CC BY
23
ПРИРОДА И МЕХАНИЗМЫ ПРОЯВЛЕНИЯ ДЕСТРУКТИВНЫХ ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНЫХ ИНТЕРЕСОВ
А.В. КУЗЬМИНА,
кандидат философских наук, депутат Государственной Думы ФС РФ 12.00.01 — теория и история права и государства; история учений о праве и государстве
aguzilova @mail. ru
Аннотация. Обоснованы авторские положения об актуальности исследования проблематики правовой деструктивности с разных научно-мировоззренческих позиций, что является необходимым этапом для последующих конструктивных дискуссий, направленных на достижение приемлемого консенсуса правоведов, представителей других социально-гуманитарных наук по поводу развития, обновления теории деструктивности в правовом поле, ее детерминант, природы, сущности, механизмов проявления.
Ключевые слова: правовая деструктивность, консенсус правоведов, аксиологическое поле, сущность права, правовой интерес.
THE NATURE AND MECHANISMS OF DISPLAY OF THE DESTRUCTIVE INTERESTS IN RIGHT APPLICATION
A.V. KUZMINA,
the candidate of philosophical sciences, the deputy of the State Duma
The summary. Author's positions about an urgency of research of a problem of legal destructiveness with different scientifically-world outlooks are proved that is a necessary stage for the subsequent constructive discussions directed on achievement of a comprehensible consensus of jurists, representatives of others socially-humanities concerning development, updating the destructive theory in a legal field, its determinants, the nature, essence, display mechanisms.
Key words: legal destructiveness, a consensus of jurists, axiological field, essence of the right, legal interest.
Любые типы, модели поведения субъекта в правовом поле детерминированы множеством объективных условий и субъективных факторов. Но признание подобной аксиоматичности не влияет на перманентность дискуссий по поводу приоритетного структурирования объективных и субъективных ресурсов, обусловливающих конструктивное или деструктивное самовыражение субъекта в праве. Одни исследователи отдают предпочтение роли объективных, другие — субъективных детерминант. Одни полагают, что поведенческая юридическая деструктивность обусловливается прежде всего социальными условиями, другие обосновывают тезисы о генетических доминантах природы и проявления поведенческого противоправного деструктивизма.
Нельзя оставить без внимания позиции исследователей, которые скептически относятся к самой идее поиска неких устойчивых закономерных тенденций в этом сегменте социально-правовой реальности, полагая, что в анализе юридической деструктивности следует исходить из конкретных уникальных случаев, каждый из которых обусловлен собственным, не типичным набором объективных и субъективных, генетических и социальных детерминант. Точка зрения рациональная и актуальная. Но следует иметь в виду, что
если мы сосредоточиваемся на случаях юридической деструктивности и на уникальности условий и факторов, предопределяющих каждый из этих случаев, то должны понимать, что это дорога в сторону от науки, ибо наука, в том числе юридическая, исследует прежде всего законы, закономерности, типичные тенденции.
В исследовании юридической деструктивности мы исходим из доминирующей роли интересов субъектов в воспроизводстве ее разных моделей — от полного игнорирования правовых принципов и норм до профессионального, творческого, глубоко осознанного злоупотребления правом в его естественно широком и позитивно узком понимании.
Многие годы и даже десятилетия исследовательские ресурсы анализа правовой деструктивности были сосредоточены, главным образом, в сфере уголовного правоведения и обеспечивающих его прикладных дисциплин специального психологического цикла. Плюсы подобной специализации очевидны, но, вероятно, нам следует замечать и некоторые издержки подобного специализированного смотрения на мир правовой деструктивности. Правовая, в том числе правоприменительная, деструктивность не умещается в предметном поле дисциплин уголовно-криминалистического профиля.
В исследовании правоприменительной деструк-тивности целесообразно выделять прикладные объектно-предметные уровни, научную рефлексию проблем в теоретическом горизонте среднего и предельно высокого уровня, ибо феномен правовой деструктив-ности своим детерминационным основанием выходит за собственно юридическое поле, формируясь под непосредственным и опосредованным, явным и менее явным воздействием ментальных, социоисто-рических, актуально экономических, властно-политических, духовно-идеологических и иных объективных условий и факторов.
Правовая деструктивность есть феномен и социальной реальности, и индивидуального жизненного мира, и собственно характеристика юридических актуальных отношений, и, одновременно, феномен аксиологического поля, который, если следовать концепции Г. Риккерта, не является частью бытия1. Правовая деструктивность представляет собой диалектический синтез объективной бытийной факто-логичности и субъективного оценивания. И в этом смысле любая деструктивность как отклонение от актуальных жизненных стандартов объективно фак-тологична и одновременно является феноменом «отнесения к ценности».
Деструктивен не сам юридический поступок (убийство противника на войне, убийство в целях самообороны, убийство в целях ограбления, обнародование сведений-фактов при судебном разбирательстве, разглашение секретных сведений должностным лицом, анонимный донос и т.д.), а доминирующие модели его нравственного, правового, идеологического, политического и иного оценивания. Торговец зарубежной валютой в советское время приобретал статус преступника, в постсоветское время причислен к «лицу» актуальных бизнесменов. И подобных примеров можно привести множество.
Понимание деструктивности, в том числе правовой, как синтеза бытийного и аксиологического феномена усложняет процесс ее научной рефлексии и одновременно расширяет возможности для ее более системного, адекватного исследования. Прежде чем перейти к рассмотрению проблематики деструктивных интересов в системе мотиваторов правоприменительного поведения, тех или иных субъектов юридического бытия, необходимо в условиях теоретико-категориального плюрализма обозначить исходные научно-мировоззренческие позиции, образующие определенный контекст реализации поставленной исследовательской задачи.
Среди многочисленных определений права предпочтение отдается положениям, авторы которых понимают право как целостную открытую систему, осуществляющую обмен «энергетическим» капиталом с окружающей средой, отличающуюся размытостью своего периферийного пространства и доминантами регулятивных функций, осуществляемых в правовом
поле заинтересованными субъектами с использованием легитимных юридических ресурсов и методов.
Право как регулятивное бытие социума — естественно по своей генетической природе и позитивно по пространственно-временным критериям как бытие и ценность — здесь.
Выявление диалектических синтетических признаков естественности и позитивности права расширяет объектно-предметное поле генезиса и воспроизводства правоприменительных интересов, в том числе их деструктивных видов.
Личность обладает правом априори. Государство не «дарит» право, а лишь упорядочивает, рационализирует правовые отношения, в том и отношения правоприменителей.
Термину «правоприменение» следует придавать широкое значение, которое отражает класс явлений, процессов, отношений, связанных с реализацией легитимных правовых норм, включая принципы права, и юридическую идеологию властвующих субъектов. Правоприменитель отличается от правообладателя активной гражданской правовой жизненной позицией, так же как и активный использователь частной собственности отличается от пассивного обладателя собственности.
Право живет через применение, реализацию в правовом духе и правоприменительной практике. Но подобное понимание феномена правоприменения не исключает и его дробную классификацию, сложившуюся в рамках доминант юридического позитивизма и регулятивной юридической специализации, когда активно используются понятия «реализация права», «правопользование», «правообладание», «правоприменение» и т.д.
Правоприменительные интересы рассматриваются как естественные феномены правосознания, феномены, представленные в системе правовых интересов, выступающих ведущими условиями и факторами целенаправленного правового поведения, как конструктивного, так и деструктивного.
Правоприменительный интерес субъекта — это и осознанная необходимость, и юридическая ценность желание одновременно овладеть юридическим благом, правовым капиталом2.
Конструктивность правоприменительных интересов определяется мерой социальных, корпоративных, личных благ, к которым стремится субъект интересов, используя при этом свои юридические ресурсы — юридическую компетентность, юридическую культуру. Эта мера может варьировать от абсолютного доминирования социальных благ как предмета правоприменительных интересов, по сути, это модель правоприменительного альтруизма, до мотивированного правового утилитаризма, когда правоприменительные интересы сконцентрированы вокруг личных, корпоративных целей-ценностей, а социальные ценностные ориентиры выступают в статусе «фоно-
вого минимизированного капитала» как имиджевой ценности.
Деструктивность правоприменительных интересов есть мотивационный ресурс субъекта, сориентированный рациональным сознанием на использование права, юридических процедур и механизмов в корыстных целях, противоречащих принципам актуальной публичной морали. Реализация деструктивных правоприменительных интересов может быть квалифицирована и как моральный проступок, и как злоупотребление правом. По сути, это два класса, две модели осуществления деструктивных правоприменительных интересов.
Предметом научных дискуссий может и должна быть проблема соотношения правоприменительных интересов личности и осознанного, рационального уголовно наказуемого поведения, в том числе рецидивного. Какое место занимают правоприменительные интересы в системе мотиваторов явно преступного поведения? Это тема для разноплановых размышлений, выходящих за пределы настоящей публикации. Вероятно, рациональный потенциальный преступник мотивирован не интересами по поводу применения права, которые у него отсутствуют, или находятся в эмбриональном состоянии, а другими внутренними потенциями и внешними, контекстными факторами, прежде всего агрессивностью, жадностью и другими генетически-социальными пороками.
Носителя правоприменительных деструктивных интересов, вероятно, следует отнести к классу более адаптированных к формальному праву людей, более подготовленных к корыстному использованию норм актуального права, с меньшими уголовно наказуемыми последствиями, чем потенциальный и реальный преступник.
Интеллектуальные дискуссии с экспертами, социологические исследования послужили основой для построения модельного ряда деструктивных правоприменительных интересов:
® минимизации нормативными правовыми средствами профессионально-должностных обязанностей типичных правоприменителей, представляющих государственные органы и структуры; ® получения личной выгоды правомерными средствами; ® получения личной выгоды неправомерными средствами;
® диффузии юридической профессиональной ответственности;
юридического обеспечения коррупционного поведения должностных лиц;
® обеспечения дисбаланса юридических прав и обязанностей;
хаотизации, бюрократизации юридических отношений;
правовой защиты незаконно приобретенных материальных и нематериальных ценностей;
формирования правового скептицизма, юридической пассивности правопользователей, их юридической некомпетентности;
некачественной юридической конкуренции и срежиссированной состязательности сторон в суде.
Среди персонифицированных субъектов деструктивных правоприменительных интересов с некоторой долей условности можно выделить три группы. Первую группу образуют лица, занимающие по поручению государства, других носителей властно-управленческих полномочий легитимной профессиональной правоприменительной деятельностью. Это прежде всего работники суда, прокуратуры, правоохранительных, контрольно-надзорных и иных органов и структур, в том числе представляющих сферу внегосударствен-ных управленческо-регулятивных отношений.
Воспроизводство и реализация деструктивных правоприменительных интересов этой категорией субъектов права представляет в современных условиях наибольшую опасность и наиболее острую проблемность для российского социума, властной и правовой системы. Эта опасность и проблемность предопределяется прежде всего «качеством деструктивности», в том числе деструктивности правоприменительных интересов, которое позволяет носителям социально опасного феномена использовать юридический нормативизм, пробелы в праве в своих корыстных интересах.
Качество деструктивных интересов профессиональных легитимных правоприменителей, представляющих государство, обусловливает воспроизводство своеобразного элитарного слоя латентной российской преступности, массовых коррупционных действий.
Актуальны суждения известного отечественного правоведа, доктора юридических наук, профессора В.В. Лунеева о том, что «...система уголовной юстиции в основном нацелена на бедные, низшие, слабо адаптированные, алкоголизированные, деградированные и маргинальные слои населения, совершающие традиционные уголовные деяния... К уголовной ответственности привлекаются в основном те, кто совершил примитивное и очевидное деяние; кто не смог «замести следы»; кто не способен квалифицированно самозащищаться (кто не умеет врать); кто не прикрыт депутатской и иной должностной неприкосновенностью; у кого нет защиты наверху, кто плохо понимает презумпцию невиновности; ...кто не может внести залог и выйти на свободу до суда для «заметания следов»; кто не может сфабриковать или добыть необходимый компромат на своих преследователей; кто не может просто откупиться от них... Такая практика серьезно подрывает конституционный принцип «все равны перед законом и судом» и является особо криминогенным обстоятельством»3.
Социально значимая опасность массового воспроизводства деструктивных правоприменительных интересов должностных лиц государства определяется не только качеством деструктивности данных феноменов сознания, но и глубиной их укорененности в ментально-психическом внутреннем мире субъекта, рациональностью их осознания, профессиона-
лизмом в реализации в личных антиобщественных, аморальных, а подчас в противоправных целях. Подобная деструктивность профессионала и его правоприменительных интересов обусловливает формирование своеобразного латентного ядра коррупционности применителей права, не доступного во многих случаях для соответствующей научной рефлексии и юридического диагностирования, что усиливает актуальность поиска, разработки к применению более «умных» методик, технологии выявления деструктивной составляющей правоприменительных интересов людей, профессионально занимающихся регулированием юридических отношений. На этом уровне вряд ли стоит рассчитывать лишь на административные регламентации и даже на диагностические возможности многочисленных «детекторов лжи» и социологических исследований.
Вторую группу субъектов деструктивных правоприменительных интересов образуют активные пользователи легитимными юридическими нормами в сфере частного права без непосредственного участия профессиональных правоприменителей, представляющих государство. Это прежде всего интересы, направленные на злоупотребление доверием, честностью, благородством другой стороны гражданско-правовых отношений, а нередко злоупотребление юридической некомпетентностью партнеров в сфере норм гражданского права, обычаев делового оборота, применения норм гражданского законодательства по аналогии. Все это образует объектно-предметное поле деструктивных правоприменительных интересов субъектов данного класса.
Согласно ст. 10. ГК не допускаются действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с намерением причинить вред другому лицу, а также злоупотребление правом в иных формах. Осознанное намерение причинить вред другому лицу посредством разных форм злоупотребления правом в концентрированном виде отражает сущность деструктивных правоприменительных интересов и механизм их реализации в пространстве правовых гражданских отношений.
Третью группу субъектов деструктивных правоприменительных интересов образуют носители международного права, действующие в системе национально-государственных юридических отношений. Эти деструктивные интересы выражают желания, намерения зарубежных физических, юридических лиц, представляющих бизнес-структуры, международные и иные органы, организации, получать те или иные блага посредством разных способов злоупотребления национальным легитимным правом, в том числе через несоблюдение принципов, норм международного мягкого права, изложенных в соответствующих резолюциях, рекомендациях ООН, МОТ, других международных легитимных, авторитетных организациях.
Деструктивный характер подобных интересов наглядно проявляется в деятельности на территории
России международных, зарубежных частных корпораций в сфере оплаты труда, обеспечения его качественных, безопасных условий, гарантий занятости, экологических стандартов.
Доминирование интересов зарубежных хозяйствующих субъектов (работодателей) над интересами работников соответствующих территориальных образований, где расположены те или иные международные зарубежные предприятия, фирмы, над государственными интересами нередко провоцирует социальные, юридические конфликты и судебные разбирательства.
Поле воспроизводства деструктивных правоприменительных интересов в российском социуме огромно и имеет тенденцию к качественным и количественным изменениям.
Среди факторов, способствующих генезису и воспроизводству потенциала деструктивности на уровне правовых потребностей и интересов, следует выделить следующие:
# предельно низкий уровень общей, нравственной и правовой культуры, десинхронизация профессионально-утилитарной компетентности активных правоприменителей и культурности, дефицит профессиональной чести, честности, достоинства, совести. Как отмечает В.В. Лунеев, «свою выгоду преступники от власти и бизнеса (активные правоприменители. — А. К.) умеют находить всюду: в революции и контрреволюции, в войне и мире, в экономических успехах и банкротствах, в человеческих трагедиях и гуманитарной помощи. Будучи составной частью государства, они оказались проворнее, профессиональнее, умнее, богаче и защищеннее его»4;
# рост некачественной жизненной конкуренции за обладание экономическими, материальными, властно-политическими, информационными ресурсами, в которой активно используется потенциал злоупотребления властью, должностью, правом;
# неразвитость инфраструктуры диагностирования, мониторинга, профилактики правовой правоприменительной деструктивности,
Слабая мотивация руководителей соответствующих государственных структур, институтов гражданского общества, индивидуальных субъектов права на активное противодействие проявлениям коррупции, другим деструкциям правового бытия. В каждом конкретном случае потенции деструктивных юридических интересов, направленных на «эксплуатацию» права в корыстных интересах субъекта, проявляются по-разному. Но есть алгоритм, формирующий универсальный механизм их реализации, включающий следующие функционально-процессуальные компоненты (стадии):
# стадия осознания рационально-утилитарной полезности и применимости интересов данного класса;
# стадия определения объектно-предметного поля в качестве своеобразного полигона для реализации своих деструктивных юридических интересов;
стадия «полевого» правоприменительного эксперимента, связанного с реализацией деструктивных правоприменительных интересов; ® стадия оценивания соотношения юридического, должностного, социального риска и полученных результатов;
технологизация экспериментальной деятельности данной направленности, ее интенсификация, расширение масштабов;
формирование защитных механизмов, своеобразной «крыши», повышающей степень надежности функционирования субъекта в данном сегменте социальной, правовой реальности.
Своеобразной копией универсального механизма реализации деструктивных правоприменительных интересов, применяемого в современной России, являются коррупционные схемы злоупотребления правом и служебным положением, юридическому
противодействию которым посвящен Федеральный закон «О противодействии коррупции».
Мотивационное ядро коррупционного поведения образуют не только корыстные материально-экономические интересы базисного уровня, но и деструктивные правоприменительные интересы как выражение на практике дефектов культуры и правосознания, дефектов личности.
1 Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре : пер. с нем. М., 1998. С. 22.
2 Кузьмина А.В. Категория «интерес» в философии и праве. М.
3 Лунеев В.В. Преступность // Криминология : учебник / под ред. В.Н. Кудрявцева, В.Е. Эминова ; 4-е изд., перераб. и доп. М., 2010. С. 104—105.
4 Там же. С. 105.
УЧЕБНЫЙ КУРС
Правовые основы
реадмиссии
ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ РЕАДМИССИИ
Учеб. пособие для студентов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / С.А. Герасимов, Л.И. Белянская, С.А. Акимова; под ред. И.Н. Глебова, А.С. Прудникова. — М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2010. — 159 с. — (Учебный курс «Деятельность Федеральной миграционной службы»).
Рассмотрены вопросы реадмиссии (передачи одним государством и принятие другим граждан, чей въезд или проживание признаны незаконными в стране пребывания), отражены особенности конституционных международно-правовых норм, действующих в области реадмиссии для обеспечения безопасности, борьбы с преступностью, регулирования миграционных процессов. Для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальностям и направлениям юридического профиля, адъюнктов, курсантов и слушателей образовательных учреждений МВД.
ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ТРУДОВОЙ МИГРАЦИИ
Учеб. пособие для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / [С.А. Акимова и др.]; под ред. А.С. Прудникова. — М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2010. — 183 с. — (Учебный курс «Деятельность Федеральной миграционной службы»).
Рассматриваются сущность, содержание и социально-политические предпосылки международно-правового регулирования трудовой миграции. Анализируется состояние международно-правового регулирования трудовой миграции в странах СНГ. Показаны статус трудящихся-мигрантов и его закрепление в нормах международного права.
Для курсантов, слушателей, аспирантов (адъюнктов) и преподавателей юридических вузов МВД России, практических работников правоохранительных органов.
УЧЕБНЫЙКУРС
Правовое регулирование
трудовой миграции
л
