уровне — рекламирование некого «инструментария» («горячей линии», акций по уничтожению рекламы интимных услуг).
Имеется настоятельная потребность в установлении уголовной и жесткой административной ответственности за рекламирование интимных услуг. Появление в Уголовном кодексе РФ ст. 242 и 242 (1), запрещающих рекламирование порнографической продукции, в том числе с изображениями несовершеннолетних, как известно, способствовало активизации деятельности ОВД по выявлению и пресечению этих асоциальных фактов, позволило оптимизировать сложный процесс борьбы с производством, распространением и рекламированием порнографической продукции. Принятие адекватных с содержательной и технико-юридической сторон уголовно-правовых и административно-правовых запретов на рекламирование интимных услуг может выступить
действенным «стопором» этого противоправного и грубо аморального поведения.
1 См.: Rappleye W.C. Jr. For the future of our children: police help prevent self-destruction // Financial World. 1996. 25 March. P. 83.
2 Собрание законодательства Российской Федерации. 2006. № 12. Ст. 1232.
3 См.: A Call to Admen: Help Stop the Riots // Advertising Age. 1992. 4 May. P. 1, 49.
4 См.: Маркони Джо. PR: полное руководство: Пер. с англ. М., 2006. С.16—18.
5 http://www.mvd.ru
6 См.: SchaeferR.C. Community response to crime in a sun belt city / R.C. Schaefer, W.W.Jr. Nichols // Criminal Justice and Behaviour. 1983. March. Vol. 10. No. 1. P. 35-46.
7 http://www.mvd.ru/news
8 См.: Kropp K.J. Promotion Gets Criminals Off Street / K.J. Kropp, A. Maites // Advertising Age. 1988. 11 April. P. 11.
9 См.: Parker T. Squard cars capture sponsors, some flak // Advertising Age. 1995. 13 March. P. 12.
10 Собрание законодательства Российской Федерации. 2006. № 12 Ст. 1232.
11 http://www.mvd.ru
ПРОБЛЕМА КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА ПРИ КОНФЛИКТЕ ЛИЧНЫХ НЕИМУЩЕСТВЕННЫХ ПРАВ
Е.Е. БОГДАНОВА,
кандидат юридических наук
Аннотация. В статье на основе материалов судебной практики и проведенных ранее научных исследований рассматриваются проблемы компенсации морального вреда, анализируются нормы Гражданского кодекса РФ и иных федеральных законов в аспекте степени эффективности их применения. Рассматриваются случаи причинения неимущественного вреда в результате незаконной трансплантации органов, при искусственном оплодотворении.
Ключевые слова: честь, достоинство, деловая репутация, неимущественный вред, нравственные и физические страдания, право на уважение тела после смерти, незаконная трансплантация органов.
Конституция РФ послужила основой развития большого спектра личных неимущественным прав российских граждан. Примерный перечень данных прав был закреплен в ст. 150 ГК РФ. Развитие системы личных неимущественных прав предоставило возможность гражданам по собственному усмотрению
определять свое поведение в сфере как частной, так и общественной жизни.
Однако человек живет не в изолированной среде, он является членом общества и потому ему приходится контактировать с множеством других лиц, обладающих такими же личными неимущественными правами. Нередко случается так,
что права одного субъекта антагонистичны правам другого, что неизбежно приводит к возникновению конфликта соответствующих личныгх неимущественные прав и интересов. Право одного субъекта стремится преодолеть подобное право другого субъекта. Например, супруга имеет право на материнство, в то время как ее супруг не желает иметь детей, и наоборот. Налицо конфликт между членами семьи, который вполне может закончиться расторжением брака. В целом же конфликт представляет собой взаимодействие двух или более субъектов, имеющих взаимоисключающие цели и реализующих их один в ущерб другому (или один за счет другого)1.
При разрешении конфликтов прав и интересов законодатель и суды вынуждены в приоритетном порядке обеспечивать защиту личных неимущественных прав одной стороны перед правами другой. Очень важно, чтобы эти приоритеты были не только обоснованны, но и безупречны с моральной точки зрения. К сожалению, далеко не всегда это удается.
Конфликт личных неимущественных прав может иметь место тогда, когда любое решение неизбежно исключает или существенно ограничивает права и интересы одной из сторон. Так, решением районного суда города Саратова бышо отказано в удовлетворении иска гражданки Ж. к Саратовской областной больнице о взыскании морального вреда. Свои требования истица обосновывала тем, что из акта судебно-медицинского исследования трупа ее сына, скончавшегося в данной больнице, ей стало известно, что сотрудниками больницы у него в целях трансплантации быши изъяты обе почки; о соответствующем намерении врачей она не была поставлена в известность, и изъятие было произведено без ее согласия. В решении суда указывалось, что ст. 8 Закона Российской Федерации «О трансплантации органов и (или) тканей человека»2, подлежащей применению при рассмотрении данного дела, закрепляется презумпция согласия гражданина или его близких родственников (представителей) на изъятие после смерти его органов для трансплантации.
В этой связи Саратовский областной суд обратился с запросом в Конституционный Суд РФ. По мнению заявителя, указанная норма лишает гражданина или его близких родственников (представителей) права на волеизъявление о согласии или несогласии на изъятие органов и (или) тканей из его тела после смерти, поскольку не устанавливает обязанности учреждений здравоохранения выяснять прижизненную волю умершего либо волю его близких родственников (представителей) в отношении
такого изъятия. Кроме того, поскольку ею не определяется учреждение здравоохранения, обязанное вести учет граждан, не согласных на изъятие органов, и не предусмотрено создание банка соответствующих данных, граждане лишены возможности предварительно зафиксировать факт своего несогласия. Не устанавливается в оспариваемой норме и порядок извещения граждан о смерти родственника (представляемого лица), а также не указывается, на кого возлагается обязанность известить их об этом; тем самым для граждан исключается возможность выразить свое несогласие непосредственно перед изъятием органов в случаях, когда наступление смерти нельзя быио предвидеть. При этом, поскольку изъятие донорских органов производится сразу же после констатации смерти человека, родственникам или законным представителям умершего, проживающим в отдаленный районах, практически невозможно сообщить медицинскому учреждению о своем мнении.
Заявитель утверждает, что в силу неопределенности и неясности ст. 8 Закона Российской Федерации «О трансплантации органов и (или) тканей человека» усмотрение учреждений здравоохранения в отношении осуществления изъятия у умершего человека органов для трансплантации практически не ограничивается, чем нарушаются право человека на достойное отношение к его телу после смерти и принцип равенства, и просит признать ее не соответствующей ст. 2, 15, 17, 18, 19, 21, 45 и 55 Конституции Российской Федерации.
В этой связи Конституционный Суд РФ разъяснил, что согласно Конституции Российской Федерации человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства (ст. 2); каждый имеет право на жизнь и право на охрану здоровья и медицинскую помощь (ст. 20, ч. 1; ст. 41, ч. 1). К числу неотъемлемый прав человека относится и закрепленное ст. 22 (ч. 1) Конституции Российской Федерации право на личную неприкосновенность, исключающее незаконное воздействие на человека как в физическом, так и в психическом смысле, причем понятием «физическая неприкосновенность» охватывается не только прижизненный период существования человеческого организма, но и создаются необходимые предпосышки для правовой охраны тела умершего человека. В равной мере это относится и к праву на государственную охрану достоинства личности (ст. 21, ч. 1, Конституции Российской Федерации), а также к производному от названных
конституционные прав праву человека на достойное отношение к его телу после смерти.
Определяя условия и порядок трансплантации, в частности изъятия органов и (или) тканей у трупа в целях пересадки нуждающемуся в этом реципиенту, федеральный законодатель установил в ст. 8 Закона Российской Федерации «О трансплантации органов и (или) тканей человека» запрет на такое изъятие в случае, когда учреждение здравоохранения на момент изъятия было поставлено в известность о том, что при жизни данное лицо либо его близкие родственники или законный представитель заявили о своем несогласии на него.
Таким образом, законодатель в данном случае избрал модель презумпции согласия на изъятие органов и (или) тканей человека после его смерти («неиспрошенное согласие» или «предполагаемое согласие»), трактующую невыражение самим лицом, его близкими родственниками или законными представителями своей воли либо отсутствие соответствующих документов, фиксирующих ту или иную волю, как наличие положительного волеизъявления на осуществление такого изъятия.
Презумпция согласия базируется, по мнению Конституционного Суда РФ, с одной стороны, на признании негуманным задавать родственникам практически одновременно с сообщением о смерти близкого человека либо непосредственно перед операцией или иными мероприятиями лечебного характера вопрос об изъятии его органов (тканей), а с другой — на предположении, обоснованном фактическим состоянием медицины в стране, что на современном этапе развития трансплантологии невозможно обеспечить вышснение воли указанный лиц после кончины человека в сроки, обеспечивающие сохранность трансплантата3.
В ряде зарубежных законодательств подобные ситуации, сложные с этической и моральной точек зрения, получили более эффективное законодательное регулирование. Так, ст. 43 Гражданского кодекса Квебека предусматривает, что совершеннолетний или несовершеннолетний в возрасте от 14 до 18 лет может предоставить свое тело или разрешить извлечь из него органы или ткани для медицинских или научныгх целей. Эта воля должна быть выражена либо устно в присутствии двух свидетелей, либо в письменной форме, и таким же образом она может быть отменена. При отсутствии известной или предполагаемой воли умершего часть его тела может быть удалена с согласия лица, которое может или могло бы дать согласие на оказание помощи.
Согласие не требуется, если два врача письменно подтверждают невозможность его своевременного получения, срочность операции и значительность шансов на спасение человеческой жизни или на существенное улучшение ее качества4. В данной ситуации, как видим, при конфликте права на уважение тела после смерти донора и права на жизнь и здоровье реципиента приоритет отдается спасению жизни лица или улучшению ее качества. Согласно ст. 209 ГК Украины при имплантации органов и других анатомических материалов члены семьи, близкие родственники донора имеют право знать имя лица реципиента5.
Кроме отмеченного, конфликт конкурирующих прав личности можно увидеть при конкуренции права на защиту частной жизни одного лица и права на свободу выражения другого6.
Изучение судебной практики показало, что суды при рассмотрении дел данной категории пытаются обеспечить равновесие между правом граждан на защиту чести, достоинства, деловой репутации и неприкосновенности частной жизни, с одной стороны, и иными гарантированными Конституцией Российской Федерации правами и свободами — с другой. При этом суды руководствуются не только нормами российского законодательства, но и учитывают правовую позицию Европейского суда по правам человека, выраженную в его постановлениях и касающуюся вопросов толкования и применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод (прежде всего — ст. 10)7.
Судебная практика показала, что при рассмотрении дел о защите чести, достоинства, деловой репутации по искам лиц, являющихся политическими деятелями, а также лиц, занимающих те или иные должности в органах государственной власти или местного самоуправления, суды учитывали ст. 3 и4 Декларации о свободе политической дискуссии в средствах массовой информации, принятой 12 февраля 2004 г. на 872-м заседании Комитета министров Совета Европы.
Как следует из содержания этих статей, политические деятели, стремящиеся заручиться общественным мнением, соглашаются стать объектом общественной политической дискуссии и критики в средствах массовой информации. Государственные должностные лица могут быть подвергнуты критике в средствах массовой информации в отношении того, как они исполняют свои обязанности, поскольку это необходимо для обеспечения гласного и ответственного исполнения ими своих полномочий. В частности, Европейский суд по правам человека в деле «Гринберг против Российской Фе-
дерации» указал, что суды Российской Федерации не установили какой-либо острой социальной необходимости в расположении защиты личных прав политика выше права заявителя на свободу выражения мнения, а также общего интереса в развитии названной свободы в тех ситуациях, где речь идет о вопросах, вызывающих общественный интерес.
Конкуренция личных неимущественных прав также может касаться вопроса о реализации права быть родителем. Представляет интерес следующее дело из практики Европейского суда по правам человека. При поступлении в клинику заявительнице поставили диагноз: «предраковое состояние яичников» — и рекомендовали провести до их удаления цикл искусственного оплодотворения. Во время консультации она и ее супруг были уведомлены о необходимости дать письменное согласие на лечение и подтвердить свою осведомленность о том, что в соответствии с Законом Великобритании «Об оплодотворении человека и эмбриологии» 1990 г. каждый из них вправе отозвать свое согласие до того, как зародыш будет помещен в матку заявительницы. Они обратились в клинику, в результате чего были получены шесть зародышей, которые были помещены на хранение. Через две недели заявительнице была сделана операция по удалению яичников. Ей разъяснили, что имплантация зародышей в матку будет возможна только через два года. В мае 2002 г. семейные отношения между заявительницей и ее супругом прекратились, и на основании Закона 1990 г. он уведомил клинику о том, что не дает согласия на использование зародыша или продолжение его хранения. Заявительница возбудила производство в Высоком суде, требуя, в частности, обязать бывшего супруга дать согласие. Ее требования были отклонены, так как было установлено, что последний действовал добросовестно, поскольку приступил к лечению исходя из того, что его отношения с заявительницей будут продолжаться. Заявительница жаловалась на то, что законодательство страны допускало отзыв согласия ее бывшего супруга на хранение и использование зародышей, что лишило ее возможности когда-либо стать матерью ребенка, с которым она имела бы генетическую связь.
Согласно ст. 8 Конвенции «О защите прав человека и основных свобод» от 4 ноября 1950 г. понятие «личной жизни» включает право на уважение как решения о том, чтобы иметь ребенка, так и о том, чтобы его не иметь. Жалоба заявительницы сводилась к тому, что положения Закона 1990 г. о даче согласия помешали
ей использовать эмбрионы, созданные совместно с бывшим супругом, и с учетом ее особых обстоятельств когда-либо стать матерью ребенка, с которым она имела бы генетическую связь. Этот более частный вопрос о праве на уважение решения стать родителем в генетическом смысле относится к сфере действия ст. 8 Конвенции. Основное противоречие этого дела затрагивает гарантированные ст. 8 Конвенции права частных лиц — заявительницы и ее бывшего супруга. Более того, интересы этих лиц были полностью несовместимы, поскольку, в случае если заявительнице было бы разрешено использовать эмбрионы, это означало бы принуждение супруга к отцовству, а признание допустимым его отказа или отзыва им согласия означало бы лишение заявительницы возможности стать генетическим родителем. При сложных обстоятельствах настоящего дела любое решение, принятое властями страны, полностью исключало бы интересы одной из сторон. С учетом этих доводов, включая отсутствие общеевропейского консенсуса по данному вопросу, Европейский суд пришел к выводу, что праву заявительницы на уважение ее решения стать родителем в генетическом смысле не должно придаваться большее значение, чем праву бывшего супруга на уважение его решения не иметь связанного с ней генетически ребенка8.
В изложенных случаях проявляется определенный конфликт личных неимущественных прав субъектов, причем прав, охраняемых и гарантируемых государством. Обычно в науке конфликт так или иначе связывается с правонарушением, следовательно, с неправомерным поведением участников правоотношений9. В данных ситуациях участники действовали правомерно, реализовывали свое право, причем не злоупотребляя им, а действуя добросовестно. Однако общей особенностью приведенных примеров судебной практики является существующая в законодательстве конкуренция личных неимущественных прав, т.е. ситуация, когда осуществление своего права одним субъектом приводит к ограничению или даже невозможности реализации права другим управомоченным субъектом.
В перечисленных случаях конкуренции права на уважение тела после смерти донора и права на жизнь и здоровье реципиента, права на защиту частной жизни одного лица и права на свободу выражения другого, права быть родителем ребенка и права не быть им так или иначе приоритет будет отдаваться личному неимущественному праву одного лица. Таким
образом, личное неимущественное право одного лица будет осуществляться за счет другого. В этой связи, несмотря на правомерное поведение участвующих в правоотношении субъектов, вероятно причинение одному из участников нравственных или даже физических страданий вследствие отказа в осуществлении или защите своего права.
Согласно ст. 151 ГК РФ, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации данного вреда. Представляется, что в ситуациях конфликта личных неимущественных прав при причинении морального вреда гражданину отказом в осуществлении или защите его личного неимущественного права моральный вред должен взыскиваться за счет стороны, чье право получило приоритет. На наш взгляд, данное решение будет способствовать гармонизации личных неимущественных прав, их более эффективной защите.
1 Конфликтология: Учеб. пособие /Под ред. Ю.Г. Запрудс-кого, В.Н. Коновалова. Ростов н/Д, 2000. С. 52.
2 ФЗ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» от 22.12.1992. № 4180-1 (в ред. от 29.11.2007 г.) // Ведомости СНД и ВС РФ. 1993. № 2. Ст. 62.
3 Определение Конституционного Суда РФ от 4 декабря 2003 г. № 459-О «Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Саратовского областного суда о проверке конституционности ст. 8 Закона РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» //СПС КонсультантПлюс.
4 Гражданский кодекс Квебека. М.: Статут, 1999. С. 45-46.
5 Гражданский кодекс Украины // Ведомости Верховной Рады Украины. 2003. № 40—44.
6 См.: Обзор практики рассмотрения судами РФ дел о защите чести, достоинства и деловой репутации, а также неприкосновенности частной жизни публичных лиц в области политики, искусства и спорта//Бюллетень Верховного Суда РФ. 2007. № 12; Постановление Европейского суда по правам человека по делу «Гринберг против РФ» от 21 июля 2005 г.; Постановление Европейского суда по правам человека по делу «Чемодуров против РФ» от 31 июня 2007 г.
7 Обзор практики рассмотрения судами РФ дел о защите чести, достоинства и деловой репутации, а также неприкосновенности частной жизни публичных лиц в области политики, искусства и спорта // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2007. № 12.
8 Постановление Европейского суда по правам человека от 10 апреля 2007 г. по делу «Эванс против Соединенного ко-ролевства»//СПС КонсультантПлюс.
9 «Правонарушение является элементом социального конфликта, с неизбежностью переводящим этот конфликт в сферу правового воздействия. Поэтому можно сказать, что неправомерное поведение субъекта является истинным конфликтогенным фактором, трансформирующим нормально протекающее поведение объектов в плоскость конфликтного взаимодействия». См.: Параскевова С.А. Понятие и сущность гражданского правонарушения (теоретические проблемы): Дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2006. С. 315.
СУБЪЕКТНЫЙ СОСТАВ ПРАВООТНОШЕНИЙ ПРИ ОКАЗАНИИ МЕДИЦИНСКОЙ ПОМОЩИ
М.В. БОЛОТИНА,
начальник Управления правового, кадрового и экспертного обеспечения филиала «Мединцентр» ГлавУпДК при МИД России
Аннотация. Статья посвящена анализу субъектов правоотношений по оказанию медицинских услуг. Автор формулирует и обосновывает практическую и теоретическую значимость классификации субъектов медицинских услуг, разделяя их на имеющих право осуществлять медицинскую деятельность (исполнители медицинских услуг), получающих медицинскую помощь (пациенты) и способствующих оказанию медицинской помощи.
Ключевые слова: субъект медицинских услуг, медицинская услуга, медицинская деятельность, медицинское учреждение, медицинский работник, пациент.