CC BY
167
УДК 8138:42 К. И. Шпетный
канд. филол. наук, доц., проф. каф. лингвистики и профессиональной коммуникации в области экономики Института права, экономики и управления информацией МГЛУ; e-mail: [email protected]
ПРИТЧА КАК РЕЛИГИОЗНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ДИСКУРС
Рассматриваются дистинктивные признаки художественного, или религиозно-художественного, дискурса притчи на материале разных языков. Исследование проведено на основе и принципах лингвостилистического анализа в рамках когнитивной лингвистики и с учетом прагматической направленности жанра. Становление притчи как отдельного самостоятельного жанра отражено в христианских текстах Священного Писания Нового Завета. Аналогия определена как основной жанроформирующий признак притчи. Анализируется функционирование приемов развернутой метафоры и сравнения в исследуемом дискурсе. Дается определение притчи.
Ключевые слова: притча; дискурс; Новый Завет; лингвостилистика; ког-нитивистика; прагматика; аналогия; метафора; сравнение.
C. I. Shpetny
Ph.D. (Philology), Professor, Department of Linguistics and Professional Communication in the Sphere of Economics, Institute for Law, Economics, and Information Management, MSLU
PARABLE AS RELIGIO-PROSE DISCOURSE
Distinctive features of the prose, or religio-prose discourse of the parable are put to scrutiny with textual samples in a number of languages. The research is conducted on the basis of the linguostylistic analysis and the principal assumptions of cognitive science and pragmatics. The emergence and the making of the genre can be traced to the Scriptures of the New Testament. Analogy is considered the key genre-forming feature of the discourse. Performance of the extended metaphor and the simile in the parable is investigated. Definition of the genre is offered.
Key words: parable; discourse; the New Testament; linguostylistics; cognitive science; pragmatics; analogy; metaphor; simile.
Предметом настоящей статьи является описание дистинктивных признаков дискурса притчи. Притча до настоящего времени не имела системного и многоаспектного лингвистического рассмотрения. Некоторые признаки жанра были выделены в литературоведческих работах С. С. Аверинцева, Н. И. Прокофьева, Е. К. Ромодановской, Л. Е. Туминой и некоторых других.
Данная работа представляет собой филолого-теологическое исследование1, осуществленное в русле междисциплинарных подходов, которое нередко используется при анализе сложных языковых явлений. Работы, выполненные нами в этом направлении, были опубликованы ранее в Вестниках МГЛУ [15, с. 121-134; 16, с. 79-98].
Данный тип дискурса впервые подвергается лингвостилистиче-скому анализу на базе основных положений когнитивной лингвистики и прагматики. Дискурс в когнитивной лингвистике рассматривается как сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста [5, с. 13; 4, с. 615-758; 8, с. 5-7; 2; 13; 12, с. 42]. Наиболее емкое, всестороннее и актуальное понимание текста предложено в трудах проф. И. Р. Гальперина [1, с. 18 и др.].
Прагматика непосредственно взаимодействует с лингвистической стилистикой, поскольку отражает отношения между знаками и пользователями знаков. Стилистика всегда основывалась на базовых положениях прагматики, потому можно утверждать, что «прагматика есть суть стилистики» [7, с. 25].
Материалом настоящего исследования послужили дискурсы притчи на ряде языков: (древне)греческом и древнееврейском, церковнославянском, древнерусском и современном русском, на английском, немецком, французском и (древне)китайском языках. Это, надеемся, и позволяет нам говорить о типологических характеристиках данного жанра.
Далее предлагается определение дискурса притчи.
Притча - это краткий рассказ в прозаической или поэтической форме, иллюстрирующий одну или несколько назидательных историй, нравственных уроков или дидактических поучений, построенный на принципе аналогии, имеющий иносказательную прагматическую установку, сопровождаемый названием и предполагающий многослойность
1 Согласно Правилу 64 Шестого Вселенского Константинопольского Собора (680-681 гг.) комментирование и толкование текстов Священного Писания Ветхого Завета и Нового Завета отводится «преданному от Господа чину», и «не подобает мирянину произносити слово, или учити и тако брати на себя учительское достоинство». Автор настоящей статьи является носителем священного сана.
толкования его содержания на основе использования стилистических возможностей метафоры и сравнения.
Ранее нами были рассмотрены основные характеристики ряда дискурсов, которые являются родственными или пограничными с дискурсом притчи; и жанр притчи был сущностно определен в сопоставительном с ними анализе. Это жанры аполога (др.-греч. 'anoAoyoq) / apologue, басни / fable, сказки / fairy tale, пословицы / proverb, анекдота / anecdote, короткого рассказа / short story [15]. Аллегорию др.-греч. 'aM/qyopia / англ. allegory следует скорее относить к своего рода художественному принципу или приему повествования, который может быть свойствен различным видам творческой деятельности человека (живописи, скульптуре, архитектуре, литературе, музыке).
Название дискурса рус. притча / англ. parable прослеживается этимологически до времени функционирования древнегреческого языка и фиксируется в его настоящей форме в среднеанглийский период развития английского языка. Название napaPoA,^ со значением «comparison», «illustration», «analogy» давалось греками любому вымышленному краткому повествованию [21], причем такому, которое могло бы реально произойти в действительности и посредством которого преподносились духовно-нравственные предметы [20, с. 4-5].
Ряд западных исследователей [23] отмечают связь между термином «parable» и древнееврейским «mashal» / ttwb [4]. Однако в действительности в корпусе Ветхого Завета можно обнаружить только один текст, который имеет дистинктивные характеристики жанра. Это притча «О богатом, бедном и овечке / About the rich man, the poor man and a little lamb» (Вторая книга Царств / The Second Book of Samuel / 3) (2 Цар. 12, 1-7) (в нижеприводимом примере цитируются первые два стиха):
•р^П 'ГГ|П КП"ЗП1 ХТНЛ Т3К к7"1 ТКП "71 ©Г Ю©П Л'1 3П ПЛ КП"| 1КП"|
пк© п'п vki -прп л*рл акт:
And the Lord sent Nathan unto David. And he came unto him. And said unto him. There were two men in one city; the one rich, and the other poor. 2The rich man had exceeding many flocks and herds...
В основе жанроформирующего признака дискурса притчи лежит принцип аналогии.
Аналогия (др. греч. avaAoyla - соразмерность, пропорция) - это сходство предметов в каких-либо признаках или отношениях; умозаключение по аналогии - вывод, сделанный о свойствах одного предмета на основании его сходства с другим предметом [14].
Актуализация принципа аналогии в дискурсе выражается прежде всего посредством стилистических приемов сравнения и метафоры.
Вероятно, именно по этой причине большинство исследователей жанра притчи на Западе неизменно и, на наш взгляд, в неоправданно суженном понимании придают самой притче статус метафоры, что свидетельствует о неточном понимании и нестрогом приложении термина «притча» к данному жанру речевого произведения [20; 22].
Полагаем, что зарождение жанра притчи на философско-лингвис-тической базе понятия аналогии, его оформление в виде отдельного дискурса и его дальнейшая история следует непосредственно соотносить с притчами, которые приводятся в христианских текстах Нового Завета: синоптических Евангелиях от Матфея (The Gospel according to St. Matthew), Марка (The Gospel according to St. Mark) и Луки (The Gospel according to St. Luke). Евангелие от Иоанна (The Gospel according to St. John) притч не содержит (за исключением иносказательного повествования о Добром Пастыре и Двери во двор овчий [Ин. 10, 1-16]).
Творцом и поистине создателем притчи как художественно-религиозного дискурса можно считать Самого Господа Иисуса Христа.
Все четыре Евангелия были написаны в I в. по Рождестве Христовом на древнегреческом языке. Евангелие от Апостола Матфея было изначально записано на древнееврейском (арамейском) языке и вскоре было переведено на древнегреческий язык.
В синоптических Евангелиях приводятся сорок притч. Тридцать из них встречаются в одном Евангелии, три притчи упоминаются в двух Евангелиях, семь приводятся в трех Евангелиях.
Приведем в качестве примера притчу «О Сеятеле / About the Sower» [Luke 8, 4-15] (представлены первые восемь стихов):
And when much people were gathered together, and were come to him out of every city, he spake by a parable:
A sower went out to sow his seed: and as he sowed, some fell by the way side; and it was trodden down, and the fowls of the air devoured it.
And some fell upon the rock; and as soon as it was sprung up, it withered away, because it lacked moisture.
And some fell among thorns; and the thorns sprang up with it, and choked it.
And other fell on good ground, and sprang up, and bare fruit an hundredfold. And when he had said these things, he cried, He that hath ears, let him hear.
And his disciples asked him, saying, What might this parable be?
And he said, Unto you it is given to know the mysteries of the kingdom of God; but to others in parables; that seeing they might not see, and hearing they might not understand.
Now the parable is this; The seed is the word of God.
Развернутая концептуальная метафора, сопряженная с удивительным по силе воздействия сравнением, в притче «О Сеятеле» / «About the Sower», которая использована Господом Иисусом Христом на отрезке речи протяженностью в двенадцать Евангельских стихов (англ. 295 слов, 1225 п. зн.), в простых и доступных пониманию любому человеку словах создает дивный образ веры и нелицемерной любви к Истине. В его основе - стилистический прием развернутого метафорического сравнения.
Смысл притчи о Сеятеле достаточно подробно объяснен самим Господом. К евангельскому объяснению можно добавить, что Сеятель - это сам Господь, семя - Слово Божие, поле - все человечество, весь мир, воспринимающий в свои недра чудодейственное семя евангельского слова. Подобно семени, евангельское слово носит в себе начало жизни, жизни истинной, духовной, ибо что такое истинная жизнь? Умирают философские системы, забываются политические теории, блекнут цветы поэзии, но «слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные» [Евр. 4, 12]. В нем сокрыта вечно живая истина [10].
Прагматическое предназначение дискурса притчи прямо формулируется Самим Господом Иисусом Христом словами, приведенными в Евангелии от Матфея. Это есть определение целевого предназначения притчи как формы непосредственного и живого общения с ветхозаветным народом, утратившим ведение об Истине:
И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им? Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного. А им не дано. Ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет. Поэтому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не уразумеют. И сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: "Слухом
услышите, и не уразумеете, и глазами смотреть будете, и не увидите, Ибо огрубело сердце их, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами. И не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их (Исаия 6, 9-10) [Мф. 13, 10-15].
В данных словах Спасителя следует, несомненно, усматривать понимание жанра притчи как отдельного и своеобразного типа художественного или религиозно-художественного дискурса.
Мир притчи обладает двумя измерениями - светским, с одной стороны, и религиозным - с другой, иначе - нашим миром и миром Божией любви. Притча не только указывает на незнакомое, она включает в себя неведомое внутри собственных границ.
В Своих притчах Господь избирает самые привычные вещи. Ведь что может быть обычнее соли, закваски, зерна горчичного, солнца, птиц, травы и лилий полевых, пшеницы и плевел, камня и песка? Никто из ежедневно взирающих на них лишь своими очами и не подумал бы искать в них сокровенные тайны Царства Божия. А Господь Иисус Христос остановился именно на этих предметах и обратил на них внимание людей, открыв неизмеримые небесные тайны, скрываемые под их внешним видом. Точно так же просты и обычны события, которыми пользовался Господь, чтобы показать и объяснить смысл духовной жизни человека, всю историю человеческого падения и спасения, конец света и Страшный Суд, милость Божию к грешникам [11].
Обращение к аналогии может диктоваться разными прагматическими установками. Она может привлекаться:
- для получения нового знания, как, например, в «Притче о злых виноградарях» на древнегреческом языке [КАТА МЛТ0ЛЮ^ 21, 33-41] (приводим первые три стиха):
33 'АХХ^у лараРоХ^у акоиоахе. 'Аубрюло^ о1ко5еолохп? оохц ¿фихеиоеу ацлеХап'а ка\ фрауцоу аихы лершбпкст ка\ ыри^еу ¿V аиха> Хnv6v ка\ фкоббцпост лuрyоv, ка\ ¿^ебехо аux6v уеюруоц, ка\
34 охе 5е ёууюст о кагрб^ х^ карлыу, алеохегХст хои^ боиХои^ аихои лрб^ хои^ уеюруои^ ХаРей' хои^ карлой^ аихои.
35 ка\ Хаpбvxе5 о! уеюруо\ хой^ боиХои^ аихои ov цст s5еlраv, ov 5е алекхеи^, ov 5е £ХlOоpбХnaаv.
Богом нам дан мир - это виноградник, который нам велено возделать, освятить, который мы должны ввести в Божественную святость, исполнить присутствием Святого Духа. А мы этот мир взяли
в свою собственность и действуем в этом мире, как те недостойные работники на винограднике. Приходящего к нам вестью об Истине мы отвергаем: не всегда непосредственно убиваем, но мы его отвергаем холодностью, безразличием.
Притча о винограднике изображает в сравнении ветхозаветную церковь; ее делатели - книжники, фарисеи, первосвященники - это ее тогдашняя иерархия. А так как она не соответствовала своему назначению, то совершился приговор: взят у нее виноградник и отдан другим делателям. Как бы и над нам не исполнилось: «И виноградник сдаст другим земледельцам, которые отдадут ему плоды во времена их / Kai xov a^nsAwv a ¿kSwostoi йААоц уеюруоц, oixiveq anoSwaouaiv айты xouq Kapnouq ev xoT; KaipoTc; auxw^>.
- для того чтобы менее понятное сделать более понятным -в притче «About waiting for the master of the house» [KATA MAPKON, 13, 34-37]:
33 pAsnexe aypunveTxe^ ойк oi5axe yap лохе 6_Kaipot soxiv.
34 av0pюлo5 алобпцо^ йфец x^v oiKiav aйxou Kai 5ou; xoT; 5ouAoit aйxoй x ^v s^ouoiav, UKaoxw x о spyov aйxoй, Kai x ы Оирюры svexei Aaxo iva ypnyopfl.
35 ypnyopetxe oйv, ойк oi5axe yap noxe 6 Kupio; xrjt oiKia; spxexai, ^ oys ^ ^eoovuKxiov ^ aA£кxopoфюvíat ^ лрю1,
36 sAOwv s^ai9vn? eup^ ица; KaOeuSovxa;.
37 о 5s u^Tv Аеую, naoiv Аеую, ypnyopeTxe.
В этом дискурсе людям напоминается о необходимости быть всегда готовыми в ожидании хозяина дома, о часе возвращения которого им не ведано, чтобы не быть спящими, но бодрствовать, ибо никто не знает о своем последнем часе на земле.
- чтобы представить нечто малопонятное и абстрактное в более доступной форме как в притчах об отцовской и материнской любви [9]:
Об отцовской любви
Некий сын, испорченный и жестокий, бросился на своего отца и вонзил ему нож в грудь. А отец, испуская дух, сказал сыну:
- Скорее вытри кровь с ножа, чтобы тебя не схватили и не отдали под суд.
О материнской любви
В русской степи один безнравственный сын привязал свою мать перед шатром, а сам в шатре пьянствовал с гулящими женщинами и своими людьми.
Тут появились разбойники и, увидев связанную мать, решили тотчас отомстить за нее. Но тут связанная мать крикнула во весь голос и тем самым подала знак несчастному сыну, что ему грозит опасность. И сын спасся, а разбойники вместо сына зарубили мать.
В двух приведенных притчах на сравнительных и доступных примерах раскрывается 5-я Божия заповедь.
Или как в притче Франца Кафки (нем. Franz Kafka, 1883-1924) «Das Nächste Dorf», где временность человеческого земного пребывания и неспособность человека вполне предвидеть последствия предпринимаемых шагов уподобляются поездке на лошади в соседнюю деревню, из которой путешественник может вернуться не так скоро, как он предполагает:
Das Nächste Dorf
Mein Großvater pflege zu sagen: "Das Leben ist erstaunlich kurz. Jetzt in der Erinnerung drängt es sich mir so zusammen, daß ich zum Beispiel kaum begreife, wie ein junger Mensch sich entschließen kann ins nächste Dorf zu reiten, ohne zu fürchten, daß - von unglücklichen Zufällen ganz abgesehen -schon die Zeit des gewöhnlichen, glücklich ablaufenden Lebens für einen solchen Ritt bei weitem nicht hinreicht.
The next village
My grandfather used to say: "Life is amazingly short. Now, in memory, I find it so compressed that I can barely comprehend, for example, how a young person can determine to take a horse ride to the next village without fearing that - quite apart from unfortunate accidents - the span of a natural life with a fortunate course will be basically far from sufficient for such a ride".
- чтобы конкретизировать отвлеченные идеи и проблемы - как в современной американской притче «Time» [17]:
Time
Imagine there is a bank that credits your account each morning with $86,400. It carries over no balance from day to day. Every evening the bank deletes whatever part of the balance you failed to use during the day. What would you do? Draw out every cent, of course! Each of us has such a bank. Its name is TIME. Every morning, it credits you with 86,400 seconds. Every night it writes off, as lost, whatever of this you have failed to invest to good purpose. It carries over no balance. It allows no overdraft. Each day it opens a new account for you. Each night it burns the remains of the day. If you fail
to use the day's deposits, the loss is yours. There is no going back. There is no drawing against the "tomorrow." You must live in the present on today's deposits. Invest it so as to get from it the utmost in health, happiness, and success! The clock is running. Make the most of today. To realize the value of ONE YEAR, ask a student who failed a grade. To realize the value of ONE MONTH, ask a mother who gave birth to a premature baby. To realize the value of ONE WEEK, ask the editor of a weekly newspaper. To realize the value of ONE HOUR, ask the lovers who are waiting to meet. To realize the value of ONE MINUTE, ask a person who missed the train. To realize the value of ONE SECOND, ask a person who just avoided an accident. Treasure every moment that you have! And treasure it more because you shared it with someone special, special enough to spend your time. Remember that time waits for no one. Yesterday is history. Tomorrow is mystery. Today is a gift. That's why it's called the present!
Весь дискурс построен на стилистическом приеме сравнения количества земного времени, отведенного человеку, - one year, one month, one week, one minute, one second - с тем, что он мог бы сделать / не сделать в этот отрезок, для того чтобы разумно и мудро оценить то время, которое отведено ему в привременной жизни.
Дискурс притчи семантически многослоен и полифоничен. У каждого читающего / слушающего христианскую (и не только христианскую) притчу может быть немного свое ее истолкование. Это вполне объяснимо и хорошо, ведь в главном - в желании человека жить по заповедям Божиим, по законам добра и справедливости -притчи одинаковы.
И самое главное, чему учат притчи, - это концепт «любовь». Бог есть любовь, любовью все держится, любовь - не расчет, не партнерство, а жертвенность, способность и желание сделать другого счастливым и быть потому счастливым самому, помня, что у любви три главные особенности - терпение, прощение и радость - всему этому и учат евангельские притчи.
Дискурс притчи встречается также в другой традиционно устоявшейся религии - исламе. В традиции суфиев sOfi притчи, или назидательные истории (teaching stories), достаточно давно использовались в качестве художественных дискурсов для преподнесения нравственных уроков и передачи моральных ценностей [19].
Дискурс притчи являлся одним из распространенных типов художественных текстов, существовавших в Древнем Китае. Однако
китайская притча обладает некоторыми особенностями и выраженным национальным своеобразием.
Притча кит. Дд / pinyin yuyan продолжает находить широкое распространение в современной китайской литературе, а многие из китайских притч переведены на другие языки народов мира [6]. Приведем пример китайской притчи с параллельным переводом на английский язык [18]:
Z # Ф Ш , Ш
ж + ^ т # т
Rain Ruined the Wall
There was a rich man from Song, whose house wall was ruined by heavy
rain.
His son said, "If we don't repair the wall at once, thieves may come at night." And his neighbor's father told him the same thing.
Sure enough, thieves came at night, and he suffered heavy losses.
The rich man thought his son was very smart; but he was suspicious of his neighbor's father.
[Han Fei Zi:] Both men said the same thing. Yet he thought well of one and ill of the other person. Knowing the facts is easy. Knowing how to act based on the facts is difficult.
Discourse on "What's Difficult", Chap. 12 by Han Fei Zi
Приведенная древнекитайская притча (70 иероглифов) повествует об одном богатом человеке, в доме которого из-за сильного дождя
XtsA,
о J ISA
ssis^tiM. ни mm
Я о
m^ м ж,
Iftilft, ИМИ.
е-\
рухнула стена, и о том одинаковом совете, которые ему дали его сын и отец соседа - срочно починить дом, чтобы его не посетили ночью воры и не обокрали. Богатей считал собственного сына очень умным и одновременно с подозрением относился к соседу, почему и не последовал их доброму совету. Автор притчи рус. Хань Фэй Дзы / кит.
^ ^ делает заключение, что знание фактов является делом легким (думать об одном человеке хорошо, а о другом плохо), тогда как действовать на основе фактов оказывается сложным.
Использованные в дискурсе языковые средства представляют собой слова нейтрального разговорного стиля, встречающиеся в повседневном общении, за исключением обозначения владельца дома -■g А: рус. разг.-пренебр. богатей. Эта видимая простота и доступность речи для обычного человека дает ему возможность на основе стилистического приема сравнения легко понять более глубокие вещи об отношении к жизни и людям.
Есть одно весьма примечательное обстоятельство, связанное с приводимой выше китайской притчей: содержание китайской притчи поразительно напоминает читателю / слушателю содержание известной Господской притчи «О доме, построенном на камне / About a house built on a rock»:
Итак, всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне. И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал; потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке. И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое. И когда Иисус окончил слова сии, народ дивился учению Его: ибо Он учил их как власть имущий, а не как книжники или фарисеи [Мф. 7, 21-29].
Выраженной национальной особенностью китайской притчи можно признать космогенный характер приточного повествования, его философско-созерцательный характер. Дискурс китайской притчи обычно сопровождается расцвеченными рисунками, необычными иероглифическими решениями, цветными заливками и иными средствами логического и эмоционального усиления содержания высказывания.
Предполагаем, что древнекитайская притча, появившаяся 2-3 тыс. лет до Р. Х., развивалась независимым путем и вне связи со временем появления притчи европейской. Наблюдения показывают, однако, что дистинктивные особенности китайской и англоязычной (европейской) притчи практически совпадают.
Подведем итоги проведенного исследования. Становление дискурса притчи как самостоятельного художественного или религиозно-художественного жанра непосредственно соотносится с притчами, которыми пользовался Господь Иисус Христос в Своих беседах с народом Ханаана (Палестины) во время Своего земного бытия более 2 тыс. лет назад.
Основным концептуальным содержанием сорока Господских притч в трех синоптических Евангелиях является рассказ о Царствии Божиим и о пути к нему - как цели и смысле земной жизни людей.
Ключевые концепты дискурса притчи - это концепты любви и добра.
Нравственно-назидательное наполнение в обязательном порядке присуще дискурсу притчи у разных народов и цивилизаций в свойственных им национальным и конфессиональным традициям и особенностям бытия и является типологическим признаком жанра.
Притча не навязывает мнение или оценку, не предполагает и пассивного восприятия, поскольку в ней содержится некая загадка, требующая раздумий и движения сердца, ибо «тогда отверз им ум к уразумению писаний» [Лк. 24, 45].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. - М. : Наука, 1981. - 140 с.
2. Дискурс, концепт, жанр / отв. ред. М. Ю. Олешков : коллективная монография. - Вып. 1. - Нижний Тагил : НТГСПА, 2009. - 428 с. - (Серия «Язык и дискурс»).
3. Когнитивные исследования языка : сб. материалов. - Вып. XI. Международный конгресс по когнитивной лингвистике. Раздел «Когнитивные аспекты дискурса», 10-12 октября 2012 года. - М.-Тамбов : Тамбов. гос. ун-т им. Г. Р. Державина, 2012. - 852 с.
4. Креймер Л. Сопоставительный анализ текстов пословиц и поговорок (иврит-русские параллели). - Тель-Авив. - 14 р. [Электронный ресурс]. -Режим доступа : http://www.culturalnet.ru/main/getfile/1727, 2011.
5. Кубрякова Е. С. Язык. Семиотика. Культура. - М. : Языки славянской культуры, 2004. - 556 с.
6. Международное радио Китая [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.chinapage.com/story/story.html.
7. Наер В. Л. Стилистика и прагматика : учеб. пособие для студентов старших курсов. - М. : МГЛУ, 2002. - 52 с.
8. Никишина И. Ю. Понятие «концепт» в когнитивной лингвистике // Язык, сознание, коммуникация / отв. ред. В. В. Красных, А. И. Изотов. -Вып. 21. - М. : МАКС Пресс, 2002. - С. 5-7.
9. Притчи Православия. Библейские притчи. Поучительные истории святых. Духовные рассказы / сост. Е. В. Тростникова. - М. : ЭКСМО, 2012. -320 с.
10. Святитель Василий, епископ Кинешемский. Притча о сеятеле. О почве и людях // Православие и мир. Ежедневное интернет-СМИ, 1 ноября, 2009 [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.pravmir.ru/ pritcha-o-seyatele-o-pochve-i-lyudyax.
11. Святитель Николай Сербский (Велимирович). Евангелие о Господе Сеятеле // В кн.: «Беседы». - М. : Лодья, 2001. - С. 308-310.
12. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. - 3-е изд. - М. : Академический проект, 2004. - С. 42-67. - 991 с.
13. Токарев Г. В. Дискурсивные лики концепта : монография. - Тула : Тульский гос. пед. ун. им. Л. Н. Толстого, 2004. - 108 с.
14. Философская Энциклопедия : в 5 т. / под ред. Ф. В. Константинова. -Т. 1. - М. : Советская энциклопедия, 1960. - С. 56.
15. Шпетный К. И. Особенности притчи как художественного дискурса: предварительные замечания // Социально-политический и экономический дискурсы в иноязычной профессиональной деятельности. - М. : ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2013. - С. 121-134. - (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та вып. 8 (668). Сер. Педагогические науки).
16. Шпетный К. И. Основные характеристики англоязычного дискурса притчи // Стилистика и конструирование мира. // Психологический закономерности формирования познавательной деятельности. - М. : ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2013. - С. 79-98. (Вестн. Моск. гос. лингв. ун-та; вып. 17 (677). Сер. Языкознание).
17. Altavista. - URL : www.parablesite.com
18. Classical Chinese Story / Parable in Chinese and English translation. - URL : http://www.chinapage.com/story/story.html.
19. Godlas, A. Sufism's Many Paths. - Atlanta : University of Georgia, 2000. -182 p.
20. Gowler, D. B. What are they saying about the parables? - New York-Mahwah-N.J. : Paulist Press, 2000. - 160 p.
BecmnuK MfXY. BurycK 18 (704) / 2014
21. Liddell, H. G. & Scott, R. A Greek-English Lexicon / Revised and augmented throughout by Sir Henry Stuart Jones with the assistance of Roderick McKenzie. - 9th ed. - Oxford : Clarendon Press. - URL : http://www.perseus. tufts.edu/help/oldannounce.html.
22. McFague, S. Speaking in Parables: A Study in Metaphor and Theology. -Philadelphia : Fortress, 1975. - 241 p.
23. The New Columbia Encyclopedia. Encyclopedia Britannica // Columbia University Press, 2011. - 3200 p.- URL : http://www.britannica.com/eb/ article-9024878/Columbia-Encyclopedia (Retrieved 2008-07-28).
