CC BY
19
Философские науки
ПРОБЛЕМА РИСКА В КОНТЕКСТЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТНОГО ПОДХОДА
Г.И. Лукьянов
THE RISK-PROBLEM IN THE CONTEXT OF AN ACTIVITY APPROACH
L ukjanov G.I.
Socially-philosophical section of the research of the phenomena «risk» made in the article allows to consider it as a specific form of action which is realized by subject then there is uncertainty which results in variation of the aftereffect of th e action and on one hand it is possible to foresee, to predict, to count the results of the operation, but on the other hand absolute exactitude in this estimation is impossible.
Проводимый в статье социально-философский срез исследования явления «риск» позволяет рассматривать его, как специфическую форму деятельности, которая реализуется субъектом в условиях неопределенности, приводящим к вариативности последствий, в результате чего, с одной стороны, можно предвидеть, предсказать, просчитать результатыы\ производимыхдействий, но, с другой стороныI, абсолютная точность в этих расчетах недостижима.
УДК 380.01
Под деятельностью понимается специфическая форма активного отношения к окружающему миру, содержание которой составляет его целесообразное изменение и преобразование. Деятельность - это разновидность информационно направленной, адаптивной активности самопрограммирующихся и саморегулирующихся систем (1).
В качестве мировоззренческого принципа понятие деятельности утвердилось, начиная с немецкой классической философии, когда в европейской культуре восторжествовала концепция личности, характеризуемая многообразными направлениями активности и инициативы, развиваемыми на основе рационального отношения к миру, и были созданы предпосылки для рассмотрения деятельности как основания и принципа всей культуры.
Вместе с децентрализованной западной политической структурой, вместе с наследием римского права европейская культура создала условия для развития индивидуальных прав и рационального управления, в которых нуждался капитализм. «Картины мира», которые создаются в ходе логического саморазвития основополагающих религиозных идей, воспринимаются социальными субъектами как система координат, позволяющих определять основные направления их жизнедеятельности. Первые шаги к такой точке зрения сделал И. Кант. В ранг всеобщего основания культуры деятельность впервые возвел Фихте, рассматривая субъ-
Ш Лукьянов Г.И.
«Проблема риска в контексте деятельностного подхода»
ект («Я») как чистую самодеятельность, как свободную активность, которая созидает мир («не-Я») и ориентируется на этический идеал. Наиболее развитую рационалистическую концепцию деятельности построил Гегель, который толкует деятельность как всепроникающую характеристику абсолютного духа, порождаемую имманентной потребностью последнего в самоизменении. Главную роль он отводит духовной деятельности и ее высшей форме - рефлексии, т.е. самосознанию. «Теоретическая способность начинает с налично существующего, данного нам, внешнего и превращает его в некоторое представление. Практическая же способность, напротив, начинает с внутреннего определения, которое называется решением, намерением, а затем превращает внутреннее во внешне существующее, сообщает ему наличное бытие. Это превращение внутреннего определения в нечто внешнее называется деятельностью» (2, с. 19-20). Такой подход позволил Гегелю построить цельную концепцию деятельности, в рамках которой центральное место занимает проясняющая и рационализирующая работа духа. В концепции Гегеля обстоятельному анализу подвергнута диалектика структуры деятельности (в частности, глубокая взаимоопреде-ляемость цели и средства), сделан ряд глубоких замечаний о социально-исторической обусловленности деятельности и ее форм.
Развивая теорию деятельности, С. Кьеркегор противопоставляет разумному началу в человеке волю, а деятельности, в которой он видит отрешенное от подлинного бытия функционирование, противополагает жизнь, человеческое существование. Волюнтаристская и иррационалистическая линия (А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, Э. Гарт-ман и т.д.), рассматривающая волю как основу мирового и индивидуального существования, на место разумного целеполагания (т.е. деятельности) ставит порыв и переживание. Эта тенденция получила свое продолжение в современном экзистенциализме.
Вместе с тем в конце XIX века реализуется и другая философская линия, делающая акцент на межличностных (общечеловеческих) компонентах культуры, которые
выступают как регулятивы деятельности и ее направленности (баденская школа неокантианства с ее учением о ценностях, Э. Кассирер и его концепция роли знаковых структур). Феноменология Э. Гуссерля отказала в самодостаточности формам деятельности, сложившимся в новоевропейской культуре и поставила эти формы в более широкий контекст (выраженный, в частности, в понятии «жизненного мира»).
Вместе с тем принцип деятельности при его развертывании в конкретных исследованиях потребовал углубленного анализа механизмов деятельности и формирующих ее факторов. Это привело к вычленению иных компонентов, лежащих за пределами собственно деятельности, хотя и связанных с нею и влияющих на нее. Теория социального действия (М. Вебер, Ф. Знанецкий) наряду с анализом рациональных компонентов целеполагающей деятельности подчеркивает значение ценностных установок и ориента-ций, мотивов деятельности, ожиданий, притязаний и т. д.
Деятельностный подход к пониманию социума вообще и человека в частности значительное распространение получил в рамках отечественной и зарубежной философии в 70-80 годы. В данной ситуации четко не было обозначено какое-то одно направление реализации деятельностного подхода, поэтому исследователи фактически подняли целый ряд пластов этой проблемы. Деятель-ностный подход у большинства его сторонников в рамках отечественной науки был связан с культурно-исторической концепцией общества и человека, что предполагало ориентацию против экономического материализма, поскольку этот подход исходил из приоритета роли и значения социокультурных норм.
Рассматривая саму целенаправленную деятельность как особый тип отношения к действительности, сам деятельностный подход исходно определяется тем, что подобный тип отношения к социуму обусловлен, прежде всего, исторически выработанными социокультурными программами. Сама це-леполагающая деятельность, предполагающая некоторые социокультурные основания
и нормы, естественно, может осуществляться на разных уровнях. Среди них наиболее значимы два уровня.
Первый получил название «морфоста-зис» (то есть воспроизводство структур) обозначает деятельность, связанную с освоением и с использованием, а также применением выработанных в историческом развитии социокультурных способов преобразования деятельности зафиксированных в конкретных установках и программах, которые при этом определяют своеобразную парадигму самой деятельности. По мнению авторов трансформационной модели социокультурных явлений (М. Арчер, Р. Бхаскар) активность типа «морфостазис» близка типологически такому поведению, в котором имеет место активность изначально заданных предпосылок и ориентиров, то есть адаптации (3). Не менее существенно и принципиальное признание того, что состоявшееся в прошлом структурирование ситуаций и интересов обусловливает настоящее таким образом, что деятельность одних акторов оказывается направленной на трансформацию социальных структур, а деятельность других - на их стабильное воспроизводство (4). Второй уровень деятельности - это морфогенез, то есть производство новых структур, которым свойственно эмерждентное возникновение; тем не менее теория признает влияние предшествующих структур на последующее взаимодействие, которое трансформирует их (5).
Эвристическое начало деятельностно-го подхода в наибольшей степени реализуется, естественно, в деятельности по развитию существующих форм культуры, которые должны соответствовать различным способам отношения к социуму, а также связанным с ними установками и нормами. Именно в целерациональной деятельности на этом уровне и раскрывается сама специфика феномена человека.
Целенаправленная деятельность такого рода не ограничивается ориентацией на существующие программы действий, она предполагает способность к постоянному преобразованию, совершенствованию лежащих в ее основе программ, к непрерывной
перестройке своих собственных оснований, и тем самым речь может идти и об открытой системе.
Если суммировать дуализм, лежащий в основе взаимодействия морфостазиса и морфогенеза, то можно прийти к следующим выводам: 1) структура с необходимостью предшествует во времени действиям, трансформирующим ее; 2) разработка структуры с необходимостью оказывается по времени более поздней, чем действия, трансформировавшие ее (для Р. Бхаскара структуры лишь относительно постоянны; их постоянство или трансформация - это результат установленной практики, а не произвольного взаимодействия).
Основная сфера возникновения рисков - это сфера морфогенеза, что обусловливается эвристическими способами норм и парадигм. Иначе говоря, целеполагающая деятельность - это своеобразная активность в культуре; это и смысл, исходно определяющий содержание понятия деятельности. Деятельность, связанная с перестройкой своих основ, предполагает целеполагание, то есть является целеполагающейся деятельностью, и при этом нужно сказать, что при переходе от целесообразной деятельности к деятельности целеполагающей в значительной степени раскрываются перспективы самого творчества человека и его свободы. Соответственно возрастает степень риска.
Существенной характеристикой деятельности является то, что она протекает в условиях неопределенности (неравновесности, хаотичности, нелинейности). Это предоставляет социальному субъекту свободу выбора из нескольких альтернатив поведения, в каждом из которых имеются как предусмотренные, так и непредвиденные последствия действий.
Н. Луман, книга которого носит название «Социология риска» (издана в Берлине в 1991 г.), приходит к выводу, что можно «определить риск как деятельность, связанную с преодолением неопределенности в ситуации неизбежного выбора, в процессе которой имеется возможность количественно и качественно оценить вероятность достижения предполагаемого результата,
Ш Лукьянов Г.И.
«Проблема риска в контексте деятельностного подхода»
неудачи и отклонения от цели» (6, с. 150). Следовательно, риск связан с нестабильностью и существует только в ней. Риск вплетен в ткань нестабильности совместно с множеством других свойств и категорий функционирования нестабильности.
Фактор неопределенности (неста-билльности) обусловлен не только вероятностным характером среды, но и вероятностными качествами человеческого мышления. На этот аспект обратил серьезное внимание Ф.Х. Найт. Вселенная может не быть до конца познаваемой, или точнее, она познаваема в степени, в какой позволяет это сделать наши реальные возможности применять к ней наши знания. Ф.Х. Найт иронично замечает, что «вероятно, большинство людей испытывают изумление, когда впервые всерьез осознают, в сколь малой степени наше целенаправленное поведение претендует на точное и исчерпывающее знание вещей, с которыми мы имеем дело»(7, с. 70).
Немаловажным обстоятельством является то, что само понятие риска есть порождение эпохи рационализации социальной деятельности, когда исчезает представление о предопределенности всего происходящего с человеком, возрастает важность его решения и существует определенная возможность предсказать последствия его решений. В вероятностной среде любая деятельность исчисляется в понятиях риска, то есть поддается своего рода общей оценке степени ее рискованности с точки зрения возможных результатов. Вместе с тем исчисление риска никогда не может быть полным, поскольку даже в среде с относительно ограниченным уровнем риска всегда существует возможность неожиданных и непредвиденных результатов.
Вероятностная структура среды, в которую постоянно «погружен» человек, статистический характер и многовариантность, присущие большинству явлений окружающей действительности, обусловливают такой феномен, как риск. Доопределение человеком (включение человека) содержания современных социоприродных процессов детерминировано также втягиванием в орбиту человеческой деятельности сложных,
саморазвивающихся систем, в которые теперь включен и сам человек. Саморазвивающиеся «синергетические» системы, как отметил B.C. Степин, характеризуются принципиальной открытостью и необратимостью процессов. Взаимодействие с ними человека протекает таким образом, что человек как бы включается в систему, превращаясь в составную часть системы, которую он изменяет. Теперь он имеет дело уже с «созвездиями возможностей», выбирая из них возможные пути эволюции системы. В этих условиях необходимо знать пределы положительного результатов деятельности, за которыми уже катастрофические последствия (8).
Открытость является тотальной, а не локальной характеристикой развивающейся системы. Ограничение вещественных, энергетических и информационных потоков приводит, в конечном счете, к стагнации и распаду. Исходя из сказанного, следует считать бесплодными не только попытки обеспечения развития любых социальных систем в условиях отсутствия их связей с другими системами, но и в случае, если такое отсутствие характерно для отдельных элементов общества. Открытость общества выступает как открытость для всех его подсистем и отдельных людей.
Оказавшись перед лицом различных вариантов поступка или образа действий, допускающих вариации количественных характеристик, субъект стремится комбинировать эти варианты в такой пропорции, чтобы физически взаимосвязанные количественные характеристики или степень участия в нашем выборе каждого из вариантов обладали одинаковой полезностью для того, кто делает выбор (9). При выборе возможности «срабатывает» диалектика объекта и субъекта, определяющая проблему выбора. Поскольку возможность вырастает из диалектики необходимости и случайности, то выбор представляет собой нахождение и фиксацию путей реализации необходимости при максимальном ограничении случайности. При этом объект формирует и создает возможности, субъект выбирает и осуществляет их в ходе своей деятельности.
Трактовка Ф.Х. Найта привлекательна попыткой придать действиям в ситуации выбора количественный смысл, связав их с отказом от определенного количества одного блага в обмен на определенное количество другого. Последнее обстоятельство обусловлено тем, что оба способа удовлетворения потребностей зависят от неких общих ресурсов. Соответственно можно переформулировать фундаментальный закон целенаправленного поведения следующим образом: «при использовании ограниченных ресурсов в соперничающих друг с другом областях применения, что является единственной формой рациональной деятельности, присущей целенаправленному поведению, мы стремимся распределить эти ресурсы между доступными нам альтернативными вариантами их использования таким образом, чтобы отдача от равных объемов ресурсов была эквивалентна во всех этих облас-тях»(10, с.71). Возможно, при такой формулировке становится немного яснее, что данный принцип выражает подлинную сущность рационального поведения.
Осознание риска проникает в деятельность практически каждого человека. В трактовке рисков находит выражение еще неразвившийся симбиоз естественных и гуманитарных наук, обыденной рациональности и рациональности экспертов (11).
Всякая деятельность включает в себя цель, средство, результат и сам процесс деятельности. Соотношение названных компонентов не является жестко обусловленным. Цель может не совпадать со средствами, избранными для ее достижения. Потому и результат может быть непредвиденным. Что касается теории рисков, то речь идет в конечном счете о том, чтобы оценить роль результатов в понимании деятельности. Даже если результат не достигнут или достигнут такой результат, который является нежелательным, тем не менее результат можно понимать как существенную часть деятельности.
Из несовпадения целей и средств, целей и результата вытекает момент риска, т.е. всегда существует возможность получения позитивных либо негативных последствий.
Поэтому риск является постоянным компонентом деятельности, обусловленным объективными и субъективными факторами и состоящий в вариативности ее последствий, в результате чего невозможно предвидеть, предсказать, просчитать с абсолютной точностью результаты производимых действий, почему среди этих вариантов могут оказаться как негативные последствия (убытки, ущерб, аварии, катастрофы и т.п.), так и не ожидавшиеся положительные результаты.
Таким образом, феномен риска - это форма проявления человеческой субъективности в объективно обусловленных социальных ситуациях, фундаментальным признаком которых является ограниченность имеющихся ресурсов, что создает обстановку неопределенности и требуют от социального субъекта выбора своего поведения в виде ответа на угрозы и вызовы.
Гносеологический аспект данной проблематики формируется в рамках оппозиция «каузальности» и «телеологичности». При преобладании рационалистического взгляда на мир он воспринимается как объект познания, о котором априорно известно, что его элементы связаны между собой причинно-следственными отношениями (каузальность); с другой стороны, этот параметр включает также и отношение к миру как к объекту своей целенаправленной деятельности (телеологичность).
По мере развития научной рациональности происходит распространение ее на социум, что приводит к возникновению «социальной рациональности». В обществе со времени Бэкона, Локка, Вико растет уверенность, что можно манипулировать социальными отношениями; широко распространено убеждение, что рациональные знания об обществе можно реализовать на практике. Социальная рационализация рождает надежду на усиление безопасности и надежности. С другой стороны, возникает возможность исчислить степень угрозы вообще и характер угрозы при различных вариантах действования человека. «...Старые космологические ограничения, сущностные константы и тайны природы заменяются новыми
Ш Лукьянов Г.И.
«Проблема риска в контексте деятельностного подхода»
различениями, попадающими в область рациональной калькуляции» (12, с. 150).
Механизм социального действия содержит потребность в мотивации самого действия. Еще одна сущностная сторона проблемы риска состоит в том, что он являет собой как бы постоянно реанимируемый образец утопий, базирующийся на гуманистическом идеале, который заново оживает в модернизационном процессе.
Через социальную деятельность людей, руководствующихся рационально упорядоченными «картинами мира», рациональность проникает в человеческий мир, прежде всего в смысловым образом организованный мир культуры. Смысловая организованность проистекает из того, что люди ставят перед собой определенные цели, добиваются осуществления этих целей, благодаря чему их деятельность приобретает специфическую форму активного отношения к окружающему миру, содержание которой составляет его целесообразное изменение и преобразование.
Социально-рациональное поведение -это поведение, связанное с максимизаци-онным распределением социально-эффективных результатов и включающее в себя специфическое рациональное мышление, основанное на национальных особенностях.
На этом постулате, в частности, базируется теория рационального выбора, которая в кратком виде сводится к тому, что «стоя перед несколькими направлениями деятельности, люди обычно выбирают ту, которая, по их мнению, принесет наилучший конечный результат» (13, с. 335).
Социальное действие совершается в достаточно короткий промежуток времени, что в рамках постнеклассической науки ведет к исследованию весьма определенных темпоральных интервалов. Специфика человеческой рациональности состоит в том, что мы реагируем не на стимул из прошлого, а на «образ» будущего положения дел. Очевидно, что все планы действий связаны с ожидаемыми образами будущего, причем тем более отдаленного, чем «возвышеннее» образ жизни и деятельности. Роль сознания заключается в том, чтобы дать человеку это
знание будущего. «Мы воспринимаем мир прежде, чем реагируем на него, но всегда реагируем не на то, что воспринимаем, а на свои умозаключения» (14, с. 70).
Итак, универсальной формой сознательного поведения является образ действий, направленный на изменение будущей ситуации и основанный на умозаключениях, вытекающих из ситуации сегодняшнего дня. В основе этих действий лежит восприятие, но кроме того еще и умозаключения двойного рода: мы должны сделать выводы и о том, какой была бы будущая ситуация без нашего вмешательства, и о том, какие изменения в нее внесут наши действия.
Если существует возможность количественно и качественно определить степень вероятности того или иного варианта, то это и будет ситуация риска. Отсюда следует, что рискованная ситуация связана со статистическими процессами и ей сопутствуют три сосуществующих условия: наличие неопределенности; необходимость выбора альтернативы (при этом нужно иметь в виду, что отказ от выбора также является разновидностью выбора); возможность при этом оценить вероятность осуществления выбираемых альтернатив.
В среде, где нет преобладающей предопределенности, любая деятельность, даже строго увязанная с установленными образцами, в принципе исчисляется в понятиях риска, то есть поддается своего рода общей оценке степени ее рискованности с точки зрения возможных результатов.
Можно согласиться с Ф.Х. Найтом, что все наши рассуждения опираются на принцип аналогии. Мы знаем о том, чего нет, исходя из того, что есть, знаем будущее, исходя из настоящего, потому что предполагаем, что существующие на данный момент связи и ассоциации между явлениями сохранятся и в будущем; наши суждения о будущем основаны на прошлом (15).
Люди все чаще начинают использовать понятие риска, чтобы математически уточнить свое стремление к надежности и меру разумно достижимого. Этому и соответствует выше отмеченный переход от детерминистского к вероятностному понима-
нию риска. В восприятии риска и согласии на риск важную роль играет то, добровольно или недобровольно оказывается человек в чреватых опасностями ситуациях; важно также, предполагает ли он держать под контролем последствия своего поведения (16).
Ценностный подход к явлениям социума связан с результатами деятельности и подразумевает отбор того, что может оцениваться, что является необходимым для существования и удовлетворения человеческих потребностей. Оценка представляется как некоторый процесс, в ходе которого ценностная сущность события, факта, явления актуализируется в форме той или иной ценности. Сам процесс оценки ставит дея-тельностного субъекта перед определенной необходимостью решения, которое заключается в том, какой из возможных альтернатив отдать свое предпочтение.
Оценку рисков Э. Гидденс считает частью более общего явления, связанного с контролем времени, которое он называет как бы колонизацией будущего. «Открытость» еще не произошедших событий отражает податливость социального мира и способность людей формировать физическую среду своего существования. Поскольку признается, что будущее, в сущности, непостижимо и оно все резче отделяется от прошлого, это будущее становится пространством контрфактических, то есть альтернативных возможностей (17).
Центр сознания риска лежит не в настоящем, а в будущем. Так утверждает У. Бек. «В обществе риска прошлое теряет способность определять настоящее. На его место выдвигается будущее как нечто несуществующее, как конструкт, фикция в качестве «причины» современных переживаний и поступков» (18, с. 39).
В нынешних условиях «поздней современности» весь мир будущих событий открыт для преобразования людьми - в тех пределах, которые, насколько это возможно, устанавливаются в результате оценки риска. Субъект в своей практической деятельности осуществляет выбор из имеющихся возможностей. Поэтому проблема принятия решения имеет конкретное философское звуча-
ние, так как может быть сформулирована как проблема свободы воли: может ли человек принимать решение, осуществляя сознательный выбор или не может, потому что все его решения и практические шаги заранее предопределены.
В век современной научно-технической революции в силу расширения сферы человеческой деятельности возрастает многовариантность технических, организационных и экономических решений, увеличивается значение выбора возможностей, повышается ответственность за способ их реализации. Многообразие индивидуальных и групповых интерпретаций риска имеет свое основание в самой логике модернизационных процессов. В этом смысле обыденное сознание риска нуждается в теоретическом и тем самым онаученном сознании.
Широкое распространение получили коллективные формы риска. «Более пристального внимания требует анализ феноменов коллективного риска. Этот риск чаще всего проявляется в ролевом пространстве и дает возможность определить статусное положение и меру ответственности отдельной личности» (19, с. 40).
Дискуссии о природе риска приводят к выявлению его сущностных сторон, которые обнаруживаются, когда мы отходим от калькуляции ущерба и выгоды, когда ставим эту проблему в связь со старыми и вечно новыми вопросами о том, что есть человек и как он относится к природе, тогда они включаются в повестку дня в первоочередном порядке.
За всеми трактовками риска, по существу, рано или поздно встает вопрос о том, как современное общество хочет жить, как сохранить человеческое в человеке и природное в природе.
Констатация рисков есть та форма, в которой этика, философия, культура, политика снова занимают свое место в мировоззрении современного человека. В трактовке рисков находит выражение еще неразвив-шийся симбиоз естественных и гуманитарных наук, обыденной рациональности и рациональности экспертов. «Одновременно
ы
Ш Лукьянов Г.И.
«Проблема риска в контексте деятельностного подхода»
они ни то, ни другое в отдельности. Они то и другое вместе, причем в новой форме» (20).
Таким образом, социально-философский срез исследования явления «риск» позволяет рассматривать его как специфическую форму деятельности, которая реализуется субъектом в условиях неопределенности, приводящем к вариативности последствий деятельности, в результате чего, с одной стороны, можно предвидеть, предсказать, просчитать результаты производимых действий, но, с другой стороны, абсолютная точность в этих расчетах недостижима.
ЛИТЕРАТУРА
1. Момджян К.Х. Введение в социальную философию. -М.: Высшая школа, 1997. - С. 199.
2. Гегель. Философская пропедевтика // Гегель. Работы разных лет. Т. 2. -М., 1971. - С. 19-20.
3. Бхаскар Р. Общества // Социо-Логос. Вып. 1. - М.: Прогресс, 1991. - С. 12.
4. Арчер М. Реализм и морфогенез // Теория общества, Фундаментальные проблемы. - М., 1999. - С. 182.
5. Bhaskar R. Beef, Structure and Place: Notes from a Critical Naturalist Perspective // Journal for the Study of Social Behavior. - 1985. - № 3.
6. Луман Н. Понятие риска // THESIS. - 1994. - № 5. - С. 150.
7. Найт Ф.Х. Риск, неопределенность и прибыль. - М, 2003. - С. 70.
8. Степин B.C. Экологический кризис и будущие цивилизации / Хесле В. Философия и экология. -М., 1997. - С. 179.
9. Найт Ф.Х. Риск, неопределенность и прибыль. - М., 2003. - С. 70.
10. Найт Ф.Х. Риск, неопределенность и прибыль. - М, 2003. - С. 71.
11. Гидденс Э. Судьба, фатализм, риск и безопасность // THESIS. - 1994. - № 5. - С. 107-134.
12. Луман Н. Понятие риска // THESIS. - 1994.
- № 5. - С. 150.
13. .Джери Д., Джери Дж. Большой толковый социологический словарь, Т. 2. - М., 1999. -С. 335.
14. Найт Ф.Х. Риск, неопределенность и прибыль. - М, 2003. - С. 70.
15. Найт Ф.Х. Риск, неопределенность и прибыль. - М, 2003. - С. 75.
16. Луман Н. Понятие риска // THESIS. - 1994.
- № 5. - С. 150.
17. Гидденс Э. Судьба, фатализм, риск и безопасность // THESIS. - 1994. - № 5. - С. 107-134.
18. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. - М, 2000. - С.39.
19. Устьянцев В.Б. Жизненное пространство личности в обществе риска // Вестник Российского философского общества. - М., 2002. - № 4.
- С. 40.
20. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. - М, 2000. - С.39.
Об авторе
Лукьянов Геннадий Иванович, кандидат философских наук, доцент Волжского политехнического Института (филиал) Волгоградского государственного технического университета.
