CC BY
78Рауф КАРАГЕЗОВ
Кандидат психологических наук, ведущий научный сотрудник Института стратегических исследований Кавказа
(Баку, Азербайджан).
«ПРИНУЖДЕНИЕ ГРУЗИИ К МИРУ»1, ИЛИ О ТОМ, КАК ВАЖНО В ПОЛИТИКЕ УЧИТЫВАТЬ ОСОБЕННОСТИ КОЛЛЕКТИВНОЙ ПАМЯТИ
Резюме
В статье рассматриваются некоторые причины, обусловившие высокую поддержку российской общественностью действий Кремля в военном конфликте с Гоузией в августе 2008 года. Столь высокая степень единодушия аудитории РФ во многом была вызвана тем, что интерпретация конфликта в выступлениях российских лидеров и его освещение в СМИ
страны отвечали некоторым глубинным установкам российской аудитории, отражающим особенности русской коллективной памяти и идентичности. В статье посредством анализа различных видов нарративов предпринимается попытка обоснования необходимости учитывать фактор коллективной памяти в политике и конфликтологии.
В в е д е н и е
Российско-грузинско-южноосетинский конфликт, разгоревшийся в начале августа 2008 года, в день открытия Олимпийских игр в Пекине, вызвал бурную и неоднозначную реакцию во всем мире. Отсутствие на первых порах достоверной информации, сопровождаемое отчаянной информационной войной между российскими и грузинскими СМИ, к тому же на фоне слабого знания западной общественностью истории и культуры региона, способствовали крайне широкому разбросу мнений и оценок в отношении того, что же произошло на самом деле в этом отдаленном горном районе.
Наибольшие разночтения происшедших событий наблюдались между западной и российской сторонами. Причем с плюрализмом мнений, высказываемых на Западе и в конечном счете поддержавших Грузию2, поразительно контрастировал высокий уровень единодушия в оценках и восприятиях конфликта, проявляемый российской общественно-
1 Под таким названием в официальных заявлениях РФ фигурируют военные действия, предпринятые Россией в Грузии с 8 по 12 августа 2008 года.
2 Более подробное обсуждение реакции мирового общественного мнения на вооруженный конфликт между Россией и Грузией можно найти, например, на сайте: [http://www.svobodanews.ru/Transcript/2008/08/ 14/20080814230808927.Мт1], 14 сентября 2008.
стью, поддержавшей действия Кремля. Об этом говорят многие наблюдатели и свидетельствуют недавние опросы россиян3.
Так, по данным ВЦИОМ, на вопрос «Кто виноват в конфликте?» превалируют две основные версии ответа: «правительство Грузии» и «правительство США». В свою очередь, 14% выступают за вывод российских войск из зоны конфликта, 7 2%—за то, что их нужно там оставить, игнорируя требования Грузии. Аргументы в пользу последнего решения таковы: «Это нужно для наведения порядка и соблюдения мира, кроме России некому защитить Южную Осетию, а вывод войск приведет к повторному нападению, хаосу и геноциду».
В свою очередь, согласно данным Левада центра4, на стороне Южной Осетии 71% респондентов, а Грузию поддержали лишь 2%; почти половина опрашиваемых (46%) считают, что Южная Осетия в конечном счете должна войти в состав России. При этом за независимость Южной Осетии высказались 34% опрошенных, лишь 4% считают, что она должна остаться в составе Грузии.
Конечно, уровень единодушия, проявленный российской общественностью, не следует сравнивать с советскими временами, когда жители СССР «единогласно» поддерживали любые решения партии и правительства. Однако не надо забывать, что в то время в руках властей был столь эффективный инструмент управления обществом и контроля над ним, как разветвленный партийно-административный аппарат, которого нет в современном российском обществе.
С учетом всего этого уровень единодушия российской общественности по ключевым аспектам конфликта, а главное, само содержание высказанных респондентами мнений и представлений о мотивации действующих в конфликте сторон представляются весьма знаменательными, в первую очередь в плане отношения к некоторым особенностям русской коллективной памяти и идентичности. Но прежде чем обратиться к анализу особенностей русской коллективной памяти, рассмотрим, в чем же исследователи видят причину столь высокого единодушия общественности РФ.
В чем причина российского единодушия в оценке российско-грузинско-южноосетинского конфликта?
Уже при первом взгляде на данные проведенных исследований невольно возникает вопрос: откуда такое единодушие в поддержке Южной Осетии и российских властей, действующих против Грузии? В этой связи, видимо не случайно, что, интерпретируя результаты опроса, известный российский социолог из Левада-Центра Б. Дубин констатирует: «идет процесс некоторой символической консолидации общественного мнения, но вокруг фигуры врага, вокруг угрозы»5.
О том, что российская политическая элита уже давно создавала образ врага в лице Грузии (в том числе посредством государственных СМИ), говорили многие наблюдате-ли6. В результате, как отмечает аналитик Левада-Центра Л. Седов, в последние годы, отвечая на вопрос: «Кого вы считаете противниками России?», первые места респонденты неизменно отводили Грузии7.
3 См., например, данные опроса россиян об их отношении к военному конфликту в Грузии, проведенного по горячим следам конфликта Левада-Центром и Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ) [http://www.svobodanews.ru/Transcript/2008/08/21/20080821125927110.html], 14 сентября 2008.
4 См. [URL: http://www.levada.ru/press/2008081202.html], 14 сентября 2008.
5 Из интервью Б. Дубина корреспонденту радио «Свобода» от 21 августа 2008 года [http://www. svobodanews.ru/Transcript/2008/08/21/20080821125927110.html], 14 сентября 2008.
6 Там же.
7 Из интервью Л. Седова корреспонденту радио «Свобода» от 17 августа 2008 года [http://www. svobodanews.ru/Transcript/2008/08/17/20080817140027850.html], 14 сентября 2008.
Не будем вдаваться в анализ причин, вызвавших проведение российским политическим истеблишментом подобной политики (это отдельная тема исследования), как и не будем оценивать степень соответствия высказываемых сторонами мнений фактологической или исторической реальности. В данном случае нас интересуют причины, способствовавшие столь высокой степени однозначности реакции со стороны российского общественного сознания в отношении такой, казалось бы, неоднозначной ситуации. На сей счет был высказан ряд мнений, и некоторые из них представляют для нас научный интерес.
В качестве одной из важных причин исследователи указывают на неспособность россиян критически относиться к информации, передаваемой российскими СМИ, подавляющее большинство которых, по признанию многих наблюдателей, заняты не столько передачей объективной информации, сколько пропагандой, призванной обслуживать центральные власти8.
Несомненно, роль СМИ очень велика в современном мире, в частности в нынешнем российском обществе. Большая его часть, как показали результаты исследования, изучавшего степень доверия к СМИ, получает информацию только по государственным телевизионным каналам9. Однако известно, что пропаганда бывает наиболее эффективной в двух случаях: либо когда она соответствует установкам аудитории, либо когда она увязывает новую идею с имеющимися у публики установками10.
В этой связи следует задать вопрос: почему российское общественное сознание оказалось столь некритично восприимчивым к информации, которую преподносили российские СМИ? Ведь, согласно тому же исследованию, россияне скептически относятся к свободе печати в своей стране — лишь 25% убеждены, что журналисты могут свободно освещать происходящие события11. К тому же хорошо известно, что еще с советских времен население выработало свои приемы «вычитывания информации между строк» и традиционно не доверяет властям. Исходя из этого, общий тезис о некритичности российской аудитории к информации СМИ страны как главной причине, вызвавшей единодушие в ее оценках и восприятиях, требует некоторого уточнения.
На наш взгляд, это целесообразно сделать следующим образом: общественное сознание РФ оказалось некритичным к информации, содержащей именно определенный тип описания или интерпретации российско-грузинско-южноосетинского конфликта, доминировавших в российских СМИ и в выступлениях политических лидеров страны. Определенные свойства русского сознания делают его особенно «уязвимым», подверженным некритичному восприятию определенного вида информации, которая содержит образы врага, внезапного нападения, страданий и героической победы над врагом. А это, в свою очередь, проистекает из особенностей русской коллективной памяти и идентичности, о которых речь пойдет дальше.
О некоторых особенностях русской коллективной памяти и идентичности
Само понятие коллективной памяти является довольно многозначным и неопределенным. В данном случае мы исходим из той версии о коллективной памяти, которую в
8 Из интервью Б. Дубина корреспонденту радио «Свобода».
9 Более подробное обсуждение результатов опроса «Trust in the Media», проведенного по заказу Биби-си, агентства Рейтер и американской организации «The Media Center», см.: [http://news.bbc.co.uk/hi/ russian/news/newsid_4967000/4967852.stm], 14 сентября 2008.
10 См.: Kinder D., Sears D. Public Opinion and Political Action. В кн.: Handbook of Social Psychology / Ed. by G. Lindzey, E. Aronson. Vol. 3. N.Y.: Random House, 1985. P. 659—741.
11 См.: [URL: http://news.bbc.co.uk/hi/russian/news/newsid_4967000/4967852.stm], 14 сентября 2008.
рамках социокультурного подхода развивает американский ученый Дж. Верч12. Согласно этому подходу различные исторические повествования — своего рода культурные «инструменты», способствующие коллективному запоминанию. В этом процессе важную роль играют определенные свойства исторических повествований, влияющих на формирование коллективной памяти той или иной этнонациональной группы. В качестве важного в этом плане свойства Дж. Верч выделяет то, что он называет «схематический повествовательный шаблон». Под этим автор понимает некие обобщенные схемы или модели, которые способны составлять основу для различных повествований, в том числе для интерпретации различных исторических событий. Эти модели или шаблоны могут быть разными в разных культурах. Согласно Верчу, для русской культуры характерен специфический схематический повествовательный шаблон, обозначаемый автором как «триумф над внешними (чуждыми) силами». Как пишет Дж. Верч, «этот повествовательный шаблон может осуществляться через использование ряда конкретных персонажей, событий, дат и обстоятельств, но при этом его основной сюжет остается сравнительно неизменным и содержит следующие пункты:
1) «начальная ситуация»... в которой русский народ живет в мирной обстановке, не представляя угрозы другим, прерывается:
2) возникновением трудностей или агрессии со стороны внешней силы или агента, что ведет:
3) к периоду кризиса и великих страданий, которые:
4) преодолеваются благодаря триумфальной победе над врагом, одержанной русским народом, действующим героически и в одиночку»13.
Шаблоны формируются как продукт взаимодействия ряда условий и обстоятельств: политических, религиозных, социокультурных, исторических, даже психологических. В создании, сохранении и воспроизведении этих шаблонов особую роль играют такие институты власти, как государство и церковь, контролирующие процесс исторического письма, производство и потребление исторических текстов14.
Со временем эти шаблоны (при их «внедрении» в массовое сознание через различные формы культурной и исторической социализации) могут вести к созданию некоторой конфигурации коллективного опыта, которую мы определили как паттерн коллективного опыта. Под паттерном понимаются устойчивые и структурированные восприятия и представления группы о своем прошлом, действиях и мотивации героев, а также действий чужих сил.
Одна из особенностей паттерна — его свойство связываться («срастаться») с другими сторонами коллективного опыта, а также, говоря словами А. Кребера и К. Клукхона, «эксплицироваться в поведении индивидов и групп»15. Именно способностью «срастаться» с разными сторонами коллективного опыта можно объяснить удивительное свойство повествовательного шаблона воспроизводиться в новых условиях и в новых поколениях, даже тех, кто избежал традиционных программ исторического инструктажа. Этим же можно объяснить устойчивость самих паттернов, составляющих неотъемлемый элемент групповой идентичности.
12 См.: Wertsch J.V. Voices of Collective Remembering. Cambridge: Cambridge University Press, 2002.
13 Ibid. P. 93.
14 См.: Карагезов P.P. Метаморфозы коллективной памяти в России и на Центральном Кавказе. Баку: Нурлан, 2005; Garagozov R. Collective Memory and the Russian «Schematic Narrative Template» // Journal of Russian and East European Psychology, 2002, Vol. 40, No. 5. P. 55—89.
15 Kroeber A.L., Kluckhohn C. Culture: A Critical Review of Concepts and Definitions // Papers of the Peabody Museum of American Archaeology & Ethnography, Cambridge, Harvard University, 1952, Vol. 47. No. 1. P. 181—198.
Русский повествовательный шаблон «триумф над внешними (чуждыми) силами» приобрел качества паттерна коллективного опыта и трансформировался в неотъемлемый элемент русской идентичности. Не вдаваясь в дальнейшие детали, заметим, что одним из важных следствий вышесказанного является то, что имеющиеся паттерны коллективной памяти политические элиты могут инструментализировать в своих целях16.
Мобилизация масс посредством «активации» повествовательных шаблонов
На наш взгляд, появление в различных видах нарративов, в том числе в учебниках истории, СМИ, выступлениях политических лидеров, текстов, содержащих специфические схематические повествовательные шаблоны, способно «активировать» соответствующий паттерн коллективной памяти и идентичности, что ведет к мобилизации масс17. Именно «всплывание» в общественном сознании и групповом дискурсе специфических нарративов, которые при интерпретации исторических событий полностью следуют определенным схематическим повествовательным шаблонам, активирует соответствующий паттерн коллективной памяти и одновременно может стать своеобразным предвестником будущих конфликтов. В этом смысле, интерпретации российско-грузинско-южноосетинского конфликта в российских СМИ, в официальных заявлениях и в других выступлениях российских лидеров, представляются весьма характерными иллюстрациями для вышеприведенного тезиса.
О том, что уже на протяжении ряда лет российские СМИ формировали из Грузии образ врага, говорилось выше, и здесь нет необходимости детально анализировать эти материалы. В данном случае мы приведем лишь один пример такого текста, служащего основой, которой руководствуются основные российские СМИ при интерпретации последних событий в Грузии. Речь идет о тексте заявления президента России Д. Медведева от 8 августа 2008 года в связи с ситуацией в Южной Осетии, в котором дана официальная точка зрения на конфликт18. Приведем текст заявления и одновременно рассмотрим его с точки зрения наличия компонентов описанного ранее специфически русского схематического повествовательного шаблона «триумф над внешними (чуждыми) силами».
Заявление начинается словами:
Д. МЕДВЕДЕВ: Вы знаете, что Россия присутствовала и присутствует на территории Грузии на абсолютно законных началах, исполняя свою миротворческую миссию в соответствии с теми международными договоренностями, которые были достигнуты. И главной своей задачей мы считали и считаем сохранение мира. Россия исторически была и останется гарантом безопасности народов Кавказа.
Данный фрагмент хорошо укладывается в первый компонент русского схематического шаблона, гласящего, что «русский народ живет в мирной обстановке, не представ-
16 См.: Карагезов P.P. Указ. соч.; Garagozov R. Collective Memory: Patterns and Manifestations. Part 2 // Journal of Russian and East European Psychology, 2008, Vol. 46, No. 2. P. 3—97; Он же. Collective Memory: Patterns and Manifestations. Part 1 // Journal of Russian and East European Psychology, 2008, Vol. 46, No. 1. P. 13—98.
17 См.: Карагезов P. Коллективная память в этнополитическом конфликте: случай Нагорного Карабаха // Центральная Азия и Кавказ, 2006, № 5 (47). С. 167—179.
18 См.: [http://www.kremlin.ru/appears/2008/08/08/1522_type63374type63378type82634_205027.shtml], 14 сентября 2008.
ляя угрозы другим». В данном случае этот компонент обыгрывается фразами о «миротворческой миссии России», ее «задаче сохранения мира на Кавказе». Далее текст заявления гласит:
Сегодня ночью в Южной Осетии грузинские войска, по сути, совершили акт агрессии против российских миротворцев и мирных жителей. То, что произошло, — это грубейшее нарушение международного права и тех мандатов, которые были когда-то выданы России мировым сообществом как партнеру по мирному урегулированию.
Этот фрагмент также полностью соответствует второму компоненту русского схематического шаблона, согласно которому, «мирная ситуация прерывается возникновением трудностей или агрессии со стороны внешней силы или агента». В данном случае этот аспект обыгрывается фразами о грузинском «акте агрессии против российских миротворцев и мирных жителей». Дальше из заявления следует:
Действия грузинской стороны привели к человеческим жертвам, в том числе и среди российских миротворцев. Ситуация дошла до того, что миротворцы с грузинской стороны стреляли по российским миротворцам, вместе с которыми были обязаны выполнять свою миссию по сохранению мира в регионе. Сейчас в Южной Осетии гибнут мирные люди, женщины, дети, старики, и большинство из них — это граждане Российской Федерации.
Этот текст настолько точно отражает третий компонент русского схематического повествовательного шаблона (о возникновении периода кризиса и великих страданий), что нет необходимости в дополнительных комментариях. Наконец, в заключение заявления говорится:
В соответствии с Конституцией и федеральным законодательством как Президент Российской Федерации я обязан защищать жизнь и достоинство российских граждан, где бы они ни находились. Логика предпринимаемых нами сейчас шагов продиктована этими обстоятельствами. Мы не допустим безнаказанной гибели наших соотечественников. Виновные понесут заслуженное наказание.
Данный заключительный фрагмент заявления, выражающий уверенность в наказании агрессора, также вполне укладывается в последний (четвертый) компонент русского повествовательного шаблона, согласно которому русский народ, действуя героически, в одиночку побеждает врага. Здесь этот аспект обыгран такими фразами, как: «я обязан защищать жизнь и достоинство российских граждан, где бы они ни находились.. .Мы не допустим безнаказанной гибели наших соотечественников. Виновные понесут заслуженное наказание».
Итак, из данного рассмотрения можно видеть, что первое официальное заявление лидера РФ по поводу российско-грузинско-южноосетинского конфликта в точности следует русскому схематическому повествовательному шаблону. Отметим, что по этому же шаблону строились и дальнейшие заявления и выступления российских политических лидеров относительно данного конфликта. Поскольку же этот текст есть официальная точка зрения, то, в результате, при описании конфликта ему следовали все основные российские СМИ, тем самым они в той или иной форме воспроизводили все основные компоненты русского схематического повествовательного шаблона. Таким образом, информация о событиях в Грузии, излагаемая в русле русского схематического повествовательного шаблона «триумф над внешними (чуждыми) силами», находила благодатную почву в российском общественном сознании, которому, как уже отмечалось выше, присущ соответствующий паттерн коллективной памяти.
3 а к л ю ч е н и е
Пожалуй, главный вывод из сказанного заключается в том, что политика и политики должны учитывать особенности коллективной памяти. В нашем конкретном случае политический истеблишмент РФ умело использовал эти особенности русской коллективной памяти и идентичности, чтобы заручиться поддержкой россиян. Просчет грузинских политических лидеров в том, что они игнорировали традиционные образы и представления, присущие русской коллективной памяти и идентичности, а своими действиями в известной мере «подыграли» российским властям.
Второй вывод касается прессы. Государственная монополия на СМИ, характерная для современной России, позволяет использовать прессу как мощный инструмент пропаганды. В данном случае пропаганда оказалась столь эффективной, поскольку она, как мы стремились показать в статье, полностью соответствовала глубинным предрасположенностям обширной российской аудитории.
