CC BY
66
КАЗАКОВА-АПКАРИМОВА Елена Юрьевна
Доктор исторических наук, доцент кафедры общей и экономической истории
Уральский государственный экономический университет
620144, РФ, г. Екатеринбург, ул. 8 Марта/Народной Воли, 62/45 Контактный телефон: (912) 670-05-37 e-mail: apkarimova@mail.ru
Проблема региональной идентичности уральцев в публицистике и областной литературе конца XIX - начала ХХ века1
Ключевые слова региональная идентичность; Урал; регион; уральцы; общественное сознание; областничество; публицистика; областная литература.
Анализируются особенности формирования региональной идентичности уральцев в конце
XIX - начале ХХ века. Исследование базируется преимущественно на исторических источниках, в частности, используются газетная периодика и областная литература конца XIX - начала
XX века. Особое внимание уделяется феномену уральского областничества.
Региональные идентичности в России все чаще становятся предметом исследования представителей различных гуманитарных наук (социологов, политологов, культурологов, историков и филологов), заставляя задуматься о возможности межрегиональных исследовательских подходов и синтеза знаний. В значительной степени это обусловлено сложностью объекта исследования, которым является та или иная исторически сложившаяся региональная общность. Территориальная (региональная) идентичность, представляющая собой социальную идентичность индивида, наряду с когнитивным компонентом (осознание соотнесения личности с определенной территорией) предполагает аффективные (эмоционально-психологические переживания, чувство общности с другими людьми) и регулятивные компоненты (готовность соблюдать выработанные правила и уважительно относиться к духовным ценностям). Целесообразно замечание культуролога И. Я. Мурзиной о некорректности анализа региональной идентичности в отрыве от идентичности общероссийской, необходимости соотношения частного и общего. Исследователь указала, что важно изучить соотношение региональной идентичности с этнической (особенно в полиэтничных регионах, где региональная этничность занимает более «высокий этаж», чем этническая) 1. С. 28].
Уральская идентичность, обусловленная самобытностью Уральского региона (в естественно-географическом, природно-ресурсном, социально-экономическом, административно-политическом, демографическом и социокультурном отношениях), на протяжении всей его истории была важной чертой общественного сознания. Она явилась следствием процесса регионоформирования и отчетливо проявилась в концепции уральского областничества - идее особого (автономного) развития региона в составе российского государства. Ярким проявлением региональной идентичности и одновременно фактором, способствовавшим ее развитию, являлось краеведческое движение [2. С. 304-337 . На страницах местной периодической печати и в областной литературе
1 Работа выполнена по программе фундаментальных исследований Президиума РАН «Урал в системе российской цивилизации».
© Казакова-Апкаримова Е. Ю., 2013
конца XIX - начала ХХ века находили отражение соответствующие особенности общественного сознания уральского населения, знакомство с которыми позволяет увидеть особый региональный тип личности.
Феномен уральского областничества можно рассматривать и как идеологию, и как общественное движение. Центром уральского областничества стал Екатеринбург. 18 октября 1918 г. в Екатеринбурге состоялось совещание местных политических и общественных деятелей по вопросу об организации «Общества изучения Урала» (общества уральских областников). Сторонники этой идеи полагали: «Возрождение России мыслимо лишь тогда, когда каждая область сознает самое себя, будет хорошо знакома со своим родным краем и будет управляться местными людьми. Найдя в себе самой достаточные силы для возрождения, каждая из областей станет опорою уже общероссийского государственного строительства в целом. Исходя из этих соображений, уральцам надо узнать, изучить свой край, стать самим хозяевами его». Для этого и предполагалось создать соответствующее общество. Основной задачей общества провозглашалось развитие идеи областничества и распространение ее на Урале. Предусматривалось многостороннее освещение идеи областничества: «со стороны естественно-исторической, общественно-политической и хозяйственно-экономической». Один из местных идеологов областничества М. Е. Ерошкин настаивал на привлечении к этой работе широких общественных сил, прежде всего интеллигенции (независимо от ее политических пристрастий). Таким образом, сами областники подчеркивали свою «надпартийность». Они считали актуальным: «разработку вопроса о государственно-правовом положении Урала как областной единицы, подготовку материалов к установлению конституции Урала в соответствии с основами федеративного государственного строительства». Практическая работа общества заключалась в популяризации идеи областничества путем лекции, докладов, пропаганды на местах и в печати. Во Временный комитет по учреждению общества изучения Урала были избраны пять человек, на которых возлагалась подготовка устава общества уральских областников 3. С. 4].
В местной прессе стали активно писать об идее областничества. Один из известных идеологов уральского областничества И. С. Кожухов в статье «Об областничестве», опубликованной в газете «Урал», утверждал: «Право Урала на автономию не может оспорить никто: оно не меньше, чем право других областей громадной России. Все условия для этого налицо: и географическое положение, и экономические особенности и своеобразный характер социальных отношений». Автономия характеризовалась им как необходимое условие и «залог культурного и экономического развития Урала», что способствовало бы росту экономического могущества всей России. Успешное развитие региона областники связывали с идеей эффективного местного самоуправления в лице Уральской областной думы [4. С. 2]. Ее созданию должно было предшествовать создание Уральского областного правительства как временного органа. Подчеркивалось, что власть Уральскому правительству будет принадлежать только до создания Уральской Областной Думы, которую предполагалось созвать «в самом непродолжительном времени». 8 августа 1918 г. определился состав Уральского правительства 5. С. 2].
Газета «Урал», ставшая рупором Временного комитета по учреждению Общества уральских областников-автономистов, отражала на страницах деятельность его активистов [3. С. 6]. В одном из номеров повествовалось о докладе С. А. Груздева на тему «Урал и его будущее», прочитанном 12 октября 1918 г. в зале Народного Университета. Обращалось внимание на то, что докладчик «горячо нападал на Сибирь, обвиняя ее в захватнических тенденциях» 6. С. 4].
Проблеме взаимоотношений Урала и Сибири уделяли внимание и другие областники. Так, К. Носилов в статье «К автономии Урала» опроверг точку зрения о том, что Уральский хребет - граница автономной Сибири. Он писал: «...Уральский хребет никогда не может быть границею Сибирской автономии, как бы ни велика была эта
последняя, где бы она ни искала себе границ на западе, востоке, севере и юге: Урал слишком оригинален, самобытен, самостоятелен, уже по своему только географическому положению его экономическая жизнь сложилась так, что она совершенно не походит на таковую Сибири, его население ничего не имеет общего с населением Сибири и центральной России, а его горный промысел, горнозаводская деятельность даже чужды последним. Это, действительно, что-то откованное словно самой природой для самостоятельности, поставленное на рубеже Европы и Азии...» 7. С. 5].
Обосновывая автономию Урала вообще и независимость от Сибири в частности, К. Носилов подчеркивает: «Смешивать, сливать их немыслимо, потому что горнозаводская промышленность никогда не сольется земледелием и скотоводством, потому что горы Урала никогда не сольются с равниной центральной России и степями Сибири, потому что молот уральского рабочего ничего не имеет общего с сохою пахаря и плетью скотовода». Таким образом, отстаивая идеи экономического федерализма этих двух разных регионов, К. Носилов подчеркивал промышленную специфику Урала, противопоставляя ей приоритетное аграрное и сырьевое развитие Сибири.
Рассуждая о природных богатствах Урала и Сибири, он полагал, что и с этой точки зрения «слияние, хотя бы с Сибирской автономией, для него (Урала. - Авт.) невыгодно»: «Урал слишком богат своими естественными богатствами и ограничен в своих пределах, тогда как Сибирь автономная расплылась на целый почти материк и затерялась в Алтайских горах, в Ледовитом океане, в амурских урманах и тундрах Севера, а ее естественные богатства, быть может, даже превосходят богатства его, но оне так далеки, раскинуты на такие расстояния, что уже одно это уменьшает и сводит на нет их значительность и ценность». Можно видеть, что в ряде случаев этому ярому стороннику уральской автономии не удалось уйти от преувеличений и крайностей. Так, далеко небеспристрастную сравнительную характеристику дает он уральцам и сибирякам: «...население у одного (региона Урала. - Авт.) сжатое в тесный комок, интенсивное, сильное, деятельное, богатое, у другой (Сибири. - Авт.) - разбросанное, жалкое, дикое, непрогрессирующее и потонувшее в лесах, пространстве, или в лучшем случае растянутое тонкой ленточкой вдоль рельсового великого сибирского пути и рек и затерявшееся повсюду».
Вся статья, как и главный вывод К. Носилова о том, что «Урал должен быть только Уралом, имея свою автономию, независимую от прочих. ...Связанный крепко рельсовыми путями, усиленный громадною площадью горнозаводской деятельности, питающий и питающийся соседними областями, производительный самостоятельный. Сильный, он должен быть звеном двух громадных областей - Центральной России и Сибири, каким создала для этого сама природа» [7. С. 5], свидетельствуют о глубоком патриотизме и вере в могущество своего края и его будущее.
Если концепция уральского областничества представляла собой уже «готовый продукт» регионального самосознания, то уральская областная литература скорее свидетельствовала о формировании региональной идентичности на уровне самоощущения уральца. Кроме того, в литературе XIX в. Урал и Сибирь часто отождествлялись [8]. О формировании региональной идентичности ярко свидетельствует творчество известных уральских писателей Ф. М. Решетникова, А. А. Кирпищиковой, М. В. Малахова,
Н. В. Казанцева, Н. С. Наливина, П. И. Добротворского. И конечно, следует назвать такого крупного писателя, как Д. Н. Мамин-Сибиряк, отразившего в своих произведениях «бойкую и оригинальную жизнь» Уральского края. Пребывание в столице, «вдали от родины», только обострило в нем восприятие реальности и способствовало более глубокому пониманию жизни уральского населения, ее особенностей: «За внешними формами выступило глубокое внутреннее содержание, обусловливавшееся историей Урала, его разнообразными этнографическими элементами и особенно богатыми экономическими условиями». С годами писатель все сильнее вживался в проблемы, которыми жил его родной край, расширялся круг его интересов, охватывая историю,
этнографию, фольклор. Широкое название очерков (например, «С Урала») давало возможность Дмитрию Наркисовичу освещать самые разные и важные вопросы горнозаводского края. Наряду с острыми и сложными проблемами современности «певца Урала» интересовала седая старина Урала, чему, например, посвящен очерк «Старая Пермь». И. А. Дергачев, известный специалист и знаток творчества Д. Н. Мамина-Си-биряка, справедливо подчеркивает «сыновнюю любовь к родной земле и обостренное и многогранное чувство родины», присущее Дмитрию Наркисовичу. Патриотическим чувством продиктованы слова Д. Н. Мамина в его письме к брату Владимиру: «Родина - наша вторая мать, а такая родина, как Урал, - тем паче. Припомни „братца Антея“ и родных богатырей, которые, падая на сырую землю, получали удесятиренную силу. Это глубоко верная мысль. Время людей-космополитов миновало, нужно быть просто человеком, который не забывает своей семьи, любит свою родину и работает для своего отечества» 9. С. 46-57]. Неудивительно, что и другие литераторы видели в нем прежде всего уральца, о чем свидетельствует один из откликов: «Мамин был уральский человек. Кряжистый, словно сколоченный, сильный и смелый человек. Он был весь полностью от Урала: обликом, ухваткой, чувствованием, думанием. В нем было много от мглистых еловых лесов и белорадостных березок, от горных вершин и угрюмых скал, от уральского камня, от бурных горных речек, от всей уральской жизни, от людей и зверя, от старых преданий» [9. С. 133].
На первой научной конференции, посвященной Д. Н. Мамину-Сибиряку, П. П. Бажов обратил внимание на одну деталь: «Сам Мамин в личной биографии написал, что отдельные его произведения принадлежат к разряду областной литературы, которая еще только нарождается. Эта областная литература, которая только нарождалась, не была в достаточной степени оценена». П. П. Бажов, высоко оценивая творчество Дмитрия Наркисовича, отмечал: «В этой литературе мы можем видеть подлинные и красочные картины, не фотографию, а картины прошлой жизни, сделанные художником» [10. С. 304-305]. Творчество Д. Н. Мамина-Сибиряка и областная литература в целом позволяют реконструировать исторический портрет уральца.
Например, в рассказе Д. Н. Мамина-Сибиряка «Правильные слова», впервые напечатанном в 1889 г., перед читателем предстает сплавщик с реки Белой, «высокий, плечистый, с большой косматой головой», «настоящий богатырь» начала 70-х годов
XIX века. «Такие типы, - пишет Д. Н. Мамин-Сибиряк, - попадаются еще в захолустьях, как Уфимская губерния. Замечательнее всего у нашего богатыря было лицо - широкое, с окладистой бородой и славянскими серыми глазами; на этом лице лежала печать удивительной доброты, а глаза смотрели совсем по-детски. Он и говорил совсем особенно, тем языком, от которого веяло нетронутым домашним теплом». Автор определяет очевидную любовь к своему герою, «разговорчивому, интересному», гостеприимному, как «известный областной патриотизм». В рассказе с восхищением описывается уральская природа, оживающая под пером талантливого писателя, в которую влюблен и герой рассказа, и сам автор. И все же писатель далек от идеализации своего героя (и социально-экономических процессов на Урале). Уральскому сплавщику Никите, лишь из повиновения родителю не бросившему совсем землю и тяжелый крестьянский труд, говорящему «правильные слова» о земле и родительском благословении, противопоставляется «худенький старичок» из «расейских» (Тамбовской области), «богачество» («выростковые сапоги, ситцевая рубаха и бараньи шубы») первого противопоставляется «бедноте» и равнодушию к богатству («расейские лапти, домашнего холста белая рубаха и гречневик») второго. За «невидимой рознью мужиков» стояли разность жизненных укладов, в значительной степени детерминированных экономической специализацией регионов (индустриальным развитием Урала с пароходами и прочими атрибутами промышленного переворота и аграрной спецификой Тамбовского края) и формирующимися особенностями регионального общественного сознания [11]. Данному произведению
Д. Н. Мамина-Сибиряка присуща семантика транзитного и торгового значения Урала, что типично для уральского травелога второй половины XIX века [12. С. 55].
А. И. Лазарев на материале художественной литературы попытался воссоздать тип уральца, отмечая вслед за писателями «ярко выраженную суровость, сдержанность, даже замкнутость». Приводя высказывание П. П. Бажова о том, что «нигде не было такого культа мастерства, умения, навыка в России, как здесь, на Урале...», исследователь перечисляет другой ряд отличительных особенностей уральца: «деловитость, предприимчивость, мастерство». Вслед за Д. Н. Маминым-Сибиряком, анализируя другие произведения писателя, А. И. Лазарев указывает на зажиточность уральцев (народ «естевой») и богатство края. В литературе подчеркиваются вольнолюбие, широта души, независимость уральцев, способные оборачиваться своеволием, неуправляемостью и преступностью. Можно согласиться с тезисом А. И. Лазарева о веротерпимости уральца (результате действия национально-демографического фактора), опровергнув тезис о «вполне равнодушном» «в массе уральцев» отношении к Богу. Его ссылка на предвзятое мнение П. П. Бажова представляется неубедительной. Скорее об обратном свидетельствует тезис о факторе старообрядчества. Некорректным представляется сопоставление данных на конец XIX века о численности церквей сравнительно молодого тогда Екатеринбурга по сравнению с древнейшими русскими городами Тверью и Костромой. Особым предметом исследования для гуманитариев (прежде всего, филологов) является присущий уральцу своеобразный язык [8]. Речь сплавщика Никиты «так и пересыпалась поговорками, прибаутками и тем красным словцом, по которому узнаешь умного человека сразу» [11].
Важно проанализировать образ уральца в восприятии жителей других регионов России. В. В. Абашев отмечает, например, что в очерках В. И. Немировича-Данченко намечен остов своеобразной теллурически ориентированной уральской антропологии, которая устанавливает прямую генетическую связь человеческого типа с земными недрами. Говоря о нравственности уральцев, писатель делит их по главным отраслям горного производства на металлургов и золотоискателей: металлург «так же не похож на лихорадочного, беспокойного золотоискателя, как, например, мексиканец не похож на неразговорчивого, спокойного американца-скваттера». «Золото, - размышляет В. И. Немирович-Данченко, - роковым образом влияет на людей, добывающих его из недр земли. Кажется, что это именно тот бесовский клад, который по зароку схоронивших его убийц, нельзя получить, не оставив на месте ... своей души». Филолог отмечает, что размышлению В. И. Немировича-Данченко о «людях железа» свойственна едва ли не мифологизация, и приводит уральскую поговорку «железо - металл строгий»: «Железо дает... целые поколения сумрачных и строгих людей, которым чужды сангвиническое легкомыслие старателей и их покладистая совесть. ...На железном деле люди много думают, имеют зачастую дело с машинами; сверх того, если верить местным психологам, своим внутренним организмом складываются в твердые, стойкие формы» [13. С. 197-199].
Современный культуролог Г. М. Казакова определяет своеобразный ценностно-поведенческий комплекс на примере южноуральской модификации региональной идентичности, доказывая, что уральцу присущи: невозмутимое спокойствие и долготерпение в отношении тягот жизни; сдержанность, доходящая до суровости; выносливость; общинная взаимовыручка и взаимопомощь, «чувство локтя» и коллективизм; трудолюбие; религиозное «нестяжательство»; особая приверженность старине и традициям, консервативность взглядов; характерная сметливость, решительность, способность к самостоятельным решениям; свободолюбие; готовность к трудовому подвигу; патриотизм, «оборонное сознание»; осмысление благополучия своей судьбы только в контексте благополучия Родины [14]. Очевидна перспективность дальнейших исследований проблемы уральской идентичности на междисциплинарном уровне.
Источники
1. Мурзина И. Я. Феномен региональной культуры: бытие и самосознание : автореф. дис. ... д-ра. культурол. наук. Екатеринбург, 2003.
2. Россия в XVII - начале XX века: региональные аспекты модернизации. Екатеринбург : УрО РАН, 2006.
3. Урал. 1918. 17 (4) ноября. № 1.
4. Зауральский край. 1918. 9 августа. № 11.
5 Зауральский край. 1918. 10 августа. № 12.
6 Урал. 1918. 19 (6) ноября. № 2.
7. Урал. 1918. 24 (11) ноября. № 7.
8 Лазарев А. И. Тип уральца в изображении русских писателей // Проблемы межнациональных отношений и региональной культуры. Режим доступа: http://www.lib.csu. ги/усЬ/2/1997_01/004.ра£
9 Дергачев И. А. Д. Н. Мамин-Сибиряк. Личность. Творчество : критико-биограф. очерк. Свердловск, 1981.
10. Бажов П. П. Дальнее - близкое. Повести, очерки, статьи, выступления. Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1989.
11. Мамин-Сибиряк Д. Н. Правильные слова. Из путевых эскизов // Встречи (Очерки и рассказы). Режим доступа: http://az.lib.rU/m/maminsibirjak_d/text_1899_pravilnye_ slova.shtml.
12. Власова Е. Г. Эволюция образа Урала в литературе путешествий XVIII - начала
XX века: способ путешествий и восприятие пространства // Литература Урала: история и современность : сб. ст. Вып. 6: Историко-культурный ландшафт Урала: литература, этнос, власть. Екатеринбург, 2011.
13. Абашев В. В. К истории геопоэтики Урала: очерки Вас. Ив. Немировича-Данченко // Литература Урала: история и современность : сб. ст. Вып. 5: Национальные образы мира в региональной проекции. Екатеринбург, 2010.
14. Казакова Г. М. Регион как субкультурный локус (на примере Южного Урала) : автореф. дис. ... д-ра культурол. наук. М., 2009.
