CC BY
218
УДК 821.161.1.09
Проблема интертекстуальных связей в «Зимних заметках о летних впечатлениях» Ф. М. Достоевского
Н. А. Тарасова, О. И. Жилевич
Данная статья посвящена проблеме интертекстуальности в творчестве Ф. М. Достоевского, исследуемой на материале «Зимних заметок о летних впечатлениях» и других произведений. В работе представлен анализ примеров интертекстуальности. Описываются семантика и характер функционирования претекстов в тексте писателя.
Ключевые слова: интертекст; интертекстуальность; претекст; текст-реципиент; творчество Ф. М. Достоевского.
В последнее время по отношению к творчеству Достоевского применяются термины «интертекст» и «интертекстуальность» [Михновец, 1996; Толстых, 2004]. Понятие «интертекст» принято связывать с именем Ю. Кристевой: «[Она] в 1967 г. опубликовала статью “Бахтин, слово, диалог и роман”, дав начало понятию интертекстуальности. Широкое распространение учения М. Бахтина о “чужом” слове, о диалоге как универсальной общекультурной категории, с одной стороны, и структурно-семиотический подход к тексту, разработанный тартуско-московской школой, с другой стороны, дали новый толчок изучению проблемы» [Тороп, 1981 с. 41]. И. В. Арнольд отметила: «Общей четкой теории интертекстуальности пока нет. Каждый западный лингвист, и Кристева в том числе, толкуют ее применительно к своей философской и методологической позиции. Исходные идеи Бахтина при этом иногда искажаются до неузнаваемости» [Арнольд, 1999, а 393]. Подобную же мысль высказывает И. П. Ильин: «Концепция Кристевой в благопри-
ятной для нее атмосфере постмодернистских и деконструктивистских настроений быстро получила широкое признание и распространение. Однако конкретное содержание термина существенно видоизменяется в зависимости от теоретических и философско-методологических предпосылок, которыми руководствуется в своих исследованиях каждый ученый. Общим при этом для них всех служит постулат, что всякий текст является “реакцией” на предшествующие тексты» [Ильин, 1989, с. 195].
Для изучения произведений Достоевского актуально понимание интертекста и интертекстуальности, прежде всего, как категорий литературоведческого анализа. В частности, для нас имеют значение характеристики этих понятий, предлагаемые И. В. Арнольд и Н. А. Кузьминой. Под интертекстом будем понимать «маркированную определенными языковыми сигналами “перекличку” текстов, их диалог» [Кузьмина, 1998, с. 27]. Под интертекстуальностью - «включение в текст либо целых других текстов с иным субъектом речи, либо их фрагментов в виде маркированных или немаркированных, преобразованных или неизменных цитат, аллюзий и реминисценций» [Арнольд, 1999, с. 346-347]. Для нас значение имеют также наблюдения и выводы, предложенные в работах П. Е. Бухаркина, Ю. Н. Караулова, С. Б. Кураша, П. Торопа,
Н. А. Фатеевой и др. [Бухаркин, 1990; Караулов, 1987; Кураш, 2002; Тороп, 1981; Фатеева, 2006].
Применительно к Достоевскому принято говорить о роли историколитературного контекста, библейской традиции - прежде всего, имеется в виду анализ цитат преимущественно на материале печатных текстов Достоевского [Ветловская, 1993; Гумерова, 2007; Касаткина, 2007; Касаткина, 2004; Коробова, 1996; Михновец, 2006; Якубович, 2005].
Объектом анализа в данной работе стали «Зимние заметки о летних впечатлениях» (1863) Ф. М. Достоевского. Это один из ранних примеров художественной публицистики в творчестве писателя, показывающий содержание его историко-литературных представлений. Попытаемся исследовать природу интертекстуальных связей и проследить, как
функционирует семантика претекстов (текстов-источников) в данном произведении. Мы работаем преимущественно с «собственно интертекстуальностью» (по терминологии Н. А. Фатеевой), следовательно, будем оперировать такими понятиями, как «цитата» и «аллюзия». Для нас также важно понятие «ключевые слова», которое получает осмысление в научной литературе применительно к поэзии. Так, Е. А. Козицкая сообщает, что «поэтическая практика позволяет выделить две основные группы ключевых слов:
а) поэтические идиомы, общелирические клише, “кодовые слова” определенной художественной системы. Например, закон, тиран для “декабристского романтизма” в России;
б) ключевые слова в индивидуально-авторском словоупотреблении» [Козицкая, 1998, с. 121].
По мнению исследователя, они «могут аккумулировать в авторском тексте такой смысловой потенциал, который позволяет ключевому слову или группе слов выполнять функцию знака данного текста и, следовательно, служить “скрепой” между этим и последующими текстами того же автора, так как накопленный ключевым словом цитатный потенциал может быть реализован в литературной автокоммуникации и может участвовать в формировании интертекстуальных связей» [Козицкая, 1998, с. 121].
Эти рассуждения вполне применимы к прозе и к творчеству Достоевского, как и термин Н. А. Фатеевой «автоинтертекстуальность», имеющий значение для анализа межтекстовых связей в произведениях писателя, образующих внутренний контекст творчества. Только в первом случае должны иметься в виду и «кодовые слова», выработанные как литературной традицией, так и индивидуально автором. Во втором случае речь должна идти об автокоммуникации внутри творчества отдельного автора. И в обоих случаях актуален вопрос о неоднократном использовании автором одних и тех же цитат и аллюзий [Машкова, 1989, с. 17-18] - в результате такого повторения происходит своего рода «нанизывание смыслов», причем в каждом отдельном контексте
высвечивается своя особая система значений, связанных с конкретной цитатой или аллюзией и ее функционированием в произведении.
Обратимся к анализу примеров.
В начале первой главы «Зимних заметок о летних впечатлениях» («Вместо предисловия») появляется цитата: «Вся “страна святых чудес” представится мне разом, с птичьего полета, как земля обетованная с горы в перспективе» (здесь и далее курсив авторов статьи) [Достоевский, 1972-1990, т. 5, с. 47].
Как указывает Е. И. Кийко, выражение «страна святых чудес» встречается в стихотворении А. С. Хомякова «Мечта» (1834) [Кийко, 1973, с. 361]. Приведем контекст:
О грустно, грустно мне! ложится тьма густая На дальнем Западе, стране святых чудес:
Светила прежние бледнеют догорая,
И звезды лучшие срываются с небес [Хомяков, 1969, с. 103].
В тексте Достоевского указанное выражение следует определять как неатрибутированную цитату с тождественным воспроизведением образца. Цитата легко опознаваема, в том числе и благодаря маркированию ее кавычками.
В данном случае смысл претекста сохраняется в тексте-реципиенте. Как следует из тематического вступления, в начале своего путешествия повествователь многого ожидает от этой поездки. Для него Европа - «страна святых чудес», с ее многовековой историей и огромным культурным наследием. Но и в стихотворении Хомякова присутствует сожаление о том, что «век прошёл, и мертвенным покровом задёрнут Запад весь», и в тексте Достоевского проявляется разочарование увиденным: «Ну чего ж после таких признаний вы от меня ожидаете? Что я вам расскажу? что изображу? Панораму, перспективу? Что-нибудь с птичьего полета? Но, пожалуй, вы же первые скажете мне, что я высоко залетел. Кроме того, я считаю себя человеком совестливым, и мне вовсе не хотелось бы лгать, даже и в качестве путешественни-
ка. А ведь если я вам начну изображать и описывать хотя бы только одну панораму, то ведь непременно солгу и даже вовсе не потому, что я путешественник, а так просто потому, что в моих обстоятельствах невозможно не лгать. Рассудите сами: Берлин, например, произвел на меня самое кислое впечатление, и пробыл я в нем всего одни сутки...» [Достоевский, 1972-1990, т. 5, с. 47].
Выражение «страна святых чудес» встречается в творчестве Достоевского и позднее - здесь следует говорить о проявлении автоинтертекстуальности. Так, в романе «Подросток» эти слова [Достоевский, 1972-1990, т. 13, с. 377] связаны с метафорой «закат Европы», которая заявлена в картине «золотого века», описанной Версиловым. В «Дневнике писателя» находим ту же цитату в номерах журнала за июль -август 1877 года и за 1881 год. В обоих случаях выражение появляется применительно к Европе: «О, знаете ли вы, господа, как дорога нам, мечтателям-славянофилам, по-вашему, ненавистникам Европы - эта самая Европа, эта “страна святых чудес”!» [Достоевский, 1972-1990, т. 25, с. 197-198]; «Нам нельзя оставлять Европу совсем, да и не надо. Это “страна святых чудес”, и изрек это самый рьяный славянофил. Европа нам тоже мать, как и Россия, вторая мать наша; мы много взяли от нее, и опять возьмем, и не захотим быть перед нею неблагодарными» [Достоевский, 1972-1990, т. 27, с. 36].
В данном случае контекст меняется, и исходный смысл источника, стихотворения А. С. Хомякова, ослабевает. Речь здесь идет уже о так называемой «русской идее», составившей основу почвеннического учения, которое получило обоснование еще в 1860-е годы в журналах братьев Достоевских «Время» и «Эпоха». В «Дневнике писателя» есть мысли, сближающие почвенников и славянофилов (см., например, раздел «Признания славянофила», 1877 год) и развивающие тему обновительной духовной связи России и Европы - отсюда и возвращение к определению культурного статуса Европы как «страны святых чудес».
О своем пребывании в Германии герой-повествователь «Зимних заметок» говорит так: «А в Дрездене я даже и перед немками провинил-
ся: мне вдруг вообразилось, только что я вышел на улицу, что ничего нет противнее типа дрезденских женщин и что сам певец любви, Всеволод Крестовский, самый убежденный и самый развеселый из русских поэтов, совершенно бы здесь потерялся и даже, может быть, усомнился бы в своем призвании» [Достоевский, 1972-1990, т. 5, с. 47].
Е. И. Кийко отмечает, что Достоевский неоднократно пародировал «эротические» стихи В. Крестовского. Данный иронический отзыв «относится, по-видимому, к циклу его лирических стихотворений и к пьесам, объединенным под названием “Испанские мотивы”» [Кийко, 1973, с. 362].
Следует добавить, что выражение «певец любви» является отсылкой к пушкинскому тексту. Оно содержится в двух стихотворениях -«Любовь одна - веселье жизни хладной» (1816) и «Певец» (1816), где этот образ является сквозным, во втором тексте в каждой строфе повторяется строка: «Певца любви, певца своей печали» [Пушкин, 1994, с. 163].
Пушкин использует это выражение применительно к молодым поэтам, которые воспевают любовь - в первом стихотворении чувствуются интонации анакреонтической лирики, во втором появляется романтический образ «певца печали», тоскующего по любви.
Первый контекст тематически ближе словам повествователя в «Зимних заметках», который характеризует Крестовского как «певца любви», намекая на чувственную, эротическую направленность его стихов. Вид интертекста в данном случае - неатрибутированная цитата с нетождественным воспроизведением образца. Указание на цитату в виде кавычек отсутствует. Позднее выражение «певцы любви» использует Н. А. Некрасов в стихотворении «Поэту (Памяти Шиллера)» (1874).
Находясь в вагоне поезда, который должен ехать во Францию, герой Достоевского думает: «Как это вот я увижу наконец Европу, я, который бесплодно мечтал о ней почти сорок лет, я, который еще с шестнадцати лет, и пресерьезно, как Белопяткин у Некрасова,
Бежать хотел в Швейцарию, -
но не бежал, и вот теперь и я въезжаю наконец в “страну святых чудес”, в страну таких долгих томлений и ожиданий моих, таких упорных моих верований» [Достоевский, 1972-1990, т. 5, с. 51].
Это цитата из стихотворения Н. А. Некрасова «Говорун. Записки петербургского жителя А. Ф. Белопяткина» (1843-1845) [Кийко, 1973, с. 364]:
Тогда вы все узнаете, -Как глуп я прежде был,
Мечтал, как вы мечтаете,
Душой в эфире жил,
Бежать хотел в Швейцарию, -И как родитель мой С эфира в канцелярию
Столкнул меня клюкой [Некрасов, 1981, с. 387].
В этом случае используется атрибутированная цитата (с указанием имени автора в тексте-реципиенте) с тождественным воспроизведением текста-образца.
Сравнительный анализ контекстов позволяет выяснить, что Достоевский уже цитировал это стихотворение. В «Петербургских сновидениях в стихах и прозе» находим: «Я до того замечтался, что проглядел всю мою молодость, и когда судьба вдруг толкнула меня в чиновники, я... я... служил примерно, но только что кончу, бывало, служебные часы, бегу к себе на чердак, надеваю свой дырявый халат, развертываю Шиллера и мечтаю, и упиваюсь, и страдаю такими болями, которые слаще всех наслаждений в мире, и люблю, и люблю. и в Швейцарию хочу бежать, и в Италию, и воображаю перед собой Елисавету, Луизу, Амалию» [Достоевский, 1972-1990, т. 19, с. 70].
Здесь, кроме того, обнаруживается параллель с американскими мотивами в позднем творчестве Достоевского. Как отмечает Н. Э. Фали-кова, «в конце XVIII века к традиционным идолам русских просвети-
телей - Франции и Швейцарии - прибавилась Америка. Для современников Н. М. Карамзина Америка, как и Швейцария, являлась символом борьбы за свободу» [Фаликова, 1994, с. 206]. По мысли исследователя, «в русской культуре XIX века с Америкой связывали определенный, очень устойчивый комплекс мотивов», которые «можно выделить и в творчестве Достоевского: мотив бегства, мотив разрыва с прежней жизнью, мотив вечных скитаний, мотив выбора пути (для России), мотив поиска “Нового света” (для всего человечества)» [Фаликова, 1994, с. 214]. Справедлив вывод: «Идеалисты Достоевского разными способами стремятся вырваться из своих каморок и углов в широкий мир. Но Америка (или Швейцария) означает для них бегство от мира, от “живой жизни”, от совести и страдания» [Фаликова, 1994, с. 223].
Таким образом, мотив бегства в Америку приобретает такой же смысл, как бегство в Швейцарию: в «Петербургских сновидениях в стихах и прозе» этот мотив выражает стремление убежать от мира, от реальности, которая подчас угнетает героя. Вместе с тем здесь этот мотив представлен в ироническом контексте, связанном с темой мечта-тельства («и мечтаю, и упиваюсь... и воображаю перед собой Елисаве-ту, Луизу, Амалию»). В «Зимних заметках» смысл некрасовской цитаты также связан с данной темой, но, во-первых, контекст лишен иронии, во-вторых, здесь речь не о бегстве, а скорее об осуществлении давней мечты героя - увидеть Европу, «страну святых чудес».
В главе «Ваал» появляется известная историко-литературная аллюзия - образ муравейника, связанный с европейской социалистической утопией и встречающийся, кроме того, в философской повести Вольтера «Микромегас» и в романе «Жан Сбогар» Шарля Нодье [Коган, Фридлендер, 1973, с. 387]. Как указывают Г. М. Фридлендер и Г. Ф. Коган, Достоевский использует «определение “муравейник” как символ неприемлемой для него концепции будущего общества» (помимо «Зимних заметок» исследователи называют повесть «Записки из подполья», где также появляется этот образ) [Фаликова, 1994, с. 387; см.: Дудкин, 2008].
Образ муравейника в произведениях писателя получает устойчивые определения: это созданный «для самосохранения, то есть для брюха» «идеал социального устройства» («Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах»); «человеческий безошибочный муравейник» «вне Бога и вне Христа» («Дневник писателя» за 1877 г.); «муравейник, давно уже созидавшийся в ней без Церкви и без Христа» («Дневник писателя» за 1880 г.).
В «Зимних заметках» образ муравейника, отражающий ошибочную, по мысли автора, идею объединения «по необходимости» (в отличие от истинной идеи свободного духовного сообщества), возникает в рассуждениях о всемирной выставке в Лондоне: «А между тем и тут та же упорная, глухая и уже застарелая борьба, борьба на смерть всеобщезападного личного начала с необходимостью хоть как-нибудь ужиться вместе, хоть как-нибудь составить общину и устроиться в одном муравейнике; хоть в муравейник обратиться, да только устроиться, не поедая друг друга - не то обращение в антропофаги!» [Достоевский, 1972-1990, т. 5, с. 69].
Указанный образ определяется через библейскую аллюзию: «Вы смотрите на эти сотни тысяч, на эти миллионы людей, покорно текущих сюда со всего земного шара, - людей, пришедших с одною мыслью, тихо, упорно и молча толпящихся в этом колоссальном дворце, и вы чувствуете, что тут что-то окончательное совершилось, совершилось и закончилось. Это какая-то библейская картина, что-то о Вавилоне, какое-то пророчество из Апокалипсиса, в очию совершающееся. Вы чувствуете, что много надо вековечного духовного отпора и отрицания, чтоб не поддаться, не подчиниться впечатлению, не поклониться факту и не обоготворить Ваала, то есть не принять существующего за свой идеал.» [Достоевский, 1972-1990, т. 5, с. 70]. Имеется в виду содержание семнадцатой и восемнадцатой глав Апокалипсиса, где говорится о «вавилонской блуднице»: в религиозном смысле это символ греха, в историческом - римской церкви. Данные значения соединяются в диалоге Христа и великого инквизитора в романе «Братья Ка-
рамазовы» [Достоевский, 1972-1990, т. 14, с. 230-231, 234-237; см.: Тарасова, 2007].
В восьмой главе «Зимних заметок» («Брибри и мабишь») Достоевский, размышляя о театральной жизни Парижа, по словам Н. Г. Михно-вец, «дает фабульную схему современной буржуазной драмы и обозначает основные константы жизни буржуазной семьи» [Михновец, 1996, с. 146]. Описывая один из ключевых моментов, он замечает: «Гюстав <...> в горьком отчаянии объявляет, что все люди подлецы, недостойные его кисти, что он не понесет искусства, святого искусства, на профанацию пигмеям, до сих пор не заметившим, как он велик» [Достоевский, 1972-1990, т. 5, с. 96].
Очевидно, что в тексте Достоевского это слово используется в метафорическом, переносном значении - «ничтожный человек, ничтожество (презрит.)» [Толковый словарь ..., 2000, с. 254], формирующем смысловую оппозицию «искусство - профанация», которая отчетливее прорисовывает пропасть между художником и ничтожными людьми, не могущими понять и оценить его. Однако проблема в том, что в восьмой главе писатель иронизирует по поводу образов буржуазной драмы, поэтому данные слова об искусстве, изначально вложенные в уста почитателя французского театра, попадают в пародийный контекст, и снимается исходная романтическая антитеза «поэта и толпы».
Слово «пигмей» относится к разряду повторяющихся и встречается в других произведениях Достоевского. Так, в повести «Дядюшкин сон» Марья Александровна обращается к своему мужу Афанасию Матвеичу с гневной тирадой: «Какая я тебе матушка, пигмей ты этакой! Как смеешь ты давать такое название благородной даме, которой место в высшем обществе, а не подле такого осла, как ты! [Достоевский, 1972-1990, т. 2, с. 358]. Позднее капитан Лебядкин, герой романа «Бесы», скажет своему собеседнику Николаю Всеволодовичу Ставро-гину: «Увы, мы пигмеи сравнительно с полетом мысли Североамериканских Штатов; Россия есть игра природы, но не ума» [Достоевский, 1972-1990, т. 10, с. 209]. Данное слово во всех приведенных случаях
создает один и тот же семантический контекст - оно имеет значение умаления и презрительный оттенок.
Интертекстуальные связи в «Зимних заметках о летних впечатлениях» разнообразны и по своим типам, и по характеру проявления в тексте. Достоевский активно включает в свое произведение цитаты и аллюзии - историко-литературные, библейские, философские. Нередко для создания тех или иных аллюзий работают антропонимы (Чацкий, Потемкин, Митрофанушка и др.). Как правило, смысл претекстов меняется в зависимости от художественных задач воспринимающего текста - цитаты и аллюзии нужны для дополнительной характеристики создаваемых образов, для выражения авторского отношения к литературным и общественным темам, обсуждаемым в «Зимних заметках». Автоинтертекстуальность свидетельствует о том, что в творческом процессе писателя возникают повторяющиеся слова и выражения, очевидно, имеющие значение и для других произведений Достоевского. Некоторые из них (лучшие люди, обособление, мечта, шатость, жучок) имеют индивидуально-авторскую семантику и не всегда в первую очередь отражают сложившуюся в культуре систему значений, хотя в отдельных случаях автор, безусловно, отталкивается от культурной традиции (муравейник, нигилизм, христианство).
Выявление и изучение интертекстуальных связей - актуальная задача исследований, посвященных Достоевскому, решение которой имеет особый смысл для интерпретации его произведений, позволяет уточнить авторские идеи и показывает тот широчайший культурный контекст, в котором живет слово писателя.
Список литературы
1. Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: сборник статей / И. В. Арнольд; научный редактор П. Е. Бухаркин. - Санкт-Петербург : Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1999. - 443 с.
2. Бухаркин П. Е. О функции цитаты в повествовательной прозе / П. Е. Бухаркин // Вестник Ленинградского ун-та. - Сер. 2 : История. Языкознание. Литературоведение. - Ленинград : Изд-во Ленинградского ун-та, 1990. - Вып. 3. - С. 29-37.
3. Ветловская В. Е. Проблема источников художественного произведения I В. Е. Ветловская II Русская литература. - 1993. - № 1. - С. 100-116.
4. Гумерова А. Л. Отношение Алеши Карамазова к старцу Зосиме. Анализ на фоне библейских цитат I А. Л. Гумерова II Достоевский и мировая культура
I Литературно-мемориальный музей Ф. М. Достоевского. - Санкт-Петербург : Серебряный век, 2007. - № 23. - С. 49-52.
5. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений : в 30 т. I Ф. М. Достоевский; редкол. : В. Г. Базанов (гл. ред.) и др. ; АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский Дом). - Ленинград : Наука, Ленинградское отделение, 1972-1990. - Т. 1-30.
6. Дудкин В. В. Муравейник у Достоевского (от метафоры к концепту) I
В. В. Дудкин II Sub specie tolerantiae. Памяти В. А. Туниманова ; Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН I отв. ред. А. Г. Гродецкая. - Санкт-Петербург : Наука, 2008. - С. 147-154.
7. Ильин И. П. Стилистика интертекстуальности: теоретические аспекты I И. П. Ильин II Проблемы современной стилистики : сборник. научно-аналитических обзоров. - Москва : ИНИОН, 1989. - С. 186-207.
8. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность I Ю. Н. Караулов ; АН СССР, Отделение лит. и яз.; отв. ред. Д. Н. Шмелев. - Москва : Наука, 1987. - 261 с.
9. Касаткина Т. А. Литургическая цитата в «Братьях Карамазовых» I Т. А. Касаткина II Достоевский и мировая культура. - Москва : Общество Достоевского, Московское отделение, 2007. - № 22. - С. 13-26.
10. Касаткина Т. А. О творящей природе слова: онтологичность слова в творчестве Ф. М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле» I Т. А. Касаткина ; Рос. акад. наук, Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького, Комис. по изучению творчества Ф. М. Достоевского; ред. К. А. Степанян. - Москва : ИМЛИ РАН, 2004. - 480 с.
11. КийкоЕ. И. Примечания I Е. И. Кийко II Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений : в 30 томах I Ф. М. Достоевский; редкол. : В. Г. Базанов (гл. ред.) и др. ; АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский Дом). - Ленинград : Наука, Ленинградское отделение, 1972-1990. - Т. 5. - 1973. - С. 361-364 с.
12. Коган Г. Ф. Примечания I Г. Ф. Коган, Г. М. Фридлендер II Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений : в 30 томах I Ф. М. Достоевский; редкол. :
В. Г. Базанов (гл. ред.) и др. ; АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский Дом). - Ленинград : Наука, Ленинградское отделение, 1972-1990. -Т. 7. - С. 387.
13. Козицкая Е. А. Автоцитация и интертекстуальность (два стихотворения Б. Окуджавы) I Е. А. Козицкая II Литературный текст: Проблемы и методы ис-
следования : сборник научных трудов / М-во общ. и проф. образования Рос. Федерации. - Тверь : Тверской государственный университет, 1998. - Вып. IV. -
С. 120-126.
14. Коробова М. М. Цитаты и крылатые выражения в художественных произведениях Ф. М. Достоевского : О проекте словаря / М. М. Коробова // Слово Достоевского : сборник статей / Российская академия наук; под ред. Ю. Н. Караулова. - Москва : Ин-т русского языка им. В. В. Виноградова, 1996. - С. 52-65.
15. КузьминаН. А. Интертекст и интертекстуальность: к определению понятий / Н. А. Кузьмина // Текст как объект многоаспектного исследования : Научно-методический семинар «ТЕХТиЗ». - Санкт-Петербург ; Ставрополь : Издательство Ставропольского государственного университета, 1998. - Вып. 3. -
Ч. 1. - С. 27-35.
16. Кураш С. Б. Интертекстуальность как парадигма / С. Б. Кураш // Текст : проблемы изучения в вузе и в школе. - Пенза : ПГПУ, 2002. - Вып. 1. - С. 53-59.
17. Машкова Л. А. Литературная аллюзия как предмет филологической герменевтики : автореферат диссертации ... кандидата филологических наук / Л. А. Машкова. - Москва, 1989. - 24 с.
18. Меерсон О. Библейские интертексты у Достоевского: Кощунство или богословие любви? / О. Меерсон // Достоевский и мировая культура / Общество Достоевского ; гл. ред. К. А. Степанян. - Москва : Раритет ; Классика плюс, 1999. - № 12. - С. 40-53.
19. Михновец Н. Г. «Кроткая» : литературный и музыкальный контекст / Н. Г. Михновец // Достоевский : Материалы и исследования / Н. Ф. Буданова, Г. М. Фридлендер. - Санкт-Петербург : Наука, 1996. - Т. 13. - С. 143-167.
20. Михновец Н. Г. Прецедентные произведения и прецедентные темы в диалогах культур и времен. Место и роль прецедентных явлений в творчестве Ф. М. Достоевского / Н. Г. Михновец. - Санкт-Петербург : Наука ; САГА, 2006. - 384 с.
21. Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем : в 15 томах / Н. А. Некрасов ; Институт русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР ; ред. В. Г. Базанов, О. Б. Алексеева. - Ленинград : Наука, 1981. - Т. 1. - 719 с.
22. Новикова Е. Г. Романы Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и «Игрок» как единый текст / Е. Г. Новикова, О. Б. Зиренко // Достоевский и современность : материалы XVIII Международных Старорусских чтений 2003 года. - Великий Новгород : Новгородский гос. объединенный музей-заповедник, 2004. - С. 131-134.
23. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений : в 17 томах / А. С. Пушкин ; ред. М. А. Цявловский, Т. Г. Зенгер. - Москва : Воскресенье, 1994. - Т. 1. -463 с.
24. Тарасова Н. А. Вычеркнутый текст в наборной рукописи «Дневника писателя» 1877 г / Н. А. Тарасова // Достоевский и мировая культура / Литературно-мемориальный музей Ф. М. Достоевского. - Санкт-Петербург : Серебряный век, 2007. № 23. - С. 215-230.
25. Толковый словарь русского языка / под ред. Д. Н. Ушакова. - Москва : Астрель ; АСТ, 2000. - Т. 3. - 720 с.
26. Толстых О. А. «Свое» и «чужое» : к проблеме интертекстуальности / О. А. Толстых // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия «Лингвистика». - 2004. - Вып. 1. - № 7. - С. 41-46.
27. Тороп П. Х. Проблема интеркста / П. Х. Тороп // Текст в тексте : Труды по знаковым системам : XIV. Уч. зап. / Тартуский гос. ун-т. -1981. - Вып. 567. -
С. 33-44.
28. ФаликоваН. Э. Американские мотивы в поздних романах Ф. М. Достоевского / Н. Э. Фаликова // Новые аспекты в изучении Достоевского : Сборник научных трудов / отв. ред. В. Н. Захаров. - Петрозаводск : Изд-во Петрозаводского ун-та, 1994. - С. 199-241.
29. Фатеева Н. А. Интертекст в мире текстов : Контрапункт интертекстуальности / Н. А. Фатеева. - Москва : Комкнига, 2006. - 280 с.
30. Хомяков А. С. Стихотворения и драмы / А. С. Хомяков / ред. Л. С. Гей-ро. - Ленинград : Советский писатель, 1969. - 596 с.
31. Якубович И. Д. Поэтика ветхозаветной цитаты и аллюзии у Достоевского: бытование и контекст / И. Д. Якубович // Достоевский : материалы и исследования / отв. ред Н. Ф. Буданова, И. Д. Якубович. - Санкт-Петербург : Наука, 2005. - Т. 17. - С. 42-60.
© Тарасова Н. А., Жилевич О. И., 2012
Problem of Intertextual Relations in F. M. Dostoevsky's "Winter Notes on Summer Impressions"
N. Tarasova, O. Zhilevich
The article covers the intertextuality problem in works by F. M. Dostoevsky. It is studied by the example of "Winter Notes on Summer Impressions" and other works. The article presents the analysis of the intertextuality instances. The authors describe the semantics and functioning character of pretexts in the writer's text.
Key words: intertext; intertextuality; pretext; text-recipient; works by F. M. Dostoevsky.
Тарасова Наталия Александровна, доктор филологических наук, кафедра русской литературы и журналистики, Петрозаводский государственный университет (Петрозаводск), [email protected].
Tarasova, N., Doctor of Philology, Department of Russian Literature and Journalism, Petrozavodsk State University (Petrozavodsk), [email protected].
Жилевич Олеся Игоревна, студент 3 курса филологического факультета, Петрозаводский государственный университет (Петрозаводск), nsova74@mail. ru.
Zhilevich, O., 3rd year student, Philology Faculty, Petrozavodsk State University (Petrozavodsk), [email protected].
