CC BY
62
ПРОБЛЕМА ХУДОЖЕСТВЕННОГО ИСТОРИЗМА В ПОЭЗИИ ПУШКИНСКОЙ ПОРЫ
Е. Жабина
Художественный историзм предполагает не только точное следование историческим фактам, но и вымысел, а также конкретно-психологическую мотивировку поступка героя, характеризующего его поведение в духе атмосферы выбранной писателем исторической эпохи. При этом особое внимание уделяется психологической точности в описании миросозерцания и мировосприятия лиц того времени, а также его речевому выражению.
На примере воплощения образов Древней Греции и Древнего Рима, древнерусского государства и России мы рассматриваем, как постигались проблемы художественного историзма поэтами пушкинской поры, то есть насколько глубоко художники слова стремились проникнуть в сущность миросозерцания людей прошлого.
92 Основные положения диссертаци-
онного исследования.
1. Принципы романтического историзма, разработанные в думах К.Ф. Рылеева, получили свое распространение не только в творчестве поэтов-декабристов, но и в поэзии пушкинской поры. Отметим принципы, которые могли быть применимы к лирике:
• исторические аллюзии в обрисовке нравов прошлого, которое призвано «намекнуть» читателю на современность;
• приемы психологизма (портрет, пейзаж, воссоздание колорита места и времени).
Также к принципам историзма можно отнести и
• стилизацию под древние формы поэзии (например, античной, русской народной и пр.), имитацию языка, характеризующего определенную эпоху.
2. Поэты пушкинской поры, в отличие от А.С. Пушкина, не смогли найти конкретные языковые эквиваленты, которые отражают суть описываемого времени. В произведениях поэтов люди минувших эпох говорят, думают, чувствуют и поступают как их современники, а не в соответствии с тем веком, к которому они принадлежат.
Одним из принципов художественного историзма, которым руководствовались поэты, обращаясь к истории античности, были исторические аллюзии в обрисовке нравов прошлого. В «высокой» гражданской поэзии история Древней Греции и Рима, древнерусского государства и России служила тем рационалистическим идеалом, который очень часто противопоставлялся современности. Обращение к истории связано с поиском идеальных отношений в обществе и государстве. В лирике первой четверти XIX столетия история воспринималась сквозь призму идей тираноборче-ства и патриотизма. Поэты-декабристы считали, что «дух времени и назначенье века» (К.Ф. Рылеев) являются похожими у многих народов в разные исторические периоды. Применительно к романтической поэзии 18101820-х гг. В.А. Гофман предложил использовать термин слова-сигналы [1, 49-53], которые отражают представле-
ния поэтов о независимости, свободе, патриотизме, ассоциируясь с гражданской доблестью и вольнолюбием древних народов. Упоминание о Риме ассоциировалось, например, с именем неистового республиканца Като-на. Он покончил жизнь самоубийством, не желая признать самовластье Цезаря, так как оно влекло за собой гибель республики.
Обращение к античности сопряжено с поиском идеалов истинного служения отечеству, верной дружбы, преданной, жертвенной любви. Герои древности самоотверженно преданы своему долгу и чести как высшему закону жизни, перед которым все должно склоняться. Пример самозабвенного, искреннего служения благородному делу описывается в балладе Е.Ф. Ро-зена [3] «Весталка» (1829). В основу сюжета баллады положена древняя римская традиция, связанная с культом богини Весты, покровительницы семейного очага и жертвенного огня. Жрицы богини имели право помиловать любого преступника по пути на казнь. Дав обет целомудрия, они под страхом мучительной казни (их заживо зарывали в землю) не могли полюбить. И.И. Винкельман пишет о том, что древние римлянки отличались сердечностью и отвагой [2, 35], скромностью, стыдливостью в поведении, настойчивостью в поступках. Образ весталки привлек поэта своим преданным служением делу. Он избирает образ древней жрицы в качестве назидательного примера для людей своего времени. Употребление Розе-ном в контексте баллады таких слов-сигналов, как оковы, цепи, закон, возмездие, наполняют этот эпизод римской истории гражданским содержанием. Самозабвение «роковой девы»,
служащей возвышенной, благой цели («Рвенье чистое ко благу / Сильной родины храня...») напоминает самозабвение патриота, горящего желанием исполнить «предначертанный закон».
Для Языкова [4] обращение к историческому материалу также подразумевает его трактовку в духе гражданской поэзии. Многие стихотворения поэта написаны в жанре песен, пропетых баянами или бардами. Эти жанры отчасти напоминают думы Рылеева с их пламенными призывами к свободе, образами борцов против тирании, высокими патриотическими чувствами и громкими, одическими словами. В «Песне барда во время владычества татар в России» (1823) картина порабощения должна была напомнить о самодержавной тирании и рабстве, царящих уже в новое время, и тем самым пробудить к подвигу современное поэту поколение. Свойственные гражданской поэзии слова-сигналы («вольность», «слава», «цепи», «меч», «тиранство», «раб»), славянизмы («персты вещие», «длани», «вотще», «младый» и др.), риторические вопросы («Где 93 вы краса минувших лет, / Баянов струны золотые, / Певицы вольности, и славы, и побед, / Народу русскому родные?») и восклицания («И взоры воинов сверкают, / И рвутся длани их к мечам!» и др.), инверсии («И рвутся длани их к мечам», «Теперь вотще младый баян / На голос предков запевает» и др.) придают поэтической речи Языкова торжественный, ораторский характер, исполненный бодрости, патриотических стремлений дух.
Сюжет баллады В.К. Кюхельбекера [5] «Рогдаевы псы» (1824) составляет история любви витязя Рогдая к его ливонской пленнице. Похищенная
ханским баскаком Нурредином, «прелестная дева» изменила Рогдаю, предпочтя ему татарина. Время действия баллады — XII век, место — Новгород, который, несмотря на то, что он не был захвачен татарами, платил дань Орде. Атмосфера страха и покорности противопоставлена былой славе Новгорода, выразителем которой и предстает в балладе героическая фигура воина и патриота Рогдая. Он хочет избавить свой край от позора и один готов выступить против Орды, но «Уж собрана дань для неверного стана, / Уж с нею унесся баскак Нурредин». Для стиля баллады характерно соединение распространенных романтических выражений и образов («Сидит он безмолвный в разлившейся мгле / И смотрит в раздумье на путь одинокий», «на крыльях любви», «Ты ж, сладостный ветер! от ропщущих струй / Повей ей дремотою, негой подуй!» и т.д.) с высокой славянской лексикой, архаизмами («зажженные светочем брани», «златая награда», «древний град», «темное чело», «тщетная удача» др.). Все поэтические средства в це-94 лом подчинены главной цели — воссозданию колорита времени и места, обстановки, передающей дух русской старины, русского народа, не смирившегося перед Ордой.
Сюжет поэмы Д.В. Веневитинова [6] «Евпраксия» (1824) навеян преданиями о гибели рязанских князей во время татарского нашествия 1237 года. Поэт утверждает непреходящую ценность подвига, воспевает силу духа предков, что служит примером для современников. Так, юность Романа не мешала ему быть примером для воинов, а суровые испытания битв научили презирать изнеженность властителей. «Дитя по сердцу и летам»,
князь Олег также предстает истинным патриотом. Не случайно и то, что Веневитинов хотел сделать главной героиней поэмы женщину. Подвиг женщины должен был прозвучать еще более острым упреком и призывом, обращенным к чувствам и сердцам современников.
Стремясь к достоверности, Веневитинов сознательно использует допустимые в историческом произведении анахронизмы. С помощью этого приема поэт добивается определенного сосредоточения действия. Изменения во временных рамках обостряют драматизм повествования. Анахронизм усиливает и идейное звучание поэмы. Веневитинов упоминает среди участников битвы за Рязань "боярина Евпатия", в действительности совершившего свой подвиг уже после взятия Батыем Рязани. При создании образа Евпатия Веневитинов использует поэтическую вольность, характерную для романтиков: «Евпатий, боярин старый / С седою длинной бородой», подчеркивая тем самым его мудрость, жизненную опытность в принятии важных решений. Исторический Ев-патий Коловрат был молод. История, в деталях изученная Веневитиновым, создавала достоверный исторический фон. Но достичь синтеза, постигнуть закономерности исторического процесса и типизировать их поэт не смог. Выйдя с помощью истории за рамки личных представлений в мир объективной действительности, он в целом оставался в рамках романтического метода. Нужен был гений Пушкина, чтобы, перенесясь в историческое прошлое, не только увидеть в нем правду факта, но и разгадать дух века и трансформировать историческое в художественное.
В книге С.А. Кибальника «Русская антологическая поэзия первой трети XIX века» делается акцент на таком принципе художественного историзма, как «подражание древним в формах самих древних» [7, 12], которое заключается в стремлении постичь прошлое, подражая формам, характерным для античной поэзии. Например, Д.В. Дашков [3] пытался создать образцы оригинальных стихотворений по типу античной эпиграммы [3, 699]. Поэт подтверждал историческими картинами свое субъективное представление о древности, в которой он видел идеал. Его влекла возвышенность и героико-стоицистское начало, которые были заложены в этом жанре. Герои стихотворений Дашкова — самоотверженные, преданные своему Отечеству люди, презирающие трусость во время смертельного сражения, уважающие седины отцов и преклоняющиеся перед верной дружбой. Обращение к инверсии в контексте стихотворной речи создает эффект перевода: «Восемь цветущих сынов послала на брань Дименета» («Жертва отчизне»); «Труп укоряя потом, грозно вещала она» («Спартанская мать»). Тяжелый, архаический слог, стилизованный под древний («послала на брань», «вещала над гробом»), исполнен настойчивости, назидательного тона.
А.А. Дельвиг [8] в жанрах идиллии и антологических стихотворениях пытался воскресить характерные стороны античного миросозерцания с его естественностью и простотой, непосредственностью и незамысловатостью, простодушием и открытостью. В этих жанрах он находил исторически и культурно-определенный тип чувства, мышления и поведения
человека античности, представляющего собой образец гармонии тела и духа («Купальницы» (1824), «Друзья» (1826)). Воссоздавая в своих идиллиях размеренную, исполненную гармонии и совершенства жизнь, поэт не искал в них примеров для назидания современного поколения. Несколько раньше, чем в поэзии Дельвига это проявилось в антологических стихотворениях Пушкина: с античностью у него было связано убеждение о конкретном историческом типе национальной культуры.
Таким образом, поэты пушкинской поры подтверждали историческими картинами свое субъективное представление о древности, еще не стараясь проникнуть в суть прошлого, объяснить его изнутри, с помощью языковых эквивалентов, присущих описываемой эпохе, к чему стремился в своем творчестве Пушкин.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гофман В.А. Литературное дело Рылеева// Рылеев К.Ф. Полное собрание стихотворений. — М., 1934.
2. Винкельман И.И. История искусства древности. — СПб., 2000. 95
3. Поэты 1820—1830-х годов: В 2 т./ Под общ. ред. Л.Я. Гинзбург. — Л., 1972. — Т. 1.
4. Языков Н.М. Стихотворения и поэмы.—Л., 1988.
5. Кюхельбекер В.К. Избранные произведения: В 2 т. — М.—Л., 1967.
6. Веневитинов Д.В. Полное собрание стихотворений. — Л., 1960.
7. Кибальник С.А. Русская антологическая поэзия первой трети XIX века. — Л., 1990.
8. Дельвиг А.А. Полное собрание стихотворений. — Л., 1959. ■
