CC BY
220
Калиниченко Александр Игоревич
соискатель кафедры теории государства и права Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя (тел.: +74997896716)
Проблема легитимации княжеской власти в домонгольской Руси
В статье рассматривается проблема легитимации государственной власти в свете так называемой «наместнической доктрины», согласно которой князьям приписывался комплекс определенных качеств, необходимых для нахождения у власти. Каждый видный мыслитель предлагал свою версию легитимации, имел свое видение образа идеального правителя и старался транслировать свои представления непосредственному адресату - правящему властителю, своим современникам, а также потомкам, что порой было важнее, особенно в тех случаях, когда идеи значимости власти и роли ее носителей излагали сами правители.
Ключевые слова: сакрализация, «царская гроза», самодержавие, моральная ответственность, лествичное право, междоусобица, феодализм, государство, легитимация.
A.I. Kalinichenko, Competitor of a Chair of Theory of State and Law of the Moscow University of the Ministry of the Interior of Russia named after V.Ya. Kikot; tel.: +74997896716.
The problem of legitimation of princely power in pre-mongol Rus
The article considers the problem of legitimation of state power in the light so-called «vicegerent of the doctrine», according to which the princes of the attached-described complex of certain qualities necessary to stay in power. Every prominent thinker offered his version of legitimation, had his vision of the image of the ideal ruler and tried to broadcast their views direct to the recipient - ruling king, his contemporaries, but also to the descendants of that at times was more important, especially in cases where the ideas of the importance of power and the role it but-bearers gave themselves the rulers.
Key words: sacralization, «Imperial storm», autocracy, moral responsibility, lestvichnoe law, civil strife, feudalism, state, legitimation.
Легитимация государственной власти в России была обусловлена сакральными основаниями, согласно которым вся деятельность носителей этой власти -наместников Христа на земле не могла быть сопоставима с деятельностью обычных людей. Наместники Христа должны были быть праведны и непогрешимы, их помыслы богоугодны и мудры, а действия справедливы и безупречны.
На Руси «наместническая модель» проявляется особенно ярко в силу характера русской ментальности и особенностей православного мироощущения. «Именно из метафизической первоосновы ("образ" - "первообраз") вытекал вывод о властителе как "живом образе" сакрального первообраза - богочеловека Иисуса Христа, и это определило сакрализацию места и функций властителя в земной иерархии как наместника Христа» [1, с. 9].
О божественной сути государства рассуждал уже Илларион Киевский (ум. ок. 1055 г.), первый митрополит русского происхождения в Древнерусском государстве, автор «Слова о Законе
и Благодати». Илларион «считал "Благодать" синонимом истины, а "Закон" - его тенью. Для него характерно употребление термина "закон" в теологическом и юридическом значении, так как закон рассматривается как проводник чужой воли: Бога или Господина» [2, с. 44]. По мнению митрополита Иллариона,через такое государство реализуется Божественная воля, а носитель власти в этом государстве - киевский великий князь является «причастником» и «наследником» Царства Небесного. Илларион называет правителя «единодержцем своей земли», что означало, что великий князь распространяет свою единую и суверенную власть в пределах всех своих земель и над удельными княжествами.
Будучи главой православной церкви на Руси, Илларион старался показать, каким должен быть русский государь. Основанием власти государя выступает божественная воля, одним из проявлений которой является то, что князь занимает свой престол согласно законам родового наследия. Исполняя справедливый христианский Закон, Великий князь, мужественный воин
34
и грозный самодержец, обязан нести «правду» своему народу. Илларион заложил традицию, согласно которой на государя возлагается нравственная ответственность за благополучие народа, что на протяжении многих веков стало, пожалуй, единственным фактором, ограничивающим власть монарха. «Ты и в правду облачен, крепостью препоясан, в истину обут, разумом увенчан и милосердием... Ты, о честный муж, был нагим одеяние, алчущим - кормитель, странникам - пристанище, бездомным - кров, обиженным ты был заступник, бедным - обогащение» [3, с. 59].
Стать идеальным правителем князь мог только посредством соответствующего христианского воспитания в детстве и юности, постижением Истины как Благодати и достижением высокого нравственного статуса христианина. Митрополит Илларион поставил вопрос и высокой ответственности, которая возлагается на государя перед его подданными, за свою деятельность по управлению государством и обеспечению мирной жизни. Таким образом, предлагалось своеобразное внутреннее моральное самоограничение светской власти. Если на Западе подобные ограничения выражались в институционно закрепленных предписаниях церкви, особых папских энцикликах и других юридических документах, то на Руси это «ограничение» было основано на внутреннем убеждении о сакральном характере светской власти и имманентной справедливости государя. Образ идеального правителя был одним из важнейших факторов легитимации государственной власти, понятный и зримый для народных масс. В то же время представление об «образцовом» правителе имело и практическую цель, ибо было нравственным и политико-правовым ориентиром для действующего правителя. Сколь бы далеко ни находилась власть в лице монарха от народа, но все же его мнение имело большое значение, и правители, так или иначе, ориентировались на общественное сознание и представления людей о критериях праведного наместничества Христа на земле.
Произведение Иллариона имело еще и «второй план», чрезвычайно важный, но часто ускользающий от внимания исследователей. Дело в том, что Русь, приняв христианство от Византии и признавая верховенство императора как вселенского государя, оказалась как бы в вассальных отношениях с ней. Византийский басилевс почитался греческим духовенством как единый и единственный вселенский царь. Поэтому первый русский глава православной церкви на Руси, предъявляя высокие требова-
ния к Великому князю, ставит его в один ряд с римским императором и старается «мировоззренчески вывести Русскую землю из вассалитета Византии. Принявшая христианство Русь ни в чем не уступает Византии - таков лейтмотив произведения» [1, с. 186]. Кроме этого важна и мысль Иллариона о связи единодержавия Владимира и христианства: «Благоверие того было соединено с властью» [3, а 55]. Следует заметить, что власть единого православного царя, праведного и непогрешимого, всегда рассматривалась в единстве со значимостью Церкви. Так было во времена мирового могущества Византии, так было и тогда, когда Византия сжалась до пределов города Константинополя. Но русские правители всегда подчеркивали свою значимость, сопоставимую с императорской, а со временем - и с тем, что наследие этой вселенской власти перешло к ним.
Илларион проводит мысль, что на самом деле власть на земле принадлежит только Богу, ссылаясь на императора Константина: «Тот у эллинов и римлян цесарство Богу подчинил, ты же - на Руси. Уже и у них, и у нас Христос цесарем зовется» [3, с. 57]. Так Илларион трактует классическую формулу «наместнической модели» сакрализации власти. Илларион не мог оставить без внимания страшное преступление - насильственный захват власти и убийство братьев - Ярополка и Олега, но полагает, что принятие христианства и принятие единодержавия - синонимичные понятия.
Еще более явно эта мысль развивается в малоизвестном историческом источнике - «Память и похвала Владимиру монаха Иакова». Иаков утверждает, что установление единоличной власти в 980 г. в Киеве язычником Владимиром, даже ценой убийства родных братьев, было от Бога: «И Бог поможе ему, и седе в Киеве на месте отца своего Святослава и деда своего Игоря» [4, с. 245]. Иаков называет Владимира «апостолом в князех», полагая, что вся его деятельность богоугодна. Таким образом, Владимир получает от иноков «отпущение грехов» за свои преступления, которые он совершил до принятия христианства на Руси.
Проблемы эффективности верховной власти и ответственности правителя перед своими подданными были в центре внимания сочинений Владимира Мономаха. Известны три произведения Владимира Мономаха: «Поучение детям», автобиографический рассказ о «Путях и ловах» и письмо к двоюродному брату Олегу Святославовичу Черниговскому. Также в 1116-1117 гг. по поручению Владимира Мономаха монахом Киево-Печерского монастыря
35
Нестором (Сильвестром) была создана Вторая редакция «Повести временных лет», в которой летопись и дошла до наших дней.
На мировоззрение Владимира Мономаха оказала огромное влияние бурная военная и политическая история того времени, важнейшим, если не центральным персонажем которой являлся он сам. Прочувствовав на практике крайний вред междоусобных войн, Мономах обосновывает необходимость единодержавия на Руси, хотя и считает необходимым Великим князьям использовать в качестве совещательного органа Совет дружины (т.е. обосновывает институализацию ограничения «единодержавия»). Но все же главный мотив «Поучений» -это проблема личной ответственности, которая должна буквально пронизывать жизнь Великого князя во всех сферах его жизни. Мономах всячески старался прекратить междоусобицы, не нарушать договоров, не мстить, в том числе и за смертельные обиды. Даже после смерти сына в ходе междоусобицы, он пишет: «Договоримся и помиримся... не будем за него мстителями, но положим то на Бога, когда предстанут они пред Богом; а Русскую землю не погубим» [5, с. 69]. Таким образом, Владимир Мономах предлагал своим потомкам очень внимательно относиться к положению правителя в обществе, его имиджу и ответственности за свои дела и поступки перед подданными.
В «Повести временных лет», составленной около 1113 г. монахом Киево-Печерского монастыря Нестором, закладывается традиция русской агиографии - изучения жития святых. Летописец раскрывает содержание мифов и раскрывает реальную историю, придавая огромное значение христианизации Руси и роли каждого князя в становлении сильного государства. Нестор, составляя летопись через два столетия после описываемых событий, остановил внимание на феномене сильной иноземной власти, положившей начало Киевской династии.
Идеальный сакрализованный образ Великого князя выдвигается в «Молении Даниила Заточника», в котором автор последовательно проводит мысль о необходимости иметь при себе «думцев» и опираться на их Совет (Думу). При этом Даниил полагает, что князь сам должен выбирать себе советников умных, избавляясь от советников дурных: «С хорошим советчиком совещаясь, князь высокого стола добудет, а с дурным советчиком и меньшего лишится» [6, с. 397-398]. Даниил говорит и о необходимости «царской грозы», которая является не реализацией самовластья, а признаком дееспособности и надежности верховной власти для подданных
[2, с. 45], обращает внимание на внешнюю привлекательность князя, его милостивое отношение к подданным, сильное и справедливое управление в качестве верховного главы всеми подданными: «Кораблю глава кормник, а ты, князь, людям своим» [6, с. 396-397].
Необходимо отметить следующую особенность уже ранних произведений русской политико-правовой мысли относительно легитимации государственной власти: в них появляется представление о «царской грозе» как средстве восстановления попранной справедливости. Но если у Иллариона и Мономаха «царская гроза» направлена на внешних врагов, да и сам принцип самовластья имеет своей целью консолидацию всех усилий на предотвращение внешней угрозы, то Даниил Заточник понимает этот феномен значительно шире: по его мнению, «гроза» должна быть направлена и на врагов, творящих зло внутри страны. В дальнейшем этому понятию будет придаваться совершенно разное значение (причем как правителями, так и подданными), а ее вектор все более будет перенаправляться на внутренних врагов. Но при любых обстоятельствах единственным ограничением этого наиболее сложного в понимании и опасного в исполнении функционального свойства власти будет только внутреннее представление правителя о справедливости и правде, сама же «царская гроза» порой будет становиться атрибутом неограниченного самовластья, что принципиально противоречило ее изначальной сущности.
В отличие от Запада, русская политическая и правовая мысль последовательно создавала идеальный образ христианского правителя, порой вне личных качеств конкретного князя, идентифицирующегося с этим образом, что по своей сути повторяло римскую императорскую традицию. Но в русских условиях это было необходимо для решения двух задач. Во-первых, в условиях раздробленности и весьма сомнительного для укрепления государственности лествичного права этот образ был мощным средством легитимации великокняжеской власти, возможностей подчинения удельных князей центру. Во-вторых, в условиях концентрации этой власти и отсутствия реальных институциональных противовесов ей единственным фактором, сдерживающим чрезмерные властные амбиции монарха, было только обращение к нравственной составляющей, к формированию христианского идеала правителя, который принимался и самим правителем, и аристократией, и подданными. Подобная ситуация демонстрировала принципиальное различие религиозного
36
мироощущения на Западе и в России и значение института церкви как такового. Это в огромной мере отличало не только Западную церковь от церкви Восточной, но все мироощущение западных и восточных христиан. Русская православная церковь целиком восприняла византийскую традицию, согласно которой предстоятель церкви был подчинен византийскому императору. Великие князья на Руси считали себя персонами, сопоставимыми с императором, поэтому и глава церкви тоже был подчинен русскому монарху. Собственно православная церковь на Руси и не имела таких властных амбиций, которые предъявляла миру католическая церковь. Для Русской православной церкви была значима совершенно иная форма взаимоотношений со светской властью. «Симфония властей», также заимствованная в Византии, была наиболее гармоничной схемой взаимоотношений церковной и государственной власти. Тем не менее, любые советники при Великом князе не имели никаких установленных законом полномочий и обязанностей, выполняли только волю государя и принципиально на архитектонику власти не влияли. В этих условиях собственное понимание правителем моральных оснований власти имело превалирующее значение.
Проблема моральной ответственности монарха поднимается в «Наставлении» тверского епископа Симеона полоцкому князю Константину (вторая половина XIII в.). Церковный иерарх поднимал важнейшую проблему эффективного функционирования государственной власти: зависимость праведности суда от характера отношений князя к своим подданным. Симеон, подобно своим предшественникам, рисует идеальный образ праведного государя, но обращает внимание еще и на то, что государь должен быть ответственным не только за свои действия, но и за действия своих подчиненных - тиунов и иных представителей княжеской администрации, ибо их недобросовестность, коррупция и беспощадное отношение к людям губят светлый облик князя [7, с. 465].
Вопрос об идеальном государе был далеко не умозрительным для мыслителей домонгольского периода. Древнерусское государство испытывало серьезные проблемы своей организационной и политической обустроенности. Это государство очень долго оставалось несфор-мировавшимся, сырым протомилитмагнарным образованием, где племенные пережитки играли огромную роль. Князья еще долго выступали скорее в роли предводителей военных дружин, осуществлявших грабительские набеги на соседей (Византию, Польшу, Венгрию, Хазарию, на
половцев). Свои княжества они воспринимали как удобный плацдарм для этих набегов, а не как свою землю, которую нужно было обустраивать, где необходимо было вести государственное строительство.
В средневековой Руси в отличие от Западной Европы не было классического феодализма [8, с. 434; 9, с. 203; 10, с. 18], и даже разрозненность носила принципиально другой характер. На престолах различных древнерусских княжеств находились монархи-родственники из одной династии, каждый из которых мечтал занять великокняжеский престол, т.к. теоретически имел на это право. «Лествичное право» предполагало, что престол переходит от князя к его младшему брату, а затем к старшему племяннику. Согласно этому порядку, действовавшему вплоть до конца XI в., престол могли занимать только взрослые мужчины, которые могли реально воевать и управлять княжеством. Но после смерти Великого князя начиналось движение - остальные князья должны были переезжать из города в город согласно установленному принципу старшинства. Предполагалось, что эта форма отношений укрепляет единство страны, и даже в современной литературе присутствует точка зрения, что шла она на пользу Древнерусскому государству. Так, Ф.С. Сосенков отмечает, что «Владимир Мономах был убежденным сторонником норм удельно-лествичной системы, обеспечивающей в значительной мере единство Древнерусского государства. Принципы феодального вассалитета, скреплявшие княжества в общее государственное пространство, являлись для Мономаха прямым руководством к действию. Принципы, на которых строилось управление Древнерусским государством, формулируются и закрепляются князем в " Поучении детям". Основная мысль "Поучения": князь безусловно должен подчиняться "старейшему" (т.е. старшему князю), не враждовать с другими князьями, избегать ненужного кровопролития, то есть блюсти мир и стабильность на Русской земле» [11, с. 39].
Отдельные исследователи утверждают, что удельно-лествичная система предполагала взаимную ответственность всех князей за судьбы Руси, ибо каждый из них имел гипотетическую возможность занять киевский великокняжеский, и даже при выделении новых уделов государственное единство сохранялось как идеальная норма [12, с. 40], что такая политическая система поддерживала единство страны, попытка мятежа в равной степени нарушала права политической власти всех членов всего княжеского рода [13, с. 27].
37
Но на самом деле удельно-лествичная система только порождала междоусобицу между близкими родственниками и ослабляла княжества. В таких условиях князь не рассматривал землю, в которой он княжил, как свое собственное княжество, передаваемое по наследству, как родовое гнездо, и не особенно заботился о нем. Сошлемся на авторитетное мнение В.О. Ключевского, который писал: «Постоянное передвижение князей со стола на стол и сопровождающие его споры роняли земский авторитет князя. Он приходил и уходил, был политической случайностью для области, блуждающей кометой» [14, с. 200]. В конце концов, лествичное право было отменено, на Любечском съезде князей в 1097 г. после жесточайшей братоубийственной вражды 1094-1096 гг. было принято решение, что сыновья могут претендовать только на землю своих отцов, но западная система государственности на Руси так и не сложилась. К.Е. Сигалов отмечает: «На Руси развитие государственности тормозилось в силу ряда причин. Во-первых, комплекс сложившихся неразвитых экономических отношений, и, в первую очередь, неразвитых отношений собственности, долгое время продуцировал соответствующие государственно-правовые отношений. Во-вторых, особые природно-климатические условия создавали эффект автаркии, основанной на относительном, хотя и весьма скромном самообеспечении за счет внутренних ресурсов. Заимствование опыта у соседей в обстановке взаимного недоверия и недоброжелательности было ограниченным, да и сами отношения с соседними государствами были непостоянными, фрагментарными. В-третьих, наследие греко-римской античной цивилизации было незначительным. В отличие от германцев, западных и южных славян, восточнославянские племена занимали те территории, которые не были затронуты римской колонизацией "впрямую", а контакты с Византией носили все же несколько иной характер. Поэтому " прямое наследование" государственных и правовых институтов практически отсутствовало. Влияние Византии и других государств со сформировавшейся государственностью и действующими правовыми институтами было опосредованным. В-четвертых, значимость общины была настолько велика, что она исполняла некоторые государственные функции, тормозя собственно государственное развитие» [15, с. 178]. Саморазрушающаяся русская междоусобица ослабляла и связи внутри Древнерусского государства, и отношения внутри княжеств.
Попытки переустроить государственность сопровождались заговорами, свержениями и изгнаниями князей, встречали ожесточенное сопротивление со стороны боярской знати. Одна из трагических страниц в русской истории - заговор против князя Андрея Боголюбского, описанный в произведении «Повесть об убиении Андрея Боголюбского». Автор повести изображает праведную жизнь князя, который в своей деятельности сочетал и глубокую религиозность, заботу о подданных, и умелое государственное управление. Он сравнивает мудрость Андрея Боголюбского с мудростью ветхозаветных Давида и Соломона, а в отношении к подданным видит Божественный промысел и подобие князя Христу [16, с. 71-77]. Разумеется, Андрей Бого-любский проводил обычную политику удельного князя, который желал стать Великим князем и добился этого. Но его жизнь во многом, по мнению автора «Повести.», соответствовала образу идеального праведного государя, чью государственную идеологию не приняли ни соседи-соперники, ни собственные бояре-заговорщики. Сакральный образ наместника Христа не остановил заговорщиков, в числе которых, по некоторым свидетельствам, была и жена Андрея Боголюбского Улита.
Общая геополитическая обстановка первой половины XIII в. складывалась не в пользу Руси - социально-экономическое и политическое развитие соседних стран шло более быстрыми темпами, роль Руси как торгового посредника между Севером и Югом, Западом и Востоком сошла на нет, т.к. кочевники блокировали все торговые пути, крестоносцы основали на Востоке, в Святой земле, свои государства, а в 1204 г. покорили и Византию - основного политического, экономического, интеллектуально-духовного и религиозного союзника Руси. Единое сильное государство так и не образовалось, степень противоречий и междоусобицы на Руси была такова, что Древнерусское государство было не готово к внешней агрессии и пало под ударами монгольских. А.Л. Янов отмечает: «Русь, в особенности после смерти в 1054 году Ярослава Мудрого, была сообществом пусть и европейским, но еще протогосударственным. И поэтому нежизнеспособным. В отличие от сложившихся европейских государств, которые тоже оказались, подобно ей, в середине XIII века на пути монгольской конницы (Венгрии, Польши), Русь просто перестала существовать под ее ударами, стала западной окраиной гигантской степной империи» [17, с. 48]. Монгольское завоевание не только разрушило Древнерусское
38
государство, но и во многом изменило представления русских о принципах государственности. В дальнейшем легитимация государственной
власти на Руси имела уже другой облик и была обусловлена еще более сложными механизмами своего существования.
1. Андреева Л.А. Сакрализация власти в истории христианской цивилизации. Латинский Запад и православный Восток. М., 2007.
2. Малахов В. П. История политических и правовых учений. М., 2003.
3. Идейно-философское наследие Иллариона Киевского. М., 1986. Ч. 1.
4. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви: в 2 т., 4 п/т. М., 1997. Т. 1. П/т. 1.
5. Письмо Мономаха к Олегу Святославичу // Изборник. Повести Древней Руси. М., 1986.
6. Памятники литературы Древней Руси:
XII век. М., 1980.
7. Памятники литературы Древней Руси:
XIII век. М, 1981.
8. Блок М. Феодальное общество. М., 2003.
9. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1964.
10. Лукин А.В., Лукин П.В. Умом Россию понимать. М., 2015.
11. Сосенков Ф.С. Об идеях государственного единства в политико-правовых взглядах Владимира Мономаха // История государства и права. 2014. № 9.
12. Плотникова О.Я. Система властвования на Руси через призму ментальности // История государства и права. 2008. № 11.
13. Озеров В. В. Проблемы формирования удельно-лествичной формы организации государственной власти на Руси // История государства и права. 2007. № 21.
14. Ключевский В.О. Собр. соч.: в 9 т. Курс русской истории. М., 1987. Т. 1.
15. Сигалов К.Е. Генезис социально-властных институтов в России в допетровскую эпоху // Пространство и Время. 2014. № 3.
16. Повесть об убиении Андрея Боголюб-ского // Изборник. Повести Древней Руси. М., 1986.
17. Янов А.Л. Россия против России // Знание - сила. 2005. № 11.
1. Andreeva L.A. Sacralization of the power in the history of Christian civilization. The Latin West and the Orthodox East. Moscow, 2007.
2. Malakhov V.P. History of political and legal doctrines. Moscow, 2003.
3. Ideological and philosophical heritage of Hilarion of Kiev. Moscow, 1986. Pt. 1.
4. Golubinsky E.E. History of the Russian Church: in 2 vol., 4 p/t. Moscow, 1997. Vol. 1. P/1.
5. Letter of Monomakh to Oleg Svyatoslavich // Izbornik. Tale of Old Russia. Moscow, 1986.
6. Literary monuments of Ancient Rus: the XII century. Moscow, 1980.
7. Literary monuments of Ancient Rus: the XIII century. Moscow, 1981.
8. Block M. Feudal society. Moscow, 2003.
9. Gurevich A.Ya. Categories of medieval culture. Moscow, 1964.
10. Lukin A.V., Lukin P.V. To understand Russia with mind. Moscow, 2015.
11. Sosenkov F.S. About the ideas of the state of unity in political and legal views of Vladimir Monomakh // History of state and law. 2014. № 9.
12. Plotnikova O. Ya. The system of ruling in Russia through the prism of mentality // History of state and law. 2008. № 11.
13. Ozerov V. V. The problem of forming specific lestvichnaya form of organization of state power in Russia // History of state and law. 2007. № 21.
14. Klyuchevsky V.O. Coll. works: in 9 vol. The course of Russian history. Moscow, 1987. Vol. 1.
15. Sigalov K.E. The genesis of the socio-government institutions in Russia in the pre-Petrine era // Space and Time. 2014. № 3.
16. The story about the murder of Andrey Bogolyubsky // Izbornik. Tales of Old Russia. Moscow, 1986.
17. Yanov A.L. Russia against Russia // Knowledge is power. 2005. № 11.
39
