CC BY
17
УДК 94(47).084.6-21 UDC 94(47).084.6-21
ФОКИНА А.В. FOKINA A.V.
методист отдела обществоведческих дисциплин, БУ Methodologist of the Social studies department «Institute of
ОО ДПО «Институт развития образования» education development»
E-mail: a-lessa@yandex.ru E-mail: a-lessa@yandex.ru
ПРОБЛЕМА «ОТСТАЛОСТИ» КАК ОТПРАВНАЯ ТОЧКА МОДЕРНИЗАЦИИ ДЕРЕВНИ В 1918-1927 ГГ. (НА ПРИМЕРЕ ОРЛОВСКОЙ ГУБЕРНИИ)
THE PROBLEM OF «BACKWARDNESS» AS THE STARTING POINT OF COUMTRYSIDE MODERNIZATION
IN 1918-1927 (ORYOL GOVERNORATE AS EXAMPLE)
Статья посвящена проблеме «отсталости», выступающей в качестве комплексной характеристики деревни в первое послереволюционное десятилетие. Крестьянство рассматривалось как «отсталая» («темная») масса представителями власти различных уровней. Сообщения сельских корреспондентов повторяют и иллюстрируют примерами эту оценку крестьянства. Представление об «отсталости» служило отправной точкой модернизации деревни в этот период и легитимизировало возможность власти оказывать давление на крестьянство.
Ключевые слова: модернизация, крестьянство, «отсталость», селькоры, советская власть.
This article is dedicated to the problem of «backwardness» as complex characteristic of countryside during the first ten years after Revolution. Peasantry was considered by different representatives of authority as «backward» («ignorant») ranks. Rural correspondent's reports are illustrating this peasantry assessment by various examples. Idea of «backwardness» was the starting point of coumtryside modernization at that period and it legitimized authority's possibility ofpressure on peasantry.
Keywords: modernization, peasantry, "backwardness", rural correspondents, Soviet authority.
Категория «отсталость» рассматривалась многими мыслителями и исследователями как ключевая особенность развития России. «Марксисты и народники, равно как и классические либералы или консерваторы, исходили из предпосылки, что Россия страна отсталая» [6, с. 16]. Этим объясняются разные феномены русской истории - «от крушения старого режима и гигантских трагедий Гражданской войны и сталинизма до бессмыслицы брежневской эпохи...» [цит. по: 6, с. 17]. Данная характеристика использовалась представителями как российской, так и зарубежной научной мысли. А. Каменский, рассуждая об историографии дореволюционной истории России, отмечает, что концепт «отсталости» «являлся едва ли не единственным, что объединяло советских западных историков» [5].Он также обращает внимание на то, что в последние десятилетия набрала силу тенденция «нормализации» русской истории, изложенная (с некоторыми принципиальными отличиями) в работах Б.Н. Миронова, Л.В. Милова, Д. Мартин, Ф. Шенка, Н. Колманн и других российских и зарубежных исследователей. Однако, несмотря на то, что в оценке истории России происходят изменения, в отношении крестьянства термин «отсталость» активно используется.
В предреволюционный и в постреволюционный период многие представители общественно-политической мысли России - как большевики, так и их противники, считали «отсталость» («темноту») и связанную с этим несамостоятельность важнейшей характеристикой крестьянства.
Покинувшие Россию после революции общественные деятели, рассуждая (зачастую в возвышенных интонаци-
© Фокина А. В. © Fokina A.V.
ях) о русском крестьянстве, отмечают, что оно нуждается в «поводыре». Это мнение разделяется даже теми из эмигрантов, кто видел в крестьянстве основополагающую для России силу. По мнению С. Маслова, «помочь новой силе и тем обеспечить ее нормальный рост и общественно-здоровое действие» [8, с. 37] должна была интеллигенция.
Большевистские лидеры, говоря о необходимости «пробуждения» деревни, также видят в крестьянстве «темную» инертную массу. В Программе РКП (б), принятой на УШсъезде партии в марте 1919 года, говорится о «хозяйственной и культурной отсталости деревни» [7, с. 425], М.И. Калинин несколько раз в речах также упоминает об «отсталой деревне» [3, с. 685; 4, с. 164].Представители местной власти Орловской губернии подхватывают эту риторику и объясняют фактором «отсталости» малопонятные и неожиданные решения Москвы. В ходе дискуссии о нэ-пена VIII уездном съезде Советов в 1921 году председатель Экономсовещания утверждает, что новая экономическая политика была введена«ввиду отсталости России в экономической жизни и разрухе от войны и блокады империалистов» [32, л. 3].
Категория «отсталости» является ключевой для понимания процессов, происходивших в деревне в 1920-е годы. Она является толчком для осуществления модернизации, понимаемой как «столкновение воплощенной «традиции» с динамичным изменением как универсальное шествие к прогрессу» [6, с. 14]. Янни Коцонис верно заметил, что представление о крестьянстве как априори «отсталой» массе легитимизирует возможность оказывать на него давление, «делает необходимым вмешательство (или пас-
сивное благодеяние) со стороны тех, кто «отсталым» не является» [6, с. 15].
Анализ губернских газет 1918 - 1927 годов позволяет проанализировать представления о крестьянской «отсталости» наиболее активных представителей деревни
- сельских корреспондентов и связать их с идущим в деревне процессом модернизации, направление которого задавалось центром.
Сельские корреспонденты, описывая современную им деревню, зачастую копируют идущие сверху, услышанные в речах агитаторов выражения и оперируют терминами «отсталость», «темнота», «несознательность» применительно к односельчанам, видя в них в противовес себе - «передовым» и «сознательным». Об этом говорят даже броские названия сообщений: «Тьма деревенская» [29], «Стыдно быть тёмным» [28], «В медвежьем углу» [30], «Воюем с темнотой» [31], «В борьбе с темнотой» [21], «Темнота беспросветная» [10]. Анализ заметок селькоров показывает, что под «темнотой» подразумеваться может многое: и пассивность при выборах в Советы, и неграмотность, и сохранение старых обычаев, и приниженная роль женщины, и нежелание выписывать газеты... «Дичает наша деревня... Совсем в затхлом болоте живем, в темноте погибаем» [30],
- сетуют селькоры.
Интересен вопрос о том, что является критерием для измерения «отсталости» деревни и, соответственно, каким видится результат модернизации. Сообщения селькоров показывают, что точного представления об этом нет. Главный посыл - необходимость перемен. Но что должно стать целью? Ни в одной из заметок в качестве эталона не называется «запад», лишь в нескольких сообщениях в качестве позитивного примера рассматривается опыт применения техники в сельском хозяйстве стран Европы и США. В нескольких сообщениях, касающихся в первую очередь просвещения и культурного досуга, целью изменений называется необходимость приближения «темной» крестьянской массы к более «передовому» городу. Анализ же большей части сообщений показывает, что чаще всего селькоры опираются на смутные ощущения о несоответствии современной им деревни картинам, рисуемым в докладах агитаторов о «светлом будущем» и «коммунистических идеалах». И достижение именно этих, не до конца понятных ни основной массе крестьянства, ни наиболее «передовым» её элементам, идеалов, видится ими главной целью модернизации деревни.
Важно, что представления об «отсталости» деревни и векторе необходимых изменений формировались в первую очередь под влиянием центра. Это естественно в условиях наличия традиционной для России властной вертикали
- «сверхцентрализованной системы управления, которая казалась оптимальной для сохранения территориальной целостности огромной страны» [2, с. 10]. Влияние центра проявляется не только в прямых приказах, но и в том, что даваемые им оценки рефреном повторяются на местах. Сообщения региональных газет добавляют красок, иллюстрируют задаваемые Москвой характеристики деревни, но не противоречат им.
«Отсталость» деревни рассматривалась как комплексное явление: экономическое, политическое, социокультурное.
В середине 1920-х годов, после нескольких неурожа-
ев, вызванных разрушительными процессами, идущими в сельском хозяйстве центрально-черноземных губерний, в столице заговорили о так называемом «оскудении центра». Проблема эта корнями уходит в XIX век, но после революции и Гражданской войны стала более острой. В характеристике хозяйства Орловской губернии, данной в 1926 году инструктором ЦК ВКП(б) Рогодзинским, обозначены ключевые аспекты проблемы. «Сельское хозяйство носит, по-преимуществу, зерновой характер, очень слабо землеустроено (только 16%), господствует трехполка... свирепствует черезполосица, очень слаба инвентаризация сельского хозяйства, недостаток удобрений. страшное малоземелье, неуклонный рост дробимости двора и, наконец, высокая плотность населения, когда на 1 версту приходится до 68 душ - все это наряду со слабостью агрокультурной помощи, приводит к той тяжелой картине оскудения» [цит. по: 1, с. 78-79].
Сообщения селькоров служат иллюстрацией этих процессов, переводя рассуждения с сухого языка статистики и цифр на личностный уровень, показывающий проблемы и их последствия для типичного крестьянского хозяйства губернии.
Одной из ключевых характеристик экономической отсталости губернии была недостаточная землеустроен-ность, одним из проявлений чего являлась широкая распространенность чересполосицы. Крестьянин Дрогавцев в заметке «Больной вопрос» констатирует, что в одном из селений Черкасской волости Ливенской губернии «вопрос с землеустройством обстоит из рук вон плохо» [9]. Помимо того, что на душу приходится лишь около одной десятины земли, очень остро стоит проблема чересполосицы: «земля-то эта находится в трёх клинах, а в каждом клине в 9 местах на расстоянии от 1 до 18 верст от усадьбы каждого домохозяина» [9]. В результате на вспашку десятины уходит вместо одного дня работы три, то же касается и других работ: посева, перепашки, убора хлебов и других, что в сочетании с нехваткой живого и мертвого инвентаря делает хозяйствование не только излишне тяжелым, но и убыточным. При этом устранить проблему самостоятельно не представляется возможным: все крестьяне хотят, чтобы «моя земля была в одном месте да поближе к дому» [9], но как решить этот вопрос безболезненно, никто не знает. Все более ясной становится лишь необходимость скорейшего землеустройства.
Как корреспонденты губернских газет, изучавшие деревенский быт, так и селькоры отмечают необходимость агрокультурной помощи - не только изданием соответствующей литературы, но и в виде постоянной работы агрономов и создания образцовых хозяйств. «Хотя большая часть наиболее лучших сельских хозяев ненавидят черезполоси-цу и знают о нерациональности трёхпольного хозяйства, но по незнанию иных способов землепользования ограничиваются более крупной черезполосицей» [16]. Осознавая вред трехполья, крестьяне очень недоверчиво относятся к предложениям заменить его четырехпольем или многопольем, поскольку не видят наглядных примеров их эффективности. «Всё это хорошо, мил человек, но все это только одни разговоры, а на деле то нам не приходилось видеть ваших «четырехпольев» или «шестипольев» [16]. Корреспондент газеты «Земледелец и рабочий» приходит к выводу, что эффективным методом борьбы с экономиче-
ской отсталостью деревни будет широкое распространение и доступность агрономической помощи, принять которую крестьянство готово. «Деревня жаждет бесед, жаждет разъяснений и советов и ей нужно их немедленно дать во что бы ни стало» [16].
Привычные к экстенсивному хозяйствованию крестьяне, недоверчиво воспринимающие агропропаганду, главной проблемой крестьянских хозяйствсчитают в первую очередь малоземелие. Мнение об аграрном перенаселении подтверждает Губернское земельное управление, в 1924 году пришедшее к выводу, что число излишних рабочих рук составляет свыше 50% земледельческого населения губернии [33, л. 5]. «Тесно у нас стало. Что я сделаю на 1 1/2 десятинах земли на душу?» [27], - сетует крестьянин корреспонденту. «Жажда земли» проявляется в постоянных переделах и в стремлении к переселению в Поволжье, Сибирь, на Кубань - «там ширь, потому и уехать хотим» [27]. Деревенские коммунисты, признавая отсталость деревни и необходимость интенсификации крестьянского труда, обращают внимание на эти характеристики. «Эту жажду земли, земельную тесноту волостным организациям надо использовать для пропаганды улучшенных способов сельского хозяйства» [27].
Интенсивность внедрения более совершенных форм землепользования, по мнению представителей местной власти, зависит от «той энергии, какую проявляют землеустроительные органы на местах в деле пропаганды наилучших форм землепользования»[11].
Селькоры причинами слабого землеустройства считают как косность крестьянства, так и нежелание землемеров работать надлежащим образом.
«Наши спецы-землемеры вместо нужной горячей работы занимаются времяпровождением в городе и деревнях на спектаклях. Они любят всякие развлечения с самогоночкой<.. ,>и раскатываются на измученных лошадях с барышнями»[15]. Распропагандированные крестьяне в этом видят классовую проблему - образованные землемеры видятся «чуждым» элементом. «Пора положить этому предел и взяться за выделением землемеров из своей рабоче-крестьянской семьи. Интеллигентам не нужна борьба с жизненной разрухой» [15], - заключает селькор.
В действительности проблема была в большей степени связана с недостаточностью штата и загруженностью земельных органов. Например, в 1924 году, когда, по подсчетам Губернского земельного управления, срочно предстояло провести землеустройство более 86%земель трудового пользования, штат Губземуправления состоял из 93 работников, включая административный персонал (землемеров-исполнителей было 49 человек).«Очередь страшно большая, потому что дел в земорганах очень много, в силу чего землеустроительные дела очень подолгу принуждены ждать утверждения» [24], - сообщает «Орловская правда» в 1924 году. Впрочем, факты волокиты и злоупотребления землеустроителей также имели место. Встречались случаи, когда при разверстании земли землемер принимал решение в пользу тех, кто «радовал» его «подарочком», деньгами или самогоном [17].
Впрочем, разного рада злоупотребления представителей новой, советской власти, приводятся селькорами в качестве примера «пережитков» прошлого, демонстрирующих политическую отсталость деревни. Корреспондент
«Орловской правды» в 1923 году, говоря о том, что взяточничество местной власти является массовым явлением, причину видит в психологии крестьянства, «в его старом, еще не изжитом быту». «Вы не найдёте ни одного крестьянина, который бы не всосал с молоком матери убеждений, что за взятку можно все сделать. Он с этим родился. Он полагает, что всегда можно дать кому угодно взятку. А когда сам станет у власти, например председателем сельсовета, он и не считает преступлением взять. У него и здесь найдется старинное оправдание: - «Все берут» [12]. Действительно, анализ сообщений селькоров о взятках, злоупотреблениях деревенских властей позволяет сделать вывод, что эти факты не удивляют ни селькоров, ни крестьянство, последним даже воспринимаются как данность. В большинстве своем борьбу с этим явлением авторы заметок видят в снятии провинившегося с должности, лишь немногие обращают внимание на необходимость направленной работы: в каждом крупном обществе из самих крестьян организовать комиссии по борьбе со взяточничеством, проводить просветительские беседы, месячники, посвященные данной проблеме, чтобы ослабить и искоренить «вековое зло» [12].
Политическая «отсталость» проявляется и в пассивности крестьянской массы, позволяющей пройти в сельские и волостные советы «кулакам». В связи с этим особое внимание в газетах привлекается к необходимости участия крестьянства в выборах. Призывы быть активными, чтоб не допустить засилья «кулаков» в советах, идут из Москвы, рефреном повторяются губернской властью и иллюстрируются в заметках селькоров. Типично сообщение из Стрелецкой волости Орловского уезда: после перевыборов волостного совета «взяли власть» в нём беспартийные, которым «не хочется проводить в жизнь всех декретов, которые исходят из центра, потому что они не в их интересе». Существовавшая ранее в волости коммунистическая ячейка утратила силу, поскольку «местные власти волости смотрят на коммунистов враждебно и для них они не имеют никакого значения». При этом селькор обращается с призывом навести порядок не к несознательному крестьянству, а к губернской власти, тем самым отказывая деревне в сознательности и самостоятельности: «необходимо товарищам партийным высших инстанций обратить серьезное внимание на деревенские массы, бросить туда коммунистов, которые бы привили дикой мысли и темноте - светлую мысль обновления» [14].
Идея о том, что коммунисты, в первую очередь молодежь, должны стать локомотивом изменений, прослеживается и при характеристике социокультурной «отсталости» деревни. Наибольшее возмущение односельчан вызывают случаи, когда они, вместо того, чтобы служить примером, демонстрируют приверженность старым обычаям - «темноту». «Я беспартийный, но меня взяло за живое, когда один из наших коммунистов - секретарь сельского совета дер. Липки Ломовской волости Орловского уезда, Кондрашев Федор, согласился быть кумом гражданина Зайцева Алексея, который пригласил его к себе в кумовья после рождения сына», - пишет селькор в 1923 году. И традиционно обращается к власти: «Ломовской ячейке РКП(б) следует сделать внушения Кондрашеву, что таких вещей делать нельзя, что нужно бороться против религиозного дурмана, а не идти в кумовья» [19]. Другого сель-
кора, рассказывающего о святочных развлечениях, сильнее всего возмущает участие в них комсомольцев и бывших красноармейцев, которые «должны нести свет деревне, а не сгущать и без того мрачную тьму» [22].
Среди основных проявлений социокультурной «отсталости» деревни в этот период чаще всего называются религиозность, сохранение патриархальных отношений в семье, низкий уровень грамотности и медицины, суеверие, распространение слухов и тому подобное. Порой доходило до абсурда. Селькор приводит курьезный случай, имевший место в деревне Бастыевой Мценского уезда: в заброшенный колодец упала женщина и стала звать на помощь, но проезжавшие мимо крестьяне решили, что это «чорт кричит» и поспешили покинуть «нечистое место», вытащили пострадавшую значительно позже [20].
В губернии было очень много «бабок», «ведунов», «ведьм», к услугам которых массово прибегали крестьяне. Зачастую это было связано с недоступностью медицинской помощи. Несмотря на заявления региональных властей о том, что «крестьянину незачем теперь обращаться к знахарю» [18], поскольку во всех больницах, амбулаториях и фельдшерских пунктах помощь оказывается бесплатно, в реальности недостаточное их количество и удаленность заставляли прибегать к услугам «знахарей». Кроме того, среди услуг, предоставляемых последними, были и не связанные с медициной, но пользующиеся спросом, например, привораживание женихов [23] и предсказания [25]. Наиболее охотно к их услугам прибегали женщины. «Темные и доверчивые», они охотно шли к «этим пиявкам, отдавая им свои последние житки-пожитки» [29].
Женщины же, наряду со стариками, были наиболее последовательными приверженцами религиозных традиций. Иногда это выливалось в семейную драму, когда муж, часто из деревенских активистов, боролся с религией, а жена сохраняла веру в Бога. В этом случае селькор, безусловно, не на стороне «отсталой» женщины. «Какую трагедию переживает ребёнок. Отец тянет к науке, к свету, от бога, а
мать к богу, в беспросветную темь» [26].
Преодолению «отсталости» деревни должна была способствовать деятельность агитаторов, «избачей», распространение газет среди крестьян.
Но она не всегда встречала поддержку в деревне: «темнота проклятая одолела - все богу молятся, а красный уголок нечистой силой считают» [28]. Впрочем, антирелигиозная пропаганда, пусть и медленно, но давала результаты. Например, описывая быт Мценского уезда в 1924 году, селькор с удовлетворением констатирует, что «религиозная штукатурка отваливается», «советская жизнь берет свое» и уже встречаются «великопостные крестьянские свадьбы», заключаемые «по-новому», в ЗАГСе, а не в церкви [13].
Таким образом, представителями власти и деревенскими активистами «отсталость» в отношении крестьянства рассматривается как всеохватная категория:речь идёт и об экономической, и о политической, и социокультурной отсталости. Наиболее «тёмными» в деревне считаются женщины и старики, прежде всего из-за приверженности традициям, суеверия и нежелания порвать с религией. Вместе с тем, эти характеристики могут быть в большей или меньшей степени отнесены ко всему крестьянству, даже к представителям местной власти и деревенским коммунистам. Представления об «отсталости» деревни на региональном и местном уровне формировались под влиянием Москвы: орловские управленцы, многие из которых - сами в недавнем прошлом крестьяне, а также сельские корреспонденты, соглашаются с тезисом центра о «деревенской темноте» подтверждая его примерами. Важно, что «отсталость» крестьянства служила обоснованием необходимости модернизации деревни и давала большевикам право на вмешательство в её дела. Источником инноваций был центр, что вписывается в представленную Н.В.Зубаревич центро-переферийную модель пространственного развития, элементом которой является «диффузия инноваций от центров на переферию» [2, с. 8].
Библиографический список
1. Гончарова И.В. Крестьянство Центрально-Черноземной области в условиях подготовки и проведения коллективизации в 19281932 гг.: диссертация ... доктора исторических наук: 07.00.02. Москва, 2015. 522 с.
2. Зубаревич Н.В. Региональное развитие и региональная политика в России// ЭКО: Всероссийский экономический журнал. Новосибирск: 2014. №4 (478). С. 7-27. С.10
3. КалининМ.И. Избранные произведения. Т.1. М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. 784 с.
4. Калинин М.И. Избранные произведения. Т.2. М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. 641 с.
5. Каменский А. К проблеме «вековой русской отсталости»: [Электронный ресурс] // QuaestioRossica. 2018. Т. 6, № 1. С. 185-206. С. 186. URL: http://elar.urfu.rU/bitstream/10995/59922/1/qr_1_2018_14.pdf (Дата обращения: 15.07.2018).
6. Коцонис Я. Как крестьян делали отсталыми: сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861-1914. М.: Новое литературное обозрение, 2006. 320 с.
7. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. 1. М.: Государственное издательство политической литературы, 1953. 952 с.
8. Маслов С.С. Восходящая сила // Крестьянская Россия. Прага, 1922. № 1. С.6-38
9. Сельское хозяйство (Больной вопрос) //Красная правда. № 170 (275). 03.12.1921. С. 2
10. Ильинские хутора (Темнота беспросветная) //Орловская правда. № 241. 19.10.1924. С. 4
11. Землеустройство в Орловской губернии //Орловская правда. № 123. 06.06.1923. С. 4
12. Необходимо начать борьбу с деревенским взяточничеством//Орловская правда. № 224. 04.10.1923. С. 3
13. Религиозная штукатурка отваливается //Орловская правда. № 84. 18.04.1923. С. 3
14. Жизнь губернии //Известия. № 368. 18.05.1919. С. 4
15. Внимание земотделов //Красная правда. № 109 (214). 22.09.1921. С. 2
16. Чего ждёт деревня? //Земледелец и рабочий. № 29. 05.02.1922. С. 3
17. Прихватили //Орловская правда. № 75. 05.04.1923. С. 4
18. Долой знахарей //Орловская правда. № 83. 17.04.1923. С. 3
19. «Коммунист» - кум. //Орловская правда. № 239. 21.10.1923. С. 4
20. Суеверные головы //Орловская правда. № 272. 30.11.1923. С. 3
21. В борьбе с темнотой//Орловская правда. № 17. 20.01.1924. С. 6
22. Святочные «развлечения» //Орловская правда. № 17. 20.01.1924. С. 6
23. Суеверия в деревне//Орловская правда. № 25. 31.01.1924. С. 5
24. Земельные дела //Орловская правда. № 35. 12.02.1924. С. 5
25. В сельской глуши //Орловская правда. № 58. 09.03.1924. С. 6
26. Поездка в деревню //Орловская правда. № 117. 24.05.1924. С. 3
27. Дайте земли! //Орловская правда. № 142. 24.06.1924. С. 4
28. Стыдно быть темным//Орловская правда. № 147. 29.06.1924. С. 2
29. Тьма деревенская //Орловская правда. № 206. 09.09.1924. С. 3
30. В медвежьем углу//Орловская правда. № 21. 28.01.1925. С. 3
31. К новой жизни (Воюем с темнотой) //Орловская правда. № 25. 01.02.1925. С. 3
32. ГАОО (Государственный архив Орловской области). Ф.1. Оп.1. Д. 435
33. ГАОО (Государственный архив Орловской области). Ф.1. Оп.1. Д. 777
References
1. GoncharovaI. The peasantry of Central Black Earth Oblast in terms of preparing and conducting collectivization in 1928-1932 y.: thesis ... Doctor of Historical Sciences: 07.00.02. Moscow, 2015. 522 p.
2. ZubarevichN. Regional development and regional politics in Russia. ECO: All-Russian Economic Journal: Novosibirsk: 2014. N»4 (478). Pp. 7-27. C.1
3. KalininM. Selected Works. V.1. M.: State Publishing House of Political Literature, 1960.- 784 p.
4. KalininM. Selected Works. V.2. M .: State Publishing House of Political Literature, 1960.- 641 p.
5. KamenskyA. To the problem of «age-old Russian backwardness»: [Electronic resource] QuaestioRossica. 2018. V. 6, No. 1. Pp. 185-206. p. 186. URL: http://elar.urfu.ru/bitstream/10995/59922/1/qr_1_2018..(Converted: 07/15/2018).
6. Kotsonis Y. Making Peasants Backward: Agricultural Cooperatives and the Agrarian Question in Russia, 1861-1914. M.: Novoe Literaturnoe Obozrenie, 2006, p. 320.
7. CPSU in resolutions and decisions of congresses, conferences and plenums of the Central Committee, part 1. M .: State Publishing House of Political Literature, 1953. - 952 p.
8. MaslovS. Upward force // Peasant Russia. Prague, 1922. Ed. 1. p. 6-38.
9. Agriculture (Sick Question) // Krasnaya Pravda. No. 170 (275). 12/03/1921. p. 2
10. Ilyinskie Khutors (hopeless darkness) // Orlovskaya Pravda. No. 241. 10/19/1924. p. 4
11. Land Management in Oryol Governorate // Orlovskaya Pravda. No. 123. 06/06/1923. p. 4
12. It is necessary to start a fight with village bribery // Orlovskaya pravda. No. 224. 10/04/1923. p. 3
13. Religious plaster falls off // Orlovskaya Pravda. No. 84. 04/18/1923. p. 3
14. Province life// Izvestiya, No. 368. 05/18/1919. p. 4
15. Land department attention //Krasnaya Pravda, N 109 (214). 09/22/1921. p. 2
16. What is the village waiting for? // Farmer and worker. 02/05/1922. p. 3
17. Took // Orlovskaya Pravda No. 75. 04/05/1923. p. 4
18. Healers off // Orlovskaya Pravda. No. 83. 04/17/1923. p. 3
19. «Communist» - kum. // Orlovskaya Pravda. No. 239. 10/21/1923. p.4
20. Superstitious heads // Orlovskaya Pravda. No. 272. 11/30/1923. p.3
21. Fighting against obscurity // Orlovskaya Pravda. No. 17. 01/20/1924. p.6
22. Svyatki «entertainments» // Orlovskaya Pravda. No. 17. 01/20/1924. p. 6
23. Superstitions in the village // Orlovskaya Pravda. No. 25. 01/31/1924. p. 5
24. Land Affairs // Orlovskaya Pravda. No. 35 02/12/1924 p, 5
25. In the rural wilderness // Orlovskaya Pravda. No. 58. 03/09/1924. p. 6
26. Trip to the village // Orlovskaya Pravda. No. 117. 05/24/1924. p. 3
27. Give the land! // Orlovskaya Pravda. No. 142. 06/24/1924. p. 4
28. Shame on ignorant // Orlovskaya Pravda. No. 147. 06/29/1924. p. 2
29. Village darkness // Orlovskaya Pravda. No. 206. 09.09.1924. p. 3
30. In backwater district // Orlovskaya Pravda. N 21. 01/28/1925. p. 3
31. Towards a new life (Fighting with darkness) // Orlovskaya Pravda. N 25. 02/01/1925. p. 3
32. State archive of Orel region. F.48. Op.1. I. 435.
33. State archive of Orel region. F.48. Op.1. I. 777.
