CC BY
833. Utkin, V. A. Pravila Nel'sona Mandely: novye aktsenty i znachenie [Nelson Mandela's rules: new aspects and significance] // III Mezhdunarodnyi penitentsiarnyi forum "Prestuplenie, nakazanie, ispravlenie": [Proc. the III International penitentiary forum "Crime, punishment, correction": (Ryazan, Nov. 21-23. 2017): in 8 t. Vol. 1: Proceedings of the plenary]. Ryazan, Academy of the FPS of Russia, 2017.
Сведения об авторе
Павленко Андрей Анатольевич: ФКУ ДПО Томский ИПКР ФСИН России (г. Томск, Российская Федерация), доцент кафедры исполнения наказаний, не связанных с лишением свободы и правового обеспечения деятельности УИС, кандидат юридических наук. E-mail: [email protected]
Information about the author
Pavlenko Andrei Anatolevich: the Tomsk IPKR of the FPS of Russia (Tomsk, Russia), associate professor of the Chair of Execution of Punishments not Related to Deprivation of Liberty and Legal Support of the Correctional System, сandidate of law. E-mail: [email protected]
УДК 343.81
К. Х. Рахимбердин
ПРОБЛЕМА ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ РЕЛИГИОЗНОМУ ЭКСТРЕМИЗМУ И ТЕРРОРИЗМУ В ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ УЧРЕЖДЕНИЯХ УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ ГОСУДАРСТВ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
В статье проведен сравнительный анализ законодательства государств Центральной Азии в отношении осужденных за террористические и экстремистские преступления. Основная цель исследования заключатся в том, чтобы обратить внимание специалистов на то обстоятельство, что в уголовно-исполнительном законодательстве государств Центральной Азии практически отсутствуют нормы об особенностях, порядке и условиях отбывания наказания осужденных за терроризм и преступления экстремистской направленности. Исключением является уголовно-исполнительное законодательство Республики Казахстан, регламентирующее условия содержания таких заключенных. В статье рассматриваются возможности условно-досрочного освобождения от наказания лиц, осужденных за террористические и экстремистские преступления, в государствах Центральной Азии. Сравнительный анализ действующего законодательства и практики деятельности исправительных учреждений государств Центральной Азии позволяет сделать вывод, что в них не создан механизм ресоциализации осужденных за религиозный экстремизм и преступления террористического характера.
Ключевые слова: уголовно-исполнительная система; наказание; экстремизм; терроризм; Центральная Азия; заключенный.
© Рахимбердин К. Х., 2019 © Rakhimberdin K. K., 2019
K. K. Rakhimberdin
THE PROBLEM OF COUNTERING RELIGIOUS EXTREMISM AND TERRORISM IN PRISONS OF THE PENITENTIARY SYSTEMS OF CENTRAL ASIAN STATES
The article contains a comparative analysis of the legislation of the Central Asian states regarding those convicted of terrorist and extremist crimes. The main goal of the study is to draw the attention of specialists to the circumstance that the penal legislation of the states of Central Asia practically lacks norms on the features, order and conditions of serving the sentence of those convicted of terrorism and extremist crimes. An exception is the penal legislation of the Republic of Kazakhstan, which regulates the conditions of detention of such prisoners. The article discusses the possibility of parole from punishment of persons convicted of terrorist and extremist crimes in the states of Central Asia. A comparative analysis of the current legislation and practice of the activities of correctional institutions of the Central Asian states suggests that they do not have a mechanism for the resocialization of convicts for religious extremism and crimes of a terrorist nature.
Keywords: penal system; punishment; extremism; terrorism; Central Asia; prisoner.
Проблема религиозного псевдоисламского экстремизма и терроризма, в свою очередь, порождает другую проблему — распространение радикальных идеологий и практик в пенитенциарных учреждениях уголовно-исполнительной системы государств Центральной Азии. В местах лишения свободы, как справедливо отмечается председателем Синодального отдела Русской православной церкви по тюремному служению епископом Иринархом, данные идеологии и практики соединяются с идеологией криминальной среды, ускоряя процессы дальнейшей криминализации и нравственной деградации осужденных [8, с. 3-8].
Можно отметить, что, с одной стороны, заключенные в пенитенциарных учреждениях образуют своего рода «малое сообщество», обособляющееся от других «общин» осужденных. С другой стороны, оно стремится к постоянному расширению своего «ареала» и вовлечению в свою «сферу влияния» как можно большего числа заключенных, увеличивая тем самым их криминально-экстремистскую пораженность. В Кыргызской Республике наблюдается рост численности заключенных, виновных в совершении преступлений экстремист-
ского, террористического характера. В 2000 г. их число составило 51 человек, а в 2016 г. в Кыргызской Республике содержались 170 осужденных в «закрытых» исправительных учреждениях (49,5 % от общего числа осужденных за преступления экстремистской и террористической направленности), 31 заключенный находился в колониях-поселениях (9 % от общего числа подобных осужденных). Удельный вес состоящих на учете в уголовно-исправительных институтах был равен 41,3 % (142 осужденных). Таким образом, 343 осужденных за экстремистские и террористические преступления в 2016 г. находилось под контролем ГСИН Кыргызстана. По данным уголовно-исполнительной системы Кыргызстана, в декабре 2018 г. в учреждениях закрытого типа содержалось осужденных и следственно-арестованных за религиозно-экстремистскую и террористическую деятельность в количестве 256 лиц; в колониях поселениях — 170 лиц. На учете уголовно-исполнительных инспекций состояли 94 осужденных. Всего в 2018 г. под контролем ГСИН КР находилось 520 осужденных из данной категории осужденных.
Следует также отметить, что уголовно-исполнительное законодательство Кыргызской Республики не предусматривает поощрительные нормы о переводе осужденных за преступления экстремистской и террористической направленности в колонии-поселения (п. 5 ч. 3 ст. 50 УИК КР). Таким образом, на них не распространяется прогрессивная система отбывания наказания, которую в современной пенитенциарной науке признают важным стимулом исправления осужденных. Наряду с этим существенно урезается возможность постпенитенциарной реинтеграции в общество рассматриваемых категорий осужденных. Тем самым выстраивается дополнительный искусственный барьер между ними и обществом.
Помимо изложенного, удручающим является то обстоятельство, что осужденные за террористические и экстремистские преступления (согласно п. 1 ч. 2 ст. 52 УИК КР) содержатся в камерах на строгих условиях, и законодательство не предусматривает их перевода на льготные, облегченные условия содержания. Тем самым, поведение таких осужденных никак не влияет на улучшение условий их содержания. А фактическая невозможность получения УДО лишает их даже минимальной надежды на возвращение в общество и устраняет мотивацию правопослушного, социально одобряемого поведения таких осужденных в период отбывания наказания виде лишения свободы.
Согласно ч. 6 ст. 63 УИК КР «осужденные, находящиеся в Перечне лиц, причастных к террористической и экстремистской деятельности..., не вправе получать любые денежные переводы с зачислением денежных средств на свой лицевой счет, а также отправлять денежные переводы близким родственникам, а также иным лицам». Данное положение об отказе легального зачисления денежных средств на лицевой счет осужденного приведет к тому, что данные средства
все равно будут поступать в исправительное учреждение до своего «адресата», но уже «теневым» («общаковским») способом, что, по сути, будет являться благодатной почвой для коррупционных проявлений в местах лишения свободы. Сложно понять логику кыргызского законодательства в том, что, отказав осужденному в получение денежных переводов на свой лицевой счет (безналичный), это позволит «перекрыть» канал для финансирования экстремизма и терроризма. Тем более в еще в 2006 г. в Кыргызстане принят закон «О противодействии легализации (отмыванию) преступных доходов и финансированию террористической или экстремистской деятельности».
В ч. 4 ст. 79 УИК КР закреплено, что «лицам, находящимся в Перечне лиц, причастных к террористической и экстремистской деятельности.. , запрещается начисление и выплата пенсий, в том числе выплата пенсий по доверенности, с момента вступления в законную силу обвинительного приговора суда до освобождения от отбывания наказания». Считаем, что данная норма носит явно дискриминационный характер, отказывающая осужденным к лишению свободы в социальных правах. Таким образом осужденные экстремисты и террористы дополнительно искупают свою вину нищетой в старости (при длительных сроках лишения свободы данная проблема будет только усугубляться). А ведь перспектива получения самостоятельно заработанной пенсии была бы для многих освободившихся из мест лишения свободы дополнительным стимулом не становиться снова на путь преступлений.
В Республике Казахстан в декабре 2018 г. в исправительных учреждениях содержалось 656 осужденных [7] (в 2016 г. — 400 чел., в 2017 г. — 570 чел.) [10], отбывающих наказание за уголовные правонарушения экстремистской и террористической направленности. Эти цифры можно сопоставить со сведениями об общей численности осужденных в пе-
нитенциарных учреждениях государств региона Центральной Азии. В Казахстане в 2017 г. имелись 36343 заключенных (202 осужденных на 100 тыс. населения). В Кыргызской Республике содержались 8392 осужденных (167 чел. на 100 тыс. населения). В Таджикистане в местах лишения свободы находились 9317 осужденных (121 заключенный на 100 тыс. населения). Что касается двух других, достаточно закрытых для гражданского общественного контроля государств Центральной Азии — Туркменистана и Узбекистана, то в них сложилась следующая ситуация. В Узбекистане в 2016 г. в заключении находились 43900 осужденных (150 чел. на 100 тыс. населения). В Туркменистане численность заключенных составляла 30568 чел. (583 осужденных на 100 тыс. населения) [5], что образует самой высокий показатель в регионе Центральной Азии. Удельный вес осужденных за экстремистские и террористические преступления на этом фоне сравнительно невелик.
Однако дело здесь не в количестве, а в качестве, поскольку, даже будучи относительно небольшой группой, данные заключенные являются весьма агрессивной частью криминальной среды, наиболее отрицательно настроенной к исправительному воздействию, не принимающей социальные ценности современного общества. В то же время концентрация подобных заключенных создает риск совершения различных нарушений прав человека, «оправдывает» излишнюю жесткость и репрессивность пенитенциарного режима, должностные злоупотребления сотрудников уголовно-исполнительной системы, а также ее избыточную милитаризацию.
К сожалению, случаи репрессивных действий сотрудников данной системы являются не единичными в государствах Центральной Азии. Так, по данным узбекских правозащитников, в феврале 2016 г. в тюрьме г. Навои (Узбекистан) скончался 42-летний М. Хасанов, отбы-
вающий наказание в виде лишения свободы за участие в деятельности организации «Хизб ут-Тахрир». Предположительно, он стал жертвой жестокого обращения. Правозащитники утверждают, что «жертвами борьбы с экстремизмом и терроризмом чаще всего являются простые, невинные верующие, которые следовали традиционным исламским обрядам и традициям» [2].
Пыткам подвергаются даже заключенные-женщины с целью принуждения и отказа от религиозных убеждений. В результате в начале 2013 г. даже Международный Комитет Красного Креста (МККК) прекратил свою работу в Узбекистане из-за отказа в сотрудничестве со стороны пенитенциарных властей.
В Туркменистане заключенные-ваххабиты содержатся в специальной тюрьме «Овадан-Депе» с суровыми условиями: душные камеры с несоблюдением элементарных санитарных норм, нехватка питьевой воды, плохое медицинское обслуживание. По данным правозащитных организаций, «прогулки заключенных осуществлялись несколько раз в месяц в специальных камерах на крышах блоков. На одного заключенного в сутки полагалось 175 граммов хлеба» [1]. Подобные нарушения прав заключенных в пенитенциарных учреждениях Узбекистана, Туркменистана являются во многом следствием избыточной криминализации, жесткости уголовной политики государства, закрытости уголовно-исполнительной системы от гражданского общественного контроля. В свою очередь, она порождает высокие риски насилия в тюрьмах, усиливает конфронтацию заключенных-«экстремистов» и персонала уголовно-исполнительной системы.
Как отмечалось ранее, в государствах Центральной Азии правовым последствием совершения преступлений религиозно-экстремистского и террористического характера является преимущественно наказание в виде лишения свободы. Следовательно, обращение к
проблематике содержания заключенных упомянутых категорий требует учета положений уголовно-исполнительных норм, посвященных регламентации системы наказания в виде лишения свободы в части, касающейся осужденных за террористические и экстремистские преступления. Эти нормы, в свою очередь, неотделимы от пенитенциарной практики в отношении названных осужденных.
В Уголовно-исполнительном кодексе Республики Казахстан, как и в других государствах Центральной Азии, отсутствуют специальные нормы, закрепляющие правовой статус осужденных за терроризм и преступления на религиозно-экстремистской почве. Однако они признаются лицами, представляющими достаточно высокую общественную опасность. Это находит отражение в условиях их содержания в исправительных учреждениях. Данные осужденные помещаются преимущественно в учреждения средней безопасности. При этом п. 2 ч. 2 ст. 96 Уголовно-исполнительного кодекса Республики Казахстан (далее — УИК РК) предусматривает прямой запрет перевода в учреждения минимальной безопасности осужденных за террористические и экстремистские преступления. Если совершенное экстремистское или террористическое преступление будет особо тяжким, то виновный в содеянном может быть направлен в учреждение максимальной безопасности (ч. 5 ст. 89 УИК РК). Если экстремистское преступление совершено при опасном рецидиве либо виновный в его совершении будет осужден и лишен свободы на срок свыше пяти лет, то отбывание наказания возможно в учреждении полной безопасности (ч. 7 ст. 89 УИК РК). В соответствии с п. 5 ч. 1 ст. 113 УИК РК, предусматривающей возможность выезда осужденных из исправительных учреждений, подобный выезд не допускается в отношении лиц, признанных виновными в террористических и экстремистских уголовно наказуемых деяниях. Иными словами, серьез-
ным правоограничением применительно к содержанию рассматриваемых осужденных является запрет их перевода в учреждения минимальной безопасности, независимо от степени исправления данных лиц, и невозможность выезда за пределы пенитенциарного учреждения для преодоления тяжелой жизненной ситуации в семье (для этих целей, в частности, такой выезд предоставляется согласно уголовно-исполнительному законодательству). Необходимо отметить, что виновные в террористических и экстремистских преступлениях помещаются в строгие условия содержания (в этих условиях содержатся, например, осужденные субъекты экстремистских преступлений в исправительных учреждениях в регионе Восточно-Казахстанской области). В соответствии со ст. 136 УИК РК, регламентирующей условия отбывания наказания в учреждениях средней безопасности, исследованные нами лица, находящиеся в строгих условиях, проживают в камерах, в отличие от, например, осужденных, отбывающих лишение свободы в обычных условиях, которые могут проживать в помещениях типа общежитий. Правовой режим строгих условий предусматривает ряд правоограничений специального характера, адресованных осужденным.
На основании ч. 4 ст. 136 УИК РК лица, совершившие экстремистские или террористические преступления и помещенные в исправительные учреждения средней безопасности, могут: 1) ежемесячно расходовать на приобретение продуктов питания и предметов первой необходимости средства, имеющиеся на контрольных счетах наличности временного размещения денежных средств, в размере до двухмесячных расчетных показателей; 2) получать три посылки или передачи и три бандероли в течение года; 3) иметь три краткосрочных свидания в течение года. В отличие от них осужденные, содержащиеся в обычных условиях, могут получить не только шесть кратко-
срочных, но и два долгосрочных свидания в течение года. Следовательно, осужденным за религиозный экстремизм и терроризм длительные свидания с близкими не предоставляются. Это означает несомненное ограничение контактов с «внешним миром» и одновременно свидетельствует о проблематичности использования таких контактов в процессе исправления осужденных — религиозных экстремистов.
В отношении данных лиц, исходя из ст. 148 УИК РК, должна проводиться воспитательная работа индивидуального характера либо в малых и больших группах в специально отведенных помещениях. Их привлечение к труду организуется в специально оборудованных рабочих камерах, а при их отсутствии — на территории изолированных локальных участков производительной зоны (ст. 149 УИК РК).
Следует отметить, что на лиц, отбывающих лишение свободы за террористические преступления и религиозный экстремизм, распространяются положения нормы ст. 9 УИК РК об основах правового положения осужденных, а также ст. 10 УИК РК, посвященные основным правам осужденных. В частности, религиозные экстремисты и лица, отбывающие наказания за преступления террористической направленности, имеют, исходя из п. 4 ч. 1 ст. 10 УИК РК, право на признание их человеческого достоинства, защиту от пыток, насилия и другого жестокого или унижающего человеческое достоинство обращения или наказания в той же степени, что и другие осужденные.
Это право, как известно, является абсолютным и не подлежит какому-либо указанию. Оно предполагает юридическую обязанность администрации пенитенциарных учреждениях обеспечить такой уровень обращения с осужденными, который бы исключил пытки и другие проявления жестокости, унижения человеческого достоинства осужденных.
Это в полной мере относится и к праву осужденных на личную безопасность (п. 5 ч. 1 ст. 10 УИК РК), праву на получение квалификационной юридической помощи (п. 7 ч. 1 ст. 10 УИК РК), а равно и другим правам осужденных, находящие отражение в ст. 10 УИК РК.
В той же степени на осужденных за религиозный экстремизм и преступления религиозного характера распространяются юридические обязанности осужденных (ст. 11 УИК РК). Полагаем, что в этой сфере возможны ситуации конфликтов осужденных религиозных экстремистов с администрацией исправительных учреждений, обусловленные, например, выполнением осужденными своих религиозных обрядов. Религиозные экстремисты, как правило, негативно относятся к государственным институтам светского государства и его правовым установкам. Поэтому вполне возможны конфликты в части, о которой говорит ч. 3 ст. 13 УИК РК, согласно которой «при отправлении религиозных обрядов соблюдаются Правила внутреннего распорядка учреждения или органа, исполняющего наказание. Не допускаются действия, сопряженные с побуждением осужденных к отказу от исполнения их обязанностей, предусмотренных настоящим кодексом, и иным нарушениям законодательства Республики Казахстан».
Следует отметить, что признанием достаточно высокой общественной опасности личности виновных в терроризме и экстремистских уголовных правонарушениях является установление в их отношении административного надзора. Согласно ст. 171 УИК РК административный надзор устанавливается применительно к лицам, отбывающим наказание за террористические и экстремистские преступления.
Институт административного надзора, как замечается в юридической науке, — это «сложное средство административно-правового воздействия, применяющееся в уголовно-правовых
отношениях с целью предупреждения криминального рецидива и иных форм социально опасного поведения осужденных» [4, с. 115]. Отметим, что, поскольку отбытие наказания, как правило, автоматически не погашает судимости, а до тех пор, пока правовое состояние судимости сохраняется, продолжают существовать уголовно-правовые отношения. Административный надзор как мера постпенитенциарной безопасности сопровождает религиозных экстремистов и лиц, осужденных за терроризм, после того, как они покинули стены исправительных учреждений. По мнению М. Р. Геты, административный надзор представляет собой «специфический административно-
правовой режим управления и уголовно-правовой постпенитенциарный контроль, в основании которых находятся уголовно-правовые и уголовно-исполнительные правоотношений, связанные с применением специфических мер безопасности в процессах их осуществления» [3, с. 210].
Представляется, что целью такого надзора является предупреждение рисков совершения новых преступлений осужденными, уже отбывавшими наказание.
Покидая пенитенциарные учреждения, они выходят из-под юрисдикции Комитета УИС МВД РК, однако остаются под юрисдикцией органов внутренних дел по месту жительства и контролем предупредительного характера. Иными словами, поведение данных лиц после отбытия наказания выступает объектом контроля со стороны органов внутренних дел. Проблема, на наш взгляд, заключается в том, что этот контроль, проявляющийся в правоограничениях, возложенных на «религиозных экстремистов» и «террористов», отбывающих наказание, несомненно, значимый для решения задач индивидуальной профилактики, не дополняется мерами по ресоциализации бывших заключенных. При отсутствии научно обоснованных методов процесса ресоциализации даже безупречно организованный административный надзор бу-
дет недостаточным, чтобы удержать поведение осужденных за религиозный экстремизм и терроризм в сравнительно безопасных для общества и государства границах.
Непосредственным субъектом осуществления административного надзора выступает служба пробации, на которую ч. 7 ст. 172 УИК РК возложена задача составления индивидуальной программы социально-правовой помощи поднадзорному. Несомненно, это совершенно правильный подход законодателя, однако вследствие отсутствия четкого алгоритма действий сотрудников службы пробации по разработке и осуществлению упомянутых программ социально-правовой помощи ресоциализация «религиозных экстремистов» и «террористов» может стать неразрешимой задачей.
В соответствии с ч. 9 ст. 172 УИК РК «лицо, в отношении которого судом установлен административный надзор, обязано не реже одного раза в месяц являться в органы внутренних дел для регистрации, отчета и участия в проведении с ним профилактической беседы, а также в службу пробации для отчета о получаемой им социально-правовой помощи». Таким образом, в Республике Казахстан созданы правовые институты обеспечения исполнения наказаний и осуществления посткриминального контроля над осужденными — «религиозными экстремистами», а также за виновными в терроризме. Необходимо дальнейшее их совершенствование.
В уголовно-исполнительных кодексах других государств Центральной Азии вообще отсутствует какое-либо упоминание об осужденных, отбывающих наказание за экстремистские и террористические преступления, и об особенностях отбывания ими лишения свободы. Об этом можно судить исходя из содержания норм, посвященных порядку и условиям отбывании наказания в виде лишения свободы в целом. Так, в Уголовно-исполнительном кодексе Туркменистана
регламентируются основания признания осужденного злостным нарушителем. Злостное нарушение режима отбывания лишения свободы имеет место в случае изготовления, хранения или передачи запрещенных предметов (п. 5 ч. 1 ст. 89 УИК РТуркм). Этими запрещенными предметами могут быть тексты религиозной литературы ваххабитского толка, символика и т. п.
Признание лица злостным нарушителем администрацией исправительного учреждения влияет на условия его содержания и в конечном итоге — на правовой статус данного осужденного.
В Кодексе исполнения уголовных наказаний Республики Таджикистан (далее — КИУН РТ) также отдельно не оговаривается правовой статус осужденных за терроризм и религиозный экстремизм. Вместе с тем косвенно на профилактику религиозного экстремизма направлена норма ч. 2 ст. 90 КИУН РТ, согласно которой «осужденным запрещаются получение, приобретение, хранение и распространение изданий, пропагандирующих войну, разжигание национальной и религиозной вражды, культ насилия или жестокости, изданий порнографического характера, а также подписка на них».
Заслуживает внимания вопрос о возможном условно-досрочном освобождении от наказания рассматриваемых осужденных. Основания его предоставления определяются уголовным законодательством. В соответствии со ст. 73 УК Узбекистана УДО не применяется, в частности, к лицу, осужденному к длительному сроку лишения свободы, а также к совершившему преступление против Республики Узбекистан (ст. 73 УК РУз).
Поскольку за экстремистские и террористические преступления назначаются, как правило, длительные сроки лишения свободы, а эти деяния посягают на публичные, государственные интересы, осужденным за их совершение условно-досрочное освобождение фактически недоступно. В Уголовном кодексе Таджи-
кистана в соответствии с п. «в» ч. 7 ст. 76 УК РТ условно-досрочное освобождение не применяется, если лицо осуждено как организатор или участник организованной группы или преступного сообщества. Следовательно, осужденный-экстремист может рассчитывать на УДО, если он не действовал в составе организованной группы или не был осужден к пожизненному лишению свободы. Что касается уголовного законодательства Республики Туркменистан, то оно предусматривает неприменение условно-досрочного освобождения в отношении лица, ранее судимого за совершение особо тяжкого преступления и вновь совершившего тяжкое или особо тяжкое преступление, а равно при особо опасном рецидиве (ч. 8 ст. 75 УК РТуркм).
Следовательно, если экстремистское или террористическое преступление совершится в условиях особо опасного рецидива или будет тяжким или особо тяжким (а таким они, судя по санкциям, как правило, являются), виновные в таком деянии будут отбывать лишение свободы, не имея возможности освободиться от него условно-досрочно.
В Кыргызской Республике уголовное законодательство также предусматривает ограничение в применении условно-досрочного освобождения. Так, согласно п. 10 ст. 69 УИК КР названная разновидность освобождения от наказания не может быть предоставлена лицам, совершившим экстремистские и террористические преступления, в составе которых сконцентрированы ст. 226-226-6, 227, 232, 294, 295-1, 299-299-3 и 376 УК КР, т. е. за большинство посягательств экстремистской и террористической направленности. Следовательно, в УК Кыргызской Республики в отличие от Узбекистана, Туркменистана и Таджикистана осужденные за терроризм и преступления экстремистского характера прямо названы как лица, не имеющие важнейшего права осужденного — права
претендовать на условно-досрочное освобождение.
В Республике Казахстан условно-досрочное освобождение закреплено в ст. 72 УК РК. В ней достаточно подробно регистрируются вопросы применения рассматриваемого уголовно-правового института. С одной стороны, казахстанский законодатель установил запрет уголовно-досрочного освобождения для лиц, осужденных за террористические и экстремистские преступления, повлекшие гибель людей, либо сопряженные с совершением особо тяжкого преступления. Такая позиция казахстанского законодателя представляется наиболее предпочтительной и дифференцированной, поскольку она исключает УДО только для экстремистских преступлений очень высокой общественной опасности. Если же террористическое или экстремистское правовое нарушение не повлекло гибель людей, то виновный в его совершении не лишается такого стимула социально-полезного посткриминального поведения, как уголовно-досрочное освобождение от отбывания наказания.
Необходимо отметить, что для достижения цели уголовного и уголовно-исполнительного законодательства
большое значение имеет эффективное воспитательное предупредительное ресо-циализирующее воздействие на осужденных. В юридической науке справедливо обращается внимание на то обстоятельство, что, «находясь среди других осужденных, представители тоталитарных религиозных сект могут вести усиленную пропагандистскую работу, а учитывая сплоченность, жесткую субординацию и дисциплинированность религиозных экстремистов, захватывать структуры неформальной, "неинституциональной" власти в пенитенциарных учреждениях, вытесняя влияние криминальных "авторитетов" и занимая их ниши» [10, с. 206]. В настоящее время эту опасность стали признавать и на уровне официальных документов органов уголовно-
исполнительной системы государств Центральной Азии. По замечанию канадского криминолога А. Вильнера, «помещая одного экстремиста в места заключения, мы непреднамеренно производим еще нескольких» [6]. Иными словами, приходится констатировать, что нахождение религиозных экстремистов в исправительных учреждениях отнюдь не решает проблемы их ресоциализации, но порождает риски вовлечения в экстремистскую практику все новых осужденных.
Данная проблема усугубляется открытой враждебностью религиозных экстремистов ко всему, что олицетворяет светскую государственную власть. Ресо-циализирующее воздействие на них существенно усложняется вследствие негативного восприятия ими института наказания, порядка и условий его отбывания. В специальной литературе по этому поводу замечается, что «религиозные экстремисты видят в уголовном наказании не меру государственного принуждения... представители данной субкультурной группы видят себя не осужденными, а пленными» [11, с. 104]. Иными словами, пленные готовы смотреть на администрацию исправительного учреждения как на военного противника, по отношению к которому тактически выгодно проявлять «внешнюю» лояльность, а при случае — сражаться. Разумеется, пленный не воспринимает свое состояние как уголовную кару, целью которой является его исправление. Поэтому исключительно сложной задачей выступает преодоление подобной психологии, изменение ценностного отношения осужденных к наказанию, обществу и государству. В этом контексте большое значение имеет сотрудничество учреждений и органов уголовно-исполнительной системы с традиционными конфессиями, принадлежащими к мировым религиям на территории государств Центральной Азии. Такое взаимодействие необходимо во всех государствах Центральной Азии. Религиоз-
ные объединения как важнейший институт гражданского общества могут внести достойный вклад в обеспечение безопас-
ности общества, участвуя в противодействии псевдорелигиозному экстремизму.
Литература
1. В «Овадан-Депе» ожидают международную комиссию? — Режим доступа: https://habartm.org/archives/1154 (дата обращения: 12.02.2019).
2. В узбекской тюрьме скончался еще один верующий заключенный. — Режим доступа: https://rus.ozodlik.org/a/27532682.html (дата обращения: 12.02.2019).
3. Гета, М. Р. Уголовное право: пределы, объекты и средства воздействия в борьбе с преступностью в современной России. — М.: Норма, 2016.
4. Гета, М. Р., Смирнов, А. Н.. Ограничение свободы: проблемы применения : учебное пособие / Новокузнецкий ин-т (фил.) федерального образовательного учреждения высш. проф. образования «Кемеровский гос. ун-т». — Новокузнецк: НФИ КемГУ, 2013.
5. Данные Международного центра тюремных исследований на 2017 г. — Режим доступа: http://www.prisonstudies.org/map/asia (дата обращения: 12.02.2019).
6. Доклад А. Вильнера на заседании Специального комитета Сената Канады по борьбе с терроризмом 13 декабря 2010 г. — Режим доступа: http://www.macdonaldlaurier.ca (дата обращения: 12.02.2019).
7. Доклад заместителя председателя КУИС МВД РК Аюбаева М. А. от 5.12.2018 г. на круглом столе «Профилактика распространения экстремистской идеологии в пенитенциарных учреждениях». Материалы круглого стола. — Астана, 2019.
8. Епископ Красногорский Иринарх, Радикализация в тюрьмах: пастырский взгляд // Противодействие прозелитизму и вербовке адептов неоязычества, радикального ислама, псевдорелигиозного экстремизма и его крайнего проявления в социально-политической жизни общества — терроризма: профилактика их негативного воздействия на осужденных в местах отбывания уголовного наказания : материалы IV Международ. научно-практ. конф. — Рязань, 2016.
9. Осужденным за религиозный экстремизм сбривают бороды в казахстанских тюрьмах. Интервью председателя КУИС МВД А. Базылбекова от 07.09.2017 г. — Режим доступа: https://www.caravan.kz/gazeta/osuzhdennym-za-religioznyjj-ehkstremizm-sbrivayut-borody-v-kazakhstanskikh-tyurmakh-400944/ (дата обращения: 12.02.2019).
10. Рахимбердин, К. Гражданское общество Казахстана и его роль в гуманизации уголовной политики : монография. — Усть-Каменогорск: Либриус, 2014.
11. Тулегенов, В. В., Стулов, С. А. Субкультурные особенности религиозного экстремистов, отбывающих наказание в виде лишения свободы // Вестник Кузбасского института. — 2017. — № 1 (30).
References
1. V «Ovadan-Depe» ozhidayut mezhdunarodnuyu komissiyu? [In the «Ovadan-Depe» expect an international commission? URL: https://habartm.org/archives/1154 (accessed 02/12/2019).
2. V uzbekskoy tyur'me skonchalsya yeshche odin veruyushchiy zaklyuchennyy. Fevral' 2016 [Another believer in prison died in the Uzbek prison]. URL: https://rus.ozodlik.org/a/27532682.html (accessed 02/12/2019).
3. Geta, M. R. Ugolovnoye pravo: predely, ob"yekty i sredstva vozdeystviya v bor'be s prestupnost'yu v sovremennoy Rossii [Criminal law: limits, objects and means of influence in the fight against crime in modern Russia]. Moscow, Norma, 2016.
4. Geta, M. R., Smirnov, A. N. Ogranicheniye svobody: problemy primeneniya [Restraint of liberty: problems of use: study guide]. Novokuznetsk, Kemerovo State University, 2013.
5. Dannyye Mezhdunarodnogo tsentra tyuremnykh issledovaniy na 2017 [Data from the International Center for Prison Studies for 2017]. URL: http://www.prisonstudies.org/map/asia (accessed 02/12/2019).
6. Doklad A. Vil'nera na zasedanii Spetsial'nogo komiteta Senata Kanady po bor'be s terror-izmom 13 dekabrya 2010 [Report by A. Vilner at the meeting of the Canadian Senate Special Committee on Combating Terrorism on December 13, 2010]. URL: http://www.macdonaldlaurier.ca (accessed 02/12/2019).
7. Doklad zamestitelya predsedatelya KUIS MVD RK Ayubayeva M. A. [Materials of the round table dated December 5, 2018 «Prevention of the spread of extremist ideology in penitentiary institutions»]. Astana, 2019.
8. Yepiskop Krasnogorskiy Irinarkh, Radikalizatsiya v tyur'makh: pastyrskiy vzglyad [Bishop Irinarkh of Krasnogorsk, Radicalization in Prisons: A Pastoral Look] // [Opposition to proselytizing and recruiting adherents of neo-paganism, radical Islam, pseudo-religious extremism and its extreme manifestation in the social and political life of the society — terrorism: preventing its negative impact on the negative impact of society on the negative impact of social extremism places of serving a criminal sentence: Proceedings of the IV International. scientific and practical conf.]. Ryazan, 2016.
9. Osuzhdennym za religioznyy ekstremizm sbrivayut borody v kazakhstanskikh tyur'makh. Interv'yu predsedatelya KUIS MVD A. Bazylbekova ot 7.09.2017 [Convicted for religious extremism, shave beards in Kazakhstani prisons. Interview of the Chairman of the KUIS MIA A. Bazylbekov from 09.09.2017]. URL: https://www.caravan.kz/ gazeta/osuzhdennym-za-religioznyjj-ehkstremizm-sbrivayut-borody-v-kazakhstanskikh-tyurmakh-400944/ (accesed 02/12/2019).
10. Rakhimberdin, K. Grazhdanskoye obshchestvo Kazakhstana i yego rol' v gumanizatsii ugolovnoy politiki [Civil Society of Kazakhstan and its role in the humanization of criminal policy] : monograph. Ust-Kamenogorsk, Librius, 2014.
11. Tulegenov, V. V., Stulov, S. A. Subkul'turnyye osobennosti religioznogo ekstremistov, otbyvayushchikh nakazaniye v vide lisheniya svobody [Subcultural features of religious extremists serving a sentence of imprisonment] // Vestnik Kuzbasskogo institute [Bulletin of the Kuzbass Institute], 2017, no.1 (30).
Сведения об авторе
Рахимбердин Куат Хажумуханович: Восточно-Казахстанский государственный университет им. С. Аманжолова (г. Усть-Каменогорск, Республика Казахстан), профессор кафедры уголовного права и уголовного процесса, член Общественного совета по вопросам деятельности органов внутренних дел Республики Казахстан, доктор юридических наук. E-mail: [email protected]
Information about the author
Rakhimberdin Kuat Khazhumukhanovich: S. Amanzholov East Kazakhstan State University (Ust-Kamenogorsk, Kazakhstan), professor of the Chair of Criminal Law and Criminal Procedure, the member of the Public Council on the activities of the internal affairs bodies of the Republic of Kazakhstan, doctor of law. E-mail: [email protected]
