CC BY
97
ИСТОРИЯ ИСТОРИЯ РОССИИ
© 2009
А.И. Чепель
ПРОБЛЕМА ПЕРЕБЕЖЧИКОВ В РУССКО-ШВЕДСКИХ ОТНОШЕНИЯХ: ОТ СТОЛБОВСКОГО ДО КАРДИССКОГО МИРА (ПО МАТЕРИАЛАМ АРХИВА САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО ИНСТИТУТА ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК)
В статье рассматривается один из важнейших вопросов русско-шведских отношений в период от Столбовского до Кардисского мира — проблема перебежчиков. Опираясь на материалы архива Санкт-Петербургского института истории РАН, автор предпринимает попытку выяснить причины возникновения проблемы перебежчиков и пути разрешения этой проблемы в русско-шведском дипломатическом диалоге. Делается вывод, что решение проблемы незаконного перехода населения через границу зависело от совместных усилий как шведских, так и русских властей. При этом тесные контакты населения приграничья, в лояльности которого нуждались правительства обеих стран, препятствовали скорому разрешению проблемы перебежчиков.
Ключевые слова: русско-шведские отношения, проблема перебежчиков, дипломатический диалог, приграничье.
Проблема перебежчиков — один из острейших вопросов дипломатических отношений между Россией и Швецией в XVII веке. Многочисленные факты нелегального пересечения русско-шведской границы, образовавшейся по условиям Столбовского мирного договора 1617 г., потребовали дипломатических усилий, направленных на решение этой проблемы. В результате в 1649 г. между странами-соседями был заключён специальный договор о перебежчиках1.
О существенной роли вопроса о перебежчиках в русско-щведском дипломатическом диалоге говорит давний интерес к этому сюжету со стороны исследователей. Одним из первых проблему осветил К. Якубов, опубликовавший отрывки из документов, касающихся дипломатического противостояния Швеции и России по вопросу ухода подданных в соседнее государство2. Лишь через 60 лет увидело свет исследование А.С. Жербина 3, остающееся, насколько нам известно, последним по времени специальным трудом о русско-шведском соперничестве за мигрантов. В рецензии на работу А.С. Жербина отмечалось, что автор не использовал материалы богатого сведениями о перебежчиках делопроизводства Посольского стола Новгородской приказной палаты — «Порубежных актов»4. Объективной причиной того факта, что А.С. Жербин не привлёк к исследованию этот источник, является следующее обстоятельство. Сплошная
реставрация всех документов, составляющих фонд 109 («Порубежные акты») архива Ленинградского отделения института истории СССР (сейчас — архив Санкт-Петербургского института истории РАН), была завершена только в
1961 г., хотя ещё в 1960 г. несколько документов фонда опубликовано5. Некоторые документы из фонда «Порубежные акты» использованы в изданной в
1952 г. работе по истории Карелии6. И.П. Шаскольский привлёк материалы фонда для изучения русско-шведских экономических отношений7. Фонд 109
о
привлекается к работе современными отечественными исследователями8. Нами просмотрено более 100 из 970 документов, составляющих в настоящее время «Порубежные акты», а также часть дела 28 из коллекции актовых книг (коллекция 2 архива СПб ИИ РАН), в котором сосредоточены материалы, органически связанные с фондом 1099. Цель настоящего исследования: на основе указанных архивных материалов, охватывающих период между Столбовским миром 1617 г. и Кардисским миром 1661 г., а также повествующих о нескольких годах, потраченных на проведение условий последнего мирного договора в жизнь, изучить причины появления проблемы перебежчиков в русско-шведском дипломатическом диалоге и рассмотреть конкретные действия, с помощью которых Россия и Швеция пытались разрешить эту проблему.
Следует отметить, что упомянутые выше К. Якубов и А.С. Жербин, касающиеся в своих работах проблемы перебежчиков, основное внимание уделяли уходу населения со шведской территории в русские земли. К. Якубов утверждал, что переходы русских подданных в шведские пределы «были, конечно, сравнительно очень редки»10. О подходе А.С. Жербина прямо говорит название его работы: «Переселение карел в Россию в XVII веке». Вероятно, сведение проблемы перебежчиков в основном к переходу населения из шведских в русские земли во многом связано с характером информации, которую удалось извлечь из имеющихся в распоряжении исследователей источников.
Между тем, уже в середине XX в. вопрос о причинах переходов через границу вызывал дискуссию. Поначалу и отечественные, и зарубежные историки искали причину переселений в религиозных расхождениях православных и лютеран. Придя к выводу о слабости этого тезиса, зарубежные исследователи стали объяснять переселение в русские земли как принудительное мероприятие, организованное русским правительством. Отступив от примата религиозных причин, отечественный исследователь С.С. Гадзяцкий показал, что переселение было добровольным, а причина переходов из Швеции в Россию — тяжёлое политическое и экономическое угнетение, которому подвергалось население на шведской территории. Отечественный же учёный Д.В. Бубрих рассмотрел одну из причин переходов — гонения на культуру, язык, обычаи11. Современные отечественные исследователи не пришли к единому мнению о причинах ухода населения из Швеции в Россию, но в их работах проявилось более пристальное внимание и к причинам перехода населения с русской территории в шведские земли12. Несмотря на единодушное мнение исследователей о массовости исхода населения именно со шведской на русскую территорию, вводятся в оборот новые материалы, которые заставляют обратить внимание на вероятные причины, препятствовавшие потенциальным мигрантам безоглядно уходить в рус-
13
ские земли13. Исследователи обратили внимание на противоречивость обстоя-
тельств, толкавших шведских подданных к уходу в Россию. Говоря о шведской Ингерманландии, И.П. Шаскольский отмечает, что существование рядом с российскими владениями с установившимся крепостным правом русской по составу населения области, где не было крепостного права, должно было привести к частому бегству русских крепостных крестьян в эти шведские земли. При этом исследователь вынужден согласиться с тем, что в действительности наблюдалось противоположное явление — в течение всего XVII века происходил уход русских крестьян из завоёванной Ижорской земли внутрь России. Перечисляя различные побудительные причины подобных направлений людских потоков — неурожаи; тяжесть повинностей; «притеснения шведских церковников», усиленно распространявших лютеранство среди православных, — Шас-кольский всё же экономические причины считает приоритетными, а «нежелание» русских крестьян «жить под чужеземной властью» — вторичным обстоятельством14. Учитывая отсутствие единства среди исследователей по вопросу о причинах перемещения населения через границу, представляется, что рассмотрение на основе слабо изученных архивных документов проблемы перебежчиков, а также выявление мероприятий, с помощью которых Россия и Швеция пытались разрешить эту проблему, является актуальным.
Согласно условиям Столбовского мирного договора, заключённого между Россией и Швецией 27 февраля 1617 г., к шведскому королевству отошли русские земли вместе с проживающим на них населением, которое, несмотря на неоднородный этнический состав, в значительной своей части исповедовало православие15. Новая русско-шведская граница, прошедшая по русским землям, разделила издавна живших в едином культурном пространстве людей на две правовые категории: одни остались царскими подданными, другие стали подданными шведской короны. Подписание мира, а затем и установление линии границы, сопряжённое с немалыми сложностями16, не означало прекращения соперничества. Именно с этих пор большую остроту приобрела проблема
перебежчиков, во многом усложнявшаяся тем обстоятельством, что охрана но-
17
вой границы с обеих сторон не была организована должным образом17. Разрешение вопроса об уходе подданных за границу стало одной из главных проблем в отношениях Швеции и России, по крайней мере, до заключения 21 июня 1661 г. Кардисского мирного договора, одним из условий которого было согласие шведской стороны не требовать возврата перебежчиков, перешедших со шведской на русскую сторону в период после Столбовского до Кардисского мира. Но о том, что вопрос и тогда не был окончательно решён, говорит согласие обеих договаривающихся сторон и впредь взаимно возвращать перебежчиков, дерзнувших уже после Кардисского мира нелегально пересечь границу18. Половина столетия, разделявшая два «вечных мира», наполнена особенно острой борьбой правительств России и Швеции за подданных. При этом противоборствующим сторонам, взаимно заинтересованным в сохранении мирных отношений для налаживания торговых связей и сотрудничества на международной арене, предстояло находить верную тональность в общении друг с другом. Кроме того, близость слабо охраняемой границы в определённом смысле вынуждала как землевладельцев, так и государство выбирать лояльные формы отношений со своими земледельцами и подданными: угрозы разойтись — в том
числе и уйти за рубеж — были существенным оружием в руках пашенных крестьян по обе стороны границы19.
Шведское правительство отдавало себе отчёт в сложностях, с которыми предстоит столкнуться в связи с приобретением земель с проживающим на них православным населением, и ещё до Столбовского мира по распоряжению шведского короля Густава II Адольфа было создано сочинение, где православные признавались христианами, которые лишь по недопониманию оказались в некоторых вопросах веры введены в заблуждение: им нужно только помочь вернуться на правильный путь. Монополия лютеранского вероисповедания на всей территории государства была основополагающим принципом шведской политики в области религии, поэтому оправдывалось стремление обратить в лютеранство новых подданных шведской короны, но не силой, а убеждением. При этом король, как христианский государь, обязан всё же использовать свою
власть и полномочия, чтобы истинное вероучение без помех преподавалось и
20
проповедовалось среди его подданных .
Если шведский король и готовился обратить своих православных подданных в лютеранское вероучение, то декларирование подобных устремлений могло только направить их взоры в сторону православной России. Правящие круги Швеции были вынуждены в этих условиях защищать религиозные права своих православных подданных, не желая их ухода в русские земли, и шведские послы ещё во время переговоров, предшествовавших заключению мира, уверяли русских: оставшихся в шведских землях православных «от веры отводити не станем, а хто де от веры людей отводит неволею, а тому де Бог не терпит»21. При этом дальнейшее увеличение числа православных подданных не входило в планы шведской администрации: обращение в православную веру воспрещалось под угрозой смертной казни, и если обращённые в лютеранство шведские подданные, убежавшие в Россию и принявшие там «русскую веру», вновь оказывались во власти шведского правительства, то их вешали прямо на рубеже —
22
так как они «отреклись от христианской веры» .
Если обращение в лютеранство всего подвластного шведской короне населения являлось задачей шведского правительства на отдалённую перспективу, то в ближайшее после заключения мира время главной задачей в отношении ставших шведскими подданными православных было препятствование их уходу в Россию. Согласно условиям Столбовского мирного договора, монахам, дворянам, детям боярским и посадским людям, которые проживали на уступленных
Швеции русских землях, предоставлялось право в течение 2-х недель с момента
23
заключения договора перейти в русские пределы23. В эти две недели обе стороны активно вели борьбу за людей. Именно с целью удержания подданных, ещё в ходе переговоров, предшествовавших заключению Столбовского мира, когда речь зашла об условиях перехода в Россию населения с территорий, которые царь уступал королю, шведы наотрез отказались отпускать с этих земель православных священников, опасаясь ухода вместе с ними и их прихожан24. Действенность этой меры, направленной на удержание в Швеции православного населения, подтверждается в частности рассказом жителя Ивангорода, оказавшегося вскоре после заключения Столбовского мира в числе перебежчиков со шведской стороны. Он поведал задержавшим его русским властям о судьбе сво-
его отца, которого шведы не отпустили в русские пределы «для того, что отец ево поп, и многие русские люди были у нево дети духовные, и для тово осталися многие русские люди»25. Царь также возлагал большую надежду на православное духовенство, которое должно «крепко и мужественно» сдерживать попытки населения переметнуться в две недели, выделенные для свободного выхода, к «иноверцам»: ведь оставшиеся на шведской стороне «душами своими от Бога во веки погибнут». В грамоте сквозит неуверенность в том, что православная вера способна крепко привязать исповедующих её людей именно к русской территории: слишком часто упоминается о «царской милости» и «царском милосердии» вперемешку с запугиванием относительно ненадёжности благ, обе-
26
щанных шведами26.
Уже после окончания срока выхода, тесную духовную связь прихожан со священниками пытался использовать для переманивания в русские земли шведских подданных, исповедовавших православие, новгородский митрополит, создававший невыносимый психологический климат для православных священников, приезжавших в Великий Новгород из Швеции за благословением. Владыка «их проклинает и называет отметчики и говорит: только бы они оттуда поехали на царскую сторону — смотря на них и крестьяне бы перешли,
27
а коли они там остались, и на них смотря, и крестьяне там же остались»27. Позиция митрополита в корне противоречила условиям Столбовского мира, в котором стороны договорились относительно населения уступленных Швеции русских территорий о следующем: «русским уездным попам и пашенным людям <...> никоторыми обычаи оттоле не выходить, и с своими женами и с детьми, и с домочадцы остатись тут, и жить под Свейскою короною»28.
Тесное и фактически бесконтрольное общение православных священнослужителей, оставшихся в Швеции, со своим духовным главой в России закономерно заставляло шведские власти не слишком доверять этим своим подданным, облечённых священническим саном. Об этом недоверии мы узнаём в частности из обращения царя к новгородскому митрополиту в августе 1619 г.
Владыке велено послать грамоты в русские города, отошедшие под власть Швеции, — Корелу, Ям, Орешек, Копорье, Ивангород — и те грамоты православным священникам «отдати явно, чтоб на них от немец мненья не навести»29. Из митрополичьего послания, отправленного во исполнение царской воли, можно заключить, что владыка был предупреждён о недопустимости призывать к действиям, противоречащим мирному постановлению: православные священники из шведских владений получили уверение, что по приезде за благословением в Великий Новгород им «от митрополита и от попов и от руских людей укоризненных слов» не будет30. Русские власти стремились не обострять отношения со Швецией, пограничные проблемы с которой ещё находились
31
в процессе разрешения31. Кроме того, на международной арене страны выступали как союзники, а налаживание торговых контактов было выгодно как Рос-
32
сии, так и Швеции32.
Совсем прервать контакты с соседней страной, где господствовало лютеранство, всё же было невозможно. Зарубежное православное духовенство нуждалось в общении с митрополитом — требовалось разрешение владыки на освящение храмов, необходимо было его благословение — и священники стекались
в Великий Новгород. Приграничные шведские власти, очевидно, не могли уследить за этим потоком, и в царском послании к новгородскому воеводе, ответственному за приграничные дела, в ноябре 1622 г. появляется вопрос: «с повеленья ль корельских и иных городов державцов руские люди из-за рубежа к митрополиту приходят и о церковном строеньи и антимисех бьют челом, или
33
тайно?»33. Прибывшим же с ведома шведских властей обещано, что «приезд и отъезд им будет вольный, и обид и задержанья и укоризненных слов ни от кого ни в чем им не будет, и сумненье б о том никому не имети»34. Шведские власти, пользуясь правом выдавать «проезжие грамоты» за рубеж, стремились использовать это право для регулирования потока православных священнослужителей к русским святыням.
Русские власти, в свою очередь, находили основания высказывать претензии к шведским коллегам, позволявшим нарушать условия мирного договора в отношении православных, ставших подданными шведской короны. Несмотря на то обстоятельство, что учение Лютера предполагает отказ от насильственного обращения кого-либо в веру35, царская грамота от июня 1624 г. повествует об ином положении дел в бывших русских землях: «чернецам и попам и мирским людям в православной вере утесненье, новых церквей ставить не вольно, многие церкви заперты и запустели; попам и чернецам к Новгородскому ми-
36
трополиту ездить не велят и от веры руских людей отводят в свою веру»36. Разумеется, подобная политика стимулировала бегство православных в Россию, а русское правительство изыскивало различные причины, чтобы не выдавать перебежавших в русские земли священников и монахов. Шведам сообщалось, что беглецов «пока в сыске не объявилось», а самим «попам и чернецам», которые уже перебежали и в России живут, и тем, которые впредь из Швеции перебегут, русские власти «в порубежных местах жити не велели» — чтобы шведы о них не прознали. С этой целью царь научал своего приграничного воеводу: «А ся б наша грамота была у вас тайно и опричь бы вас никто не ведал, чтоб о
37
том в немцех ведома не было»3'.
В ответ на шведскую политику русские принимали свои меры. Учитывая то обстоятельство, что в представлениях людей православной традиции в то время понятия подданства и конфессии практически совпадали, и православие авто-
30
матически обозначало для них русское подданство38, действенным способом удержать на русской территории оказавшихся здесь неправославных подданных шведского короля было их крещение в православную веру. Об этом повествует следующий документ. В 1628 г. русским приграничным властям объявились «четыре человека свейских порубежных немец, а сказали, что они братья родные, а вышли они из своей земли годы з два и жили в Кольском уезде на Топо-зере, у крестьян, а ныне хотят креститца». Царь повелел оштрафовать тех крестьян, которые укрывали шведских подданных. Самих же перебежчиков, вместо официальной выдачи шведским властям, решено было просто отпустить восвояси39. Русское правительство, не заинтересованное в обострении отношений с союзной Швецией, старалось не афишировать подобные контакты в приграничье. С другой стороны, относительная мягкость наказания за укрывательство шведских подданных напрямую связана с поиском русским правительством путей перевода беглецов в разряд подданных царя. Об этом сообщает
другой документ. В декабре 1627 г., в ответ на жалобы шведских приграничных властей, которые «пишут безпрестанно, что бегают в царскую сторону с их стороны многие перебежчики», русское правительство велело беглецов сыскать, а затем их следовало «беречь тем людям, у кого их изъедут, не шумко, чтоб про то за рубежом не сведали»40. Протянув время, можно было подготовить перебежчиков к принятию крещения по православному обряду.
О целях массового крещения перебежчиков со шведской стороны, организованного русским порубежным духовенством, были хорошо осведомлены шведы, заявившие на переговорах 1649 г.: «которые Финцы и иные шведские подданные одной их, свейские, веры перебегали в царскую сторону и в царской стороне архимандриты и игумены, хотя их укрепить за собою во крестьянах, перекрещивали их в рускую веру»; подобным же образом поступали и с беглыми солдатами «из Финской земли» — и отправляли новокрещенцев служить подальше от русско-шведской границы41. И в наказе русским послам, отправленным в 1658 г. на переговоры в Валиесари, царское правительство, предвидя претензии шведской стороны, велело говорить: «пашенным крестьянам на обе стороны размены учинити никоими меры невозможно», потому что они «развезены в дальние городы и места... крестились... и поженились на русских жонках и девках, а иные дочерей своих за русских замуж повыдавали»42. Всё же следует отметить, что само по себе крещение в православную веру, женитьба на православных «девках» не гарантировали привязанности неофитов к русской земле. Интересный эпизод дают «Порубежные акты». В 1622 г. группа «новокрещенцев», отправленная хозяином на работы в лес, забыв про оставленных в поме-
43
стье жёнах, устремилась в шведские пределы .
Несмотря на декларирование шведским правительством своих усилий по
созданию в Швеции условий для отправления религиозных обрядов по право-
славному обычаю, священников для этих целей не хватало. Сказывались последствия политики лютеранизации44. Следующий документ подтверждает подобное положение вещей. В 1650 г. с русской пограничной заставы сообщали, что «...зарубежские с Свейские стороны крестьяне руские люди, которые живут поблиско рубежа, просятца на царскую сторону для отцов духовных...»45. Это же обстоятельство нашло отражение в отписке воеводы, которого в июне
1656 г., во время русско-шведской войны, шведские подданные просили способствовать переходу их в православие. Но оказалось, что в шведских землях
«крестить их некому и не по чему: один поп, и тот стар и увечен, и книг у него нет»46. Недостаточное число православных священников на шведских землях во время русско-шведской войны 1656-1658 гг. послужило поводом для организации русским воеводой Челищевым, по выражению некоторых исследователей, чуть ли не личного «крестового похода» — с крещением шведских подданных и присягой их царю47. При первом же удобном случае многие, насильственно зачисленные в разряд царских подданных, убегали в шведскую сторону48.
Православное население, поставленное на шведской территории в условия нехватки приходских священников, находило выход из этого положения. Пользуясь тем, что граница охранялась не очень тщательно, призванные прихожанами из России священники совершали богослужения49. На определённую регулярность подобных переходов указывают высказанные шведами во время пере-
говоров 1649 г. претензии: с русской стороны приезжают в шведскую сторону православные священники, шведских подданных «крестят в рускую веру тайно» и вывозят с собой в Россию. Возмущение шведской стороны достигло предела: пойманных священников грозятся повесить на рубеже50. Но угроза не достигает цели. Об этом повествуют документы из коллекции актовых книг архива СПб ИИ РАН. В 1661 г. шведские пограничные власти негодовали: «каким обычаем» русский поп и пономарь были «за рубежом у немецких людей» и проводили церковную службу на шведской территории? Священнослужители были отосланы обратно в русские земли с наказом: чтобы «таким обычаем опять не приехали». Но поп и пономарь «ныне опять внове своим церковным строем в ризах и во всей службе объявились» и у шведских подданных «дети крестили и людей венчали <...> и мертвых похоронили и обедню служили»51. Как отмечалось выше, появление у православных шведских подданных духовных отцов за границей, на русской территории, вызывало обоснованные опасения шведского правительства: возможный уход населения вслед за священником в Россию, безусловно, не входил в планы шведской администрации. Кроме того, дети, родившиеся у православных шведских подданных, были той категорией населения, которую значительно легче было обратить в лютеранскую веру, чем их родителей. В этой связи понятно пристальное внимание шведской администрации к устремлениям православного населения, живущего на шведской территории, находить возможности крестить новорожденных по православному обряду даже в условиях недостаточного количества православных священников в лютеранском королевстве. При этом давние связи оказавшихся по разные стороны границы людей и недостаточно строгая охрана рубежей играли важную роль в систематичности пользования шведских подданных услугами православных священников с русской территории.
Помимо религиозного воздействия, другим способом увеличить число собственных подданных для властей обеих стран было их переманивание в соседнюю страну и другими путями. Правящие круги обеих стран использовали все возможности для пополнения рядов подданных своих монархов, опираясь при этом на активное взаимодействие людей по обе стороны границы. Новая русско-шведская граница, установленная согласно условиям Столбовского мирного договора, разделила многие семьи; по разные стороны рубежа оказались люди, поддерживающие приятельские отношения, имевшие общее дело.
Уже в ходе переговоров в Столбово шведы высказали опасение, что русские
станут переманивать на свою сторону население с тех территорий, которые
52
царь уступит королю Швеции52, и в тексте мирного договора нашёл отражение
запрет как русским, так и шведским подданным «подзывати и подговаривати»
53
людей к переходу на свою сторону53. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что этот же запрет был повторён в Валиесарском (1658 г.) и Кардис-
ском (1661 г.) договорах54. О том, что проблема переманивания подданных не потеряла своей остроты и после заключения Кардисского мира, повествуют в частности документы архива СПб ИИ РАН. В 1663 г. царю подали челобитную русские «многие люди». Они жаловались, что «...из шведской земли шведские подданные в царскую сторону часто приходят, людей подговаривают...»,
о чём русское правительство сообщило шведским приграничным властям55.
Случалось, что с целью пополнить ряды собственных подданных представители власти применяли насилие к подданным соседнего государства, оказавшимся на их территории. В 1620 г. в поисках средств к существованию царский подданный некий Иван был «подозван» дьячком Иваном Борисовым, подданным шведского короля, в качестве учителя детей этого дьячка грамоте. Когда же в тех краях оказался комендант шведской крепости Орешек, дьячок Иван Борисов, вероятно, стремясь выслужиться перед «Ореховским державцем», попытался наставника своих детей «неволею привести к крестному целованию на королевское имя», а за отказ грозил убийством. Царскому подданному удалось сбежать и пробраться на русскую сторону: на этот раз шведская корона не получила нового подданного56.
Больший ущерб от перехода населения, безусловно, несла малолюдная Швеция. В ходе Стокгольмских переговоров, завершившихся в 1649 г. подписанием договора, русские узнали, что шведские дворяне с приграничных земель «с большим шумом» жаловались королеве Христине: крестьяне их все выбежали в русскую сторону; королева лишь «прослезилась и сказала: что же делать, потерпите». Шведские представители, подчёркивая всю остроту ситуации, сравнили ущерб от исхода населения с тяготами военного времени: «хотя бы с царской стороны войною впали, ино б де столко шкоды и убытков не учини-ли»57. Шведы, бессильные изменить ситуацию путём переговоров, периодически угрожали началом военных действий: «и шоб нам пяту на рускую землю по-
58
ставить и нам помочников много будет»58.
Очевидно, под давлением шведских властей, обеспокоенных слишком тесными связями приграничных жителей, русские власти препятствовали контактам выданных уже перебежчиков со своими «знакомцами и родимцами» на русской стороне, и даже к жёнам своим и детям, оставшимся по болезни в русской земле, выданных перебежчиков не пускали: «присылали б перебещики в царскую сторону по жен своих ипо детей своих иных зарубежных людей не перебе-
59
щиков» .
Подчас вслед за перебежчиками хозяин снаряжал погоню, и «погонщики» нередко нарушали границу. Царь, запрещая «насильством» вывозить людей, в то же время указывает, чтобы за перебежчиками «гоняли до рубежа, а за рубежом за беглецами не ходили»60 — это самовольство приводило к дипломатическим осложнениям. Явно в ответ на претензии шведов русские власти, поймав на своей территории шведских перебежчиков, выпытывали: «собою ли вышли, или кто вас подговаривал или из зарубежа вас вывозили»61?
В диалоге по вопросу об уходе подданных в русские пределы шведы старались опираться на прагматические доводы: «перебежчик [отрицает] Богом и природой над собой [поставленную] верховную власть, чем не только нарушает долг и покорность, которыми он ей обязан, но и также расхищает тем самым [деньги], которые он обязан своей власти предоставлять и выплачивать, совершает достаточное злодейство и мошенничество»62. В «листе» шведского генерала к русскому воеводе по поводу выданного шведам перебежчика звучат нотки гордости за тех подданных, которые верны присяге шведской короне. Шведский подданный крестьянин Фёдор Андреев вскоре после Кардисского мира без проезжей грамоты пришёл на русскую территорию, был задержан как пере-
бежчик и выдан шведам. Оказалось, что крестьянин этот «хотел своих детей навестить»: во время минувшей войны он и вся его семья была вывезена со шведской территории. Как пришло мирное время, и по договору условились выдать пленников, и русским «мочно было их давно отдать. А коли то по се время не учинено, а он отец помянутой Федор попомнил свою присягу его королевскому величеству и короне свейской и в прошлом годе, как мир учинен и он один с женою своею на свое старое житье пришел»63.
Следует признать, что с завершением вооружённого противостояния России и Швеции в 1617 г., наряду с налаживанием тесных торговых и политических связей, прерванных лишь непродолжительными военными действиями в 1656-1658 гг., между странами шла необъявленная война за население, за человеческий ресурс — с использованием всех доступных средств. Представляется, что заинтересованность обеих сторон в увеличении населения и являлась основой возникновения проблемы перебежчиков. Учитывая достаточную прозрачность границ и тесные контакты приграничных жителей, самостоятельно вступавших в отношения друг с другом64, правительства обеих стран не имели возможности окончательно разрешить проблему противоречившего межгосударственным соглашениям перехода населения через границу — а подчас и не желали препятствовать таким передвижениям. В любом случае, фактически решение проблемы перебежчиков во многом зависело от позиции порубежных властей и жителей, так как центральные правительства соседних стран-соперников остро нуждались в лояльности населения приграничья. Порубежное население было заинтересовано в пополнении своих рядов за счёт подданных соседней державы, а местные власти зачастую способствовали укрыванию перебежчиков на территории своего государства65.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Кан А.С. Стокгольмский договор 1649 года // Скандинавский сборник. Таллин, 1956. Вып. 1. С. 101-117.
2. Якубов К. Россия и Швеция в первой половине XVII века: сб. материалов. М., 1897.
3. Жербин А.С. Переселение карел в Россию в XVII веке. Петрозаводск, 1956.
4. Курсков Ю.В. «А.С. Жербин. Переселение карел в Россию в XVII веке. Петрозаводск, 1956 г.» (Рецензия) // Скандинавский сборник. Таллин, 1957. Вып. 2. С. 272-278.
5. Козинцева Р.И. Источники по истории русско-скандинавских отношений в архиве Ленинградского отделения института истории СССР // Исторические связи Скандинавии и России IX—ХХвв.: сб. статей. Л., 1970. С. 342-355.
6. История Карелии с древнейших времён до середины XVIII века (на правах рукописи) /под ред. А.Я. Брюсова. Петрозаводск, 1952.
7. Шаскольский И.П. Экономические отношения России и Шведского государства в XVII веке. СПб., 1998. С. 18-19.
8. Селин А.А. Порубежное духовенство в 1-й половине XVII в. // Староладожский сборник: научное издание. Вып. 3. СПб.: Ст. Ладога, 2000. С. 29-36; Селин А.А. Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008.
9. Путеводитель по архиву Ленинградского отделения института истории. М.; Л., 1958. С. 69.
10. Якубов. Ук. соч. С. V.
11. Курсков. Ук. соч. С. 273.
12. Некрасов Г.А. Тысяча лет русско-шведско-финских культурных связей IX— XVIII вв. М., 1993. С. 65, 83; Селин А.А. Порубежное духовенство в 1-й половине XVII в. // Староладожский сборник: научное издание. Вып. 3. СПб.: Ст. Ладога, 2000. С. 29-36.
13. Чернякова И.А. К вопросу о судьбах «корельских выходцев» в XVII веке (опыт анализа нового источника): препринт доклада на заседании учёного совета института языка, литературы и истории 24 мая 1989 г. Петрозаводск, 1989.
14. Шаскольский И.П. Крестьянство Ингерманландии (Ижорской земли) в XVII в. // История крестьянства Северо-Запада России: Период феодализма. СПб., 1994. С. 142-146.
15. Шаскольский. Крестьянство Ингерманландии (Ижорской земли) в XVII в. С. 143; Яловицина С.Э. Особенности народной психологии и быта приграничного населения (на примере «корельских приходов») // «Своё» и «чужое» в культуре народов Европейского Севера: материалы 3-й междунар. науч. конф. Петрозаводск, 2001. С. 58-59.
16. Жуков А.Ю. Проблема границы в русско-шведских дипломатических отношениях 1617-1621 гг. // Гуманитарные исследования в Карелии: сб. статей к 70-летию Института языка, литературы и истории. Петрозаводск, 2000. С. 31-36.
17. Аграрная история Северо-Запада России XVII века (население, землевладение, землепользование) (руковод. авт. коллектива Шапиро А.Л.). Л., 1989. С. 189; Селин А.А. Ладога при Московских царях. СПб.: Ст. Ладога, 2008. С. 93; Чернякова И.А. Карелия на переломе эпох: Очерки социальной и аграрной истории XVII века. Петрозаводск, 1998. С. 166; Архив СПб ИИ РАН Ф. 109 («Порубежные акты»). Оп. 1. Д. 319. Л. 1.
18. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). Т.1. СПб., 1830. № 301. С. 545.
19. Голицын Н.В. К истории русско-шведских отношений и населения пограничных с Швецией областей (1634-1648 гг.). М., 1903. С. 13; История Карелии с древнейших времён до середины XVIII века (на правах рукописи) (под ред. Брюсо-ва А.Я.). Петрозаводск, 1952. С. 262.
20. Толстиков А.В. Русское православие в свете шведской лютеранской теологии (первая половина XVII в.) // Мозаика: Фрагменты истории шведской культуры. М., 2006. С. 209-227. С. 210-213.
21. Якубов. Ук. соч. С. 13.
22. Цветаев Д. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразований. М., 1890. С. 593.
23. Лыжин Н.П. Столбовский договор и переговоры, ему предшествовавшие: С приложением актов. СПб., 1857. С. 152.
24. Якубов. Ук. соч. С. 8.
25. Дела Тайного приказа . Т. 4. Л., 1926 (РИБ. Т. 38). Стб. 479.
26. Акты исторические, собранные и изданные археографической комиссией. Т. 3. СПб., 1841. № 284. С. 450-451.
27. Якубов. Ук. соч. С. 82.
28. Лыжин Н.П. Столбовский договор и переговоры, ему предшествовавшие: С приложением актов. СПб., 1857. С. 152-153.
29. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Императорской академии наук. Т.3. СПб., 1836. № 107. С. 147.
30. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографиче-
ской экспедицией Императорской академии наук. Т.3. СПб., 1836. № 108. С. 147.
31. Рабинович Я.Н. Гдов в Смутное время (1610-1621) // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: материалы науч. конф. 15-17 нояб. 2005 г. Великий Новгород, 2006. С. 99.
32. Шаскольский. Экономические отношения России и Шведского государства в XVII веке. С. 293.
33. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Императорской академии наук. Т. 3. СПб., 1836. № 127. С. 180.
34. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Императорской академии наук. Т. 3. СПб., 1836.№ 128. С. 182.
35. Толстиков А.В. Русское православие в политике и политической риторике Швеции (первая половина XVII в.).: автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2002. С. 39.
36. Якубов. Ук. соч. С. 275.
37. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Императорской академии наук. Т. 3. СПб., 1836. № 155. С. 221.
38. Страхова О.Б. Несколько замечаний по поводу обращения в православие в XVII веке // Ра1аес^юа. Т. 7. 1999. С. 343; Селин. Ук. соч. С. 34.
39. Якубов. Ук. соч. С. 282-283.
40. Дела Тайного приказа . Т. 4. Л., 1926 (РИБ. Т. 38). Стб. 336, 340.
41. Якубов. Ук. соч. С. 163.
42. Цит. по: Курсков Ю.В. Русско-шведские дипломатические контакты и развитие общественной мысли России в середине XVII в. // Десятая всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии: тезисы докладов. М., 1986. Ч.1. С. 75.
43. Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109 («Порубежные акты»). Оп. 1. Д. 801. Л. 1.
44. Цветаев Д. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразований. М., 1890. С. 590.
45. Дела Тайного приказа . Т. 4. Л., 1926 (РИБ. Т. 38). Стб. 432.
46. Акты Московского государства. Т. 2. СПб., 1894. № 846. С. 515.
47. Жуков А.Ю. Управление и самоуправление в Карелии в XVII в. Великий Новгород, 2003. С. 215,222.
48. Гадзяцкий С.С. Карелия и Южное Приладожье в русско-шведской войне 1656-1658 гг.//Исторические записки. Т. 11. М., 1941. С. 269.
49. История Карелии с древнейших времён до середины XVIII века (ред. Брюсов А.Я.). Петрозаводск, 1952. С. 214-215.
50. Якубов. Ук. соч. С. 209.
51. Архив СПб ИИ РАН. Колл.2 (Актовые книги). Оп.1. Д. 28. Л. 5 об.
52. Якубов. Ук. соч. С. 7.
53. Лыжин Н.П. Столбовский договор и переговоры, ему предшествовавшие: С приложением актов. СПб., 1857. С. 162-163.
54. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). Т.1. СПб., 1830. № 301. С. 470, 538.
55. Архив СПб ИИ РАН. Колл. 2. Оп. 1. Д. 28. Лл. 128, 131-131 об.
56. Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109. Оп. 1. Д. 58, Л. 2-3; Селин. Порубежное духовенство... С. 33.
57. Якубов. Ук. соч. С. 178, 192-193.
58. Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109. Оп.1. Д. 728. Л. 4.
59. Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109. Оп.1. Д. 634. Л.1.
60. Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109. Оп.1. Д. 251. Л. 3, 4.
61. Архив СПб ИИ РАН. Ф.109. Оп.1. Д. 3. Л. 2.
62. Экономические связи между Россией и Швецией в XVII веке. М., 1981. С. 176.
63. Архив СПб ИИ РАН. Колл. 2. Оп. 1. Д. 28. Л. 67-68.
64. Беспятых Ю.Н. «Крестьянское перемирье» и пограничная торговля между северными районами России и Шведской Финляндии в начале XVIII в. // Скандинавский сборник. Вып. 25. Таллин, 1980. С. 50-57; Кокконен Ю. Безопасность, обеспеченная «снизу»: Соглашения о мире на границе в период шведского правления в Финляндии с XIV века по 1809 год // Восточная Финляндия и Российская Карелия: Традиция и закон в жизни карел: Материалы междунар. семинара Историков, посв. 65-летию ПетрГУ. Петрозаводск, 2005. С. 48-52.
65. Жуков А.Ю. Управление и самоуправление в Карелии в XVII в. Великий Новгород, 2003. С. 218.
DEFECTORS ISSUE IN RUSSIAN-SWEDISH RELATIONS: FROM STOLBOVO PEACE TREATY TO KARDIS (BASED ON THE ARCHIVES OF SAINT PETERSBURG INSTITUTE OF HISTORY, RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCE)
A.I. Chepel
The article considers an important issue concerning relations between Russia and Sweden during a spell between two peace treaties concluded in Stolbovo and Kadis, namely the defectors issue. Basing his research on the material provided by Saint Petersburg Institute of History (Russian Academy of Science) the author makes an attempt to find out what caused the defectors problem and how Russian and Swedish diplomats tackled it. The author concludes that the solution of the problem depended on mutual efforts of both Russian and Swedish authorities, what with close contacts of frontiersmen interfering with it, though both governments badly needed their loyalty.
Key words: Russian-Swedish relations, defectors issue, diplomatic dialogue, frontier territory.
© 2009
А.С. Алмазов
СУДЕБНЫЕ ФУНКЦИИ ГЕТМАНА ЛЕВОБЕРЕЖНОЙ УКРАИНЫ ИВАНА САМОЙЛОВИЧА (1672-1687)
В статье рассматриваются судебные функции главы Левобережной Украины в период гетманства Ивана Самойловича (1672-1687). Автор статьи приходит к выводу о том, что в указанный период гетман имел довольно широкие судебные полномочия. Это свидетельствует о значительной степени автономности украинской судебной системы в период гетманства Самойловича.
В статье также отмечается, что Москва вмешивалась только в наиболее
