CC BY
292
способности системы адаптировать таковые к внутренним потребностям развития.
Противоречие между внешними и внутренними источниками неоднородности усиливает социальную стратификацию социума и может привести к возникновению антагонизмов социальных слоев и социальных групп. Утверждение реальных рыночных отношений, включающих в систему социального обмена большинство членов общества, может стать гарантом положительной социальной динамики6.
Создание функциональной парадигмы местного самоуправления должно основываться, как мы полагаем, на отрицании классического метода управления, детерминирующего субъектно-объектной связью все сферы социального бытия. Центр, несмотря на постоянные заверения в приверженности ценностям демократии, по-прежнему определяет и общие, и частные направления развития социума, политическая власть по-прежнему отчуждена от массы граждан и находится в распоряжении бюрократии. Правление меньшинства санкционируется в процессе выборов народом, который уступает право суверена избранному президенту и национальному парламенту. Такой политический режим Р. Даль охарактеризовал как «режим полиархии»7.
Гражданское общество не должно замыкаться на единообразной цели, ибо унифика-
ция таковой неизбежно ведет к уравниловке и нивелирует личность, что противоречит сущности демократии. Генетически общество объективирует потребность индивида в самосохранении, что выражается в деятельности институтов семьи, собственности и государства. Указанные институты — выражение потребности общества и человека в устойчивости как в отношениях с внешней средой, так и по отношению к внутренней энтропии. Потребность эта приводит в действие механизм самоорганизации и саморазвития, каковой предусматривает утверждение равновесного состояния в управляемом объекте, ибо выступает воплощением полисубъектной сущности гражданского общества.
Примечания
1 Пригожин И.Р. Философия нестабильности // Вопросы философии. 1991. № 6. С. 51.
2 Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М., 2003.
3 Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Принципы коэволюции сложных систем социальных явлений // Синергетика и социальное управление. М., 1998. С. 23-24.
4 Там же. С. 29.
5 Моисеев Н.Н. Алгоритмы развития. М., 1987. С. 28.
6 См., напр.: Василькова В.В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. СПб., 1999.
7 Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003. С. 346-371.
Е.А. ЯКОВЛЕВА
кандидат философских наук, доцент
ПРОБЛЕМА ЕДИНСТВА НАУЧНОЙ, РЕЛИГИОЗНОИ И ФИЛОСОФСКОЙ КАРТИН МИРА
В наше время многообразия форм человеческого познания и культуры в целом объяснимым становится стремление к комплексному, синтетическому воссозданию культуры — ее преображению из ризомы лишенных иерархии и «общей кровеносной системы» ценностей и подходов в системно-стройную мировоззренческую целостность, обладающую универсальным языком. К подобной попытке относится идея о синтезе разнообразных картин мира, созданных в рамках науки, философии и религии.
Конечно, подоплека у такого стремления есть. Мы живем в эпоху невиданного расщепления познания, что особенно заметно в науке. Десятки дисциплин дробят и без того
весьма фрагментарное представление о реальности. Попытки решить эту задачу усилиями исключительно науки привели к весьма спорным результатам. Создание общенаучных подходов в XX в., относительно успешными и плодотворными среди которых можно назвать системный подход и синергетику, лишний раз продемонстрировало сложность и неоднозначность данной проблемы.
Сейчас практически не встретишь утверждений о полной противоположности научной и религиозной картин мира. Делаются интересные попытки сравнить, например, физические представления о реальности с восточными учениями. Но насколько научные знания соотносятся с религиозной картиной мира?
© ЕА. Яковлева, 2006
Уточним понятие «картина мира». В сфере научного познания оно имеет достаточно четкую вербализацию в отличие от религии и философии. Научная картина мира рассматривается как образ реальности в конкретных областях фундаментального знания. Она образуется путем синтеза знаний отдельных наук, содержит общие представления о мире, которые вырабатываются на определенных стадиях развития науки, включает в себя представления как о природе, так и о жизни общества. Выделяются так называемая классическая картина мира, сложившаяся в естествознании в XVШ—первой половине XIX в., неклассическая, сложившаяся в науке в конце Х1Х—ХХ в., и современная, или постнеклассическая, сложившаяся во второй половине XX в.
Каковы же вопросы для дискуссионного соотнесения этих картин мира? К ним можно отнести вопросы стабильности и изменчивости мира, единства мироздания, закономерности происходящих в нем процессов, вопросы пребывания в этом мире человека как разумного и духовного существа. В принципе это вопросы мировоззренческого плана, но в отличие от весьма хаотических представлений, характерных для большинства мировоззрений, картина мира претендует на системную целостность и упорядоченность.
Действительно, можно согласиться с тем, что в рамках постнеклассической картины мира возможен междисциплинарный диалог и наука с большей толерантностью относится к вненаучному знанию. Синергетика как новая парадигма исследования находит общее в естествознании, науках о человеке и обществе.
Прежде чем заявлять о возможном синтезе знаний в указанных сферах человеческой духовности, рассмотрим ряд необходимых для того условий. Прежде всего это наличие единого понятийно-категориального аппарата, с помощью которого можно было бы исследовать реальность. Конечно, данное пожелание является достаточно смелым, но требовать наличия общих категорий можно.
Для подобного синтеза нужен метаязык, объединяющий научные, философские и религиозные понятия. Достаточно широкое распространение получил язык креативной триады, применяемый в космогонических мифах и различных (преимущественно восточных) философских учениях. Понятия хаоса, логоса, инь, ян, космоса получили хождение
и в научной среде. Изменился язык науки, на смену однозначному понятию приходит многозначный символ, концепт. А если язык науки становится символичен, то неизбежно сближение науки с искусством и религией.
Можно отметить, что пока в рамках синергетики осваивают идеи Древнего Востока, не являющиеся в полном смысле этого слова религиозными. В них отсутствует идея единого Бога-Творца, как это есть в иудаизме, христианстве и исламе. И, по сути дела, речь в восточнофилософских учениях идет о слож-ноорганизующейся системе — Вселенной, где богов можно рассматривать как первоп-ринципы образования вещей.
Основное противоречие, которое стремится разрешить синергетика, задается оппозицией порядок—хаос. В греческой мифологии слово «хаос» означало первобытное состояние мира, из которого образовался космос, мыслимый как упорядоченное единство. В сущности, уже эти понятия задают некоторое поле единства с мифологией. Но синергетика пытается связать эти противоположности в единую систему отношений, и в этой диаде появляются понятия активности и творчества. Как пишет Р.В. Баранцев, «будучи достаточно глубоким понятием, творчество объединяет хаос и порядок в системную триаду, целостность которой допускает проверку на неопределенность—дополнитель-ность—совместность»1.
Творчество предполагает активность субъекта, но в самой синергетике нет принципиальной выделенности человека и субъекта. Встает неизбежный вопрос: кто же тогда является творцом всех многообразных форм и отношений? Мыслящая Вселенная? Здесь возникает противоречие с традиционной философской системой координат, вводящей идеальное и материальное. В синергетичес-кой парадигме противоположность идеального и материального сменяется неясным мифологическим понятием живого единого целого — Космоса.
Принцип системности в современной науке предлагает рассмотрение мира как большой сложной, открытой и самоорганизующейся системы. Мир не нуждается во внешних причинах своего существования, например в Боге. Вместо этого возникает идея «самосборки». Вселенная предстает как живое существо, активно и целенаправленно «конструирующее» себя. В целом эти идеи возвращают
архаические представления о космосе как о живом, совершенном целом. Новизна здесь только в идее развития этого живого целого. Такие взгляды противоречат изначальной концепции науки. Ведь она сформировалась на базе западноевропейской культуры и вобрала в себя идею христианства о живом Творце и мертвом тварном мире, не заключающем в себе творческих потенций. Только человек как иноприродное существо подобно Богу сохранял способность к творчеству. Поэтому первые ученые и могли так механически жестоко относиться к природе, расчленяя ее в ходе экспериментов, рассматривая ее как мертвую реальность. Религия в течение веков сохраняет это представление о Боге как источнике творческого импульса для Вселенной. Поэтому современная научная картина мира не готова объединиться с религиозными представлениями о несамостоятельности всего сущего, и прежде всего духовного мира человека.
Современная научная картина мира дает в рамках синергетики новое понимание соотношения случайного и необходимого. От идеи детерминированности процессов произошел переход к идее вероятностной случайности, понятию статистической закономерности. Философское мышление сейчас находится в стадии изменения соотношения между категориями необходимое—случайное, переосмысления категории закона. Этот дрейф в целом идет в сторону превалирования случайного над необходимым, что ярко проявляется в спорах о статусе диалектических законов и о соотношении диалектики и синергетики. Религиозная же картина мира телеологична. Она исходит из наличия конечной причины всего существующего, под которой понимается сверхчеловеческая реальность — Бог. Свидетельством этого является потрясающая сложность строения мира, которой невозможно достичь через игру случайностей и самоорганизацию материи.
В целом христианство трезво и без иллюзий понимает эволюцию человека и общества. Пока звучат как заклинания слова современных ученых и некоторых философов о грядущем царстве гармонии и счастья, якобы ожидающем человечество, о необходимости коэволюции общества и природы, христианство выдвигает идею ограниченности человеческой истории, грядущей энтропии, утверждает, что системные противоречия
между человеком и природой неразрешимы на уровне материального мира.
Развитие эмпирических естественных наук превратило эволюцию из предмета только философского исследования в предмет и научного изучения. Неоднократно предпринимались попытки разработки единой концепции эволюции мироздания от низших форм движения материи к высшим на основе качественно отличных, но единых форм движущейся и развивающейся материи. Согласно концепции Е.Н. Князевой и С.П. Курдюмова, «именно сейчас важно вести поиск не в рамках противоположностей материального и идеального, а в русле изучения связи между мертвой и живой природой. Такие возможности и открывает нам теория самоорганизации»2.
На наш взгляд, возрождение идей о едином и живом Космосе устраняет противоречие между психическим и физическим, выраженное философией в категориях материи и сознания. Синергетика говорит о единстве процессов, происходящих в мире, но не дает ответа на вопрос, в чем состоит принципиальная разница в развитии и самоорганизации неорганической и органической природы, технических систем и общества.
Насколько верно предположение, что «синергетика способна выступить основанием для междисциплинарного синтеза знаний»3? Думается, что плодотворным для синергетики было бы оставаться в рамках общенаучной парадигмы. При этом ей нужно не забывать, что ее начало лежит в естествознании, и пока только происходит ее экспансия в общественные науки. Превращение синергетики в основание для научно-философского синтеза с добавлением религиозных идей встречает затруднения.
Скорее, обнаруживается, что современная методология научных исследований — синергетика — во многих вещах противоречит основным принципам как религиозного, так и философского понимания мира, расходится с ними в ключевых вопросах о единстве и однородности мироздания. Научное познание в рамках синергетической парадигмы не осваивает (да и не должно этого делать) идею трансцендентности человека природе, идею духовного совершенствования в мире, которое осуществляет только человек. Синергетика безразлична к ключевым проблемам человеческого бытия, таким как проблема свободы, смысла жизни и пр., поэтому она
вполне безразлична к напряженному экзистенциальному поиску, главному, что присутствует в религиозных и философских учениях.
Если же возникают какие-то картины религиозно-философского синтеза знаний, то они представляют собой религиозно-мистические учения на базе околонаучной терминологии, призванные заполнить мировоззренческую пустоту постхристианской эпохи. Эти учения прежде всего заявляют о необходимости освобождения от всех доктринальных пут в философии, науке, искусстве и религии, что на практике означает отказ от рамок, организующих мышление, например, как от религиозных догматов, на которых держится строгость определенных конфессий, так и от принципов науки, определяющих ее архитектонику. А философия при таком понимании превращается в мистическое учение.
Эти «синтетические» картины признают, по утверждению В.В. Налимова, что «мироздание погружено в Тайну — нельзя ее разгадать, не надо пытаться ее разгадывать. Надо просто ее
признать. Ее образ — видимый всегда лишь смутно — должен непрестанно расширяться, углубляться. Надо начать приближаться к ней, стремиться стать ею, понимая, что она всегда от нас ускользает, и тем дальше, чем больше мы будем приближаться к ней»4. А это и есть мистическое познание мира.
Таким образом, попытки создания общей религиозно-научной, картины мира есть не что иное, как попытки создания новых мистических учений. Серьезный философ с большим недоверием отнесется к подобным попыткам, будь то изыскания ученого или творчество современных мистиков.
Примечания
1 Баранцев Р.В. Имманентные проблемы синергетики // Вопросы философии. 2002. № 9. С. 96.
2 Цит. по: Белокопытов Ю. Дао естественных и гуманитарных наук? // Свободная мысль-ХХ1. 2003. № 8. С. 75.
3 Там же. С. 80.
4 Налимов В.В. В поисках иных смыслов. М., 1993. С. 31.
