Научная статья на тему 'ПРИРОДА МИФА В ТВОРЧЕСТВЕ ЮРИЯ БУЙДЫ'

ПРИРОДА МИФА В ТВОРЧЕСТВЕ ЮРИЯ БУЙДЫ Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
230
22
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ПРОЗА / АВТОРСКИЙ МИФ / ЮРИЙ БУЙДА / МИФОПОЭТИКА / ЦИКЛИЗАЦИЯ

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Абашева Марина Петровна, Куриленко Мария Викторовна

Статья посвящена исследованию мифопоэтики прозы Юрия Буйды. Ее задачей становится выявление авторского мифа, структурирующего художественный мир прозаика: он опирается на архетипические структуры и на культурную мифологию. Устанавливаются причины общности принципиально различных текстов Юрия Буйды: цикла «Жунгли» (2010), романов «Город палачей» (2003), «Синяя кровь» (2011) и др. Анализ показал: в их основе - один авторский метамиф, основанный на архаической мифологии, на мотивике города-блудницы, но одновременно и на переосмыслении семейной истории и живописи Иеронима Босха, что и задает эстетический код Босха в стиле писателя, воплотившийся в приемах гротеска, гиперболы, абсурда. Исследуется система персонажей Буйды: она производна от характера пространства, и каждый персонаж воплощает свой миф в имени, которое разворачивается в повествование в отдельных рассказах циклов. В работе рассматривается использование писателем нарративных стратегий сказания и анекдота, отражающее и жанровые особенности творчества Буйды: его произведения формируют текстовые единства, выходящие за пределы жанровых границ, объединяющие циклы рассказов и романы. Такая нетрадиционная полижанровая циклизация и составляет особый, характерный только для Буйды механизм жанрообразования, изучаемый в работе.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE NATURE OF MYTH IN YURI BUIDA'S WORKS

The article studies the mythopoetics of Yuri Buida's prose. Its task is to identify the author's myth that structures the artistic world of the prose writer - it is based on archetypal structures and cultural mythology. We have revealed the reasons for commonality of Yuri Buida's fundamentally different texts: his cycle “The Jungle” (2010), the novels “The City of Executioners” (2003), “Blue Blood” (2011), etc. are based on the authorial mythology, on the motif of a harlot city, at the same time, on reinterpreting Hieronymus Bosch's family history and his paintings, which determines Bosch's aesthetic code in the writer's style, embodied in the techniques of the grotesque, hyperbole and absurdity. The article investigates the system of Buida's characters: it is derived from the nature of space, and each character embodies his myth in a name that unfolds into a narrative in the separate stories of the cycles. We examine the use of narrative strategies in legends and anecdotes, reflecting the genre features of Buida's work: his works form a textual unity that goes beyond genre boundaries, uniting cycles of stories and novels. Such an unconventional polygenre cyclization constitutes a special mechanism of genre formation characteristic only of Buida.

Текст научной работы на тему «ПРИРОДА МИФА В ТВОРЧЕСТВЕ ЮРИЯ БУЙДЫ»

ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2021. №3(65)

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ. ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

DOI: 10.26907/2074-0239-2021-65-3-38-45 УДК 821.161.1

ПРИРОДА МИФА В ТВОРЧЕСТВЕ ЮРИЯ БУЙДЫ © Марина Абашева, Мария Куриленко

THE NATURE OF MYTH IN YURI BUIDA'S WORKS

Marina Abasheva, Mariia Kurilenko

The article studies the mythopoetics of Yuri Buida's prose. Its task is to identify the author's myth that structures the artistic world of the prose writer - it is based on archetypal structures and cultural mythology. We have revealed the reasons for commonality of Yuri Buida's fundamentally different texts: his cycle "The Jungle" (2010), the novels "The City of Executioners" (2003), "Blue Blood" (2011), etc. are based on the authorial mythology, on the motif of a harlot city, at the same time, on reinterpreting Hieronymus Bosch's family history and his paintings, which determines Bosch's aesthetic code in the writer's style, embodied in the techniques of the grotesque, hyperbole and absurdity. The article investigates the system of Buida's characters: it is derived from the nature of space, and each character embodies his myth in a name that unfolds into a narrative in the separate stories of the cycles. We examine the use of narrative strategies in legends and anecdotes, reflecting the genre features of Buida's work: his works form a textual unity that goes beyond genre boundaries, uniting cycles of stories and novels. Such an unconventional polygenre cyclization constitutes a special mechanism of genre formation characteristic only of Buida.

Keywords: contemporary Russian prose, author's myth, Yuri Buida, mythopoetics, cyclization.

Статья посвящена исследованию мифопоэтики прозы Юрия Буйды. Ее задачей становится выявление авторского мифа, структурирующего художественный мир прозаика: он опирается на ар-хетипические структуры и на культурную мифологию. Устанавливаются причины общности принципиально различных текстов Юрия Буйды: цикла «Жунгли» (2010), романов «Город палачей» (2003), «Синяя кровь» (2011) и др. Анализ показал: в их основе - один авторский метамиф, основанный на архаической мифологии, на мотивике города-блудницы, но одновременно и на переосмыслении семейной истории и живописи Иеронима Босха, что и задает эстетический код Босха в стиле писателя, воплотившийся в приемах гротеска, гиперболы, абсурда. Исследуется система персонажей Буйды: она производна от характера пространства, и каждый персонаж воплощает свой миф в имени, которое разворачивается в повествование в отдельных рассказах циклов. В работе рассматривается использование писателем нарративных стратегий сказания и анекдота, отражающее и жанровые особенности творчества Буйды: его произведения формируют текстовые единства, выходящие за пределы жанровых границ, объединяющие циклы рассказов и романы. Такая нетрадиционная полижанровая циклизация и составляет особый, характерный только для Буйды механизм жанрообразования, изучаемый в работе.

Ключевые слова: современная русская проза, авторский миф, Юрий Буйда, мифопоэтика, циклизация.

Изучение мифопоэтики - один из самых популярных аспектов интерпретации современной русской прозы. В литературе постмодерна, по мнению ряда исследователей, создается авторский миф, объединяющий черты архаического мифа и авторский нарратив [Бреева, Хабибулли-на], [Осьмухина, Марьюшкина].

Современные литературоведческие представления об авторском мифе в литературе, очевид-

но, соответствуют в целом бартовскому толкованию мифа как семиотической системы второго порядка, когда существующий миф используется как знак для создания новой мифологии: «...миф есть похищенное и возвращенное слово. Только возвращаемое слово оказывается не тем, которое было похищено, при возвращении его не помещают точно на прежнее место» [Барт, с. 91].

Нам представляется, что идея называть авторский миф жанром современной литературы постмодерна (см. напр.: [Пьянзина, с. 9-11]) требует уточнений. В такой интерпретации смешиваются разнопорядковые явления: миф как форма мышления, нарратив как форма повествования, жанр как способ освоения мира. Однако всякий раз оказываются перспективными исследования индивидуальных художественных миров, мифов отдельных авторов. На основе конкретных наблюдений складываются и обобщающие представления о стратегиях мифологизма в современной русской литературе. В целом исследователи, как правило, сходятся в том, что современный автор либо использует структур у мифа, либо с помощью мифологических реминисценций разного порядка с т и л и з у е т мифологическое мышление, окрашивающее и детерминирующее стиль текста. Так, И. Н. Зайнуллина отмечает: «Творение авторского мифа в современной отечественной прозе осуществляется, в основном, двумя способами: созданием мифологического / мифологизирующего образа; либо мифологического / мифологизирующего повествования» [Зайнуллина, с. 6].

При этом писатели могут использовать мифы архаические, традиционные, национальные, территориальные (геопоэтические), современную социальную мифологию и др.

Предметом анализа в настоящей работе становится авторская стратегия Юрия Буйды, чья мифопоэтика, с одной стороны, соответствует общему направлению современного авторского мифотворчества, а с другой - имеет собственные неповторимые черты. Последние, в частности, обусловливают особые жанровые формы текстов Буйды (назовем их мегациклы, поскольку они объединяют и романы, и циклы рассказов), которые еще не становились предметом внимания исследователей.

Современный прозаик, журналист, редактор, Юрий Буйда (род. 1954) в большую литературу вступил в 1991 году, после переезда в Москву из родного Калининграда, печатался в толстых журналах. Отдельными изданиями вышли почти двадцать романов и сборников, из которых больше десяти являются сборниками рассказов.

Мифологизм творчества Буйды не раз становился предметом внимания литературоведов. «Миф в понимании писателя - это особый тип мировосприятия, хронологически и по существу противостоящий историческому и естественнонаучному типам мышления» [Гаврилова, с. 44]. Активно изучаются мифологические цитаты, реминисценции, отсылки, аллюзии. Так, М. А. Бо-логова обратилась к греческому мифу о Пигма-

лионе и Галатее как источнику текстов Буйды («Скорее облако, чем птица» (2000), «Ермо» (1996), «Щина» (2000), «У кошки девять смертей» (2000)) [Бологова].

Поэтика мифологизма Буйды изучается прежде всего со стороны организации хронотопа. О. В. Сизых приходит к выводу о том, что «способом размышления автора о взаимодействии бытия, человека и среды» оказывается мифологическое пространство [Сизых, с. 50], и это создает авторский миф. Авторский миф для исследователя - «особый прием создания картины мира <.. .> с опорой на ранние мифологические тексты» [Там же]. С. А. Кочетова отмечает свойственное мифологическому «искривление течения времени» и нарушение «привычной для читателя очередности причины и следствия» [Кочетова, с. 67]. Особое место в исследовательском контексте занимает пространство города у Буйды. Город Буйды рассматривался как мифологический текст [Меркулова].

То есть изучается главным образом стилевая «поверхность» текстов Буйды и повествование, детерминированное архетипическими структурами мифа. Однако нам представляется, что существует не выявленный еще исследователями «мета-миф» Юрия Буйды, определяющий структуру, «скелет» его художественного мира и задающий нарративный механизм развертывания повествования.

Для анализа этого мифа обратимся к двум хронотопам - Города Палачей, описанного в одноименном романе, и города Чудова (с его окрестностями), описанию которого посвящены большинство текстов Буйды1. Оба города - города-блудницы (термин В. Н. Топорова). Топоров (вслед за И. Г. Франк-Каменецким) отождествляет образ города с женскими персонажем, что связано с архаичным образом Матери-Земли. Город-блудница - город, «который сам не блюдет своей крепости и целости, идет навстречу своему падению, ища кому бы отдаться и не спрашивая кто его берет. Этот город-блудница „открыт" на все четыре стороны» [Топоров, с. 128].

1 Приведем список «чудовских» циклов, выстроив их в хронологическом порядке: «Живем всего два раза» (1998), «Три рассказа» (2000), «У кошки девять смертей» (2000), «Город Палачей» (2003), «Книга левой руки» (2007), «Бедные дети» (2010), «Жунгли» (2010), «Врата Жунглей» (2011), «Синяя кровь» (2011), «Все проплывающие» (2011), «Бешеная собака любви» (2012), «Львы и Лилии» (2013), «Йолистое мое золото» (2013), «Послание госпоже моей Левой руке» (2014), «Женщина в желтом» (2015), «Покидая Аркадию» (2016).

Мифологема города-блудницы в текстах Буйды рассматривалась исследователями применительно к роману «Вор, шпион и убийца» (2012) [Колмакова] и поэме «Птичье дерево», входящей в состав сборника «Прусская невеста (1998) [Куделина]. Нам представляется, что мифологема проклятого места, города-блудницы, обретает в прозе Буйды особые черты и объединяет разные тексты, прошиваемые сквозными мотивами.

Город Палачей, Чудов - предмет нашего внимания - греховны в своем зарождении. Мотив блудницы антроморфизируется и конкретизируется: в подземельях этих городов в саркофаге лежит хранительница города, девушка-«блудница». Уже пейзажи Города Палачей призваны создать замкнутый хронотоп пространства опасного, даже ядовитого:

«<...> вялокипящие серые облака, вечно сочащиеся дождевой ртутью и изредка кровоточащие холодным солнечным светом, <...> корявых бурых стен и пузатых башен, сложенных из матерых речных валунов, это скопление домов, церквей и амбаров <...> сраставшихся, слипавшихся, перетекавших друг в друга и наконец превратившихся в одно угрюмое исполинское целое» [Буйда, 2003, № 2, с. 40].

Топоним «Город Палачей» после романа 2003 года с таким названием уже не появится в текстах автора. Однако в «Книге левой руки», «Бедных детях» появляется город Чудов2 и его окрестности: Жунгли, Кандаурово, Жукова гора и т. д. (примечательно смешение реальных и авторских топонимов). В обоих городах мы встречаем повторяющиеся топосы: стена, окружающая город, железнодорожный вокзал, памятник на площади, библиотека, подземелья, башня с часами, аптека, публичный дом «Африка», ресторан «Собака Павлова».

Помимо этого, история основания Города Палачей и Чудова оказывается схожей в романах «Город Палачей» и «Синяя кровь». Ее начало - в романе «Город Палачей», который стал точкой отсчета для чудовских текстов.

Первые люди, которые появились на чудовских землях, - это род Бохов или Босхов («Босх, Бош, Бох - произносится по-разному» [Буйда,

2 Любопытно отметить: исследователь С. А. Кочетова говорит, что прототип Чудова - Вышний Волочек [Кочетова, с. 68], в то время как Т. Прохорова отрицает это [Прохорова, с. 239]. Нам же представляется, что прототипом мог стать любой средневековый город, окруженный стеной, с центральной городской площадью, на которой расположились и башня с часами, и церковь, и аптека, и ресторан. Гораздо важнее генезис, корни этого, как выясняется, единого города.

2003, № 2, с. 26]. В именах основателей можно увидеть и указание на их божественное происхождение (боги), и указание на конкретное имя художника Иеронима Босха. Петром Иванович Бох рассказывает, что его «семья происходит из городка s Hertogenbosch, Den Bosch или, как называли его французы, Bois-Le-Duc - поблизости находились охотничьи угодья герцога Брабант-ского Анри Первого. Это родина живописца Ие-ронимуса ван Акена. Его еще называли Иерони-мусом Босхом» [Там же]. Родоначальником является палач (от этого и топоним - Город Палачей), «Ян Босх, сын Питера и внук Иеронима ван Акена», именно он осваивает, застраивает и «заселяет» чудовские земли. То есть все (за редким исключением) жители Чудова и его окрестностей -родственники Иеронимуса Босха, художника. Создавая своих героев-Босхов, автор дописывает биографию Босха, у которого, как известно, не было детей.

За счет того, что на основателях города, палачах, лежит смертный грех убийств, реализуется архаическая мифология проклятого города и города-блудницы. А причудливой связью с именем Босха образуется культурный код, детерминирующий и систему образов, и саму эстетику, и стилистику описания города: это босхианские гротески, изображение грехов. То есть мы имеем дело с авторским мифом, заимствованным в культуре и потом «досочиненным» писателем. И этот миф чреват продолжением: у Босха не было детей, но жители Города Палачей и есть в некотором смысле его дети, порождение его фантазий, продолженных автором романа.

Таким образом, фрагмент о начале истории города - экспликация авторского метода, писатель демонстрирует генезис собственного мета-мифа: он зиждется на древнем архетипе, но равным образом и на культурном коде, выбранным автором.

Подобная картина мира соответствует механизмам предшествовавшего литературе мифологического мышления, описанным в работах О. М. Фрейденберг. В центре мира - «вожак, тотем», «отец - покровитель, общий родоначальник племени». Далее отец, родоначальник, «бог родится сам и рождает» [Фрейденберг, с. 41]. Об особенности отца-родоначальника писал и Е. М. Мелетинский: «Предки-демиурги-культур-ные герои» находятся в центре мифологических повествований, такой герой «предперсонален, <...> он представлял родовой коллектив, а не индивидуальное сознание, так как личность в первобытном обществе не отделяла себя от рода» [Мелетинский, с. 33].

Но как же связаны средневековый Город Палачей (в одноименном романе) и подмосковный Чудов (в романе «Синяя кровь»)? И здесь снова имеет место метаописание генезиса авторского мифа. В романе «Город Палачей» Ян Босх встретил «московского шпиона», который рассказал о невероятно огромной стране и «предложил ему путешествие в будущее. И из кенигсбергского ноября 1570 года от рождества Христова бра-бантский3 палач с семьей в мгновенье ока - то есть спустя несколько дней - перенесся в московский ноябрь 7078 года от сотворения мира». «Палачу выпал белый квадрат к югу от Москвы. Места незнаемые» [Буйда, 2003, № 2, с. 27]. Тогда «Бох придумал землю, и реки, и леса, и людей, и зверей, и все-все-все», что однажды приснилось Яну. То есть, когда он приехал «в свои владения, он нашел там все, что придумал» [Там же, с. 28]. В этом проявляется божественная сущность Яна Босха и создается миф основания, то есть мы видим процесс появления Чудова и окрестностей. Сначала Буйда демонстрирует средневековый быт Босхов, а после этим кодом отмечена уже российская жизнь. При этом живописный код Босха будет прослеживаться во всем романе и в последующих текстах.

Родословная Босхов вышла за пределы «Города Палачей». В романе «Синяя кровь» Буйда расскажет ту же историю появления Босхов на чудовских землях, но творить город будет не Ян, а два брата-палача - Иаков и Ионн (эти два имени явно отсылают к двум братьям евангелистам). Устойчивые образы-архетипы легко принимают разные имена и обличья. В «Синей крови»: братья не выиграли земли, на которых построили город, а получили их в дар от Ивана Грозного. Во всех вариантах остается устойчивый миф-инвариант о том, что братья-Босхи - демиурги земель. При этом они включены в мировую историю: Великий Бох (кто именно из братьев, Иаков, Иоанн или Ян, неясно), например, строил Вавилонскую башню (правда, получился местный чудовский публичный дом под названием «Африка»).

Линия Босхов продолжается в цикле «Жунг-ли» (2010), изданном через семь лет после «Города Палачей» (заметим, что в состав сборника вошли рассказы разных лет, даже те, что были написаны до издания романа). Здесь продолжается линия сына Яна Босха (Великого Боха) - его зовут Штоп. При внимательном чтении текста обнаруживаем: все жители Жунглей являются

3 Брабант - провинция в Нидерландах, в состав которой входили вышеупомянутые Хертогенбос, родина И. Босха, и Тилбург.

близкими родственниками. То есть развитие мифа продолжается как развитие рода. В «Городе Палачей» все тоже были родственниками. Великий Бох говорит своей новой возлюбленной: «если ты забеременеешь и родишь ребенка, он будет пять тысяч сорок первым» [Буйда, 2003, № 3, с. 65]. Здесь автор напрямую говорит, что на чудовских землях проживает больше пяти тысяч правнуков Иеронима Босха.

Итак, в «Жунглях» Буйда кодирует именем, эстетикой Босха пространство Подмосковья конца 1990-х - начала 2000-х. При этом это узнаваемое постсоветское пространство:

«...тридцать пять километров от Чудова до Москвы казались огромным расстоянием, а сегодня Москва - вот она, на пороге, надвигается многоэтажными башнями, горит и клокочет в ночи, гудит машинами, источает соблазны.» [Буйда, 2010, с. 314].

На центральной площади Чудова еще стоит памятник Сталину, а вокзал украшен «красивым лозунгом над входом: „Железной дорогой идете, товарищи"» [Буйда, 2003, № 2, с. 12]. Лозунг явно пародийный; здесь фигурируют «останки» иного, советского мифа, который был подробно описан, например, Х. Гюнтером, выявлявшим изначально-архетипические символы советского мифа: космизация дореволюционного хаоса, появление истинных мифологических героев (Ленина и Сталина), создание ритуалов и др. [Гюн-тер]. Буйда описывает руины советского мифа постсоветского периода: ветшающий памятник Ленину (и фигурку Ленина в пасхальном яйце -киндерсюрпризе) [Буйда, 2010, с. 60]), памятник Пушкину, переделанный из памятника Сталину. Такие следы пантеона «советских богов» характерны и для других текстов постсоветских писателей: так, у Татьяны Толстой в «Кыси» (2005) герой из «прежних» тоже вытачивает «идола» -памятник Пушкину, незнакомого новым людям, родившимся после взрыва прежней цивилизации. Современные писатели изображают дискретное сознание персонажей, которым недоступна прежняя целостность и сила мифа.

Однако связь прежних богов и нынешних уже не героев в авторском мифе сохраняется. В мифе боги никогда не умирают, они всякий раз воскресают. Перерождение бога-Босха обнаруживаем в цикле «Врата Жунглей» (2011) в лице нового хозяина чудовских земель авторитета Кости Крейсера, хозяина Фабрики:

«Фабрика эта была Вавилоном, по улицам которого с утра до ночи сновали люди, грузовики, погрузчики, а после полуночи сюда стекались торговцы с Кандауровского рынка - для них здесь были устроены

гостиницы, банки, кафе, бани, бильярдные и бордели» [Буйда, 2011]).

Само упоминание Вавилона маркирует место как город греха. У Кости Крейсера в Чудове есть огромный черный пес - и Великого Боха в «Городе Палачей» охраняли черные псы:

«рычащие пасти, на все готовые сердца. Они так наловчились маскироваться, что многие обманывались, считая разговоры о Боховых псах легендой» [Буйда, 2003, №2, с. 49].

Очевидна здесь аллюзия на псов-охранников подземного мира, как Гарм, Цербер. Другая примета правителя-Боха в «Городе Палачей», как и в «Синей крови», - корабль. Великий Бох плавал в чудесные страны на своем огромном корабле, прибытие которого было большим праздником в Городе Палачей. У Кости Крейсера (здесь семантика корабля явлена в самом имени) в цикле «Врата Жунглей» есть золотой лимузин, увидев который жители понимают, кто перед ними. А каждый месяц он устраивает пышный пир для жителей чудовских земель в ресторане «Собака Павлова», где бывал еще главный из Босхов -Великий Бох.

Описанное мифологическое пространство мира-мифа Буйды детерминирует героев. Опираясь на работу О. М. Фрейденберг «Поэтика сюжета и жанра», миф можно рассматривать как генеалогическую смену поколений: это связано со сменой ролей в Сатурналиях, с образами «неподвижно сменяющейся жизни» [Фрейденберг, с. 84]. Как в мифах, в текстах Буйды можно обнаружить богов старших, младших и героев. Старшие - Бохи-основатели, младшие - их дети: Штоп, Ксавьерий, капитан Холупьев, Ханна. Множество детей Великого Боха и уже их дети обладают «босховскими» приметами (в первую очередь, это физиологические метаморфозы -наличие крыльев, например, у сына Штопа).

Город Палачей, таким образом, стал пространством, которое порождает другие топосы. Отнести тот или иной сборник, цикл или роман к «чудовским текстам» нам позволяют следующие признаки: единство места (Чудов, изначально это был Город Палачей, Жунгли, Кандаурово, Жукова гора, Новостройка, Больница); описываемое время (конец 1990-х - начало 2000-х с отсылками к XVI веку (время, когда был образован Город Палачей); одни и те же упоминаемые исторические события других веков (XVIII, XIX или XX): например, обнаружение в 1485 году в римской церкви Санта Мария Нуова саркофага с телом девушки, открытие модного ателье в 20-х

годах XIX века в Чудове, смерть Сталина и так далее; сквозные персонажи и сквозные мотивы.

Описанное устройство города-мира-мифа Буйды становится очевидным только при анализе глубинной структуры текста, детерминированной метатекстом автора-повествователя, поясняющего историю его литературного пространства - города палачей с босхианскими законами. На уровне же композиции и жанровой организации эта глубинная структура (нарратив сказания) порождает микронарративы слу-

4

чая, анекдота .

Едва ли не каждый из героев Буйды уже в самом имени своем содержит миф (в полном соответствии с идеей А. Ф. Лосева о том, что «миф есть в словах данная чудесная личностная история» [Лосев, с. 212].

Приведем перечень жителей Чудова в романе «Синяя кровь»:

«<...> в ресторане „Собака Павлова" собралось множество людей <...> доктор Жерех, аптекарь Си-верс, начальник милиции Пан Паратов, знахарка и колдунья Свинина Ивановна, тощая Скарлатина со своим Горибабой, <...> городской сумасшедший Шут Ньютон с собственным стулом, десятипудовая хозяйка ресторана Малина, горбатенькая почтальонка Баба Жа, Эсэсовка Дора, карлик Карл в счастливых ботинках, шальной старик Штоп, его стоквартирная дочь Камелия, ее муж Крокодил Гена, пьяница Люминий, глухонемая банщица Муму, Четверяго в своих чудовищных сапогах, семейство Черви — милиционеры, парикмахеры и скрипачи, директриса школы Цикута Львовна, прекрасная дурочка Лилая Фимочка и множество Однобрюховых...» [Буйда, 2011, с. 13-14].

Это парад реминисценций из разного рода мифов: литературных (Муму), культурных (Камелия, Цикута), и исторических (эсэсовка, Си-верс, Ньютон), современного маскульта (Крокодил Гена) и др. В сущности, цикл рассказов Буй-

4 Термин В. И. Тюпы. «Фундамент нарративной стратегии героического сказания - мифогенной истории о первособытии, о деяниях культурных героев, претворяемой литературой в жанр эпопеи, - а также фольклорной сказки. Здесь персонажи являются <...> „акторами", исполнителями действий, они совершают то единственное, для чего они предназначены согласно их сюжетной функции (в сказке) или судьбе (в мифологическом предании). <...> Герой анекдота и новеллы предстает частной человеческой индивидуальностью - субъектом самопроявлений в провокативно беспрецедентных обстоятельствах»; «<...> рассказ концентрируется обычно вокруг одной-двух точек бифуркации, в которых обнаруживается, с одной стороны, непредопределенность жизненного пути, а с другой — его внутренняя неслучайность» [Тюпа, с. 21-22].

ды «Жунгли» можно рассматривать как разворачивание каждого из этих имен в историю, сюжет. Нередко жители сами дают новые имена другим. Например, Штоп называл свою жену «Жозефиной, хотя по документам она была Зинаидой, а если сердился на дочь Камелию, то ругал ее Вир-савией» [Там же, с. 65]. За мифом открывается другой миф: если жена - Жозефина, то Штоп оказывается Наполеоном, а имя Вирсавии актуализирует мотив соблазна, вины и греха. В этой связи нельзя не вспомнить лосевское определение мифа как имени, что развернуто «в направлении смысла и идеи, имя, данное как созерцаемая, изваянная смысловая картина сущности и ее судеб в инобытии» [Лосев, с. 232]. При этом герои принадлежат и пространству здешнего, про-фанного мира. Примечательно, что имя-прозвище сына Боха - Штоп - принципиально ничтожно. Герой, застигнутый, как чеховский злоумышленник, за поджогом склада пиломатериалов, на суде не может ответить на вопрос, зачем ему похищенное, повторяя «чтоб, чтоб, чтоб.». Это имя, рожденное из служебной части речи (в устном ее изводе), - демонстрация бесцельности существования в современном профанном мире.

Текст Буйды разрастается по мере прираста-ния персонажами. «Чудовские тексты» - сложно устроенный гипертекст, ризоматически разрастающийся цикл (см. подр.: [Абашева, Курилен-ко]). Каждый отдельный рассказ незримыми нитями связан с «матрицей» основного мифа Буй-ды, который, как мы убедились, задает потенциальную возможность прирастания текста с помощью как минимум трех главных факторов. Во-первых, это заданная архаической структурой мифа родовая основа, мотивирующая и этиологический характер мифа об основании города, -эта «история творения» повторяется и варьируется в разных текстах. Во-вторых, род, идущий от отцов-основателей, множится в богах и героях, истории которых собираются в циклы. В-третьих, культурная мифология, использованная автором (Босх как основатель рода), задает общий эстетический, да и этический код изображения буйдовских героев: средневековая жестокость, абсурдность их поступков, причудливая фантасмагоричность образов порождает все новые причудливые вариации.

Потому-то для Буйды так характерно обращение к циклу рассказов. Жанр цикла органично подходит для описания целостной картины мира, пишет Е. М. Мелетинский: «Отдельная новелла не может охватить модель всего мира. Модель мира оформляется в цикле или в сборнике новелл, часто известным образом обрамленном.

При этом обрамление может и контрастировать с главным действием новеллы» [Мелетинский, с. 105]. Чтобы описать мир, недостаточно одного текста, и, чтобы описать мир достаточно целостно, следует собрать множество текстов в единое повествование. В этом - главная особенность цикла. Роман же предполагает линейное развертывание, судьбу героя, и поэтому в романах Буй-ды («Синяя кровь», «Борис и Глеб» (1997), «Ста-лен» (2017)) оказывается необходимым еще и иное структурирующее основание: биография реальной актрисы Валентины Караваевой в романе «Синяя кровь», детективная история (расследование убийства в том же романе). Однако каждый из романов Буйды оказывается в поле притяжения традиционных для писателя мифологических пространств: в частности, романы «Город Палачей» и «Синяя кровь» тяготеют к «чудовским циклам». Роман оказывается единицей, фрагментом в более крупном контексте своеобразных «текстовых кластеров» Юрия Буй-ды, которые цементируются его основным авторским мифом.

Список литературы

Абашева М. П., Куриленко М. В. Поэтика циклизации в прозе Юрия Буйды // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология, 2020. 12 (2). С. 72-80.

Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика: пер. с фр. / сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. 616 с.

Бреева Т. Н., Хабибуллина Л. Ф. Национальный миф в русской и английской литературе. Казань: РИЦ «Школа», 2009. 612 с.

Буйда Ю. В. Жунгли. М.: Эксмо, 2010. 380, [3] с.

Буйда Ю. Врата Жунглей // Октябрь. 2011. № 9. URL: http://magazines.russ.ru/october/2011/9/bu2.html (дата обращения: 15.01.2021).

Буйда Ю. В. Синяя кровь. М.: Эксмо, 2011. 286, [2] с.

Буйда Ю. Город Палачей // Знамя. 2003. № 2. С . 11-75. № 3. С. 21-80.

Гаврилова М. В. Имя собственное, миф, ритуал (на материале сборника рассказов Ю. Буйды «Прусская невеста») // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Серия: Филология, педагогика, психология. 2008. № 8. С. 44-49.

Гюнтер X. Архетипы советской культуры // Соц-реалистический канон. СПб.: Академический проект, 2000. С. 749.

Зайнуллина И. Н. Миф в русской прозе конца XX - начала XXI веков: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Казань, 2004. 21 с.

Колмакова О. А. Христианский дискурс в романе Ю. Буйды «Вор, шпион и убийца». Вестник Кемеровского государственного университета. 2017. №. 1 (69). С. 164-168.

Кочетова С. А. Роман Юрия Буйды «Синяя кровь»: проблематика и поэтика // Филологические исследования: сб. науч. работ / редкол.: В. В. Федоров (отв. ред.) и др. Киев: Издательский дом Дмитрия Бу-раго, 2015. Вып. 14. С. 66-78.

Куделина А. С. Поэма «Птичье дерево» Ю. Буйды из сборника «Прусская невеста» как пример постмодернистского текста // Филология и литературоведение. 2013. № 11. URL: https://philology.snauka.ru/2013/ 11/609 (дата обращения: 13.04.2021).

Лосев А. Ф. Миф. Число. Сущность. М.: Мысль, 1994. 919 с.

Мелетинский Б. М. Поэтика мифа. 3-е изд., репринтное. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. 407 с.

Меркулова А. С. Миф о городе в современной русской прозе: романы Д. Липскерова «Сорок лет Чан-чжоэ» и Ю. Буйды «Город Палачей»: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2006. 28 с.

Осьмухина О., Марьюшкина А. Интертекстуальное поле романа В. Пелевина «Т» // Филология и культура. Philology and culture. 2021. № 1 (63). С. 195201.

Прохорова Т. Г. Образ провинциального города в прозе Ю. Буйды // Социокультурная среда российской провинции в прошлом и настоящем: Сб. научных статей. Елабуга: Изд-во Елабужского института КФУ, 2015. С. 239-242.

Пьянзина В. А. Авторский миф как жанр современной литературы // Universum: филология и искусствоведение. № 9 (43). 2017. С. 9-11.

Сизых О. В. Принципы мифологизации московского пространства в рассказе Ю. В. Буйды «Отчет Анны Бодо» // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. 2015. № 1. С. 50-54.

Топоров В. Н. Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте // Исследования по структуре текста. М., 1987. С. 121-132.

Тюпа В. И. Жанровая природа нарративных стратегий // Филологический класс. № 2 (52). 2018. С. 1924.

Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. 2-е изд., испр. и доп. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1998. 800 с.

References

Abasheva, M. P., Kurilenko, M. V. (2020). Poetika tsiklizatsii v proze Iuriia Buidy. [The Poetics of Cycliza-tion in the Prose of Yuri Buida]. Perm', Vestnik Perm-skogo universiteta. Rossiiskaia i zarubezhnaia filologiia. No. 12 (2), pp. 72-80. (In Russian)

Bart, R. (1989). Izbrannye raboty: Semiotika: Poetika. [Selected Works: Semiotics: Poetics]. 616 p. Moscow, Progress. (In Russian)

Breeva, T. N., Habibullina, L. F. (2009). Natsion-al'nyi mif v russkoi i angliyskoi literature [National Myth in Russian and English Literature]. 612 p. Kazan', RITs "Shkola". (In Russian)

Buida, Y. V. (2010). Zhungli [Zhungli]. 380, [3] p. Moscow, Eksmo. (In Russian)

Buida, Y. (2011). Vrata Zhunglei. [Zhungli's Gate]. Moscow, Oktiabr'. URL: http://magazines.russ.ru/ octo-ber/2011/9/bu2.html (accessed: 15.01.2021). (In Russian) Buida, Y. (2003). Gorod Palachei. [The City of Executioners]. No. 2, pp. 11-75. No. 3, pp. 21-80. Moscow, Znamia. (In Russian)

Buida, Y.V. (2011). Siniaia krov'. [Blue Blood]. 286, [2] p. Moscow, Eksmo. (In Russian)

Freidenberg, O. M. (1998). Mif i literatura drevnosti. [Ancient Literature and Myth]. 800 p. Moscow, Vostoch-naia literature, RAN. (In Russian)

Gavrilova, M. V. (2008). Imia sobstvennoe, mif, ritual (na materiale sbornika rasskazov Iu. Buidy "Prusskaia nevesta ") [A Proper Name, Myth, and Ritual (based on the collection of stories "The Prussian Bride" by Yu. Buida)]. Kaliningrad, Vestnik Baltiiskogo feder-al'nogo universiteta im. I. Kanta. Seriia: Filologiia, peda-gogika, psikhologiia. No. 8, pp. 44-49. (In Russian)

Giunter, X. (2000). Arkhetipy sovetskoi kul'tury. Sots-realisticheskii kanon. [Archetypes of Soviet Culture]. P. 749. St. Petersburg, Akademicheskii proekt. (In Russian)

Kolmakova, O. A. (2017). Khristianskii diskurs v romane lu. Buidy "Vor, shpion i ubiitsa". [Christian Discourse in the Novel "A Thief, a Spy and a Murderer" by Yu. Buida]. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta. No. 1 (69), pp. 164-168. (In Russian)

Kochetova, S. A. (2015). Roman Iuriia Buidy "Siniaia krov'": problematika i poetika [Yuri Buida's Novel "Blue Blood": Problems and Poetics]. Pp. 66-78. Kiev, Izdatel'skii dom Dmitriia Burago, Filologicheskie issledovaniia. (In Russian)

Kudelina, A. S. (2013). Poema "Ptich'e derevo" Iu. Buidy iz sbornika "Prusskaia nevesta" kak primer post-modernistskogo teksta. [The Poem "A Bird Tree" by Yu. Buida from the collection "The Prussian Bride" as an Example of a Postmodern Text]. Khabarovsk. Filologiia i literaturovedenie. No. 11. URL:

https://philology.snauka.ru/2013Z11/609 (accessed:

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

13.04.2021). (In Russian)

Losev, A. F. (1994). Mif. Chislo. Sushchnost'. [Myth. Number. Essence]. 919 p. Moscow, Mysl'. (In Russian)

Meletinskii, B. M. (2000). Poetika mifa. [The Poetics of Myth]. 3-e izd., reprintnoe. 407 p. Moscow, Vostoch-naia literatura. RAN. (In Russian)

Merkulova, A. S. (2006). Mif o gorode v sovremennoi russkoi proze: romany D. Lipskerova "Sorok let Chanch-zhoe' i Iu. Buidy "Gorod Palachei". [The Myth of the City in Modern Russian Prose: Novels by D. Lipskerov "Forty Years of Changjoe" and Yu. Buida "The City of Executioners"]. 28 p. Moscow, Mosk. gos. un-t im. M. V. Lomonosova. Filol. fak. (In Russian)

Os'mukhina, O., Mar'iushkina, A. (2021). Intertekstu-al'noe pole romana V. Pelevina "T". [Intertextual Field of V. Pelevin's Novel "T"]. Kazan', Filologiia i kul'tura. Philology and Culture. No. 1(63), pp. 195-201. (In Russian)

Prokhorova, T. G. (2015). Obraz provintsial'nogo goroda v proze Iu. Buidy. [The Image of a Provincial City in the Prose of Yu. Buida]. Pp. 239-242. Elabuga, KFU. (In Russian)

P'ianzina, V. A. (2017). Avtorskii mif kak zhanr sovremennoi literatury. [The Author's Myth as a Genre of

Modern Literature]. Moscow, Universum: filologiia i iskusstvovedenie. No. 9 (43), pp. 9-11. (In Russian)

Sizykh, O. V. (2015). Printsipy mifologizatsii mosk-ovskogo prostranstva v rasskaze Iu. V. Buidy "Otchet Anny Bodo ". [The Principles of Mythologizing Moscow Space in the Story "The Report of Anna Bodo" by Yu. V. Buida]. Voronezh, Vestnik Voronezhskogo gosudarstven-nogo universiteta. No. 1, pp. 50-54. (In Russian)

Toporov, V. N. (1987). Tekst goroda-devy i goroda-bludnitsy v mifologicheskom aspekte [The Text of the Virgin-City and the Harlot-City in a Mythological As-

Абашева Марина Петровна,

доктор филологических наук, профессор,

Пермский государственный национальный

исследовательский университет,

Пермский государственный гуманитарно-

педагогический университет,

614068, Россия, Пермь,

Букирева, 15.

m.abasheva@gmail.com

Куриленко Мария Викторовна,

аспирант,

Пермский государственный национальный

исследовательский университет,

Пермский государственный гуманитарно-

педагогический университет,

614068, Россия, Пермь,

Букирева, 15.

mashatext@yandex. ги

pect]. Issledovaniia po strukture teksta. Pp. 121-132. Moscow, Nauka. (In Russian)

Tiupa, V. I. (2018). Zhanrovaia priroda narrativnykh strategii. [The Genre Nature of Narrative Strategies]. Moscow, Filologicheskii klass. No. 2 (52), pp. 19-24. (In Russian)

Zainullina, I. N. (2004). Mif v russkoi proze kontsa XX - nachala XXI vekov. [Myth in Russian Prose of the late 20th -early 21st Centuries]. 21 p. Kazan', Kazan. gos. un-t. (In Russian)

The article was submitted on 07.09.2021 Поступила в редакцию 07.09.2021

Abasheva Marina Petrovna,

Doctor of Philology, Professor,

Perm State Research University,

Perm State Humanitarian Pedagogical

University,

15 Bukireva Str.,

Perm, 614068, Russian Federation. m.abasheva@gmail.com

Kurilenko Mariia Victorovna,

graduate student,

Perm State Research University,

Perm State Humanitarian Pedagogical

University,

15 Bukireva Str.,

Perm, 614068, Russian Federation. mashatext@yandex.ru

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.