CC BY
148
УДК 34(091)
ПРОБЛЕМА ОБЪЕКТОВ ПОЛОВЬ1Х ПРЕСТУПЛЕНИЙ В УЛОЖЕНИИ О НАКАЗАНИЯХ УГОЛОВНЫХ И ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ 1845 Г.
© Майданович Н. В., 2015
Иркутский юридический институт (филиал) Российской правовой академии Минюста РФ, г. Иркутск
В статье рассматривается сложившаяся к XIX в. система ценностей, подлежащих уголовно-правовой охране, при совершении половых преступлений. Отмечено, что юридическая техника законодателя XIX в. достаточно развита для того, чтобы выстроить систему объектов данного вида деяний. Установлено, что основной объект деяний определялся в зависимости от того, шла ли речь о традиционном половом акте или о противоестественном: ответственность за гомосексуализм наступала из-за причинения вреда общественной нравственности, а при изнасиловании ценность представляли, в первую очередь, личные интересы женщины, подвергшейся насилию.
Ключевые слова: история уголовного права; право XIX в.; половые преступления.
А ^ августа 1845 г. императором ^Чбыл подписан указ о введении в X действие Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. В соответствии с указом оно вступало в действие с 1 мая 1846 г.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных — это первый российский кодифицированный уголовный закон, содержащий только нормы уголовного права. При этом следует отметить не только его строго отраслевой характер, но и значительно усовершенствованную, по сравнению с предыдущими актами, юридическую технику.
Данный акт условно можно разделить на общую и особенную части. Так, первый раздел Уложения содержал нормы «О преступлениях, проступках и наказаниях вообще» [1] и служил аналогом современной Общей части Уголовного кодекса. В последующих разделах законодатель, объединяя те или иные преступления, стал больше принимать во внимание именно объект преступления. Это отражено в названиях глав и статей правового акта. Так, например, раздел II, с которого и начинается особенная часть акта, был посвящен преступлениям против веры и ограждающих оную постановлений.
При этом преступления обрели не только непосредственный объект. Их стали объединять еще и по родовому и видовому объ-
объект преступления; история права; уголовное
екту, т. е. объекту, характерному для определенной группы преступлений. Упоминаемый выше раздел II включал пять глав, статьи в которых были объединены в зависимости от объекта посягательства. Например, первая глава раздела предусматривала ответственность за богохуление и порицание веры, вторая — за отступление от веры и постановлений церкви, но их общим объектом была христианская вера.
Следующий раздел III содержал главы и статьи о преступлениях государственных. Их объектами были священная особа государя императора, государственная власть, внешняя безопасность государства и т. д.
Однако стройная система, сформированная на основании общности объекта преступлений, была нарушена законодателем, когда речь шла о половых преступлениях.
В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных, как и в предшествующем ему уголовном законодательстве, была предусмотрена ответственность за половые преступления. Но при этом в определение объекта охраны при совершении данного рода деяний были внесены существенные изменения.
Если в Воинском уставе все преступления, так или иначе связанные с интимной жизнью населения, были включены в одну главу — «О содомском грехе, о насилии и блуде», то в Уложении 1845 г. законодатель поместил нормы об ответственности за
данный вид преступлений в разные разделы. В отличие от градации других видов преступлений по объекту, основной принцип определения местоположения нормы о половых преступлениях — это разделение противоестественных сексуальных преступлений и преступлений, совершаемых посредством традиционного полового акта, т. е. объективная сторона деяния.
Учитывая своеобразие установки законодателя, для выяснения вопроса о том, что являлось объектом половых преступлений в законодательстве XIX в., необходимо провести анализ Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, исходя не только из содержания статей, но и из местоположения нормы в структуре документа.
Как ранее упоминалось, гомосексуальные преступления и преступления, совершаемые с помощью традиционного полового акта, были закреплены в разных разделах Уложения, поэтому представляется правильным изучать объекты этих преступных посягательств по отдельности.
Первыми среди половых преступлений Уложение о наказаниях уголовных и исправительных регламентирует деяния, связанные с противоестественными половыми актами, такими как мужеложство и скотоложство. Ответственность за них предусмотрена в восьмом разделе «О преступлениях и проступках против общественного благоустройства и благочиния» в главе IV «О преступлениях против общественной нравственности, и нарушении ограждающих оную постановлений».
Исходя из названия раздела «О преступлениях и проступках против общественного благоустройства и благочиния», родовым объектом преступлений, предусмотренных в нем, являются «благоустройство и благочиние».
В словаре термин «благоустройство» определяется как «состояние благоустроен-наго; чинный порядок» [2]. Под благочинием следует понимать законодательство о мерах, обеспечивающих безопасность. Кроме этого, в словаре термином «благочиние» определяются специальные органы, призванные осуществлять наблюдение за исполнением правил о торговле, законов о паспортах, исправном состоянии путей сообщений и мостовых, за сохранением церковного благочиния, за обществами дозволенными; преследование тайных и незаконных обществ, запрещенных игр; наблюдение за лотереями, общественными пред-
ставлениями, предупреждение безнравственности [3]. Предполагается, что все это можно объединить в понятие «общественный порядок».
Итак, родовым объектом преступлений, предусмотренных в VIII разделе Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, являлся общественный порядок.
Глава IV «О преступлениях против общественной нравственности, и нарушении ограждающих оную постановлений» предусматривает ответственность за деяния, идущие вразрез с общественной нравственностью.
Ответственность за гомосексуализм была предусмотрена в первом отделении этой главы «О соблазнительном и развратном поведении, о противоестественных пороках и о сводничестве», в ст. 1293 и ст. 1294, где упоминается «...изобличенный в противоестественном пороке мужеложства.», и оговорена ситуация, когда «.означенное в предшедшей 1293 статье преступление было сопровождаемо насилием или же совершено над малолетными или слабоумными.» [4].
Можно более или менее точно предположить, что именно хотел оградить законодатель, предусматривая ответственность за «противоестественный порок мужеложства».
Так как видовой объект преступления (определенный в названии главы) может быть одновременно непосредственным объектом, очевидно, что главной ценностью, подлежащей уголовно-правовой охране при совершении мужеложства, законодатель видел общественную нравственность.
Этот вывод поддерживается некоторыми учеными. Л. С. Белогриц-Котляревский считал, что «одним из условий существования общества и его развития является нравственность вообще и половая в частности; общество, построенное на безнравственных принципах, существовать не может; оно неминуемо рушится» [5].
Следует отметить, что такая оценка данных преступлений законодателем нашла поддержку не у всех. Так, А. В. Лохвицкий придерживался иного мнения. Он писал: «Уложение поставило мужеложство и скотоложство в разряд преступлений против общественной нравственности. Такое постановление было бы верным, если б эти пороки подвергались наказанию только в том случае, когда они проявлялись публично. Но по Уложению они наказываются во всяком случае, следовательно нельзя их счи-
тать преступлениями против общественной нравственности» [6].
Н. А. Неклюдов соглашался с законодателем в том, что мужеложство — действие безнравственное, но вместе с тем считал, что это деяние не должно носить преступный характер: «Скотоложство и мужеложство — безнравственные действия, грех, но не посягательство на общественные отношения. Германское Уложение грозит за них просто тюрьмою (§ 175), но было бы гораздо правильнее набросить на них завесу, как на такия мерзости, о которых Апостол Павел не советует и говорить христианам, весьма основательно полагая, что разговор об них только возбудит охоту познакомиться с ними...» [7].
Л. С. Белогриц-Котляревский высказал несколько противоречивое мнение по вопросу преступности безнравственных действий. Так, говоря об объектах преступлений против нравственности, он обращал внимание на то, что «самоличныя безнрав-ственныя действия, как бы они ни были мерзки и гадки с точки зрения морали, не могут быть отнесены к области преступлений; поэтому распутство и онанизм не должны занимать места в уголовных кодексах» [8].
Правда, высказывая такую точку зрения, автор делал некоторые исключения, например для случаев, когда безнравственные действия совершались с помощью насилия или в отношении лиц, «не достигших известного возраста», когда они «причиняют публичный соблазн или вообще подрывают устои общественной нравственности» [9]. Именно к последним он относит мужеложство и скотоложство. «Эти пороки, даже совершаемые тайно, способны к распространению, вызывая соблазн, требующий пресечения; в виду особенно вреднаго их действия на общественные нравы некоторые кодексы. объявляют их преступными» [10].
Позиция автора весьма интересна, но закономерно порождает вопрос: почему тайно совершаемое добровольное мужеложство «способно к распространению», а онанизм и распутство — нет? Трудно понять логику автора и принять его точку зрения.
Еще одним объектом данных преступлений следует назвать христианскую веру.
Такой вывод можно сделать из санкции ст. 1293. В ней, помимо основного государственного наказания, предусмотрено и
дополнительное: «Сверх того, если Христианин, то предается церковному покаянию по распоряжению своего духовного начальства» [11]. Очевидно, это связано с большим влиянием церкви на государство и власть. Гаер отмечает, что церковь на светское уголовное право влияла тем, что «.она судила не только за чисто церковныя преступлешя (delicta ecclesiastica), но и за так называемыя смешанныя деяния, delicta mixta, т. е. преступления, имеющие близкое отношение к церковным постановлениям.» [12].
Кроме того, перечислять уголовно-наказуемые деяния законодатель начинает с ответственности за «богохуление и порицание веры» [13]. Это говорит о значимости религии и церкви в обществе и государстве в рассматриваемый период.
Говоря о непосредственном объекте мужеложства, некоторые авторы считают им человека, в отношении которого совершено это деяние. Так, например, Н. А. Неклюдов отмечает, что непосредственным объектом этого преступления является мужчина [14].
Но при такой трактовке возникает вопрос: кто из двух участников является объектом при добровольном мужеложстве? Сам Н. А. Неклюдов рассуждает об этом так: «Педерасты делятся на пасивных и активных, т. е. на употребляемых и употребляющих; так как и те, и другие все-таки педерасты и закон не делает никакого между ними различия, то и ответственным лицом за мужеложство может быть не только субъект, но и объект онаго» [15].
Но такое суждение кажется несколько противоречивым: преступное деяние должно причинять вред, а в данном случае вред никому не причиняется.
Н. С. Таганцев, составляя комментарий к Уложению о наказаниях уголовных и исправительных, указал, что «существенный признак преступления. есть именно противоестественное совокупление, хотя и названное в сих узаконениях мужеложством, но не потому собственно, что оно может быть совершаемо исключительно над мужчиною, так как совершение сего преступления оказывается одинаково возможным и над женщиною» [16]. Другими словами, автор предложил использовать термин «мужеложство» не только в отношении гомосексуального акта между мужчинами, но и в отношении иных действий сексуального характера, а соответственно выделить в качестве объекта данного преступления еще и женщину.
Что касается насильственного мужеложства, то можно предположить, что помимо перечисленных объектов законом охранялось также здоровье потерпевших. Логично думать, что мужеложство, совершенное насильно, может оставить отпечаток не только на физическом, но и на психическом здоровье человека, подвергшегося насилию.
Кроме того, представляется, что объектом насильственного мужеложства можно назвать еще и половую неприкосновенность. Правда, о половой свободе, т. е. свободе выбора полового партнера, в XIX в. говорить не приходится, так как добровольное мужеложство являлось уголовно-наказуемым деянием, и, соответственно, мужчины не обладали половой свободой.
Обобщая сказанное, можно выделить целый ряд объектов, подлежащих уголовно-правовой охране при совершении мужеложства, с точки зрения законодателя XIX в.
Родовым объектом данного преступления являлось общественное благоустройство и благочиние; видовой и непосредственный объекты совпадали: ими была общественная нравственность. Кроме общественной нравственности объектами охраны были: христианская вера (церковные установления); при совершении насильственного мужеложства — человек, в отношении которого совершается преступное деяние; здоровье потерпевшего; половая неприкосновенность.
Следующее половое преступление, за которое предусматривалась уголовная ответственность, — это изнасилование. Ответственность за это деяние закреплялась совершенно в другой главе (глава VI) и даже в другом разделе Уложения (раздел X).
Раздел X назывался «О преступлениях против жизни, здравия, свободы и чести частных лиц». Соответственно родовыми объектами преступлений, предусмотренных в нем, были жизнь, здоровье, свобода и честь людей. В главе шестой «О оскорблениях чести» предусматривалась ответственность за деяния, направленные на причинение вреда чести потерпевшего.
Первое отделение этой главы было посвящено непосредственно преступлениям против чести и целомудрия женщин. Соответственно, можно утверждать, что именно честь и целомудрие женщины были объектами, подлежащими уголовно-правовой охране.
Следует отметить, что термин «честь» в данном контексте, скорее всего, понимался
не так, как во всей главе, а употреблялся в особом смысле.
А. В. Лохвицкий рассуждает об этом следующим образом: «Уложение под общим названием «преступлений против чести» разсматривает не только личныя оскорбления и клевету, но так же и изнасилование, давая последнему видовой титул: «преступления против чести и целомудрия женщин». Сопоставление в один разряд таких деяний нельзя оправдать ни с практической, ни с теоретической точки зрения. Изнасилование совершенно не то, что оскорбление чести; если и говорят про изнасилованную, что она лишена чести («обезчещена», как выражается в одном месте закон об обольщении), то здесь честь понимается не в общем смысле, а в условном, специальном — насильственнаго совокупления. Без сомнения, честь, достоинство женщины страдает при изнасиловании, — но не одно это достоинство; не одна только обида наносится изнасилователем, он посягает на другия блага высшей цены» [17].
Очевидно, что следует согласиться с автором. Действительно, оскорбление и изнасилование — совершенно разные деяния, направленные против несопоставимых общественных ценностей.
Представляется, что в данном случае под честью женщины следует понимать соблюдение целомудрия девушкой и супружеской верности замужней женщиной [18].
Следует отметить, что в науке XIX в. не существовало однозначного мнения по вопросу охраны чести «блудных» женщин.
Так, А. В. Лохвицкий считал, что «вопрос об изнасиловании публичной и вообще явно развратной женщины занимал старинные уголовные кодексы. Они не видели в насильственном совокуплении с такою женщиною преступления изнасилования. Уложение, подобно другим новым кодексам, умалчивает об этом вопросе, чем и показывает, что для него здесь нет вопроса, и что изнасилование над всякой женщиной составляет одинаковое преступление» [19].
Л. С. Белогриц-Котляревский также говорит о равной степени охраны от половых посягательств всех женщин, «безразлично — девушка, замужняя или вдова, затем, непорочная или порочная женщина, т. е. даже проститутка» [20].
Н. А. Неклюдов высказывал совершенно противоположную точку зрения. Он считал, что «.объектом изнасилования не
может быть женщина непотребная, т. е. промышляющая развратом; совокупление с такою женщиною при помощи насилия должно быть наказываемо как насилие, а не как изнасилование. Закон не может ставить на одну доску бардельную девку с целомудренной женщиной; промышляющая развратом целомудрия не имеет и продает свою честь по таксе или кто даст дороже; ея упорство — упорство с целью надбавки платы, а не по чувству стыда или омерзения; ее безпамятство — состояние опьянения, а не обморок от страха посягательства; ея честь отдана на произвол и женатому, и холостому, и малолетнему, и старцу — кто первый забежит с деньгами в кармане; а можно ли считать разбоем взятие силою в лавке товара с уплатою за него денег.» [21].
Представляется верным в этом вопросе согласиться с А. В. Лохвицким и Л. С. Бе-логриц-Котляревским. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных действительно нет указания на какое-то особое отношение к женщинам легкого поведения, а соответственно можно предположить, что и охранялись их интересы наравне с интересами добропорядочных женщин. В пользу равного права на защиту всех женщин можно отметить и то, что в изучаемый нормативный акт не вошла норма, содержащаяся в ст. 1938 Проекта Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, об ответственности за изнасилование монашествующей [22].
Следующим объектом изнасилования законодатель называет целомудрие женщины. Л. С. Белогриц-Котляревский, исходя из учений того времени о двойственности объекта, о целомудрии писал следующее: «Как благо частное, целомудрие предполагает свободу личности от посягательств на ея половую сферу, нарушающих или ея идеальную сторону — стыдливость, или ея материальную сторону — телесную неприкосновенность» [23].
В словаре «целомудрие» определяется в двух значениях. В первом это «девственность», во втором — «строгая нравственность, чистота» [24]. Представляется, что и то и другое значения можно использовать для определения объекта изнасилования с учетом того, на кого направлено преступное действие. Если насилию подвергается незамужняя девушка, то, соответственно, возникает угроза повреждения ее девственности и нравственности. Если изнасилована женщина, которая была
или есть замужем, то вред причиняется только нравственности потерпевшей.
Л. С. Белогриц-Котляревский объектом изнасилования называет «огражденное законом благо половой свободы женщины» [25]. Такая формулировка представляется не совсем верной. Половая свобода очень тесно связана с половой неприкосновенностью, но все-таки понятия эти неравнозначны. Если под свободой понимается «возможность действовать по-своему» [26], то неприкосновенность означает, «кого или чего не должно касаться, нельзя трогать» [27]. Исходя из того, что женщины XIX в. все же не были полностью свободны в выборе сексуального партнера, можно предположить, что объектом охраны была не половая свобода, а половая неприкосновенность женщины.
Можно предположить, что, как и сейчас, изнасилование имело не только непосредственные объекты, такие, как честь и целомудрие женщины, но и дополнительный объект, например, здоровье потерпевшей. Изнасилование в XIX в. понималось как насильственное удовлетворение половых побуждений [28]. То есть по своей сути это деяние предполагает применение насилия, и логично думать, что преступление начинается не с сексуального действия, а с применения насилия к потерпевшей. Это ставит под угрозу ее здоровье, поэтому здоровье является дополнительным объектом данного преступления.
Говоря о здоровье как объекте преступления при изнасиловании, необходимо отметить, что в практике встречались случаи, когда наличие вреда здоровью было определяющим в производстве по данным делам. Так, при рассмотрении дела по обвинению бурят Степана Распутина и Григория Юринского в изнасиловании жены Бабушкина Веры Прокопьевой в 1899 г. мировой судья 3-го участка Балаганского уезда вынес постановление о передаче дела в Иркутский окружной суд с ходатайством о прекращении следствия и дальнейшего производства «за недоказанностью факта преступления и за совершенной недостаточностью улик против заподозренных лиц» [29]. «Недостаточность улик», по мнению судьи, возникла «.ввиду установления балаганским судебно-полицейским врачом, что на теле потерпевшей Веры Бабушкиной никаких знаков насилия или насильственного совокупления не было.» [30].
Кроме названных объектов, подлежащих уголовно-правовой охране, законодатель выделяет и факультативные объекты, которым может быть причинен вред при совершении изнасилования. Так, ст. 2001 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных предусматривает квалифицирующие признаки изнасилования. Среди прочих к основаниям для «возвышения» наказания законодатель относит следующие: «1) Когда изнасилована женщина, состоящая в замужестве; 2) Когда изнасилованная была для сего против воли или обманом уведена или увезена; 3) Когда изнасилование было сопровождаемо побоями или иными истязаниями.» [31].
В соответствии с этим можно сказать, что охраняемыми объектами, кроме чести и целомудрия женщины, законодатель считал ценность семьи, т. е. брачные отношения, личную свободу женщины, а также здоровье потерпевшей.
Кроме того, в отдельную статью был выделен особо квалифицирующий признак: ст. 2002 Уложения предусматривает ответственность за то, что «.последствием изнасилования была смерть изнасилованной.» [32]. Это говорит о том, что факультативным объектом при изнасиловании могла быть жизнь потерпевшей.
Исходя из сказанного, можно сделать вывод о том, что устанавливая ответственность за изнасилование, российский законодатель XIX в. видел необходимость в защите следующих объектов: во-первых, непосредственно чести и целомудрия женщины; во-вторых, дополнительно, — ее здоровья; в-третьих, факультативно, семьи, личной свободы женщины и наконец, ее жизни.
Таким образом, устанавливая ответственность за половые преступления, законодатель имел в виду совершенно разные объекты уголовно-правовой охраны при совершении гомосексуальных половых преступлений и преступлений, совершенных с помощью традиционного полового акта.
Во всех половых связях между мужчинами законодатель в первую очередь видел причинение вреда общественной нравственности. Очевидно, это связано с влиянием церкви, так как долгое время эти деяния находились в ее исключительном ведении и борьба с противоестественными пороками велась, основываясь на религиозных предписаниях, которые стремились охранять нравственное развитие населения. Это под-
тверждается и тем, что вторым непосредственным объектом гомосексуальных преступлений законодатель называет христианскую веру. При совершении насильственного мужеложства наряду с уже названными объектами законодатель видел необходимость в защите самого потерпевшего и его здоровья.
При совершении изнасилования непосредственным объектом охраны законодатель видел честь и целомудрие женщины, в отношении которой было совершено насилие. Здоровье выступало в качестве дополнительного объекта.
Можно заключить, что в XIX в., устанавливая ответственность за гомосексуализм, государство стремилось защитить общественные интересы, а при совершении изнасилования ценность в первую очередь представляли личные интересы женщины, подвергшейся насилию. ^
1. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб., 1845. С. 1-61.
2. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка [Электронный ресурс]. URL: http: //lib. rus.ec/b/105621 /read#t2
3. Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона [Электронный ресурс]. СПб., 1890-1907. URL: http: //dic. academic. ru/ dic. nsf/ brokgauz_efron/ 13609/ Благочиние#sel=
4. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. C. 524.
5. Белогриц-Котляревский Л. С. Учебник русского уголовного права. Общая и особенная части. Киев ; СПб. ; Харьков, 1903. С. 503-504.
6. Лохвицкий А. В. Курс русского уголовного права. СПб., 1867. С. 443.
7. Неклюдов Н. А. Руководство к особенной части русского уголовного права. Т. 1. Преступления и проступки против личности. СПб., 1876. С. 435.
8. Белогриц-Котляревский Л. С. Указ. соч. С. 163.
9. Там же.
10. Там же.
11. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. C. 524.
12. Гаер. Учебник уголовного права. Часть общая. Одесса, 1873. С. 9.
13. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. C. 62.
14. Неклюдов Н. А. Указ. соч. С. 428.
15. Там же. С. 430.
16. Таганцев Н. С. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года. Изд. 5, доп. СПб., 1886. С. 389-390.
17. Лохвицкий А. В. Указ. соч. С. 567.
18. Энциклопедия «Русская цивилизация» [Электронный ресурс]. URL: http://www.rus-sky.com/rc/
19. Лохвицкий А. В. Указ. соч. С. 577.
20. Белогриц-Котляревский Л. С. Указ. соч. С. 522.
21. Неклюдов Н. А. Указ. соч. С. 406.
22. Проект Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Внесенный в 1844 году в Государственный Совет, с подробным означением оснований каждого из внесенных в сей проект постановлений. СПб., 1871. С. 643.
23. Белогриц-Котляревский Л. С. Указ. соч. С. 504.
24. Ожегов С. И. Словарь русского языка / под ред. Н. Ю. Шведовой. 19-е изд., испр. М., 1987. С. 713.
25. Белогриц-Котляревский Л. С. Указ. соч. С. 522.
26. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка.
27. Там же.
28. Таганцев Н. С. Указ. соч. С. 547.
29. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 562, Л. 18.
30. Там же.
31. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. С. 780.
32. Там же. С. 780.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 562. Л. 18.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. — СПб. : Тип. Второго Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1845. — 898 с.
Белогриц-Котляревский Л. С. Учебник русского уголовного права. Общая и особенная части / Л. С. Белогриц-Котляревский. — Киев ; СПб. ; Харьков : Юж.-Рус. книгоизд-во Ф. А. Югансона, 1903. — 618 с.
Гаер. Учебник уголовного права. Часть общая / Гаер. — Одесса : Изд. А. Е. Кехрибарджи, 1873. — 74 с.
Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка [Электронный ресурс] / В. И. Даль. — U RL: http ://lib.rus. ec/b/105621 /read#t2
Лохвицкий А. В. Курс русского уголовного права / А. В. Лохвицкий. — СПб. : Тип. Правительств. сената, 1867. - 662 с.
Неклюдов Н. А. Руководство к особенной части русского уголовного права. Т. 1. Преступления и проступки против личности / Н. А. Неклюдов. — СПб. : Тип. П. П. Меркульева, 1876. — 539 с.
Ожегов С. И. Словарь русского языка / С. И. Ожегов ; под ред. Н. Ю. Шведовой. — 19-е изд., испр. — М. : Рус. яз., 1987. — 750 с.
Проект Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Внесенный в 1844 году в Государственный Совет, с подробным означением оснований каждого из внесенных в сей проект постановлений. — СПб., 1871. — 730 с.
Таганцев Н. С. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года / Н. С. Таганцев. — Изд. 5, доп. — СПб. : Тип. М. М. Стасюлевича, 1886. — 714 с.
Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона [Электронный ресурс]. — СПб., 1890—1907. — URL: http://dic.academic.ru/ dic.nsf/brokgauz_efron/13609/ Благочиние#sel=
Энциклопедия «Русская цивилизация» [Электронный ресурс]. — URL: http://www.rus-sky.com/rc/
Problem of Objects of Sexual Crimes
in the Code on Criminal
and Correctional Punishment 1845
© Maidanovich N., 2015
The article discusses sufficiently clear system of values, developed by the 19th century. These values subject to the criminal-legal protection, when sexual crimes are committed. Legal technique of that time allowed the legislator to build a system of objects of this type of acts rather logically. That made it possible, with reasonable certainty, to identify what goods protected the government in the sphere of intimate life of the population.
Key words: history of criminal law; the object of the crime; history of law; criminal law of the XIX century; sexual crimes.
