CC BY
124
лой любви, открыто заявляет о своей позиции, публикует письмо-исповедь "Бе РгоГип&я" (1897, опубл. 1905 г.), создавая свой автомиф [9]. Ха-усмен же, напротив, не показывает Джексону сборник стихов «Шропширский парень» (1896 г.), хранит свои чувства в секрете, не оглашая их. Таким образом, из эстетических взглядов Уайльда формируется идея изобретения любви: «Любовь открыла себя в зеркале изобретения» [10]. Подобно тому как Дориан Грей открывает свою красоту в зеркале лорда Генри, любовь открывает себя в поэзии, описывающей появление возлюбленного.
Итак, при сопоставлении произведений Тома Стоппарда «Травести» и «Изобретение любви» очевидными оказываются преемственные черты, которые переходят из одной пьесы в другую. Временная организация пьесы «Изобретение любви» соответствует временной организации в пьесе «Травести»: события пьесы излагаются в виде воспоминаний героя-повествователя. Для обеих пьес характерно сложное выстраивание событий по ходу всей пьесы (смещение временных пластов). В «Изобретении любви» временной план усложняется: настоящее, прошлое и будущее соединяются во вневременности Аида, где становится реальной встреча семидесятилетнего Хаусмена с восемнадцатилетним самим собой.
Влияние постмодернизма в заявленных пьесах является ощутимым. Как и в пьесе «Травести», в пьесе «Изобретение любви» для обрисовки персонажей Стоппард использует способ цитации (изложение идей из сборника эссе Пейте-ра «Исследования по истории Ренессанаса», трудов и статей Хаусмена, скрытые и дословные цитаты из статей Уайльда, и т. д.). Также Том Стоппард использует аллюзии на роман Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки» (1889 г.), сопоставляя героев пьесы с героями романа (Хаусмен - Джей, Чемберлен, Пол-ланд - Джордж, Гаррис, Джексон - Гаррис).
Однако в пьесе «Изобретение любви» в центральном персонаже - Хаусмене (в меньшей степени в изображении Оскара Уайльда) появляются индивидуальные черты, которые характеризуют именно Хаусмена, отличают его от других персонажей пьесы. «Изобретение любви» описывает трагическую судьбу Хаусмена, рассказывается история его несчастной любви. И несмотря на то что многие персонажи все еще являются схематичными, а отчасти и карикатурными (эстеты, журналисты, политики), Хаусмен и его ближайшее окружение (Полланд, Джексон, его сестра Кэтрин, а также Уайльд) обрисованы иначе, чем в предыдущей пьесе, с большей степенью индивидуализации характеров. В более поздней драматургии Тома Стоппарда характеры исторических персонажей будут усложняться, что
будет связано с изменением жанровой генерализации [11], которая проявится в усилении элемента биографизма и изменении в концепции истории драматурга. Но это будет уже новый этап творчества драматурга.
Примечания
1. Беляева В. И. Принципы поэтики драматургии Т. Стоппарда: дис. ... канд. филол. наук. М., 2007. С. 25.
2. Там же. С. 21.
3. Стоппард Т. Розенкранц и Гильденстерн мертвы: пьесы / пер. с англ. И. Бродского. М.: Иностранка, 2006. С. 285.
4. Халипов В. В. Миноритарный театр Т. Стоппарда: монография. Минск: Танатос, 2001. С. 39.
5. Стоппард Т. Изобретение любви: пьесы / пер. с англ. В. Купермана. СПб.: Изд. дом «Азбука-классика», 2007. С. 171.
6. Яковлев Д. Е. Философия эстетизма (Philosophy of aestheticism). М.: Изд. центр науч. и учеб. программ, 1999. С. 66-67.
7. Стоппард Т. Изобретение любви. С. 233.
8. Там же. С. 234.
9. Луков В. А., Соломатина Н. В. Феномен Уайльда: тезаурусный анализ: монография. М., 2007.
10. Стоппард Т. Изобретение любви. С. 235.
11. Луков Вл. А, Соломатина Н. В. Указ. соч.
УДК 821.111-31
Е. В. Зацаринина
ПРИТЧЕВО-БИБЛЕЙСКОЕ НАЧАЛО В РОМАНЕ Ч. ДИККЕНСА «ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА»
В статье представлен анализ притчево-библейс-кой поэтики романа Ч. Диккенса «Тяжелые времена» как неотъемлемого компонента художественности текста, наполненного полнотой изображения и проникновенностью интонаций.
The article presents an analysis of the parabolical and biblical poetics of Ch. Dickens' "Hard Times" as an integral component of the artistic structure of the text which is characterized by comprehensiveness of depiction and pathetic intonations.
Ключевые слова: притча, проникновенность интонаций, поучительность, композиция романа, ритмика названий глав.
Keywords: parable, pathetic intonations, instructiveness, composition of the novel, rhythmics of the chapters' titles.
Критик Фрэнк Ливис назвал роман «притчей с моралью» (a moral fable) [1]. Определение это носит односторонний характер, но в нём содержится значительная доля истины. Диккенс любил иногда поучать своих читателей, что особенно заметно в его цикле «Рождественских повес-
© Зацаринина Е. В., 2009
Е. В. Зацаринина. Притчево-библейское начало в романе Ч. Диккенса «Тяжелые времена»
тей», да и в других произведениях, когда дело шло об особенно патетических моментах, например, о смерти маленькой Нелл из «Лавки древностей». По поводу этой кончины автор разражается целой проповедью, где фраза «Она умерла» повторяется много раз как лейтмотив эпизода и где автор прямо обращается к читателям: «Труден урок, преподанный такой кончиной» [2]. Обычно проповедники, начиная с библейских времён, любят уснащать свои поучения притчами, Библия служила иногда образцом и Диккенсу.
Научное преставление о жанре притчи даёт академик С. С. Аверинцев, который пишет: притча - это «дидактико-аллегорический жанр, в основных чертах близкий басне», но имеющий свою специфику», она «интеллектуалистична и экспрессивна: её художественные возможности лежат не в полноте изображения, а в непосредственности выражения, не в стройности форм, а в проникновенности интонаций» [3]. Из этого определения Диккенсу, очевидно, больше всего пришлась бы по душе «проникновенность интонаций», точнее, соединение такой проникновенности с поучительностью, что как раз входило в задачу автора «Тяжёлых времён». К этому надо добавить, что Диккенс вообще избегал создавать притчи, он мог лишь вводить элементы притче-вой поэтики в свои романы, повести и сказки, где они, эти элементы, взятые вместе с библейскими интонациями и образами, растворяясь в романной прозе, насыщались как «полнотой изображения», так и «непосредственностью выражения». Это сказалось в композиции романа, которая заметно отличается своей сравнительной простотой и компактностью от других произведений писателя, в частности, от романов, созданных чуть раньше и чуть позже «Времён». Речь идёт о «Холодном доме» (1852) и «Крошке Доррит» (1855), которые отмечены громоздкостью и подчас запутанностью композиционных ходов, уклонами писателя в детективно-авантюрные ходы сюжета, в сложные сюжетные перипетии. В отличие от этого Диккенс композиционно выстроил свой сравнительно небольшой роман из трёх примерно равных по объёму книг, назвав их символически «Сев» (Sowing), «Жатва» (Reaping), «Сбор в житницы» (Garnering) [4]. Речь идёт не о реальном, а о символическом цикле полевых работ. Этот образ, соответствующий «органическому» представлению о Времени как о цикле, связанном с временами года, Диккенс взял из Нового завета, где есть послание апостола Павла к галатам, который говорит пастве: «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнёт» (Посл. к гала-там, гл. 6, стих 7). Обычно исследователи ограничиваются тем, что цитируют фразу о севе и жатве, которая сама по себе представляет на-
родную мудрость, и этим ограничиваются. Между тем следует учесть содержание послания в целом. Оно пронизано страстной верой апостола в «благовествование» (евангелие) от Иисуса Христа и представляет собой патетическое обращение Павла к «несмысленным Галатам», которые не хотят ещё покоряться истине вероучения «люби ближнего как самого себя». Диккенс с такой же страстью обращается к своим читателям, внушая им нравственные уроки. Павел осуждает мирской закон, который возвращает отступников к «немощным и бедным вещественным началам» (гл. 4, стих 9) и предлагает галатам «сеять» добро. И Диккенс по примеру Павла осуждает утилитаризм (или, по-нашему, «вещизм») и проповедует духовные ценности. Ибо «сеющий в плоть свою от плоти пожнёт тление; а сеющий в дух от духа пожнёт жизнь вечную» (гл. 6, стих 8). «Итак, доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере» (гл. 6, стих 10). Общий смысл послания понятен, причём мы выделим ещё момент времени - «доколе есть время». Диккенс тоже не считает своё «тяжёлое» время совсем плохим, оно ещё даёт возможность грешникам исправиться. Что, кстати, частично и происходит в романе с Гредграйн-дом, его женой и их дочерью Луизой, а Блекпул и его Рейчел вообще безгрешны.
Во всём послании апостола Павла никаких притч нет, но в нём есть притчевая экспрессивность и проникновенность интонаций, которая одушевляет и страницы романа Диккенса. Но можно предположить, что писатель кроме послания к галатам имел в виду целых три притчи Иисуса Христа, рассказанные и истолкованные им в главе 13 Евангелия от Матфея. Первая притча - о сеятеле, зерна которого упали то на дороге, то на каменистой почве, то в терние, то на добрую землю. Значение её Спаситель толкует как «слово о Царствии». Не доходящее до неразумных и западающее в душу человека разумеющего. Вторая притча есть вариант первой - «Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем» (Матф., гл. 13, стих 24), но «враг» (дьявол) подмешал к пшенице плевелы, которые Бог советует жнецам собрать в отдельные связки и сжечь. И тут же следует притча третья: «Царство Небесное подобно зерну горчичному», посеянному человеком и вырастающему в целое дерево (мотив произрастания малого доброго дела в большое). В романе Диккенса «плевелами» является пресловутая «теория фактов», насаждаемая в школе Гредграйнда и поддерживаемая капиталистом Баундерби.
Притча о пшенице и плевелах повторяется с небольшими вариациями у двух других евангелистов - Марк, гл. 4, стих 3-8; Лука, гл. 8, стих 58. Похожа на неё и притча о жнущем, который
«собирает плод в жизнь вечную» (Иоанн, гл. 4, стих 35-38). Всё это убеждает нас в том, что Диккенс выбрал основой для своего романа очень популярную евангельскую притчу, смысл которой был хорошо знаком его читателям.
Отметим один важный момент сходства в поэтике евангельских притч с художественной структурой книги Диккенса. Притчи Иисуса изложены очень кратко, и материал в них располагается симметрично, по принципу либо параллельности, либо контраста. Так, первая притча в Евангелии от Матфея умещается всего в шесть стихов (ритмических фраз), причём стихи 4, 5, 6, 7 параллельны, в них сообщается о гибели зёрен, упавших на плохую почву, а последний 8-й стих по контрасту сообщает о зерне, упавшем на добрую почву и принёсшем урожай в многократном размере. Эту притчевую поэтику берёт на вооружение и Диккенс, разумеется, преобразуя её в соответствии со структурой романа.
Действие книги подчинено принципу композиционной троичности - в первой книге Гредграйнд в прямом смысле «насаждает» в души учеников свои утилитарные идеи, ими давно пропитано сознание фабриканта Баундерби, они довлеют как злой дух над сознанием жителей города Коктау-на (СокеШ'та, что буквально означает «Углеград»). Таков «сев», таковы «сеятели». Но есть и противостоящие им силы - это, с одной стороны, Блек-пул и Рейчел, над которыми, правда, витает общая атмосфера зла. С другой стороны, это конный цирк мистера Слири, несущий с собой бодрящую атмосферу юмора и как бы «засылающий» в школу Гредграйнда девочку Сесси (Цецилию) Джуп, призванную хотя бы частично разрушить злые чары, довлеющие над школой утилитаризма.
В книге второй «Жатва» начинается метафорический «сбор плодов»: дети Гредграйнда, воспитанные по его системе, вырастают озлобленными на жизнь и несчастными - Томас играет на скачках, залезает в долги и ворует из банка Баундерби деньги. Его сестра Луиза страдает в браке с нелюбимым мужем (тем же Баундерби) и чуть было не поддается на ухаживания светского циника Хартхауса, хотя и находит в себе силы устоять и убежать от ненавистного ей супруга.
Третья книга романа, называющаяся «Сбор в житницы», - это история прозрения Гредграйн-да, на которого обрушились семейные беды -смерть жены, страдания дочери Луизы, позор сына Томаса, который пытался оклеветать Блекпула в воровстве и избежал тюрьмы только с помощью циркачей мистера Слири. Это и гибель Блекпула, упавшего на дно заброшенной шахты («индустриальное» предприятие губит рабочего человека). Это и незавидный финал Баундерби. Судьба вершится, причём в большинстве случаев её творцами оказываются сами люди, их заблуждения.
При этом Диккенс выстраивает композицию с соблюдением тех правил ритмической параллельности и контраста, которые он находил в библейских притчах и других текстах Священного Писания - на что не обратили внимания многие исследователи романа. Так, первая глава первой книги романа называется «Единое на потребу» (The One Thing Needful). Это горько-ироническое переосмысление слов из евангелия от Луки, где Иисус говорит хлопочущей об угощении Марфе: «Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно» (Лука, гл. 10, стих 41, 42). Имеется в виду, что нужно только служение Господу. Между тем Гредграйнд считает, что нужно только «служение» системе фактов, то есть утилитаризм. И в параллель этому, но и по контрасту звучит заголовок к первой главе заключительной третьей книги романа «Иное на потребу» (Another Thing Needful). А ответ на вопрос, что же «иное» имеется в виду, дан в виде намёка в последней 12-й главе второй книги, где Гредграйнд, как иронически пишет автор, «что-то доказывал - должно быть, что добрый самаритянин был дурной экономист». Диккенс этим намёком хочет напомнить читателям (виктори-анцам, которые, как правило, знали Библию) эпизод из той же 10-й главы евангелия от Луки, где Иисус рассказывает о добром самарянине, который не в пример дурным священникам позаботился о несчастном человеке, ограбленном и израненном разбойниками (Лука, гл. 10, стих 3035). Так что весь роман освещается евангельским учением о милосердии и любви к ближнему, осуждением людей злых, корыстных.
Ритмичность прозы, образцом которой служат библейские притчи и проповеди, ощутима и в чередовании глав в пределах каждой из трёх книг романа. Так, книга первая построена на последовательном введении в действие основных персонажей и образов повествования. Первые две главы «Единое на потребу» и «Избиение младенцев» отданы изображению школы Гредграйнда. Глава третья «Щелка» по контрасту с первыми двумя рисует цирк Слири. Попутно заметим, что название главы "A Loophole" лучше было бы перевести «Лазейка», ведь этим словом писатель хочет сказать, что дети, измученные школой утилитариста, ищут любую возможность ускользнуть от её тупой рутины. Далее подряд идут «ознакомительные» главы, представляющие как бы отдельные детали развёрнутой панорамной экспозиции: «Мистер Баундерби», «Слири и его труппа», «Миссис Спарсит», «Успехи Сесси», «Стивен Блекпул», «Старушка», «Рейчел». А названия последних двух глав книги звучат просто «по-семейному»: «Отец и дочь», «Муж и жена». Звучат похоже, тем более что в ролях дочери и жены выступает одна героиня - Луиза Гредграйнд.
Ю. С. Камардина. «Николас Никльби» - ранний образец романа воспитания у Диккенса
Ритмика названий глав во второй книге романа сначала повторяет «экспозиционную» манеру первой книги - это «Мистер Джеймс Хартхаус» (вводится новый персонаж), «Щенок» (The Whelp - уничижительное прозвище Томаса Гред-грайнда), «Люди и братья», «Рабочие и хозяева». Названия последних двух глав симметрично контрастны, автор противопоставляет евангельское чувство единства всех людей их классовому разделению в английском обществе. А далее идут заголовки сюжетные, означающие начало «жатвы» - «Расставание», «Порох», «Взрыв», «Обретённый покой» (снова ирония). И последние три главы второй книги озаглавлены метафорически: «Лестница миссис Спарсит», «Ниже и ниже», «На краю пропасти» (Down). Здесь писатель как бы перехватывает у «шпионки» Спарсит воображаемую ею ситуацию (Луиза «спускается по лестнице» греха и вот-вот изменит мужу) и уже сам завершает её бегством героини от мужа и возвращением её в родительский дом.
Аналогично выстраивается, судя по названиям глав, и третья заключительная книга романа. О её первой главе мы уже сказали, она поддерживает общий «музыкальный лад» повествования, преимущественно минорный. Главы вторая и третья указывают на характер поступков героев - «Смешно и нелепо» (Very Ridiculous), «Решительно и твёрдо» (Very Decided). Далее главы четвёртая и пятая, звучащие снова «в рифму»: «Кто-то пропал» (Lost - по-английски короче и энергичнее, просто «Пропал»), «Кто-то нашёлся» (Found).
Притчевая и, шире, библейская образность, притчевые ритмы, проповеднические интонации придают роману специфически торжественный или, во всяком случае, серьёзный колорит, что и выделяет книгу из остальных романов писателя. Правда, Диккенс не был бы Диккенсом, если бы он не смягчал эту свою проповедническую тональность юмором, что мы ощущаем даже по названиям глав романа. Но эту притчевую поэтику никак нельзя игнорировать при изучении произведения о «тяжёлых» и грозных временах.
Примечания
1. Leavis F. R. The Great Tradition. L.: Doubleday and Co, 1954. P. 273-299.
2. Диккенс Ч. Лавка древностей / пер. с англ. Н. Волжиной. М.: Дет. лит., 1982. С. 603
3. Аверинцев С. С. Притча // Краткая Литературная Энциклопедия: в 9 т. Т. 6. М.: Сов. энцикл., 1971. С. 20-21.
4. Здесь и далее цит. по: Диккенс Ч. Тяжёлые времена / пер. с англ. В. М. Топер // Собр. соч.: в 30 т. Т. 19. М.: ГИХЛ, 1960 С. 5-319.
УДК 820/888.09
Ю. С. Камардина
«НИКОЛАС НИКЛЬБИ» -РАННИЙ ОБРАЗЕЦ РОМАНА ВОСПИТАНИЯ У ДИККЕНСА
Статья посвящена проблеме определения жанра романа Ч. Диккенса «Жизнь и приключения Николаса Никльби». В статье предлагается новое определение и формулировка жанра этого романа.
The article deals with defining the genre of the novel "The Life and Adventures of Nicholas Nickleby" by Charles Dickens. The article gives a new definition and formula of this genre.
Ключевые слова: жанр, роман воспитания.
Keywords: genre, the novel of education.
«Жизнь и приключения Николаса Никльби» (1839) - это по существу первый роман воспитания в творчестве писателя, хотя серьёзным подступом к этому жанру можно считать «Оливера Твиста» (1838), в котором герой-мальчик уже проходит ранний путь тяжких житейских испытаний.
Что такое роман воспитания? Это вопрос, который лишь кажется лёгким. На него существует множество ответов, причём не всегда точных. Так, Д. Хартог пишет, что в этом жанре «сама жизнь для героя становится школой, а не борьба, как это было в приключенческом романе» [1]. Отделять понятие «жизнь» от борьбы человека за место в ней нельзя, особенно когда речь идёт о книгах Диккенса, а в «Николасе Никльби» герой не только воспитывается жизнью, но иногда и сам «воспитывает» своих врагов, прибегая к драке с ними. Вообще термин «роман воспитания» может быть понят очень широко, ведь он, по справедливому замечанию Н. Лейтеса, «обогащает само понятие "человек"» [2]. Для нас этот жанр мыслится как романное повествование, в основе которого лежит история развития личности, чьё становление, как правило, прослеживается с детских или юношеских лет и связывается с опытом познания действительности, с процессом взаимодействия героя со средой [3].
Первым романом воспитания, очевидно, следует считать «Метаморфозы, или Золотой осёл» Апулея, где герой, пройдя тяжкий путь испытаний, исправляется и становится на путь добродетели. М. Бахтин в работе «Роман воспитания и его значение в истории реализма» (1938) относил к этому жанру «Исповедь» Августина, некоторые рыцарские романы, знаменитую книгу Раб-
© Камардина Ю. С., 2009
