Дюркгейма, Л. Дюги, Ш. Бенуа. Речь шла о том, что общественное разделение труда неизбежно превращает общество в органическое целое на основе взаимосвязи людей и социальных групп, выполняющих общественно необходимые функции. Отношения между частями общественного организма строятся на основе солидарности.
В. Парето считал, что люди объединяются в социальные группы на основе корпоративных интересов. С этой точки зрения, предприниматели и лица, работающие по найму, относятся к одной корпорации, например, работников промышленности. Между ними есть противоречия, но корпоративные интересы преобладают, что позволяет не доводить противоречия до конфликтов, разрешать их на основе разумного компромисса. Возможны компромиссы и между корпорациями - частями единого хозяйственного организма. Арбитром в отношениях внутри корпораций и между корпорациями выступает государство. Основополагающим принципом корпоративного государства становится солидарность. Следовательно, «социальная гармония», пусть относительная, возможна и достижима эволюционным путем, без революционной ломки государственных и общественных институтов, насильственного перераспределения собственности.
Эту теорию на первых порах успешно реализовывали итальянские фашисты. Именно корпоративная теория, как противовес большевистским методам, обеспечила фашизму широкую популярность. Сыграла роль и личность Муссолини. О. Чемберлен, тогдашний министр иностранных дел Великобритании, отзывался о нем как о «замечательном человеке... работающем, не покладая рук, для величия своей страны». У. Черчилль, посетив Рим, во всеуслышание заявил,
что «если бы он был итальянцем, то не снимал бы с себя фашистской черной рубашки». Ллойд Джордж публично согласился с Черчиллем в том, что корпоративная система «является весьма многообещающей концепцией» [7, с. 94].
Казалось, антитеза большевизму - оптимальный способ разрешения общественных проблем найден. Однако второе межвоенное десятилетие показало, что для такого вывода нет оснований. В СССР утвердился сталинский тоталитарный режим, поразивший мир масштабами террора против собственного народа. Обещанная национал-социалистами «народная общность» обернулась расовыми законами. В Италии проявилась типичная для тоталитарных режимов деградация правящей элиты. Некомпетентные управленческие решения «партийных» чиновников душили экономику, науку и культуру.
Стало очевидно, что поиски идеологии, лишенной крайностей либерализма и тоталитаризма, остаются актуальными. Это побудило группу российской эмигрантской молодежи, разочаровавшуюся в политических доктринах старшего поколения, создать в 1930 году Национально-трудовой союз российских солидаристов (НТС). Своей главной задачей НТС провозгласил «поиски и прокладывание собственных путей борьбы» [8].
Направление поисков определилось как синтез российских и западных философско-социологических концепций. По свидетельству одного из лидеров НТС Б. Пушкарева, изучались труды Н. Бердяева, И. Ильина, Н. Лосского, С. Франка, корпоративная теория В. Парето [9]. Особую роль сыграла книга Г. Гинса «На путях к государству будущего. От либерализма к солидаризму». У него взяли термин «солидаризм» и идею основанного на принципе солидаризма государства.
Г. Гинс, профессор-юрист, рассматривал солидаризм прежде всего с государственно-правовой точки зрения, как «систему юридических взаимоотношений внутри общественных групп и между группами, при которой участники обеспечивают свои интересы совместными и согласованными действиями, обязуясь подчиняться установленному в связи с этим принудительному порядку». Солидаризм дистанционируется от крайностей либерализма и социализма. Это диктует новую постановку проблем, связанных с собственностью, без разрешения которых солида-
ризм как добровольное сотрудничество и взаимопомощь невозможен. В отличие от социалистических доктрин, солидаризм ориентируется на частно-правовой строй с его непременными атрибутами: частной собственностью, свободой договоров. В отличие от либерализма, солидаризм рассматривает личность как часть общества, связанную с ним взаимными обязательствами, допускает ограниченное вмешательство государства в общественно-экономические процессы [10].
Общие принципы солидаризма, сформулированные Г. Гинсом, НТС конкретизировал с учетом западноевропейского и советского опыта. В 1934 году вышло первое (ротаторное) издание Курса национально-политической подготовки, подготовленного группой авторов: И. Вощининым, А. Ней-марком, Ю. Герцогом, М. Георгиевским. Курс дорабатывался с учетом откликов членов НТС из разных стран, до второй мировой войны успели выйти 1, 3 и 4 части - так называемые (по цвету обложек) «зеленые романы» - зеленый цвет, цвет свежей зелени, стал цветом НТС.
Курс национально-политической подготовки определил национально-трудовой солидаризм как государственный и общественный строй, «в основу которого положена солидарность, возникающая в результате развития и выявления национального самосознания и чувства социальной правды». При этом подчеркивалось, что такую общественную систему в Европе традиционно называют корпоративной, но этот термин представляется НТС односторонним, ориентированным, прежде всего, на социально-экономические аспекты человеческой общности. Солидаризм же предполагает национальное единство как «общность духовных и культурных ценностей, государственных и экономических интересов, исторического прошлого и единства устремления в будущее», то есть духовная общность выдвигалась на первый план.
Такое понимание национального единства определяло отношение НТС к собственности: «солидаризм не отрицает частной собственности, но рядом с системой частноправовых форм строит систему норм административно-хозяйственных, носящих публично-правовой характер. Этим путем солидаризм, с одной стороны, признает частные интересы, а с другой, - подчиняет их целям общественного блага».
НТС не разделял наивных с позиций 30-х годов представлений «старой» российской эмиграции о том, что большевизм чужд русскому народу. Большевизм соответствует русскому менталитету, пустил в СССР глубокие корни, его преодоление потребует переходного периода - постепенной либерализации полностью огосударствленной советской экономики. Некоторые отрасли предполагалось оставить в государственной собственности: магистральные железные дороги, военно-промышленный комплекс, добычу важнейших полезных ископаемых, нефти, электроэнергетику. Для крупных предприятий, имеющих общенациональное значение, рекомендовался институт концессионного обладания. Земля передается в трудовую собственность крестьянам с правом свободной торговли сельскохозяйственными продуктами, которую государство защищает от перекупщиков.
В области распределения и потребления государство оставляет за собой право регулировать цены предприятий-монополистов, цены на основные продукты питания, минимальную заработную плату, устанавливает прожиточный минимум [11].
Вторая мировая война внесла коррективы в программу НТС, в первую очередь потому, что некоторые солидаристы получили возможность побывать на оккупированной территории СССР, познакомиться с советской действительностью. Учитывались также новейшие европейские социальные концепции, труды российских философов-эмигран-тов, прежде всего, Н. Лосского и С. Франка.
В 1944 году была опубликована Схема национально-трудового строя, исходившая из того, что национально-трудовое общество основывается на принципах свободы, справедливости и солидарности. Личная заинтересованность и хозяйственная инициатива развиваются на основе конкуренции. Государство обеспечивает справедливое вознаграждение труда, охрану трудовой собственности, свободу предпринимательства в рамках интересов государства и общественной справедливости. Схема признавала государственную собственность и собственность общественных учреждений, а частную собственность градировала на личную и функциональную. Функциональная частная собственность - «часть общенационального достояния, доверяемая в управление и использование ответственному хозяину, при условии
рациональной эксплуатации». Лица, работающие по найму, участвуют в прибылях частных и государственных предприятий («участие во владении капиталом») в форме «трудового дивиденда» - выплаты части прибыли сверх заработной платы, или «обязательного отчисления части прибыли на нужды трудящихся». Крестьянам предоставляется право выбора землепользования, свободной торговли сельскохозяйственными продуктами. Трудовая собственность на землю закрепляется юридически, переход к другому владельцу санкционируется государством. Государство обеспечивает крестьянам возможность хозяйственного использования собственности доступными кредитами, поддерживает кооперативные объединения [12].
После второй мировой войны идеи философов, социологов, экономистов межвоенного периода дали впечатляющие результаты. Немалая роль в этом принадлежит и НТС. По свидетельству американского историка Д. Хоскинга, «под названием «солидаризм» НТС пытался соединить личную свободу с интересами государства именно в той форме, которая стала общепринятой в послевоенной Европе» [13].
На солидаризме основана «социально-ориентированная рыночная экономика», обеспечившая, в частности, так называемое «немецкое чудо»: достигнутый ФРГ за несколько послевоенных лет мощный экономический подъем. Те, кто пытается повторить немецкие результаты, в том числе в России, как правило, ищут секрет успеха в сугубо экономических решениях, забывая, что архитекторы «немецкого чуда» ориентировались, прежде всего, на нравственные ценности. А. Мюллер-Армак писал: «Мы должны создать новый экономический порядок. Он не может возникнуть только лишь из одних экономических целей. Не может он быть также порожден во многом устаревшими политическими идеями. Экономический порядок нуждается в более глубоком обосновании. В наше время ему нужен моральный фундамент. Мы выдвигаем две цели: свобода и социальная справедливость» [14].
Один из разработчиков немецкой социально-экономической стратегии О. Нелль-Брейнинг оценивает солидарность как основу человеческого общества, силу, определяющую ход его развития. Немецкое понимание солидаризма (этот термин непереводим и утвердился в романо-германских язы-
ках. - В. П.) отличается от идеологии НТС отношением к «естественным» - само собой возникающим человеческим сообществам, организационное единство которых основано на принципе солидарности. Для немцев это семья и государство, что отражает традиции западного этатизма, заложенные Г. Гегелем. Для НТС - «нация, народ, народившийся исторически на основе семьи и рода. Государство рассматривается как его организационное оформление» [15].
В 1989 году XVIII конгресс Социалистического интернационала, объединяющего свыше 80 партий, более 30 из которых возглавляют европейские правительства или представлены в них, принял Декларацию принципов, в которой социал-демократия квалифицируется как международное движение за свободу, социальную справедливость, солидарность.
Эти компоненты стали важной составляющей одной из двух современных моделей индустриального общества - коммунитар-ной, продемонстрировавшей свою эффективность в Германии, Швеции, Японии. Англосаксонская модель, для которой характерны индивидуализм, чрезмерная нацеленность на незамедлительное получение прибыли, глубокое социальное неравенство, пока сохраняется в США, но и в нее все шире внедряются элементы солидаризма, такие, как государственная поддержка мелкого бизнеса и механизм собственности работника - форма участия в прибылях предприятий.
Программа НТС после второй мировой войны продолжала модернизироваться с учетом реалий индустриального и постиндустриального общества. В 1987 году Совет НТС одобрил Политические основы Народно-трудового союза российских солидаристов (термин «народный» стал использоваться с 1956 года, так как в языковом обиходе СССР, в отличие от Запада, понятия народ и нация употреблялись в разных смыслах. - В. П.), ориентированные на утверждение в СССР, с учетом его специфики, оправдавших себя на Западе экономических моделей и методов. В качестве первоочередных мер предлагалось освободить предприятия «от диктата плановых заданий и от искусственного питания из государственного бюджета». Обеспечить известную хозяйственную самостоятельность на основе «широкого спектра форм собственности»: преобразовать крупные государственные предприятия в фирмы со смешан-
ным капиталом, поддержать артельное и кооперативное пользование и владение имуществом, узаконить плюрализм форм собственности в сельском хозяйстве - легализировать частную, на основе постепенного расширения личных подсобных хозяйств [16].
В 1995 году НТС опубликовал Политическую платформу применительно к условиям постсоветской России: ратовал за постепенное утверждение в экономике частной собственности, в том числе на землю - собственности личной, акционерной, кооперативной, за поэтапную приватизацию, цель которой создать самоокупающиеся, конкурентоспособные предприятия. Роль государства в этом переходном периоде - установить стабильные правовые рамки рынка, обеспечивая его социальную направленность. Цель экономической политики - обеспечить «достаток и достоинство» граждан. НТС особо подчеркивал, что на постсоветском пространстве речь должна идти не о переходе от советской модели социализма к капитализму, а о том, чтобы ключевой фигурой экономики стал «хозяин» [17].
Таким образом, идейные поиски НТС внесли заметный вклад в формирование принципов современного индустриального общества, реализованных и, в той или иной степени, оправдавших себя после второй мировой войны. Сегодня ни у кого не вызывает сомнений, что цивилизованное общество может основываться только на принципе солидарности граждан, достигаемой разумным социальным компромиссом. К сожалению, идеи солидаризма оказались невостребованными ни в СССР, ни в постсоветской России.
В СССР солидаристов объявили «власовцами» - изменниками родины - только на том основании, что их идеи были использованы в «Пражском манифесте» Комитета освобождения народов России, принятом 14 ноября 1944 года. Разумные предложения поэтапного реформирования советской экономики отбрасывались «с порога» как буржуазные, что стало одной из причин экономического «застоя», а затем и экономического краха.
В постсоветской России у власти утвердилась мафия, «прихватизировавшая» наиболее ценную государственную собственность. Диктатура чиновников, которой, в отсутствие сложившихся структур гражданского общества, нечего противопоставить, задушила все сферы жизнедеятельности общества.
Экономическая политика формируется кучкой нуворишей, не случайно западные специалисты называют политическую систему России «семибанкирщиной». Половина экономики под давлением «запретительных» налогов ушла в «тень», криминализировалась, лишив государство налоговых поступлений и, тем самым, возможности выполнять обязательства в бюджетной сфере. Крах правительственной «пирамиды» Государственных краткосрочных обязательств в 1998 году привел к невиданным темпам люмпенизации. К концу XX века Россия подошла, занимая последнее место в мире по уровню рождаемости, с уровнем смертности, перешагнувшим рубеж мирного времени: ни одна не воюющая страна не имела таких человеческих потерь. Износ основных производственных фондов давно перешагнул критическую черту - превысил 60 процентов. Для восстановления экономики необходимы инвестиции, но иностранных кредитов ждать не приходится - по инвестиционному риску в 1998 году Россия вышла на первое место в мире. Доверие населения к правительству подорвано, рассчитывать на внутренние инвестиции также не приходится.
В настоящее время правомерно говорить о том, что политика «шоковой терапии» -форсированной «капитализации» России -привела к конфликту власти и общества, чреватому массовыми проявлениями политического экстремизма. В 1998 году, как свидетельствуют опросы общественного мнения, 85 процентов граждан ощущают значительное ухудшение своего материального положения по сравнению с жизнью в СССР. Низкую компетентность власти отмечают 77 процентов опрошенных, только 4 процента оценивает государственную власть как справедливую и лишь 2 процента признают ее деятельность в области экономики успешной [18].
Эти данные - грозное предостережение. Постсоветская история России: история неоконченного кризиса - расплата за принесение принципа социальной солидарности в жертву обогащению кучки криминализированных «предпринимателей» за счет основной массы населения; за игнорирование здравых предостережений о неизбежности «после социализма» длительного переходного периода, обеспечивающего безболезненную адаптацию к новым социально-экономическим реалиям.
Такая политика ведет в тупик, выход из которого - очередная революционная ломка «до основания».
Очевидно, что выводить Россию из тупика, преодолевая сопротивление мафии, придется на основе, во всяком случае, с учетом идей, сформулированных прогрессивными мыслителями XX века, в том числе НТС. Это означает, прежде всего, пересмотреть результаты «прихватизации». Собственность должна находиться в трудовом пользовании, служить обществу. Придется признать, что социальная справедливость обеспечивается не бесчисленными категориями льготников, а равными исходными возможностями в сочетании с обеспечением условий самореализации граждан в любой законной хозяйственной деятельности, что законотворчество не приносится в жертву политической конъюнктуре, а создает стабильную систему правоотношений, без которых невозможен цивилизованный рынок, а следовательно, социальная солидарность. И признать лучше рано, чем поздно, на волне социального взрыва.
1. История фашизма в Западной Европе. М., 1978. С. 9.
2. Поиг Л. Немецкая пятая колонна во второй мировой войне. М., 1958. С. 70.
3. Трубецкой К Звериное царство и грядущее возрождение России. Ростов-на-Дону, 1919. С. 17.
4. Булгаков С. Россия, эмиграция, православие // Русские философы. Конец XIX - середина XX века. Антология. Вып. 1. М., 1993. С. 110.
5. Азбука фашизма // Звезда и свастика. Большевизм и русский фашизм. М., 1994. С. 191, 223, 226.
6. Евразийство (опыт систематического изложения). Париж, 1926. С. 56.
7. Хибберт К. Бенито Муссолини. М., 1996. С. 91.
8. Календарь-памятка НТС. Посев, 1995. С. 29.
9. Пушкарев Б. Как наше прошлое формировало наши идеи // НТС: идеи и политика. Посев, 1995. С. 17-18.
10. Гипс Г. На путях к государству будущего. От либерализма к социализму. Харбин, 1930. С. 34, 47, 159.
11. Ранние идейные поиски российских солида-ристов. Посев, 1992. С. 50, 103, 104-105, 106.
12. Схема национально-трудового строя. Б/м, 1944. С. 25, 49, 51-53, 61-62.
13. Хоскинг Д. История Советского Союза 1917— 1991. М.. 1994. С. 298-299.
14. Предпосылки одного преобразования. «Экономическое чудо» Людвига Эрхарда // Диалог. 1991. № 18. С. 68.
15. Нелль-Брейнинг О. Построение общества. Посев, 1987. С. 56-57.
16. Путь к будущей России. Политические основы Народно-трудового союза российских со-лидаристов. Посев. 1988. С. 26-28.
17. За жизнь и честь народа. Политическая платформа НТС 1995 // НТС: идеи и политика. Посев, 1995. С. 4-6.
18. Правозащитник. 1998. № 2. С. 4.
СВОБОДА И ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ А.В. Каримов
Karimov A.V. Freedom and private property. The article discusses the relationship between freedom and private property.
В последние годы в отечественной научной литературе появилось немало публикаций, в которых утверждается, что частная собственность необходима для обеспечения свободы личности. Причем многие авторы говорят о неразрывной связи свободы и данной формы собственности в том смысле, что вместе с исчезновением первой исчезает и вторая. Например, Б.С. Пушкарсв отождествляет частную собственность с личной и провозглашает эту синтетическую форму собственности «продолжением и выражением личности человека, его творческого "я"...» [1]. Оригинального в подобных суждениях немного. Ведь это повторение идей как западных мыслителей нашего столетия (Ф. Хайека, М. Фридмена, К. Поппера, Р. Дарендорфа и других), так и классиков мировой философии (Т. Гоббса, Д. Локка, Ш.-Л. Монтескье, «отцов-основателей» США). Все они полагали, что при уничтожении частной собственности воцаряется тирания.
Чтобы выяснить, действительно ли частная собственность играет такую важную роль в обеспечении свободы, следует затронуть и проблему содержания понятия собственности вообще. Возьмем, к примеру, марксистскую трактовку собственности. Понятие собственности в марксизме обозначает определенную форму социальных отношений, служит классообразующим признаком. Поскольку на основании обладания собственностью делается вывод о принадлежности к разным уровням социальной иерархии, то при последовательном проведении данной точки зрения можно прийти к выводу, что собственность представляет собой возможность распоряжения чем-то или кем-то. Оче-
видно, что юридическая собственность отличается от собственности вообще.
С подобной трактовкой собственности не согласны не только буржуазные экономисты, которые предпочитают понимать под ней юридически оформленное владение, но и такой критик западного общества, как A.A. Зиновьев. Он пишет: «Не всякое владение чем-то есть собственность. Собственность есть владение узаконенное, в силу права. Когда буржуазные революции провозглашали частную собственность священной и неприкосновенной, они не констатировали факт собственности, но превращали в собственность то, чем люди владели фактически. Юридическое признание факта владения есть возникновение собственности как социального феномена. Собственность есть феномен правовой, так что считать ее определяющим признаком общественно-экономической формации, как это делали марксисты, просто бессмысленно» [2].
В этих словах есть определенный смысл, однако замена понятия собственности термином «владение» не меняет сути дела. Владение по существу совпадает с понятием власть, поэтому теряется смысл спора о первичности собственности (в марксистском понимании) и власти. Кроме того, следует иметь в виду, что «собственность, всегда и полностью отделенная от пользования, была бы не только бесполезна, но уже и не была бы собственностью» [3].
Большинство исследователей согласны в том, что «исторически всякая частная собственность вытекала из источника власти как постепенное узурпирование особых прав жрецами и военачальниками - субъектами
