CC BY
17
Н.Э. Сейбель
ПРИЗНАКИ РОМАНА - «РАССЛЕДОВАНИЯ» В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ГЮНТЕРА ДЕ БРОЙНА
Форма романа-«расследования» предполагает совмещение двух повествовательных планов и, как следствие, двух пластов времени и пространства. С одной стороны, это непоследовательное, фрагментарное и заведомо субъективное изложение событий, произошедших много лет назад, и уже поэтому не могущих быть восстановленными полностью. Событий, главными участниками которых были люди неизвестные, часто не участвующие в расследовании, сознательно выведенные за его пределы. С другой стороны, это процесс расследования, который является сюжетообразующим элементом повествования. Он представляет собой последовательное (во времени) ознакомление с фактами, имеющими прямое или косвенное отношение к собственно объекту повествования.
Среди традиций подобной формы, как говорит Д.В. Затонский в статье «Д'Артезовская форма в новейшем романе»1, вообще всякая вставная новелла и «рассказ в рассказе», есть не что иное как рассказ одного вымышленного героя о другом. Согласна с этим положением и C.B. Остудина. Анализируя роман Г. Бёлля «Групповой портрет с дамой», она пишет: «Композиционно-повествовательную структуру «Группового портрета...» можно охарактеризовать как своего рода «роман в романе»: содержание «внешнего» - события, связанные с поисками информации о Лени, главный герой, он же рассказчик -«авт.»; «внутренний» роман - история жизни Лени, изложенная «авт.» и «свидетелями»2 Можно найти более древнюю традицию. У ММ". Бахтина читаем: «Литература приватной жизни есть, по существу, литература подсматривания и подслушивания - «как другие живут». Или её можно раскрыть и опубликовать в уголовном процессе, или вводя в роман уголовный процесс (и формы сыска и следствия); а в приватную жизнь - уголовные преступления; или косвенно и условно (в полускрытой форме), используя формы свидетельских показаний, признаний подсудимых, судебных документов, улик, следственных догадок и т.д.»3, - это сказано в связи с характеристикой античного авантюрно-бытового романа. В современной послевоенной литературе подобная форма приобретает особую актуальность, поскольку и вина трактуется в связи с историческим контекстов XX века расширенно. Так универсализируется понятие преступления в монографии У Айзеля «Структура современного немецкого романа». Он утвер-
ждает, что «отношения между двумя людьми, как правило, детективная история»4
Важнейшим в романе-"расследовании" является то, что «из множества чужих мнений, даже из разноцветных, контрастных кусков сподручней лепить характеры многогранные, к некоему общему знаменателю не вполне сводимые...»5 В качестве примера можно привести «классические образцы» - романы Г.Э. Носсака «Дело д'Артеза», Г Бёлля «Групповой портрет с дамой», Л. Ринзер «Черный осел». В каждом из них дается исходное событие - причина, заставившая повествователя обратиться к вопросам, до сих пор его не интересовавшим, причина начала расследования. Телеграмма с известием о смерти человека, имя. которого вызывает обрывки детских воспоминаний в «Черном осле», допрос известного артиста в связи с совершенным в Париже убийством и странным совпадением имен неизвестного убийцы и знаменитого мима в романе «Дело д'Артеза». Наличие этого элемента -структурный признак рассматриваемой формы, но событие и его обрисовка зависят, естественно, от характера рассказчика и специфики дальнейшего расследования (уголовного, частного, журналистского). Кроме того, все тексты объединяет элемент беседы, вернее, предоставление слова поочерёдно нескольким (множеству) героям. Это может быть ограниченное число лиц, как в романе Носсака (Эдит Наземан, Ламбер и отчасти Глачке) и Ринзер (Стефания, Клара, Берта), или сознательное постепенное расширение круга свидетелей, как в романе Бёлля, в котором об одних и тех же фактах говорят люди, обладающие разным опытом, статусом и полнотой информации.
Как видим, обозначенный термин роман-«расследование» имеет конкретные формальные проявления.
1. Два повествовательных плана (один из которых составляет последовательное воспроизведение процесса расследования прошлого).
2. Полифонизм (включение отрывков бесед, высказываний, вариантов изложения своего видения фактов различными героями).
3. Сочетание двух временных планов (настоящего и прошлого). Наиболее подробно эта форма рассматривается в работе ДВ. Затон-ского «Д'Артезовская форма в новейшем романе». Он выделяет следующие черты: установка на неполноту сведений; личность рассказчика, объединяющая повествование; документальность (или пародия на документальность); фрагментарность повествования; «рассказы-ваемость» (отсутствие внешнего действия). В «чистом» виде роман-«расследование», то есть роман, в котором сочетались бы все эти элементы, представлен ограниченным количеством образцов, однако отдельные признаки этой формы можно найти во многих произведени-
ях. В качестве восточногерманского варианта романа-«расследо-вания» Д.В. Затонский называет «Буриданова осла», «Присуждение премии» Гюнтера де Бройна и «Образы детства» Кристы Вольф. Элементы современного интеллектуального романа, в частности западногерманского романа-«расследования», нашли в них свое отражение.
С точки зрения структуры, наибольшее количество элементов изучаемой формы содержат романы «Присуждение премии» (1972) и «Бранденбургские изыскания» (1978). В них даны «узловые моменты» расследования: побудительные мотивы, указание источников информации, письменных свидетельств и документов и, наконец, в этих романах есть «преступление», которое предстоит расследовать. Преступление (это отличительный признак восточногерманского варианта романа-«расследования» в целом) носит не социальный или исторический характер, как это было у Бёлля, Ринзер, и не уголовный, как у Носсака, а моральный. Речь идет о нравственной вине человека перед человеком и опосредованно перед обществом. Тео Овербек («Присуждение премии») осознаёт свою вину перед Паулем в том, что много лет назад испортил его талантливый, но «неправильный» роман. Профессор Менцель («Бранденбургские изыскания») жертвует правдой и судьбой начинающего ученого Петча ради собственной славы. Оба преступления уже совершены к началу романа, и в дальнейшем автору (повествователю, исследователю) предстоит только восстановить их причины.
Роман «Присуждение премии» строится как изложение результатов журналистского расследования. Само обращение к теме оказывается вызвано причинами внешнего порядка. «Мне предложили описать образцовый брак и показали подходящую модель. Я условно согласился и стал изучать примерную пару. Теперь попытаюсь подвести итог своим наблюдениям, описав один день, который начинается с того, что...»6,- так изначально декларируется условность всего, что будет описываться в дальнейшем. Все события с самого начала предстают не как реально происходящие, а как уже осмысленные, субъективно преломленные в авторской оценке. Субъективность изложения определяется еще и тем обстоятельством, что автор и герой изначально поставлены в сходную ситуацию: есть некое поручение, которое необходимо выполнить как можно лучше, но которое ограничивает их свободу, поскольку оценка объекту изучения уже дана («образцовый брак», «примерная пара» - для автора, речь во время присуждения премии - для героя). Логично предположить, что и автор и герой относятся к этому поручению критически. Однако авторская позиция остаётся неоднозначной и неясной до конца романа.
В повести «Бранденбургские изыскания» дается исходная точка начала расследования без объяснения его причин. Это странная лекция,
на которой внимание слушателей в гораздо большей мере привлекает ведущий, нежели лектор, выглядящий неуверенно и даже жалко. Его судьба заранее предрешена, поскольку из множества сделанных фотографий обнародована будет только одна: «... известный по серии передач «Наша история и мы» профессор Менцель отвечает на вопросы зрителей. Так или примерно так будет написано под фотографией»7 В отношениях этих героев есть нечто, требующее объяснений, и объяснением занимается автор, последовательно восстанавливая историю их знакомства. В дальнейшем оба героя характеризуются как автором, так и несколькими общими знакомыми, на'глазах у которых развивались их взаимоотношения. Это Баттке, фрау Эггенфельз и фрау Зеегебрехт. Каждый из них не просто был свидетелем, но и оказал некоторое влияние на развитие событий. Автор, таким образом, указывает на источники информации, хотя полученные от этих героев сведения не составляют основы повествования, а лишь дополняют картину, нарисованную автором, чья осведомленность остается необъясненной. Это лишь проявление безусловной условности любого литературного факта, что не характерно для романа-«расследования». Ещё одно отличие от рассматриваемой нами схемы - два главных героя оказываются неравноправными. В качестве центра, вокруг которого организован художественный текст, выбирается Петч, через его «ценностный контекст» пропускаются основные события. Час его прозрения выбирается в качестве точки отсчета всего романного действия. И если ещё раз вернуться к вопросу «свидетельских показаний» в романе, то можно увидеть некое количественное несоответствие: о Петче, помимо автора, может рассказать только один человек - фрау Зеегебрехт, чьи показания к тому же не слишком надежны, в то время как свидетелей, характеризующих Менцеля, двое - доктор Баттке и фрау Эггенфельз. Сам профессор тоже подробно и охотно рассказывает о себе.
Введение в повествование свидетелей - элемент, характерный для структуры романа-«расследования». Авторская позиция здесь проявляется не только в собственно авторском повествовании, но и в отборе свидетельских показаний и оценке свидетелей.
В романе «Присуждение премии» свидетелей нет, но три главных героя уравнены в правах и получают возможность, наряду с автором, рассказать о событиях прошлого. Воспоминания и внутренние монологи Тео Овербека, Ирены и Пауля Шустера оказываются полноправными элементами повествования и вводятся без дополнительной мотивировки. Отдельные эпизоды могли быть рассказаны только самими героями. Однако и здесь автор часто забывает о маске следователя-журналиста и оказывается осведомлен в таких подробностях, которые не предназначались для стороннего наблюдателя: «Первая в
её жизни покупка шляпы - это событие, которое не может оценить посторонний»8. Из-за такой неожиданной и немотивированной осведомленности временами разрушается изначально создаваемый образ рассказчика, не участвующего в ходе событий, незаинтересованного, обладающего лишь частичной информацией. Но повествователь на протяжении романа не делает сам и не позволяет читателю сделать окончательные выводы о своих героях. Вопреки первоначально заданной оценочности, автор избегает однозначных толкований, чему способствует фрагментарность повествования.
В «Буридановом осле», «Присуждении премии» и «Бранден-бургских изысканиях» мы не видим собственно процесса знакомства с материалом, а имеем дело лишь с результатами: информация уже получена (вероятнее всего, из первых рук - от самих героев или указанных в изложении свидетелей), осмыслена и обработана повествователем. В произведениях есть только след этой работы, информация о том, что она была проделана. О тщательности автора могут свидетельствовать, например, исторические экскурсы в «Буридановом осле» - рассказы не только о самом герое во всех подробностях его биографии, но и о его предках, об истории его города и дома. В романе «Присуждении премии» с помощью такого указания на расследование автор вводит читателя в повествовательную ситуацию, выключает его из реального времени и пространства, чтобы погрузить в условный хронотоп своего повествования, а затем возвращает обратно: «И тут я покидаю образцовую пару...»9 В основном же все три произведения строятся как традиционное авторское повествование в третьем лице.
Мы уже говорили, что наличие героя, относительно которого оценивались бы все рассматриваемые события, для романа-«расследования» не типично. Вернее, таким героем оказывается в конечном счете сам рассказчик. Те же герои, которые участвуют в расследуемых событиях, так же, как и многочисленные свидетели, представляют лишь определённые типы реакции. Их предстоит изучить и оценить автору. При этом сам рассказчик - фигура, подлежащая авторской оценке. Хотя его позиция максимально близка авторской, он тоже объект расследования. Таким образом, универсальная модель М.М. Бахтина: «Каждая ценность художественного целого осмысливается в двух ценностных контекстах: в контексте героя... и завершающем контексте автора»10,- усложняется. В традиционном романе-«расследовании», когда о событиях прошлого рассказывали только сторонние наблюдатели, а не участники, мы имели дело с тремя взаимопроникающими, но четко очерченными уровнями событий и рядами «ценностных контекстов», через которые подаются эти события.
1. Событие прошлого и реакция на него главного героя (Лени Пфайфер у Бёлля, Наземан у Носсака, Минна Мартин и Флекман у Ринзер).
2. Отношение окружающих к герою первого уровня (рассказы «свидетелей»).
3. Уровень «ценностного контекста» повествователя.
Эта схема представлена и в романах Г де Бройна. Карл Эрп -общество (Хаслер, Мантек, Края и менее значительные работники библиотечного ведомства) - повествователь - вот схема эстетизации событий за счет их переосмысления в романе «Буриданов осел». Важное отличие от традиционного романа-"расследования" в том, что во-первых, первые два уровня почти равноправны (участники расследуемого события также действенны, могут напрямую высказывать свои мысли и чувства, давать оценку происходящему. Они не выведены из повествования, как герои Носсака, Бёлля или Ринзер. Свидетели здесь не являются посредниками между героем и рассказчиком). Во-вторых, картина отношения общества к расследуемому событию складывается не из рассказов о главных героях, а из действий, поступков героев второго уровня. «Рассказываемость» здесь не предусматривает диалога автора и свидетелей, она монологична.
В других разбираемых нами романах такого строгого деления не существует. Отчасти, хотя и в несколько размытом виде, все три уровня представлены в «Бранденбургских изысканиях». Когда речь идет о своеобразной замкнутой системе - мире науки и искусства, представленном институтом историографии, визитами министра и возможностью напечататься в журналах, мире воплощенном в образе Менцеля, то изучение его осуществляется по схеме романа-«расследования».
1. Внутренняя характеристика (самохарактеристика Менцеля и поведение и высказывания людей его круга). На этом уровне не показывается сколько-нибудь значительного события, как это было у Носсака, Бёлля, Ринзер или Канта. Действие уже совершено (написана книга о творчестве Макса Шведенова на шестистах страницах), теперь идет «рекламная кампания». Это отличие вполне объяснимо задачами писателей: вышеуказанные авторы описывали нормального человека в жестоком мире, поэтому он был способен на конкретные, хотя и неоднозначные поступки. Гюнтер де Бройн рисует обратную ситуацию - мелочность и недобросовестность, объясняемые причинами не внешнего, а внутреннего порядка,
2. Внешняя реакция представлена в поведении двух героев -Петча и его жены Эльки. Эти люди, неизменно ощущают себя чужими в первом круге, а потому фатально обречены на ошибки. В проти-
воположность западногерманским образцам романа-«расследования», где событие этого уровня - «рассказывание», герои Бройна знакомятся с ситуацией в действии, и судьба Петча становится самой показательной характеристикой его «ученого друга».
3. И наконец, авторское осмысление событий, героев и их взаимоотношений.
Однако эта схема применима только к Менцелю и его окружению. Главным же в повести оказывается вопрос не социальный - есть ли люди, которым нужна истина?, а морально-философский - есть ли люди, способные её найти? Поэтому многоступенчатость в изучении объекта, характерная для романа-«расследования», здесь лишь один из попутных приемов, в то время как основное внимание автора обращено на Петча и его семью, как воплощение здоровых сил общества. Эстетизация романной ситуации происходит, таким образом, по схеме традиционного социально-психологического романа, описанной М.М. Бахтиным.
Некий «след» структурной схемы романа-«расследования» можно обнаружить и в романе Гюнтера де Бройна «Присуждение премии». Здесь события переосмысляются дважды, причем автором и уже повзрослевшим (или постаревшим) героем, спустя много лет. Каждый из героев оценивает события прошлого с позиции настоящего, поэтому мы не видим непосредственной реакции. На их восприятие накладывается современный опыт, знание результатов, к которым привели их прошлые поступки. По сути их воспоминания превращаются в «свидетельские показания» внешнего наблюдателя, поскольку о категоричном, склонном к схематизации и упрощению, уверенном в своей правоте Тео Овербеке вспоминает сомневающийся и раскаивающийся в прежних заблуждениях его двойник, о творческом и принципиальном Пауле Шустере - смирившийся и приспособившийся, о несчастной и неуверенной в себе Ирене - жизнерадостная и всеми любимая героиня.
Герой в настоящем выступает, таким образом, в качестве автора (собственных воспоминаний), эстетизирующего прошлое с позиций современности. Естественно поэтому, что каждый из них вспоминает лишь то, что подтверждает его идеи, в частности и идею вины в произошедшей с другом метаморфозе Тео Овербека. Но и эти переоцененные события не предлагаются читателю непосредственно, а подаются в пересказе автора. Он исключает цитирование, все описания и воспоминания подаются излагаются повествователем. Таким образом, авторское изложение, которое у Носсака и Белля было одним из вариантов оценки, у Бройна становится основой повествования, и все без исключения события, слова и воспоминания оказыва-
ются пропущенными через призму авторского восприятия. Отсюда то значение, которое в романах Гюнтера де Бройна приобретает образ повествователя.
Говоря об образе автора в анализируемых произведениях уместно воспользоваться разграничением понятий «рассказчик» и «повествователь», предложенным C.B. Остудиной в работе «Проблема рассказчика в романах Г. Белля 50-70-х годов». Рассказчик «...действующий персонаж или, реже, посторонний наблюдатель, но в любом случае ему соответствует не только определённая точка зрения, он и конкретное лицо»11; Повествователь «идентифицируемым «я» не обладает и лишь незримо присутствует в повествовании, ведущемся в третьем лице. При этом его точка зрения может оказаться независимой или совпадать с точкой зрения какого-либо персонажа»12
С рассказчиком в обозначенном смысле мы встречаемся только в романе «Присуждение премии» и его функционирование ограничено рамками вступления и заключения, то есть практически первой и последней строками романа, которые уже приводились выше. Тем не менее, герой, ведущий расследования здесь представлен, обладает неким материальным воплощением, имеет свою предысторию.
В двух других произведениях индивидуализированного рассказчика не существует (при этом внешняя по отношению к героям позиция выражена в каждом из них). Таким образом, мы имеем дело, скорее с повествователем, нежели с рассказчиком. Наиболее ярко и полно он представлен в романе «Буриданов осел».
Прежде всего наличие такого «голоса автора» связано с установкой на документальность, на абсолютную достоверность всего происходящего. Повествователь не утверждает, что обладает полной информацией, поэтому ему и нужно иногда вводить чужие сведения, включая цитаты речей, докладов, протоколов собраний, но не в полном объёме: «...для отвода притязаний автора на гонорар его выступление приведено здесь в сокращенном виде»13 Такое сокращение всегда тенденциозно и выражает позицию повествователя, иногда служит для создания иронического эффекта. Другим способом создать впечатление достоверности становится указание на личные встречи со свидетелями как состоявшиеся, так и запланированные, но отмененные по разным причинам. Один из таких свидетелей - уклонившийся от встречи Крач: «Он теперь недосягаем, обучается в Москве режиссерскому искусству и на письма не отвечает, хотя и получил гарантию, что его подлинное имя (Крач - вымышленное) не будет названо»14
Ещё одна важная функция повествователя - организация текста хроники:
• обоснование введения нового героя, доказательство его необходимости;
• определение адресации той или иной части повествования различным группам читателей, облегчение процесса знакомства с сюжетом;
• предоставление определённой опережающей информации, которая может помочь в понимании поступков героя.
У повествователя есть и определённого рода эстетические задачи. Он становится образцом реакции, так как у него есть важное преимущество перед другими героями: все воспринимают события изнутри и одновременно, с их стороны поэтому большая вероятность ошибки, их мнение подвержено влиянию многих внешних обстоятельств. Повествователь же обладает необходимой для объективного подхода вненаходимостъю и имеет временной запас для осмысления. Он знает результаты метаний Карла Эрпа, поэтому именно повествователь становится той меркой, которой поверяются все герои. Определение, высказывание собственного отношения - одна из важнейших его задач. Иногда оценка завуалирована и проявляется в противопоставлениях: тогда - сейчас, слово - чувство, в действительности - в сознании героя и т.д. Иногда повествователь открыто высказывает своё отношение к герою: «Какой банальный поворот! Он показывает, насколько неподготовлен был Эрп»15
Ещё один, более интересный способ оценки - мнимый диалог между автором и героем, диалог, которого не было. Это плод авторской фантазии, предположение, что мог бы сказать герой в ответ на поставленные вопросы. Попутно оговоримся, что подобные диалоги повествователь ведет и с воображаемым читателем.
Самым интересным и необычным способом оценки в романе становится введение эпизодов, когда автор из конкретной реальности повествования переходит в некую условную реальность, в которой он не скован необходимостью следовать фактам. Для него это возможность не только проявить свои способности в других жанрах и даже родах литературы (как например, во введённом лирическом эпизоде об Эрпе и фрейлейн Бродер), но и обрисовать свое отношение к ходу сюжета. Он может, например, дать собственную гипотетическую картину того, что было бы справедливым финалом для его героя, приостановив для этого основное действие романа.
Подводя итоги, можно сказать, что каждое из рассматриваемых произведений содержит те или иные признаки рассматриваемой формы, но они творчески осмысливаются автором и перерабатываются в связи с его задачами и идейными установками.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Затонский Д.В. «Д'Артезовская форма» в новейшем романе // Затонский Д.В. В наше время. М.: Сов. писатель, 1979.
2 Остудина C.B. Роль «авт.» в художественной системе романа Г. Бёлля «Групповой nopipeT с дамой» // Вестник Ленингр. ун-та, Сер.2, История, языкознание, литературоведение. Вып. 4,1991. С.79.
3 Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Худож. лит., 1986. С.160.
4 Eisele U. Die Struktur des morgen deutschen Roman. Tubingen- Niemeyer: Max Niemeyer Verlag, 1984. S.290.
5 Затонский Д.В. Герой и автор. Судьба реализма в современной зарубежной литературе. М.: Знание, 1962. С.28.
6БройнГ. де, Присуждение премии. М.: Прогресс, 1975. С.17.
7 БройнГ. де. Избранное: Сборник. М.: Прогресс, 1982. С.466.
8 БройнГ. де. Присуждение премии. М.: Прогресс, 1975. С.75.
9 Там же. С. 152.
10 Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Худож. лит., 1986. С.25;
11 Остудина C.B. Проблема рассказчика в романах Г. Бёлля 50-70-х годов: АКД. СПб, 1992. С.5.
12 Там же.
13БройнГ. де. Избранное: Сборник. М.: Прохресс, 1982. С.41.
14 Там же. С. 154.
15 Там же. С. 223.
Л.Г. Александров
О МЕТОДЕ БИБЛЕЙСКОЙ ГЕРМЕНЕВТИКИ Н.А. МОРОЗОВА
.. .И стали понятны и ясны ему Вселенной предвечные цели, ...И ярко светило над вольной землей Приветное солнце свободы."
Эти строки из сборника "Звездные песни"1, за который автор получил год тюрьмы, принадлежат Николаю Александровичу Морозову (1854-1946), человеку с противоречивой жизненной и творческой судьбой. Поэт и активный критик символизма, "народоволец" с энциклопедическими знаниями, астроном и публицист, педагог и метеоролог, автор теории периодического строения вещества и первых научных экспериментов в области воздухоплавания, историк религии
