CC BY
96
СООБЩЕНИЯ
А.И. Чепель
«ЗАСТАВУ УЧАЛ БЫЛО ОБХОДИТИ ЛЕСОМ»: ШВЕДСКО-РУССКОЕ ПРИГРАНИЧЬЕ ПОСЛЕ СТОЛБОВСКОГО МИРА
В соответствии с условиями Столбовского мирного договора, заключенного между Швецией и Россией 27 февраля 1617 г., Шведское королевство получило северо-западные области Московского царства - Ижор-скую землю (Ингерманландию) и Корельский уезд - вместе с большей частью проживавшего на этих территориях населения. Так новая граница разделила долгое время живших под царской властью людей на две категории: одни остались русскими подданными, другие оказались подданными шведского короля.
Однако между жителями нового приграничья сохранились родственные, дружеские, торговые связи, что неизбежно вело к нелегальным контактам через новую границу. Этому же способствовали и другие обстоятельства. Проведение линии границы растянулось до августа 1621 г.1, но еще до середины 1650-х гг. регулярно проводились межевые съезды для уточнения границы2, так как жители приграничья, стремясь увеличить свои угодья, то и дело уничтожали установленные послами межевые знаки, заменяли их фальшивыми, тем самым «проводя» новую линию границы3. Кроме того, для организации надежной охраны и обороны рубежей зачастую просто не хватало людей и денег4. Заставы поначалу устраивали только с возникновением угрозы эпидемий - «морового поветрия»5. Когда же опасность исчезала, многие заставы убирали. В некоторых приграничных районах застав не было вовсе6.
Управляли порубежными землями русские воеводы и коменданты шведских крепостей, в русских документах именуемые «державцами». Они обменивались письмами, «соседственно» решая возникавшие воп-росы7. Воеводы отправляли в Посольский приказ отписки, в которых описывали ситуацию на границе, и получали царские грамоты с указаниями по различным пограничным делам8.
Немалые трудности для «державцев» представляла религиозная общность разделенных границей людей. В соответствии с условиями Стол-
бовского договора, в течение двух недель со дня подписания мира монахам, дворянам и посадским людям, жившим на отошедших к Швеции землях, разрешалось идти «куда похотят»: они могли выбрать, подданным какого монарха стать. Однако еще в ходе переговоров, предшествовавших заключению мира, шведские дипломаты, опасавшиеся запустения обрабатываемых земель, настаивали, чтобы под властью короля непременно остались «крестьяне православные»9. Это требование нашло отражение в тексте мирного договора: «всем уездным попам и пашенным людям» предписывалось «с своими женами и с детьми, и с домочадцы остатись тут, и жить под Свейскою короною»10.
Несмотря на неоднородный этнический состав, жители уступленных царем Михаилом Федоровичем земель в значительной своей части исповедовали православие11. Поэтому шведская администрация на полученных по договору землях стремилась сразу же поставить под жесткий контроль православных священников, ставших подданными шведского короля12. По мысли шведов, религиозная связь приходского духовенства со своей паствой сама по себе должна была способствовать удержанию православных крестьян на территориях, ставших теперь шведскими владениями13. Насколько действенна была эта мера, свидетельствует рассказ жителя Ивангорода, одного из многих перебежчиков со шведской стороны. Задержавшим его русским властям он поведал и о своей судьбе, и своего отца: шведы не отпустили его в русские пределы «для того, что отец ево поп, и многие русские люди были у нево дети духовные, и для тово осталися многие русские люди»14. С другой стороны, многие русские священники по собственному почину стали усердно трудиться на благо Швеции, стараясь заслужить у новой власти хорошую репутацию. Так, в 1620 г. дьячок «подозвал к себе за рубеж в Ореховский уезд» своего племянника «детей его учить грамоте». «А хотел его назад отпустить повольно», но затем упросил коменданта крепости Орешек племянника «сковать в железа, для того, чтоб ему крест целовать Свейскому королю»15.
Прочную духовную связь прихожан со священниками пытались использовать и на русской стороне. В 1618 г. шведские послы жаловались в Москве на новгородского митрополита Исидора. Тот сурово упрекал священников, приезжавших к нему со шведской стороны за благословением: «Их проклинает и называет отметчики и говорит: только бы они оттуда поехали на царскую сторону - смотря на них и крестьяне бы перешли, а коли они там остались, и на них смотря, и крестьяне там же остались»16.
Попытки шведских властей пресечь бесконтрольное общение православных шведских подданных и православного духовенства из русских земель не увенчались успехом. В 1649 г. шведы грозились вешать прямо на рубеже тех «попов», которые с русской стороны приезжают в шведскую
сторону и королевских подданных «крестят в рускую веру тайно»17. Но и в 1661 г. шведский «державец» возмущался, «каким обычаем» русский священник и пономарь были «за рубежом у немецких людей» и проводили церковную службу на шведской территории. Он отослал священнослужителей обратно в русские земли с наказом: чтобы «таким обычаем опять не приехали». Но те «ныне опять внове своим церковным строем в ризах и во всей службе объявились» и у шведских подданных «дети крестили и людей венчали... и мертвых похоронили и обедню служили»18.
Наставшие мирные времена возродили торговлю. Экономические интересы обоих государств требовали развития хозяйственных связей. И центральные правительства прямо указывали приграничным властям: способствовать установлению активной торговли между подданными соседних стран, ибо свободная торговля - «драгоценное сокровище, которого столь много лет с большим трудом добивались»19. Однако наряду с торговыми операциями купцов, действовавших на основе межгосударственных соглашений, широкий размах получила торговля в обход законов. Этому во многом способствовало неисполнение пограничными властями обеих стран установленных торговых ограничений: в периоды политического сближения обе стороны подчас готовы были не замечать разрастания контрабандной торговли, нуждаясь в поддержке союзника на международной арене20. Не обходилось и без мздоимства таможенных служителей21. С одной стороны, оно усложняло торговые отношения между русскими и шведскими подданными, с другой - взятка становилась «пропуском», открывавшим двери беспошлинному, контрабандному провозу товаров.
«Столбовская» граница прошла через Ладожское озеро, что облегчало контрабанду, а ее развитие превратило раздачу взяток таможенникам в обычное дело. Так, в 1639 г. русские торговцы из Олонца «ехали Ладожским озером... и подле озера по деревням торговали и... занесло их ветром в озеро и принесло за рубеж в Орешковский уезд». На их беду у берега оказались двое шведов. Один из них был служащим таможни, которому власти поручили надзирать, чтобы никто «неявленного никакого товару не провозил». Другой - гонец с грамотами от шведской королевы Христины, ожидавший разрешения ехать в Великий Новгород. Увидев два «суден-ка с продажным хлебом неявленным», шведы, исполнившись чувства долга, попытались их задержать. Царские подданные решили схитрить и заявили, «что они кореляне, а не олончане» - то есть будто они шведские подданные из Корелы. Но шведы проявили бдительность и те два суденышка «с хлебом на озере остановили и хотели было их поимав вести в город в Орешек». По версии шведской стороны, русские стали просить, чтобы их в Орешек не возили, а за согласие обещали «в почет три рубли денег да им же посулили дать две четверти ржи»22.
Для многих порубежных жителей торговля была едва ли не главным источником средств существования. Люди по обе стороны границы осознавали, что нуждаются друг в друге, что их благополучие зависит от благополучия «заграничного» населения23. Понимая и учитывая эти обстоятельства, и Москва, и Стокгольм не предпринимали серьезных попыток воспрепятствовать традиционным торговым связям жителей приграничья. Прежде всего потому, что нуждались в их лояльности24.
В 1650 г. русскую заставу без разрешительных документов попытались миновать пришедшие со шведской стороны «латыши» (так в русских документах именовались соседние северо-западные народы, исповедовавшие лютеранскую веру25). Заставной голова (начальник заставы) докладывал воеводам на Олонец, что когда «латышей» стали отсылать назад, они угрожающе заявили, «коли... ты их, королевских крестьян, на государеву сторону чисто не пропустишь, и они... не хотят пропускать и государе-вык крестьян» на шведскую сторону26. Такая постановка вопроса свидетельствует о постоянном свободном передвижении жителей через границу по «соседственной» договоренности, вопреки требований собственных властей.
Торговым контактам не мешали ни этнические, ни религиозные различия. Оказать услугу желающим пересечь рубеж, но плохо знающим пути, были готовы проводники из числа местных жителей. В те периоды, когда Москва и Стокгольм стремились к тому, чтобы «меж государи ссоры не было», уличенных в контрабанде «зарубежных людей» не подвергали наказанию, а «с миром» отсылали обратно27. Поэтому-то, когда пограничные власти начинали действовать по закону и строго препятствовать переходу границы и провозу товаров, порубежные жители вступали в самые настоящие бои с таможенными служителями: «объезжая заставы околними дорогами ... проезжали со многими людьми за рубеж... сильно и целовальников на заставах били», заставных стрельцов «секли топором»28.
Активность контактов определялась не только церковными и торговыми интересами, но и родственными связями между людьми, оказавшимися по разные стороны границы. И шведские, и русские власти пытались урегулировать слишком тесное общение родственников, ибо их хождения через границу обостряли межгосударственные отношения. Вполне естественным и понятным было желание навестить своих детей в соседней стране29, но это могло обернуться полным запретом родственникам общаться. Приграничным властям из обеих столиц предписывалось добиваться, чтобы родственники «мимо застав не проходили и тайно не прокрадыва-лися»30, да и «для чего без дела ходить, только от них ссора живет»31.
С другой стороны, русские воеводы и шведские «державцы» стремились использовать родственные связи местных жителей для получения из-за рубежа сведений о «добром соседе». Так, в 1619 г. на границе был
пойман крестьянин, который русскую «заставу учал было обходити лесом». Оказалось, что он - царский подданный, новгородец. Был завербован шведами, когда ходил к брату в шведские владения, в Ивангород, «по-видатца». И именно «брат... ево про него объявил Свеискому маршалку», а тот послал его «проведать... вестей и дал ему денег на дорогу»32. Русские воеводы не оставались в долгу: отправляли лазутчиками в шведские земли тех, у кого там жили «знакомцы и племя»33.
Нелегальный переход границы для торговли, религиозного и родственного общения переплетался с миграциями, имевшими целью обосноваться в соседнем государстве. Ситуация с перебежчиками порой обострялась настолько, что специально созывались съезды для решения вопроса о взаимном возвращении беглецов34, заключались договоры о сроках и условиях обмена перебежчиками35.
Жители порубежных населенных пунктов были заинтересованы в пополнении своих рядов за счет подданных соседней державы, и укрывали беглецов36, игнорируя суровые запреты властей37. С другой стороны, власти зачастую сами способствовали укрывательству перебежчиков38. Так, в 1624 г. царь Михаил Федорович прямо указывал приграничным воеводам утаивать от шведов места нахождения перебежавших в русские земли из шведских владений православных священников, и отвечать «державцам», что «их в сыску в нашей стороне нет»39. При этом русские и шведские власти постоянно обвиняли друг друга в нежелании выдавать беглецов40.
Увеличению числа перебежчиков способствовало переманивание жителей в соседнее государство. Еще в ходе переговоров в Столбово шведы высказали опасение, что русские станут переманивать на свою сторону население с тех территорий, которые царь уступит королю Швеции41. И в текст мирного договора быш включен запрет как русским, так и шведским подданным «подзывати и подговаривати» людей к переходу на свою сторону42. Этот запрет был повторен в Валиесарском (1658 г.) и Кардисском (1661 г.) договорах43, ибо переманивание подданных не прекращалось.
Так, землевладельцы, пользуясь давними связями разделенных границей жителей, часто направляли своих людей в соседнюю державу специально для переманивания работников44. При плохой охране границы и заинтересованности порубежных жителей в укрывательстве перебежчиков власти обеих стран зачастую не могли помешать даже массовым миграциям, и жители приграничья пользовались этим. Шведские власти сравнили ущерб от исхода населения с тяготами военного времени: «хотя бы с царской стороны войною впали, ино б де столко шкоды и убытков не учинили»45. Бессильные изменить ситуацию путем переговоров, шведы то и дело угрожали началом военных действий: «и шоб нам пяту на рускую землю поставить и нам помочников много будет»46.
Попытка преследовать беглеца на чужой территории могла привести к межгосударственным осложнениям. Поэтому в 1659 г. российские приграничные власти велели преследовать перебежчиков в шведские земли только до границы: «чтоб гоняли за ними до рубежа, а за рубежом за беглецами не ходили»47.
Одной из причин бегства за рубеж было стремление избежать набора на военную службу или дезертировать. В 1657 г. жившие вблизи границы русские крестьяне, желая избежать тягот военной службы, планировали уйти за рубеж48. Подданные шведского короля также искали возможности уклониться от воинской службы путем бегства за границу49. Для поимки и возвращения беглецов приграничные власти отправляли сыщиков, но те, связанные родственными и приятельскими узами с местным населением, особо себя не утруждали: «сыщики тех солдат никоими обычаи нигде сыскать не могут, потому что беглые солдаты живут по лесам и бегают в розные места, а сыщики тем солдатам норовят, потому что они - одни новгородцы, друзья и хлебояжцы»50.
В 1663 г. шведский генерал разгневался по поводу вторжения - по указанию русского воеводы - на территорию королевства русского вооруженного отряда. Очевидная цель вторжения - ловля дезертиров - его гнева и упреков воеводе не умерила: «По нашим рубежам русские беглые солдаты с стороны на сторону перебегают и держатца и всякое воровство чинят и тебе бы с русской земли надзирать... а не насильством ночью на наш рубеж приезжать и в королевских деревнях ворота и двери ломать»51.
Близость границы способствовала росту преступности. Разбойник, грабитель, перебежавший в соседнее государство, получал возможность остаться безнаказанным, так как выдача его наталкивалась на бюрократические препоны. В шведско-русском приграничье промышляли сплоченные группы, которые за рубеж «заворовав сходят и опять назад заворовав же сходят»52. Схваченные в соседнем государстве преступники, благодаря своему иностранному подданству, могли избежать наказания или отсрочить его. Казнить и пытать таких «мигрантов» было прерогативой властей их страны. По этой причине в 1630 г. из трех человек, обвиняемых в убийстве зарубежных «латышей», не был подвергнут пытке только житель Ин-германландии, «потому что он человек зарубежный»53.
Итак, шведско-русское приграничье, образовавшееся после подписания Столбовского мира, было зоной активного незаконного общения подданных соседних стран. Однако стремление правительств обеих стран сохранять мирные отношения и добиться лояльности местного населения удерживали их от применения суровых мер по противодействию нелегальному общению через границу, вынуждало их ограничиваться угрозами. Кроме того, власти использовали в собственных интересах тесные свя-
зи жителей приграничья. Все это порождало у местных жителей ощущение безнаказанности, что также способствовало развитию незаконного общения через границу.
Примечания
1 Жуков А.Ю. Проблема границы в русско-шведских дипломатических отношениях 1617-1621 гг. // Гуманитарные исследования в Карелии. Петрозаводск, 2000. С. 36.
2 Курское Ю.В. Русско-шведские отношения в 40-50-х годах XVII века (межевые съезды 1642, 1652, 1654 годов) // Скандинавский сборник. Вып. 3. Таллин, 1958. С. 152.
3 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1626 г. Д. 1. Л. 32; Жуков А.Ю. Управление и
самоуправление в Карелии в XVII в. В. Новгород, 2003. С. 87.
4 Архив Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук (Архив СПб ИИ РАН). Ф. 109. Оп. 1. Д. 319. Л. 1.
5 Селин А.А. Ладога при Московских царях. СПб., 2008. С. 94-95.
6 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1630 г. Д. 1. Л. 47; 1631 г. Д. 1. Л. 2.
7 Курское Ю.В. Указ. соч. С. 149.
8 Козинцева Р.И. Источники по истории русско-скандинавских отношений в архиве Ленинградского отделения института истории СССР // Исторические связи Скандинавии и России IX-XX вв. Л., 1970. С. 343-345.
9 Якубов К. Россия и Швеция в первой половине XVII века. М., 1897. С. 8.
10 Лыжин Н.П. Столбовский договор и переговоры, ему предшествовавшие: С приложением актов. СПб., 1857. С. 152-153.
11 Шаскольский И.П. Крестьянство Ингерманландии (Ижорской земли) в XVII в // История крестьянства Северо-Запада России: Период феодализма. СПб., 1994. С. 143.
12 Селин А.А. Порубежное духовенство в 1-й половине XVII в. // Староладожский сборник. Вып. 3. СПб., 2000. С. 32.
13 Якубов К. Указ. соч. С. 8.
14 Дела Тайного приказа. Т. 4 (Русская историческая библиотека. Т. 38). Л., 1926. Стб. 479.
15 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1624 г. Д. 1. Л. 246.
16 Якубов К. Указ. соч. С. 82-83.
17 Там же. С. 209.
18 Архив СПб ИИ РАН. Колл. 2. Оп. 1. Д. 28. Л. 5об.
19 Шаскольский И.П. Восстановление русской торговли со шведскими владениями в первые годы после Столбовского мира // Скандинавский сборник. Вып. 11. Таллин, 1966. С. 62; Экономические связи между Россией и Швецией в XVII в. Ч. II. М., 1981. С. 214.
20 Жуков А.Ю. Управление и самоуправление в Карелии в XVII в. С. 48-49.
21 Акты исторические, собранные и изданные археографической комиссией. Т. 5. СПб., 1842. С. 215.
22 Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109. Оп. 1 Д. 822. Л. 2.
23 Кокконен Ю. Безопасность, обеспеченная «снизу»: Соглашения о мире на границе в период шведского правления в Финляндии с XIV века по 1809 год // Восточ-
ная Финляндия и Российская Карелия: Традиция и закон в жизни карел. Петрозаводск, 2005. С. 51.
24 Жуков А.Ю. Управление и самоуправление в Карелии в XVII в. С. 48-49, 85, 90.
25 Экономические связи между Россией и Швецией в XVII в.: Документы из советских архивов. М.; Стокгольм, 1978. С. 184.
26 Акты исторические, собранные и изданные археографической комиссией. Т. 4. СПб., 1842. С. 128.
27 Дополнения к актам историческим, собранные и изданные археографической комиссией. Т. 3. СПб., 1848. С. 234, 236.
28 Карелия в XVII веке: Сборник документов. Петрозаводск, 1948. С. 303; РГАДА.
Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1617 г. Д. 15. Л. 95.
29 Архив СПб ИИ РАН. Колл. 2. Оп. 1. Д. 28. Л. 67.
30 Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109. Оп. 1 Д. 634. Л. 1.
31 Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи археографической экспедицией императорской академии наук. Т. 3. СПб., 1836. С. 400.
32 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1619 г. Д. 1. Л. 32-33.
33 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1621 г. Д. 1. Л. 169.
34 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1624 г. Д. 1. Л. 72.
35 КанА.С. Стокгольмский договор 1649 года // Скандинавский сборник. Вып. 1. Таллин, 1956. С. 101.
36 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1620 г. Д. 1. Л. 60.
37 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1622 г. Д. 1. Л. 92.
38 Жербин А.С. Переселение карел в Россию в XVII веке. Петрозаводск, 1956.
С. 46.
39 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1624 г. Д. 1. Л. 280; Жуков А.Ю. Управление и самоуправление в Карелии в XVII в. С. 218.
40 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1623 г. Д. 1.Л. 16 об.; Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109. Оп. 1 Д. 109. Л. 2
41 Якубов К. Указ. соч. С. 7.
42 Лыжин Н.П. Указ. соч. С. 162-163.
43 Полное собрание законов Российской империи. Т.1. СПб., 1830. С. 470, 538.
44 Дела Тайного приказа. Стб. 315-318.
45 Якубов К. Указ. соч. С. 178, 192-193.
46 Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109. Оп. 1. Д. 728. Л. 4.
47 Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109. Оп. 1. Д. 251. Л. 4.
48 История Карелии с древнейших времен до середины XVIII века. Петрозаводск, 1952. С. 262.
49 Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109. Оп. 1. Д. 801. Л. 1; Акты Московского государства. Т. 1. СПб., 1890. С. 233.
50 Акты Московского государства. Т. 3. СПб., 1901. С. 497.
51 Архив СПб ИИ РАН. Колл. 2. Оп. 1. Д. 28. Л. 125об.-126, 144об., 147.
52 Архив СПб ИИ РАН. Ф. 109. Оп. 1. Д. 268. Л. 1.
53 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Реестр II. 1630 г. Д. 1. Л. 25.
