CC BY
50
ПРОБЛЕМА ОМОНИМИИ, ПАРОНИМИИ И ПОЛИСЕМИИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ МИФОПОЭТИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ
М.Н. ГАЛАЕВА
Кафедра русского языка №1 ИЯ и ОД Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, 117198, Москва, Россия
Рассматривая случаи традиционной омонимии с позиции множественной этимологии, автор считает возможным отнести многие из них к полисемии. Существование межъязыковых паронимов объясняется с точки зрения ритуального происхождения языка.
Об омонимии и полисемии слов писали и говорили много. Тем не менее, существует определенная непоследовательность при определении границ между омонимией и полисемией. Вопрос о столкновении этих двух явлений в настоящее время представляет большой интерес, особенно в свете появившихся в последнее десятилетие работ М.М. Маковского, придерживающегося концепции ритуального происхождения языка, а также Ю.С. Степанова, Ю.В. Монича и других авторов. Создается впечатление, что пока еще нет надежных критериев, позволяющих с уверенностью расставлять межевые знаки между этими явлениями.
Обратимся к языковому прошлому. В «Этимологическом словаре индоевропейских языков» Ю. Покорного /11/ целый ряд внешне одинаковых корней, имеющих различные значения, подаются как омонимы. С другой стороны, корни, отличающиеся только начальным элементом, считаются синонимами. Например, и.-е, *bhel-, *ghel-, *sel-, *tel- имеют одно и то же значение - «гнуть». Но М.М. Маковский утверждает, что в этом и подобных случаях перед нами один и тот же корень *el-/*al- «гнуть» с различными преформантами. /1, с.120-121/. На многочисленных примерах, взятых из словаря Ю. Покорного, профессор М.М. Маковский убедительно доказывает, что то, что считается различными корнями в этом словаре, при ближайшем рассмотрении оказывается одним и тем же корнем. Речь идет как о корнях с различными преформантами, так и о корнях с различными расширителями. Преформанты и расширители (исторически они выполняли в слове, по мнению М.М. Маковского, магическую функцию, выступая соответственно как табуирующие элементы и как тотемы) не меняют значения слова, но слова с преформантами и расширителями могут выступать в одном из значений, входящих в семантические парадигмы /там же, с. 124/. Анализируя словарь Ю. Покорного, можно сказать, что более трети всего состава праиндоевропейского словаря находится в отношениях
омонимии. Существует гипотеза, активно разрабатываемая профессором М.М. Маковским, что возможно происхождение основной массы праиндоевропейской омонимии из исходной полисемии.
Определенная часть человеческого языка должна была унаследовать семантическую структуру ритуала, потому что ритуал стоял у истоков языка: первоначально не было слов, а были только комплексы звуков, сопровождавшие ритуализованную последовательность действий. Впоследствии эта ритуальная последовательность редуцировалась до одного звукового сигнала - слова человеческого языка. Именно поэтому невозможно возвести этимологию отдельного слова к какому-либо однозначному элементарному смыслу. В своем исследовании мы опираемся на множественную этимологию, обоснованную В.Н. Топоровым: в отличие от «одномерной этимологизации», признающей право на существование только одной семантической связи, множественная этимологизация исходит из признания возможности изначального существования нескольких метафор того или иного понятия (это связано с распространенностью табу в языческом обществе). То есть в мифопоэтическом мышлении наших предков слово могло иметь несколько этимологических решений
В действительности трудно порой однозначно разграничивать омонимы и значения полисемантического слова. Единственно доступный наблюдению и описанию критерий, на основании которого носитель языка воспринимает принадлежность разных значений одному слову - об этом говорил еще О.Н. Трубачев - это наличие объединяющей эти значения ментальной репрезентации, в границах которой сосуществование данных смыслов выглядит естественным. Мысль О.Н. Трубачева о том, что «триумф этимологического исследования - это умение решать задачи на омонимы», представляется нам основополагающей. /6, с. 8/ Речь идет о реконструкции этимологических связей между словами разных языков, опираясь на «общее внешнее» и данные семантической типологии (конечно, с опорой на данные формальных уровней), а также о реконструкции связей между словами одного языка там, где эти связи уже не представляются очевидными.
Категория омонимов больше, чем иные лексические категории, связана с фактом времени. Омонимизация первоначально близких словоупотреблений - дело многих лет. «Отраженная в омонимах смена значений иногда столь глубока, что ее можно приравнять к миниатюрной ломке сознания, а ломка сознания, как известно, - самый трудный вид ломки. ... И более древние омонимы могут на поверку оказаться давно разошедшейся полисемией» /там же, с. 12-13/.
Приведем небольшой пример. У существительного burn с основными значениями «ожог», «знак, клеймо» в английском языке есть омоним со значением «речушка, ручеек». Есть и глагол to burn - «гореть, пылать». С другой стороны, есть англ. bourn, bourne «ручей». На первый взгляд, эти значения совсем не связаны между собой. Но давайте посмотрим на проблему с точки зрения языческого культа, ритуала. Понятие огня как первоэлемента Вселенной тесно связано с понятием другого первоэлемента Вселенной - воды (в основе внутренней формы слов со значением «огонь» и
«вода» лежит значение «гнуть, плести» - сакральные понятия): ср. др.-англ. lieg "огонь", но др.-англ. log "вода". Ср. также латыш, lipt «зажигать», литов. liepsna «пламя», и.-е. leibh «мокрый, жидкий; вода», но нем. leben «жить»; и.-е. ker- «гореть» - *ker- «жидкий, мокрый», но осет. соегуп «жить»; и.-е. *eus- «гореть; огонь», *as- «гореть», *ues- «мокрый», но др.-инд. as «жить». Во всех приведенных примерах явно прослеживается также соотношение огонъ-вода-жизнь, что косвенным образом указывает на важность, сакральность, которую имели огонь и вода у язычников. На это указывает и другой пример: божество огня на санскрите называют эпитетом арат -napat «сын вод», samudraväsas «имеющий морские или водяные одежды, облаченный водами, живущий в океане (это воды небесные, океан небесных вод, скопленных в тучах. Агни, в них живущий - это молния). Агни также во многих местах Риг-веды представляет собой то же самое, что и Индра, грозовое божество индусов. Таким образом, понятия «огонь» и «вода» оказываются тесно связанными.
Другая сторона омонимии - так называемые ложные омонимы, то есть паронимы, в том числе межъязыковые. Не только в пределах одного языка встречаются внешне похожие слова, имеющие разное на первый взгляд значение. То, что в разных языках выглядит внешне и произносится сходным образом, может иметь скрытые генетические связи. В языке с одинаковой долей вероятности могут проявляться как случайности, так и закономерности. Для примера рассмотрим соотношение слов английского языка fear afire. По данным словаря К.Бака 19/, в индоевропейских языках слова, обозначающие понятия fear, fright, в основном базируются на значениях «дрожать, трястись; убегать, быть потрясенным чем-либо». Хотя и ставя под сомнение, Бак все же приводит версию о происхождении слов, обозначающих страх (fear), от и.-е. *bhn-, *bhë-. Это, возможно, один и тот же корень, что и в др.англ. beofian, др.в.нем. ЫЪёп и т.д. - «трястись, дрожать» (shake, tremblé). Лат. pavor, первонач. «трясущийся, содрогающийся», особенно от страха, отсюда значения «тревога, ужас, страх»(>др.фризск. раог, фр. peur, исп. pavura). Нам кажется, что эти значения - страх, ужас - могли вполне соотноситься со значением огонь. Ср. фр. peur, исп. pavura, англ. fear — «страх», но англ. fire, гот. agis, др.сев. ögn «страх»,но санскр. Agni, русск. огонь.
Бак считает, что гот. agis «страх» ( др.сев. agi «ужас»), др.англ. ege, среднеангл. eye (совр. awe), др.в.нем. egi, ср.в.нем. ege, egis, др.сев. ögn вместе с гот. ög «бояться», ogjап и us-agjan «пугать» родственны греч. àxoç «боль, горе, бедствие» (и.-е. *ag- «гореть»). Ср. также и.-е. *bhog- «гореть» и нем. диал. bögen «бояться». Другой этимологический словарь (Origins..., 1990) возводит английское fear к и.-е. *рег. Ср. с и.-е. *ег-/аг- «гореть».
Указанные соотношения, по нашему мнению, можно объяснить с точки зрения языческого культа. Огонь как проявление божественной силы, стихии действительно мог внушать первобытному человеку ужас и страх, поскольку стихия огня могла наносить значительный урон. Человек мог испытывать чувства страха и ужаса (значения «трястись, дрожать») перед бедствием, которое может принести, например, внезапный пожар. С другой
стороны, соотнеся значения огонь - страх - дрожать, можно предположить, что так в языке могла найти отражение языческая культовая пляска, поклонение божеству, и в этой церемонии страх перед божественным занимал не последнее место.
Рассмотрим другой пример. Прикосновение, а также возложение (жертвоприношение) были наиболее типичными формами клятвы и проклятия. В этой связи вполне возможно допустить соотношение русских глаголов класть и клясть. Типологически сравним: праформа *pri-sega «клятва» буквально означает «касание рукой»; др.-англ. aö «клятва», но др.-ирл. do-aidla (3 Sg.) < to-ad-ell «приблизиться, трогать, дотронуться»; и.-е. *lagh-, *legh-, *lugh- «класть», но ирл. luge «клятва» (ср. др.-англ. läc «жертвоприношение»); у греков возложение на алтарь (молитвы, жертвенного животного и др.) означало как дар по обету, так и отлучение, проклятие (греч. ava-Br\¡ia); литов, keikti «проклинать» соотносится с и.-е. *kei- «лежать; возлагать»; ср. также: и.-е. * or ego «пртягивать(ся),
вытягивать(ся), простираться», но греч.оркос «клятва»; и.-е. *teg-, *tog-«дотронуться; сжать» (ср. англ. tongs «щипцы»), др.-инд. dhaukate «приближается; дотрагивается», но др.-ирл. tonga, валл. tyngu «проклинать» (ср. англ. stock «склад», букв, «то, что кладется»),
О.М Фрейденберг в свое время обратила внимание на то, что «не в одном русском языке «слово» и «слава» лингвистически тождественны». Вот что она говорила о том значении, которое слово имело у древних: «Из функции слова - добра возникает хвала, слава, благословение, благо. Из функции слова-зла - проклятие, брань. Хвала есть слава - живое, живущее слово ... У греков в старинных формах языка сохранилось тождество понятий «быть», «существовать», «говорить». Слово есть жизнь...слава есть неумирающее, вечно живое слово, бессмертие» /7, с.56/. О.М. Фрейденберг пишет, что «первоначально слово заключало в себе образ тотема и его
сущности - его имя. Первые «славы»....слова состояли из называний имени,
позднее - из призывов. Эти акты называний тем самым создают прибытие тотема, его живое присутствие. В классической филологии есть работы, показывающие связь инвокации с богоявлением; назвать бога - это вызвать его. Вот почему инвокируют умерших: от произнесения их имени они «являются», вновь возникают, приходят, оживают. Это и есть самая ранняя слава» /там же, с.59/.
Если продолжать цепь сопоставлений дальше, то обращает на себя внимание соотношение др.сев. hljöö «звук», но др. исл. Ijös «свет», датск. lyd, но дат. lys, швед, ljud, но швед, ljus, голл. geluid, но др.англ. leoht, а также русск. льет, литься. Кроме того, ср. ирл. fogur, новоирл. foghar «звук, особенно звук голоса, человеческой речи», но русск. гореть, гарь, а также и .-e.*gher- «сиять, блестеть, мерцать», но литов, garsas «звук». Типологически ср. лат. lingua «язык», но др.- англ. lieg «пламя», латыш. valoda «язык, речь», но др.-в,- нем. swelzan «сжигать».
Ср. также ср.н.нем. lüsteren (>датск. lystre «подчиняться, слушаться»; швед, lystra), голл. luisteren, шведск. lyssna, др.в.нем. lustren, но англ. lystre
«глянец, сияние; слава». Ср. также ирл. glór «звук», но англ. glory «слава» от лат. gloria, развитие через «шумный праздник» > «шум, звук».
Огонь на санскрите называют rshi - «поэт, мудрец, вещий» (от корня arsh- - «струить», что отражает наивное представление ритма пения как текущей жидкости). Огонь также воспринимался древними как «божественный напиток». Об этом свидетельствуют следующие соотношения: Ср. *reg - «жечь», на древнеанглийском drinkan - «пить»; и.-е. *ghela «Wei». Ср. также др.-англ. tinnan "гореть", но дап «мокрый»; и.-е. *иег- «гореть», но также «мокрый».
Для сознания древнего человека огонь был божественным чудом (ср. и.-е. *рег- «чудо»). «Огонь выходит из дерева; стихия подвижная, эфирная, неустойчивая возникает из твердого и плотного тела, горячее выходит из холодного. Очевидно, в дереве скрыт огонь, и процесс трения только вызывает его наружу. Это, стало быть, не более как магическая манипуляция, принуждающая скрытое в дереве божество выйти из своего убежища... Его огненные языки тянутся к небу; он мечет искры и в клубах дыма уносится в небеса. Если в этот дым бросить крылатое слово молитвы, оно улетит вместе с ним в небеса, к богам. Здесь все полно тайны, здесь все чудесно» /5, с.23 - 24/.
Д.Н.Овсянико-Куликовский исследовал культы индоевропейской древности, в частности, культ огня, и его фундаментальные труды дают нам достаточно полное представление о культуре и традициях наших индоевропейских предков. Исследование свое автор проводит, во многом опираясь на языковые данные. Исследуя религиозные гимны Вед, Д.Н.Овсянико-Куликовский обращает внимание на «солнечную» концепцию гимна, песни, речи: понятие «звук» и «свет», «слышать» и «видеть» ассоциируются: «свет», подобно «звуку», понимается как своего рода жидкость, которая льется, течет, струится. Напрашиваются аналогии с напитком - имеется в виду описанный в Ведах напиток Сома с опьяняющим воздействием, имеющий отношение к культу огня. Сома - божественного происхождения, но он имеет реальное воплощение в материальном мире /5, с.98/. Радость, счастье и экстаз испытывали люди, принимавшие участие в культе огня, причем атрибутом этого культа является опьяняющий напиток Сома. Потребление этого напитка окрыляло фантазию, развязывало язык, развивало общительность, подвигало вперед поэтические, творческие и культурные инстинкты человека, оказывало экстатическое воздействие. Экстаз мог достигаться также простым ритмичным воздействием поэтической речи. На ранних ступенях развития поэзия сливалась с языком, сам язык был поэзия. Подчиняясь ритмичному сердцебиению и дыханию, речь человека отливается в форме ритмического сочетания слогов. Здесь-то и таится причина экстатического воздействия языка на психику человека. Итак, огонь, напиток Сома и человеческая речь взаимосвязаны. Но Сома -еще и божество Солнца (огня). Черты образа огня у Сомы сохраняются и тогда, когда он предстает в образе верховного поэта. Поэт же в древнем обществе занимал исключительное положение. Он обладал исключительным правом на отношения взаимности и обмена с богами. Его
хвалебные гимны были даром богам, это в свою очередь предполагало ответный дар божества; восхваляя богов, поэт мог просить о ниспослании ему успеха, благополучия, долголетия. В древнем обществе поэзия не была украшением, она была жизненной необходимостью, обязательным условием существования. Умело сказанное слово могло оказывать физическое воздействие на мир.
Подведем некоторый итог всему вышесказанному. Только учет омонимии позволяет выявлять этимологию слов с наибольшей долей вероятности, дает возможность проследить этимологические связи изучаемых слов как на основе фонетических законов, так и вопреки им. Но, решая проблему мотивированности значений тех или иных слов, нельзя игнорировать языческую символику, так как именно из языческого ритуала возник в свое время человеческий язык. Слова, которые похожи графически и фонетически, на самом деле имеют непосредственные этимологические связи. С другой стороны, слова, которые традиционно считаются омонимами, не имеющими в своем значении ничего общего, оказываются с мифопоэтической точки зрения всего лишь разными значениями полисемантического слова. Безусловно, подобные этимологические решения
- всего лишь гипотеза, поскольку сохраняется постоянная возможность получения новых данных, этимологические поиски заведомо не окончательны и в определенном смысле приводят к промежуточному результату. Но, как писал В.И.Абаев в своей работе «Язык и мышление» еще в 1948 году, «воссоздать историю хотя бы одного слова - это значит приобщиться к раскрытию тайны всей человеческой речи и мышления».
ЛИТЕРАТУРА
1. Маковский М.М. Индоевропейский корень: форма и значение // Вопросы языкознания. - 2002, №3, сс. 120-125.
2. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. М., 1996.
3. Монич Ю.В. Прототипическая семантика в праиндоевропейских реконструкциях (Энантиосемия. Синонимия. Омонимия.). Дисс. ... канд. филол. наук. М., 1999.
4. Овсянико-Куликовский Д.Н. К истории культа огня у индусов в эпоху Вед. - Одесса, 1887.
5. Овсянико-Куликовский Д.Н. Опыт изучения вакхических культов индоевропейской древности в связи с ролью экстаза на ранних ступенях развития общественности. 4.1. Культ божества «Soma» в древней индии в эпоху Вед. - Одесса, тип. П.А.Зеленского, Красн. переулок, д.№3, 1883.
6. Трубачев О.Н. О семантической теории в этимологическом словаре. Проблема омонимов подлинных и ложных и семантическая типология // Теория и практика этимологических исследований. - М., Наука, 1985. - сс.6-16.
7. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М.: Наука, 1978.
8. The Barnhart Dictionary of Etymology/ edited by Robert K. Barnhart. -The Wilson Company, 1988.
9. Buck, C.D. A Dictionary of Selected Synonyms in the Principal Indo-European Tanguages. - Chicago, Illinois, USA, 1949.
10. Origins. An Etymological Dictionary of Modem English by Eric Partridge. - Tondon, Routledge, 1990.
11. Pokomy, Yulius. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. Band I.
- Fancke Verlag, Bern und München, 1959.
PROBLEM OF HOMONYMY, PARONYMY AND POLISEMY FROM THE POINT OF VIEW OF MIFOPOETRY
M.N. GALAYEVA
Russian Language Chair №1 Foreign languages and Social Sciences Faculty People’s Friendship University of Russia Miklukho-Maklay st., 6, 117198 Moscow, Russia
Considering the traditional homonyms, the author uses multiple etymology, which helps to refer many of them to polysemy. Interlingual paronymy is analyzed from the point of view of the ritual origin of the language.
