CC BY
64
Проблема формирования в России капитализма, характеризующаяся нечестностью в приобретении собственности («плеонексия»), презрением к бедным и унижением человеческого достоинства («хубрис»), утратой традиционной нравственности («чувства справедливости»), имеет не только социальное, но и политическое измерение1. В политическом плане можно говорить об олигархии и олигархическом (точнее, квазиолигархическом) режиме, сложившемся в России во 2-ой половине 1990-х годов, отдельные элементы которого продолжают присутствовать в нашей жизни. Порядок этот возник не случайно: генетически он связан с радикальной трансформацией общественнополитического строя в конце 1980-х — начале 1990-х годов и вступлении в фазу «дикого капитализма». Но в основе рассматриваемого феномена — стремление новой бизнес-элиты вслед за государственной собственностью приватизировать другой важнейший социальный ресурс — политическую власть.
ОЛИГАРХИЯ В РОССИИ:
К ИСТОРИИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ФЕНОМЕНА
Анализ олигархии как политического феномена (хотя и имеющего «экономическое» происхождение) предполагает обращение к политической истории России последнего десятилетия. Эволюцию олигархического капитализма можно достаточно точно разделить на два больших этапа: «ельцинский» (эпоха пребывания у власти первого президента России Б. Ельцина) и «путинский» (период правления второго президента В. Путина). В целом термин «олигархия» в большей степени характеризует режим первого президента России (Б. Ельцина), с режимом В. Путина связан, ско-
рее, закат олигархической системы. Каждый из этих больших периодов отличается особым стилем отношений бизнеса и власти, что позволяет нам выстроить определенную периодизацию.
Если брать «ельцинский» период, то в нем можно выделить два основных этапа в развитии отношений власти с бизнес-сообществом:
Первый этап — преимущественно патрон-клиентные отношения (1-ая половина 1990-х годов), когда бизнес выступал в роли клиента, служа проведению интересов власти и получая за это определенные привилегии, а власть, соответственно, в роли патрона. Это — иерархические отношения, в контексте общей архаизации российского социума периода 1990-х годов воспроизводящие логику взаимоотношений власти и подданных в условиях традиционного общества2.
Второй этап — «олигархическая революция» (2-ая половина 1990-х годов), когда в результате активной поддержки президентской кампании Б. Н. Ельцина крупный бизнес в порядке «вознаграждения» получает доступ к политическим (и еще большим экономическим) ресурсам, впервые участвуя на равных в отношениях с властью. «В ходе избирательной компании новая экономическая элита установила прямые связи с высшим политическим руководством страны, а после выборов ее представители были включены в высшие этажи исполнительной власти. ... Во взаимоотношениях государства с бизнесом наступил новый этап. Патронаж уступил место «симбиотическим отношениям» («сращивание», личная уния)»3.
Именно этот момент — момент «сращивания» бизнеса и власти позволяет нам говорить
об «олигархической революции». И хотя в это время (1996-1997 гг.) государство продолжает оставаться автономным, независимым «игроком», частные интересы из сферы экономики
Г. Ю. Канарш Проблема приватизации власти в России
впервые проникают в политику, как и свойственные экономическим отношениям конфликты, искажая природу «политического», ин-струментализируя его путем сведения политики и власти до обслуживания интересов более низкого порядка (экономических)4. В этот период формируется крупная олигархическая коалиция, прозванная в СМИ «семибанкирщи-ной» (по аналогии с «семибоярщиной»), включавшая семерых наиболее влиятельных представителей российского бизнеса, которые получили возможность не только влиять на политику, но и непосредственно принимать политические решения.
В целом период политического господства олигархии продолжается до конца 2-го президентского срока Б. Н. Ельцина, однако фактически он распадается на два этапа:
1) «семибанкирщина» 1996-1997 гг.
2) «семья» (власть президентского олигархического клана с 1998 по 1999 гг.)
Неоднородность этого периода связана с клановой борьбой внутри правящего класса, в результате которой в 1998 г. на смену «первому поколению» олигархов призыва 1996 г. пришло «второе поколение», объединившееся вокруг родственников 1-го президента Ельцина («семейный клан»). Фактически период с 1998 по 1999 г. — это апофеоз олигархии, когда происходит олигархизация самого режима в лице президента Ельцина и его ближайших родственников («семья»), связанных с крупными финансово-экономическими группировками. В этот период завершилась «приватизация» государства, поскольку власть полностью оказалась в руках «семьи», которая вплоть до начала 2000 г. осуществляла политическое руководство страной вместо больного президента.
Подобная приватизация, как отмечают исследователи, могла состояться только как результат взаимодействия двух взаимосвязанных факторов: во-первых, болезни самого президента, и, во-вторых, особенностей новой российской Конституции, смоделированной, как известно, «под Ельцина». В первом случае «сработал» своего рода «закон компенсации», когда властные полномочия необходимо было кому-то передать, и естественным образом они
были «переданы» наиболее близким президенту людям — «семье». Во втором случае наделение президента почти «царскими» полномочиями и фактическая ликвидация «Святая святых» либеральной демократии — механизма разделения властей — лишили граждан реальных гарантий их конституционных прав и открыли прямую дорогу произволу правящей верхушки, фактически занявшей место российского президента5.
Однако апофеоз олигархии стал одновременно началом ее заката. Резко негативное отношение к олигархии в обществе, самоизоляция режима, борьба внутри самой бизнес-элиты, совпавшие с окончанием президентского срока Б. Н. Ельцина, подготовили почву для радикального изменения ситуации. Катализатором этого процесса стал приход к власти в 2000 г. нового президента В. В. Путина и осуществленный им переход от полицентрической системы власти, характерной для режима Ельцина, к моноцентрической. В отличие от полицентризма, основанного на децентрализации власти, приоритете неформальных связей и допускающего широкую автономию политических элит, моноцентризм характеризуется тенденцией к централизации, равноудаленности от всех политических игроков, а также существенным сокращением автономии элит6.
В отношении олигархии новый режим с самого начала выстраивает двоякую политику: с одной стороны, направлен на подрыв могущества и последующее удаление с политической сцены нелояльных олигархов, с другой — на выстраивание отношений с олигархами лояльными, причем как «внутренними» (административная федеральная элита), так и «внешними» («бизнес-элита»).
В отношении первых (известные медиамагнаты Гусинский и Березовский) еще в 2000 г. властью была проведена «антиолигархическая кампания», в результате которой были сломлены мощные медиаимперии, эффективно использовавшиеся для критики власти и дестабилизации ситуации в стране, а сами олигархи вынуждены были уехать из страны. Завершением этого этапа стал процесс над М. Ходорковским, последним из российских олигархов,
открыто заявившим о своих претензиях на власть, но потерпевшим сокрушительное поражение. В отношении «лояльных» олигархов политика власти заключается в следующем. Во-первых, в отношении высших федеральных чиновников власть пытается выстроить систему меритократического служения и «поместного» владения («за заслуги») взамен прежнего «вотчинного владения» в условиях «феодальной раздробленности». Во-вторых, в отношении бизнес-элиты создается система корпораций с целью институционализации отношений бизнеса и власти (взамен господства неформальных связей)7.
В целом, на современном этапе произошло восстановление субординации в отношениях государства и бизнеса, создана модель, характеризующаяся абсолютным доминированием государственной власти над бизнес-элитой (хотя представители последней сохраняют свои позиции во власти в обмен на лояльность). «От ситуации «приватизации государства», когда еще в 1998-1999 гг. деятельность федерального правительства и региональных властей в значительной мере контролировалась «олигархическим» капиталом, в 2003-2004 гг. был осуществлен переход к ситуации однозначного доминирования власти над крупным бизнесом»8. Другое дело насколько хороша такая модель для экономического развития страны, но ясно одно: деприватизация государства состоялась, что однозначно может быть расценено как положительный факт.
МОРАЛЬНЫЙ СМЫСЛ ПРИВАТИЗАЦИИ ВЛАСТИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Однако анализ политического процесса в России в терминах «приватизации» и «деприватизации» власти поднимает вопросы не только собственно политического, но и морального (точнее, морально-политического) характера. Что значит для власти и ее морального облика передача в «частные руки»? Допустимо ли это с точки зрения справедливости, и если нет, то почему? К каким социальным, политическим,
экономическим последствиям может привести «приватизация» власти? Это непростые вопросы, относящиеся скорее к области политической философии, чем теории политики, поскольку ответ на них невозможно дать без обращения к анализу политических ценностей, составляющих нормативную «матрицу» нашего мышления о политике.
Прежде всего, при анализе олигархии как политического феномена посткоммунистичес-кой России обращают на себя внимания три обстоятельства. Во-первых, собирательный образ олигархии в массовом сознании, когда в число олигархов включаются представители и бизнес-сообщества, и политической элиты, и даже президент (Б. Н. Ельцин), т. е., по сути, весь правящий класс современной России9. Во-вторых, резко негативная оценка олигархии у большинства населения России. И, в-третьих, настоятельные попытки самой власти начиная с 1997-1998 гг. избавиться от олигархических элементов в себе самой10. Все эти три обстоятельства, на наш взгляд, свидетельствуют об одном: об интуитивном понимании и обществом, и самой властью аморальности данного явления (олигархии), ее несовместимости с нашими глубинными представлениями о правильном (справедливом) и должном в политике.
Что же вызывает моральное осуждение и отторжение олигархии? Как уже отмечалось выше, имея дело с олигархией, мы сталкиваемся ни с чем иным, как проникновением частных интересов во власть, нарушающим установленную границу между публичным и приватным, политикой и экономикой, «общим» и «частным», в результате чего власть, призванная служить общим интересам, утрачивает свое назначение и становится орудием узко-эгоистических, кланово-корпоративных интересов («приватизация власти»). Осознание этого факта и вызывает в массовом сознании неприятие олигархии во всех ее ипостасях (и в образе «олигархического» правительства, и в образе «семьи»). Этим же объясняется и стремление самой власти освободиться от олигархических элементов, поскольку связь с ними подрывает легитимность власти, делает ее «неправедной», «несправедливой»
в глазах народа. Такое восприятие олигархии имеет глубокие корни в европейской культурной традиции, частью которой является и русская культура.
«Власть и политика как ее новая «демократическая эманация» располагаются полностью внутри публичной сферы и образуют ее ядро. Размещение власти (а затем и политики) в границах публичной сферы — одна из самых устойчивых черт европейской культуры, лишающей частную власть над людьми, как и использование власти в частных интересах, культурной санкции и легитимности (курсив мой. — Г. К.)...
Разрушение границы, отделяющей «ядро» публичной сферы (власть) от частной, посягает на одну из базовых характеристик культуры. Перспектива появления в публичном поле социальных фигур, символизирующих «частные интересы», при том, что процесс их легитимизации в культуре еще не завершился (речь идет
о «новых русских». — Г. К.), вызывает в обществе отторжение»11.
Итак, если попытаться понять внутреннюю логику политической истории России последнего десятилетия, то мы увидим, что за внешней событийностью процесса «приватизации-деприватизации» государства, описанной выше, действуют скрытые механизмы культуры, вызывающие отторжение неправедной власти народом и стремление самой власти к нравственному перерождению (точнее, восстановлению своих изначальных, исконных функций). Тот же механизм действует и в условиях современной (поздне-путинской) России, но в отношении уже другого политического субъекта — государственной бюрократии, которая, как и олигархия, представляет собой всего лишь частную корпорацию (хотя и на службе у государства), которая стремится использовать власть и другие ресурсы общества в собственных целях. Поэтому неудивительно, что в своем Послании Федеральному собранию 2005 г. российский президент в качестве одной из приоритетных задач назвал необходимость борьбы с частнособственническими «поползновениями» бюрократии12.
Во всяком случае, ясно одно: политическая справедливость, представления о которой
глубоко укоренены в национальной (и шире — общеевропейской) культуре, требует служения власти общим интересам и недопущения частных интересов в политику13. Несоблюдение этого принципа и «приватизация» власти путем сведения ее к роли обслуживания корпоративных интересов олигархических кланов вызывает такие явления, как развращение самой власти (точнее тех, кто является ее носителями), ее неспособность решать государственные задачи (неэффективность власти), а также отчуждение народа от власти (социальную апатию). Все эти явления мы имеем возможность наблюдать в посткоммунистичес-кой России, они стали предметом широкого обсуждения в печати и серьезных научно-философских исследований14.
Кроме того, «приватизация» власти таит в себе прямую угрозу капиталистической экономике, поскольку с утратой политического (как сферы «общих интересов») исчезает сама возможность разрешения конфликтов, присущих сфере частнособственнических отношений, а последние имеют перспективу вырождения в произвол и анархию (прямо по Гоббсу). Как справедливо отмечает Б. Г. Капустин, «чтобы была капиталистическая экономика, политика должны быть устроена некапиталистически в самом элементарном смысле: приватизация средств власти — подобная приватизации средств производства — уничтожает (экономический) капитализм: разграничить «плохое» и хорошее» соперничество становится невозможным»15.
СПРАВЕДЛИВОСТЬ СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА: ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ
Итак, подводя итоги, отметим следующее. В политическом плане, в сфере властно-силовых отношений, ситуация в России свидетельствует о преодолении кризиса, который мы обозначили как «приватизацию власти» в результате «олигархической революции». Государство усиливает свои позиции в сфере общих интересов (какой, безусловно, является власть)
и последовательно ликвидирует остатки анархической «вольницы» элит, которая фактически поставила российский социум на грань распада. Однако при этом нельзя не отметить, что процесс усиления государства не проходит безболезненно и порождает новые проблемы: активное вмешательство власти в социальноэкономические процессы в условиях общей не-отрегулированности отношений государства и бизнеса нередко перерастает в откровенное давление бюрократического аппарата на бизнес-структуры, что ставит «новые старые» вопросы о разумном ограничении власти. Кроме того, по мнению экспертов, в России наблюдается невиданное, даже в сравнении с советскими временами, «разбухание» бюрократического аппарата, чреватое быстрым превращением бюрократии в новый политический «класс-для-себя» и, как следствие, утратой этим, необходимым для современного общества, классом, своей управленческой эффективности.
С другой стороны, активность правительства в области собственных отношений с «олигархами» парадоксальным образом сочетается с сохранением ситуации «минимального государства» в сфере социального обеспечения и социального развития. По справедливой оценке В. Г. Федотовой, в России, несмотря на продекларированное в Конституции наличие социального государства, последнее до сих пор не реализовано на практике. Более того, реализация радикально-либеральных проектов в российской экономике вполне обоснованно может быть признана антиконституционной16. В этом смысле политика российского правительства начала нынешнего столетия практически не отличается от аналогичной политики последнего десятилетия прошлого века, с ее ориентацией на крайнюю, неолиберальную модель капитализма, некритически позаимствованную у Запада. Задача развития социальной сферы до сих пор воспринимается властью как вторичная по отношению к ускорению роста макроэкономических показателей, а само это развитие проводится весьма своеобразно17. (Между тем, исследования показывают, что реализация общего интереса именно в этой
сфере в наибольшей степени отвечает базовым моральным интуициям российского социума)18.
В целом, на наш взгляд, можно говорить о непоследовательности действий российского правительства, реализующего справедливость в одной важной области (политической), но отказывающейся признать социально-нравственный приоритет за другой, не менее важной сферой общественного бытия — социальной. Такая непоследовательность в решении ключевых этических вопросов продолжает оставаться источником нестабильности общественно-политической ситуации в России, что, по оценкам экспертов, чревато в перспективе мощным социальным взрывом.
1 Анализ социально-этического аспекта пост-коммунистического развития представлен в нашей статье: Канарш Г. Ю. Справедливость как духовная основа современного российского общества // Знание. Понимание. Умение. 2004. №1.
2 Зудин А. Ю. Олигархия как политическая проблема российского посткоммунизма // Общественные науки и современность. 1999. №1. С. 49.
3 Там же.
4 Там же. С. 52.
5 Кива А. В. Российская олигархия: общее и особенное // Общественные науки и современность. 2000. №2. С. 23.
6 Зудин А. Ю. Режим В. Путина: контуры новой политической системы // Общественные науки и современность. 2003. №2.
7 Там же. С. 75-76.
8 См.: Яковлев А. А. Власть, бизнес и движущие силы экономического развития в России: до и после «дела ЮКОСа» // Общественные науки и современность. 2005. №1.
9 Такая расширительная трактовка, на наш взгляд, весьма симптоматична.
10 Сначала такие попытки предпринимались правительством «младореформаторов», но до конца эта линия была доведена только
B. Путиным.
11 Зудин А. Ю. Олигархия как политическая проблема российского потскоммунизма // Общественные науки и современность. 1999. №1.
C. 48.
12
Ежегодное послание Президента Российской Федерации Федеральному собранию РФ. Полный текст // http://www.regnum.ru/news/ 444274.html
Власть в принципе, по самой своей природе есть то, что не подлежит «приватизации»,
в отличие от собственности.
14
См.: Соколова Р. И., Спиридонова В. И. Государство в современном мире. М., 2003; Федотова В. Г. Апатия на Западе и в России // Вопросы философии. 2005. №3.
Капустин Б. Г. Томас Гоббс // Очерки истории западноевропейского либерализма (XVII-XIX вв.). М., 2004. С. 11.
См.: Федотова В. Г. Хорошее общество М., 2005. С. 435.
17
Начиная с конца 2005 г. российская власть активно занимается реализацией т. н. «национальных проектов» в четырех основных сферах жизни общества (образование, медицина, доступное жилье и сельское хозяйство). Однако особенность реализации национальных проектов заключается в том, что она имеет сугубо избирательный характер, касаясь лишь отдельных категорий граждан, но отнюдь не всех, кто нуждается в поддержке правительства и предполагает все тот же либеральный принцип частнойконкуренции в качестве базового.
См.: Смирнова Н. М. Цивилизационный анализ динамики современной российской ментальности // Исторические судьбы социализма. / Отв. ред. Ю. К. Плетников. М., 2004.
