CC BY
19
УДК 168
Б.В. Марков, доктор философских наук, профессор кафедры философской антропологии, ФГБОУ ВО «Санкт-Петербургский государственный университет» e-mail: b.markov@spbu.ru
ПРИЗРАК ИМПЕРИИ
Рост националистических настроений вызвал интерес к сочинениям идеологов консервативной революции. В статье предлагается анализ недавно изданных в Санкт-Петербурге трудов Ф.-П. Йоки, О. Шпенглера и К. Шмитта. Критическое отношение одинаково необходимо по отношению и к натуралистической, и к конструктивистской версиям истории. Поэтому связь государства и нации исследуется в статье как в либеральном, так и в консервативном аспектах. Для людей, оказавшихся в состоянии поражения, важно выйти из него, не повторяя опыта ресентимента, ненависти, мести, жажды реванша, конструирования образа врага и нагнетания страха. Сегодня стоит думать не о возрождении символов крови и почвы, а о возрождении духовных основ общества.
Ключевые слова: власть, война, враг, империя, капитализм, консервативная революция, нация, чужой.
В начале прошлого века, в эпоху чрезвычайных ситуаций, люди проводили границу между своими и чужими, решали вопрос, кто друг, а кто враг. Следующим поколениям, жившим в относительно мирное и благополучное время, такие оппозиции казались слишком жесткими. Наступила эра либерализма, мультикультурализма и толерантности. Но когда снова складывается чрезвычайная ситуация, уже нельзя утешаться прежними иллюзиями благополучной эпохи. Для людей, оказавшихся в состоянии поражения, важно выйти из него, не повторяя опыта ресентимента, ненависти, мести, жажды реванша, конструирования образа врага и нагнетания страха. Основанное на этих переживаниях единство недолговечно. Чувства необходимы, но тоже должны проверяться и подкрепляться. В отношениях отдельных людей, а также групп, обществ и государств задействовано множество факторов, и ни один из них не является главным и единственным. Понимание их взаимной игры предполагает философские дискуссии, которые полезны хотя бы в том отношении, что обнаруживают риски принимаемых решений. В этой связи представляется необходимой философская аналитика недавно опубликованных в России работ Ф. Йоки, Х.С. Чембер-лена, К. Шмитта, О. Шпенглера и других консервативных мыслителей.
Если Шпенглер и Шмитт не нуждаются в представлении, то нужно сказать хотя бы несколько слов об американском политическом мыслителе Фрэнсисе Паркере Йоки (18.09.1917-16.06.1960). Его главная книга «Империя: Философия Истории и Политики» была издана в США под псевдонимом Улик Варандж (Imperium. The philosophy of history and politics. By Ulick Varange. 1948). На немецком она была издана в 1976 году (Yockey Francis Parker. Chaos oder Imperium? Das Abendland zwischen Untergang und Neubeginn. Tubingen. 1976). На русском языке часть этой работы размещена в интернете, полная публикация запланирована в Санкт-Петербурге. Наибольшее влияние на Йоки
оказала морфология Освальда Шпенглера, понятие политического Карла Шмитта, культур-философ-ская концепция расы Х.С. Чемберлена, геополитические идеи К. Хаусхофера. В противоположность успокаивающим мифам о государстве всеобщего благоденствия Йоки писал о деградации Европы и Америки.
Воззрения указанных авторов обсуждались как документы «ужасного» исторического прошлого, которое, как мы все надеемся, больше никогда не вернется. Однако немыслимый ранее всплеск националистических настроений вызвал интерес к этно-националистической, геополитической, консервативной литературе [10, с. 408-566]. Судя по изменениям настроения электората в России, Европе и Америке идеологическое наследие эпохи мировых войн вновь актуализируется, и к чему это приведет, пока никто предсказать не в состоянии. Одни призывают к возрождению символов крови и почвы, а другие к нравственному самосовершенствованию и производству социального капитала общества.
Критическое отношение одинаково необходимо по отношению к натуралистической и конструктивистской версиям истории, к либеральным и консервативным рецептам выхода из кризиса. Нужно признать, что каждый человек, каждый народ имеет право считать себя избранным и заявлять об этом. В чем можно упрекнуть стоящих на крайних националистических или космополитических позициях авторов, так это в попытке заткнуть рот тем, кто не разделяет их воззрения. Поскольку их врагами являются то русские, то евреи, то арабы, то американцы, постольку интеллигенция, представляющая интересы перечисленных народов, должна достойно ответить на эти вызовы, а не произносить истерические речи на тему угрозы фашизма. Образ врага является весьма сложной психо-политиче-ской конструкцией. Обычно он интенсифицируется не только в состоянии реальной угрозы, но и как средство скрыть внутренние проблемы общества.
Вместо того чтобы менять политику, говорят, что она ведется в правильном направлении, но враги препятствуют ее развитию, и поэтому обещанное будущее отодвигается на неопределенный срок. При этом в качестве врагов чаще всего фигурируют представители маргинальных групп.
Например, Йоки цитировал письмо Б. Леви К. Марксу, опубликованное в 1928 году, в котором говорится, что еврейский народ получит власть над миром через объединение всех рас, упразднение границ и через установление всемирной республики, в которой евреи станут руководящим слоем. Когда наступит время Мессии, ключ к мировому богатству окажется в еврейских руках. На самом деле множество таких изречений можно отыскать и у представителей других культур и народов. Когда-то М. Шелера сильно испугали слова В.С. Соловьева о том, что Россия объединит все народы в некий религиозный интернационал. Его не успокоили слова о том, что она будет не господствовать, а дружить с ними. Явно поддавшись ресентименту, он заметил: если другие откажутся, то русские могут стукнуть камнем по голове [22, с. 221]. Что касается ответа на претензии, высказываемые Йоки в отношении русских и евреев, к ним, конечно, нужно отнестись с долей юмора, но не забывать при этом о страданиях, которые причинили нашим народам «добрые европейцы». И мы должны им время от времени напоминать об этом, вскрывая причины взаимной ненависти и страхов. Даже если при этом выяснится, что мы пока еще не можем жить дружно, то лучше отгородиться границами, и таким образом сохранить себя. Но не о войне сегодня надо думать, а искать пути мирного сосуществования, причем не только русских и европейцев, но и учитывать разбуженный Восток. Именно с этой целью стоит продумать последствия создания из Европы «Империума», некоего «четвертого рейха». Не эта ли мечта лежит в подсознании европейцев? Если есть такие амбиции, важно знать, как они будут осуществляться. Претензия на всемирно-историческое значение успешно осуществлялась там и тогда, где и когда это оказывалось приемлемо для других людей и народов. Поэтому разного рода пророчества и откровения, как и всякие убеждения, должны быть артикулированы в ходе публичной дискуссии [7].
Органицизм и функционализм
Когда заходит речь о единстве общества, обычно начинают искать национальную идею. В орга-ницистской программе центральная роль отдается «душе культуры». История - это жизнь, а не теоретическое конструирование, некий органический процесс развития общественных форм, а не бюрократические попытки их контроля и регулирования под нужды капиталистической экономики. Шпенглеровская программа морфологии культуры отрицает плоский эволюционизм как упрощенную модель развития, согласно которой постепенно, шаг
за шагом человечество строит цивилизацию, основанную на рационализме и гуманизме. Различая понятия типа и рода, Шпенглер оригинально и вместе с тем основательно развил метафоры организма и растения применительно к описанию специфики культуры. Его экспликация взаимосвязи логики жизни и логики причинности опирается на философскую антропологию Х. Плеснера [9]. Шпенглер предрекал революцию в познании, результатом которой станет победа морфологического подхода [14, с. 180].
В своей поздней работе «Воссоздание Германского рейха» Шпенглер предлагал набор воспитательных, правовых, экономических и политических реформ, которые будут способствовать восстановлению государства [15, с. 72]. Его проект направлен на спасение традиционных человеческих отношений, объединяющих людей в общественное целое. Шпенглер писал о необходимости воспитания элиты в духе служения государству, то есть связывал процветание культуры с человеческими качествами. Нечто подобное имеет место у Хайдеггера, который взывал к судьбе народа и к вождям, которые слышат зов бытия. На другом крыле, например, у Беньями-на, мессианские ожидания сочетались с марксистскими идеями [1]. У Т. Адорно и Д. Лукача критика отчуждения и аффирмативности дополнялась гегелевскими схемами тотальности.
Накануне Первой мировой войны в связи с разочарованием в идеях социализма и интернационализма, взрывом патриотизма и национализма, обострилась критика либерального проекта Просвещения. Отсюда новое понимание политики. Партии и парламенты обвинялись в коррумпированности, в ход пошла мобилизационная политика. Государство провозглашалось как сверхличный организм, имевший более высокую ценность, чем индивиды. При этом много говорилось о деградации людей, о вырождении человеческой породы, об утрате ответственности, угрожающей процветанию государства. Одни утверждали, что все зависит от судьбы народа, другие, напротив, рассчитывали на волевую решимость вождей.
Согласно либеральным мыслителям, поскольку государство представляет собой бюрократическую и военно-полицейскую машину, постольку оно должно находиться под контролем юристов, экономистов, дипломатов и, наконец, общественности, которая может участвовать в обсуждении решений, касающихся жизненных интересов граждан. Работы Ф. Ноймана и других участников франкфуртской школы тоже написаны под знаком войны [8]. В тревожные периоды истории государства осознаются как нечто сверхличное и даже сверхчеловеческое, ибо выступают как разбушевавшиеся демоны, ведущие борьбу не на жизнь, а на смерть. В этой связи левые либералы, например, Адорно утверждали, что время буржуазии прошло, и нельзя после
Освенцима, утешаться прежними иллюзиями гуманизма и рационализма [17, с. 358]. Он критиковал философию разума, которую обвинял в том, что она привела к тоталитаризму. Им был предложен проект негативной диалектики, согласно которой свобода достигается критическим отношением к любым государственным институциям.
Как консервативная, так и критическая теория одинаково страдают подозрительностью, недоверием к мышлению, языку, к благам цивилизации, которые расцениваются как формы закабаления людей. И точно так же предлагаемые ими формы эмансипации имели если не худшие, то все же отрицательные последствия. Призывы к патриотизму и ответственности ущемляли личную свободу, а отказ от «тоталитаризма» обернулся примирением с абсурдной капиталистической действительностью. Сегодня, когда рабочий класс «растворился», большинство теоретиков склоняется к мнению, что единственным классом в истории остается буржуазия. Для жителей мегаполисов, оторванных от земли и родовых связей, кризис национального государства, семьи, системы образования и даже «смерть» человека уже не вызывает ни страха, ни сожаления. «Капитализм плоти», «когнитивный», «культурный» капитализм - это новые формы порабощения людей, которые анонимны и незаметны. Кроме того, уже мало кто решается протестовать против комфортабельного образа жизни.
Представители немецкой консервативной философии были критически настроены по отношению к обществу торгашей. Они описали последствия рыночной экономики, которая как коррозия разрушила традиционные человеческие общества, раскрыли деградацию как элиты, так и народа, и в качестве лекарства предлагали вернуть докапиталистические отношения. Либеральная демократия - это идеология цивилизационного пути развития. Как таковая демократия представляет собой новую форму власти, пришедшую на смену аристократической форме правления. В ХХ веке демократия окончательно превращается в чистую политику и нередко завершается диктаторскими режимами [12]. К. Шмитт не осуждал диктатуру, видя в ней здоровую реакцию на кризис общества. Протест консерваторов против демократии вызван, во-первых, тем, что в политику втягиваются народные массы, в то время как при старом порядке она вершилась правителями, а во-вторых, тем, что чрезмерное расширение сферы политического приводит к исчезновению чистой политики. Обычно народ понимается как некий «натурпродукт», вырастающий на освоенной территории, ведущий происхождение от великих предков. Это коллектив, говорящий на родном языке, звучание которого подобно узнаваемым мелодиям героических песен. Наоборот, нация определяется как искусственный политический конструкт, она образуется из разных
народностей в качестве граждан государства, которые принимают участие в выборах парламента. Романтическое понимание народа как органического целого трансформируется в концепцию немецкого рейха Шпенглера и в проект кайзерства Шмитта [18, с. 234]. Также можно отметить сходство определения терминов корпорации и народного организма у Шпенглера, Юнгера и Меллера ван дер Брука [6]. Концепция народного тела является альтернативой индивидуалистическому обществу и представляет собой попытку воссоздания единства государственного целого.
Следует различать консервативную и национал-социалистическую идеологии. Фашизм использует расовый миф с целью создания образа врага. Нацисты работают не с народом, а с массами, зажигая энтузиазм толпы истерическими речами и факельными шествиями. Сравнительный анализ либерализма и консерватизма поучителен в том отношении, что показывает предел, который не следует переступать тем, кто пытается реанимировать дух народа [21]. Обычно это используется совсем для других целей, нежели те, о достижении которых мечтала консервативно настроенная интеллигенция. В обычной жизни люди заняты своими повседневными делами и не задумываются о высших целях. Наоборот, в чрезвычайных ситуациях они способны объединяться на основе идеологий. Побеждает тот, кто наиболее красиво и убедительно говорит. Однако воодушевление проходит, и в постстрессовой фазе люди склонны искать внешних и внутренних врагов, они живут жаждой мести и реванша.
От образа чужого к образу врага
Консервативных мыслителей объединяет отношение к чужому. Они нацеливают на поиски более глубоких причин, нежели враждебность чужих. Это и внешние причины - возникновение чрезвычайных ситуаций там, откуда приезжают чужие, и неурядицы внутри того общества, куда они приходят. Ненависть к чужому во многом определяется кризисом общества, страхом беспорядка, при котором все начинают бояться друг друга. Можно перечислить базисные метафоры, которые используются при описании чужих: инородцы, иностранцы, иноверцы, разного рода маргиналы и преступники. Общие формы отношения к ним: ксенофобия, расизм, шовинизм, нацизм.
Существуют различные концепции объяснения вспышек ксенофобии. То, что на повседневном уровне наблюдается как увеличение числа приезжих, то, что переживается обывателями как страх и враждебность, то, что выражается в форме протестов, конфликтов и даже погромов, либеральные теоретики реконструируют как результат политической пропаганды, создающей по заказу правящей элиты образ врага. Но если рассуждать на основе фактов, а не наклеивать ярлык тоталитаризма, то надо признать, что империя тем и отличается от замкнутого госу-
дарства-нации, что привлекает на службу представителей присоединенных провинций. Что касается евреев, они несли верную службу в Австрии и в Германии. При Ратенау именно еврейские финансисты обеспечивали ее промышленный рост. Что касается капитализма, то и тут их роль бесспорна [3]. По мнению Зомбарта, «Капитализм, либерализм и иудаизм тесно связаны между собой» [4, с. 485]. Не все евреи были «шейлоками», большинство из них хорошо знали свое дело и были хорошими специалистами. В свете этих фактов вспышки антисемитизма выглядят непонятными. Поневоле приходится признать, что в кризисных ситуациях общество по прежнему прибегает к жертвоприношению, когда закланию подвергают маргинального представителя своего сообщества [5].
Развивая метафору антитела, Йоки пришел к теории дисторсии, согласно которой чужие разрушают культуру, в которую они внедряются. Когда их число превышает некую критическую массу, направление развития культуры меняется от восхода к закату. Эту конечную фазу деградации Йоки назвал ретардацией, то есть движением вспять, в обратном направлении. Внешними врагами, запустившими ретардацию Европы, по его мнению, являются славяне и, особенно, русские. Он использовал для описания чужаков понятия микробиологии, но его рецепция явно односторонняя. Акцент поставлен на вредоносность, виральность. Геббельс, например, сравнивал евреев с вошью и тем самым определил их путь в газовые камеры. На самом деле антитела являются не только врагами, многие микроорганизмы являются защитниками. Если бы Йоки внимательно читал Плесснера, то более пластично представлял бы границу между своим и чужим. Организм существует в окружающей среде, получает извне, прежде всего, пищу, которую может перерабатывать и усваивать. Для этого существуют каналы подсоединения. Точно так же обстоит дело в отношениях с другими организмами, которые связаны не только борьбой, но и кооперацией. Действительно, есть хищники и паразиты, особую опасность представляют микроорганизмы, которые не отфильтровываются кожными мембранами и проникают внутрь.
Здоровье культуры определяется высоким иммунитетом по отношению к чужому и одновременно способностью воспринимать полезные внешние факторы. Конечно, биологическая модель вирусологии должна быть использована в культурологии с некоторыми предосторожностями, но метафора иммунитета получила распространение в политологии. Открытие Мечникова интересно как раз тем, что антитела могут играть защитную роль. Безопасность организма зависит не только от непроницаемости границы, но и от внутренней сопротивляемости. Организмы, в том числе и культурные, являются открытыми системами. Чужое, внешнее
является, с одной стороны, опасным, а, с другой стороны, полезным для внутреннего развития. Например, пребывание за железным занавесом напоминает профилакторий, очищенный от вирусов чужого. Но его обитатели утрачивают иммунитет и становятся беззащитными, если перегородки разрушаются. Недовольство режимом может зарождаться как внутри общества, так и подогреваться извне. Отсутствие внутреннего иммунитета проявляется в том, что люди смотрят на себя глазами чужого.
Согласно консерваторам, чувство «Мы» формируется на почве общей истории, места обитания, культуры, языка. Но для идентификации своих необходимы чужие. В политике для формирования образа врага используются цивилизационные, религиозные и иные различия. Согласно К. Шмитту, различие друга и врага является принципиальным. Тот, кто руководствуется экономическими, религиозными интересами, гуманными соображениями или личными симпатиями, в конце концов, ослабляет силу государства. Политическое размежевание не ценностное, а онтологическое. Политики могут говорить о моральных и иных причинах враждебности, но это либо обман, либо ошибка. Друг и враг - это конкретные фигуры, они складываются не в результате антипатии и даже ненависти. Эти чувства вторичные, образы врага, формирующиеся на их основе, реактивны. Они свидетельствуют, скорее, о слабости внутренней структуры социума. Сверхличные организмы не испытывают ни любви, ни ненависти. Либеральные политики отождествляют врага с экономическими конкурентами и идейными противниками и объясняют войны такими причинами, как распределение рынков, борьба за территории, ресурсы. Когда в Европу хлынули толпы мигрантов, стали говорить, что исламский мир расширяется и побеждает не военным, а совсем другим способом. Миграционная война является расплатой за то, что европейцы стремились навязать в качестве идеала свой образ жизни. Они не подумали, что люди сорвутся со своих мест, чтобы жить так, как показывает европейская реклама. Навязав другим свое видение мира, европейцы тем самым сделали их не способными вести традиционный образ жизни.
Что же является причиной войн? Нищету и голод, конечно, нельзя сбрасывать со счетов, но приходится учитывать и то, что творится в головах людей. Люди воюют не за кусок хлеба, а за идею, без нее война будет проиграна. Впрочем, народ можно воодушевить и на основе ресентимента. Немцы жаждали реванша после Первой мировой войны и, наоборот, ощутили чувство вины после Второй. Эпоха истребительных войн ХХ в., по Йоки и Шмитту, - это время абсолютной политики. Они считали усиление мощи государства оправданной причиной справедливой или абсолютной войны.
Политиком является тот, кто понимает, что такое политика, и способствует ее развертыванию во всех формах, включая войну. Хотя Шмит ввел понятие абсолютной войны, это не значит, что он считал ее перманентной [13, с. 381]. Война - это смерть, она оправдана, если неизбежна. Йоки указал принципиальное различие внешних и внутренних войн. Наиболее опасной и неприемлемой является гражданская война, в которой уничтожается собственное население. Задача политика в том, чтобы всеми силами оказывать противодействие появлению противоборствующих групп и классов, особенно таких, которые не просто ориентируются на чужие ценности, а практически работают на врага.
Дух современной политики определяет форму войны. Сегодня речь идет об изобретении абсолютного оружия. Но опасения или надежды, что новое оружие может опровергнуть мировоззрение европейцев, по меньшей мере, наивно. В этой связи полезно вспомнить отголоски речей перед началом первой мировой войны [23, с. 261]. Война - выражение варварства - лишена высокого символизма. Но она остается, как всякое дело человека, духовной, её суть не зоологическая борьба за выживание, а сверхличное предназначение. Душа культуры присутствует в высокой войне, те, кто её ведут, борются за будущее. Поэтому политика и война - это борьба за достижение не только экономических, но и символических ценностей. Ещё Ницше предвещал эру культурной политики, когда начнётся борьба между Европой и анти-Европой. Европа, как пророчествовал Йоки, должна объединиться в борьбе с варварами и стать мировой державой.
На примере Америки Йоки показал, что определение ее как плавильного тигля этносов и наций является односторонним. Одни этносы растворяются, и уже дети приезжих становятся американцами, а другие, наоборот, как китайцы, образуют анклавы и представляют собой сообщества в обществе, иногда, как сицилийская или иная мафия, криминальные. Но опаснее всего те, кто умеют внедряться в культуру принимающей страны и использовать ее возможности для достижения своих целей. По Йоки, русские варваризируют культуру, а евреи раз-
вивают. Захватив ключевые позиции в обществе, они радикально изменяют направление развития культуры [19]. Думается, Йоки преувеличивал, приписывая стратегию и тактику мировой революции сионизму и коммунизму. В конце концов, каждый народ, и не только европейский, мечтает стать всемирным. Важно, чтобы эта мечта воодушевляла других и осуществлялась мирными средствами. Конечно, нельзя молча смотреть, как деградирует народ, но задача философа артикулировать его амбиции и содействовать поискам мирных форм их реализации, а не призывать на помощь погромщиков. Для гуманистов ненависть к чужому, вспышки которой не прекращаются до сих пор, - это незаживающая рана. Они испытывают чувство вины и считают всеобщее покаяние лучшим лекарством против ненависти. Переживание комплекса вины способствует толерантности, но ослабляет общества, которое перегружено чужими.
Политика и законы, определяющие право чужого, существенно отличаются в разных культурах. Они определяются установками, которые принимаются членами группы или общества в целом как самоочевидные. Требование всеобщих прав человека означает равенство перед законом всех граждан государства. Права человека обращены не только к подданным, которые иногда имеют прав меньше, чем привилегированные чужие, но и требуют пощады к бесправным чужим. Поэтому можно говорить о прогрессе прав чужого, который не является гостем, но пользуется равенством перед законом той страны, где он пребывает. Иностранец расценивается как чужой, если не знает или не признает языка и культуры страны пребывания. Если он живет и работает рядом с нами в рамках современного мультикультурного многонационального общества, то он понимает наш язык, разделяет общие установки и ценности. Он не может стать абсолютным скептиком или террористом, если, конечно, его не загонять в угол, например, урезая его социальные права, зарплату и заставляя думать, пить, есть и одеваться так, как это делают представители «государствообразую-щей нации».
Литература
1. Беньямин, В. К критике насилия // Учение о подобии. Медиаэстетические произведения - Москва: РГГУ 2012. - 200 с.
2. Говорунов, А.В. Ориентализм, репрезентация и Вавилонский синдром // Саид Э.В. Ориентализм. -Санкт-Петербург: Русский мир, 2016. - С. 619-671.
3. Даймонт, М. Евреи, бог и история: монография / М. Даймонт. - Москва: Имидж, 1994. - 255 с.
4. Зомбарт, В. Капитализм и евреи / В. Зомбарт. Собрание сочинений в 3-х томах. - Санкт-Петербург: Владимир Даль, 2008. - 627 с.
5. Жирар, Р. Насилие и священное: монография / Р. Жирар. - Москва: НЛО, 2010. - 448 с.
6. Меллер ван дер Брук, А. Миф о вечной империи и третий рейх: монография / А. Меллер ван дер Брук. - Москва: Вече, 2009. - 368 с.
7. Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма. - Москва: Новое издательство, 2010. -428 с.
8. Нойманн, Ф.Л. Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933-1944 г. г.: монография / Ф.Л. Нойманн - Санкт-Петербург: Владимир Даль. - 2015. - 591 с.
9. Плеснер, Г. Ступени органического и человек: введение в философскую антропологию: монография / Г. Плеснер. - Москва: Росспэн, 2004. - 368 с.
10. Солонин, Ю.Н. Целостность гуманитарного знания: монография / Ю.Н. Солонин. - Санкт-петербург: Наука, 2015. - 639 с.
11. Философия права и ответственность государства: монография. - Санкт-Петербург: изд-во СПбГУ, 2012. - 421 с.
12. Шмитт, К. Диктатура: от истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы: монография / К. Шмитт. - Санкт-Петербург: Наука, 2005. - 326 с.
13. Шмитт, К. Понятие политического: монография / К. Шмитт. - Санкт-Петербург: Наука, 2016. - 568 с.
14. Шпенглер, О. Закат Европы: монография / О. Шпенглер. - Новосибирск: Наука, 1993. - 592 с.
15. Шпенглер, О. Воссоздание германского рейха: монография / О. Шпенглер. - Санкт-Петербург: Владимир Даль, 2015. - 223 с.
16. Чемберлен, Х.С. Основания XIX столетия: монография / Х.С. Чемберлен. - Санкт-Петербург: Владимир Даль, 2012. - 582 с.
17. Adorno, T.W. Negative Dialektik: monograph / T.W. Adorno. - Fr. Am Mein: Suhrkamp, 1966. - 411 p.
18. Blumenberg, H., Sсhmitt, C. Briefwechsel 1971-1978: monograph / H. Blumenberg, C. Sсhmitt. - Fr. Am Mein: Suhrkamp, 2007. - 310 p.
19. Varange, Ulick Imperium. The philosophy of history and politics: monograph / Ulick Varange. - USA, 1948. - 543 p.
20. Yockey, F.P. Chaos oder Imperium? Das Abendland zwischen Untergang und Neubeginn: monograph / F.P. Yockey. Aus dem Englischen ubersetzt von Ursula von Gordon. - Grabert-Verlag. Tubingen, 1976. - 597 p.
21. Mohler, A. Die Konservative Revolution in Deutschland 1918-1932: monograph / A. Mohler. - ARES, 2005. - 278 p.
22. Scheler, M. Nation und Weltanschauung // Gesammelte Werke. - Bern, 1963. - Bd. 6. - pp. 115-221.
23. Scheler, M. Vorbilder und Fuerer. Schriften aus Nachlass // Gesammelte Werke. - Bern., 1957. - Bd. 1. -pp. 255-319.
