CC BY
45
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2011. № 5
М.Ю. Лачаева
(доктор ист. наук, профессор кафедры источниковедения исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова)*
ПРИНЦИПЫ ИСТОРИЧЕСКОГО ПОВЕСТВОВАНИЯ В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ М.В. ЛОМОНОСОВА (из опыта преподавания отечественной историографии)
В основе статьи — опыт преподавания в курсе отечественной историографии важнейших проблем русской истории, у истоков изучения которых стоял М.В. Ломоносов. Анализируются возможности рассмотрения в ходе лекционного курса и семинарских занятий влияния его работ на историографический процесс, характер этого воздействия и его научное значение.
Ключевые слова: М.В. Ломоносов, отечественная историография, историческое сознание, антинорманизм.
The article is based on the experience of teaching the most important problems of Russian history which began to study M.V. Lomonosov; it analyses possibilities to study his influence on the development of history science, its character and scientific importance.
Key words: M.V. Lomonosov, Russian historiography, history mindset, anty-normanism.
Михаил Васильевич Ломоносов стоял у истоков русской национальной науки в целом и русской исторической науки в частности. Исторические работы Ломоносова, и в первую очередь его «Древняя Российская история...»1, заложили важные основы рождавшейся русской историографии2. Поэтому знакомство с его жизнью и творческим наследием, имеющим мировое историческое значение, является принципиально важным для мировоззренческой и профессиональной подготовки студента-историка. В концептуальном виде его удобнее реализовать в рамках преподавания отечественной историографии, читаемой на IV курсе.
В лекционном курсе внимание уделяется коренным проблемам отечественной истории, пониманию которых М.В. Ломоносов придавал важнейшее государственное значение.
* Лачаева Марина Юрьевна, тел.: 8-916-434-47-57; e-mail: lachaeva@mail.ru
1 Полное название: «Древняя российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого или до 1054 года, сочиненная Михайлом Ломоносовым, статским советником, профессором химии и членом Санкт-Петербургской императорской и Королевской Шведской Академий наук».
2 Белявский М.Т. ...Все испытал и все проник. М., 1990. С. 75.
* * *
Одной из ключевых тем истории России, активно дискутируемой в отечественной и зарубежной исторической науке, является изучение истоков ее государственности.
Научный вклад М.В. Ломоносова в решение этой проблемы имел долговременное воздействие. Отголоском полемики 1749 г. между М.В. Ломоносовым и Г.-Ф. Миллером по диссертации последнего «Происхождение русского народа» стало проявление враждебного отношения к нему Миллера и Шлецера в печати, в первую очередь немецкой, в том числе «Геттингенских ученых ведомостях», уже после смерти Ломоносова 3.
При жизни Ломоносов, прекрасно знающий историографию и широкий круг отечественных и иностранных источников, в том числе древних и средневековых, и опиравшийся на них в критике схем начальной русской истории, предложенных немецкими учеными, представлял для них непреодолимую преграду.
Текстологический анализ мемуаров Шлецера, проведенный специалистами уже во второй половине ХХ в., подтвердил преобладание в них субъективных характеристик, на что обратил внимание еще доброжелательно относившийся к Шлецеру ленинградский исследователь С.Л. Пештич4. В них слишком много личного. Шлецер не простил Ломоносову оказанного ему противодействия, как говорил сам русский ученый — «его безрассудному предприятию»5, касавшемуся не только «скоропостижности» в суждениях о русских древностях и древнерусском (по выражению Михаила Васильевича «природном») языке, но и недопустимости вывоза из России источников, необходимых для изучения русской истории. Тем самым Ломоносов поставил вопрос об охране манускриптов в государственных библиотеках в прямую связь с проблемой национальной безопасности.
Честь страны определяла для Ломоносова его подход к национальной истории. С таким подходом не могли смириться те, у кого было иное отношение к истории России в XVIII в., не могут смириться и в настоящее время.
3 В 1960-е гг. Т.А. Быкова и С.Л. Пештич выявили «видимо инспирированные самим Шлецером недоброжелательные рецензии на труды Ломоносова». В 1991 г. Р.Б. Городинская констатировала появление значительного количества откликов на «Древнюю Российскую историю» и «Краткий Российский летописец» Ломоносова в немецкой печати второй половины XVШ в. Среди них была только одна положительная рецензия. Проанализировав рецензии, Городинская сделала вывод, что в них «прослеживается влияние, а может быть, и авторство, А.-Л. Шлецера и, вероятно, Г.-Ф. Миллера». Подробнее см.: Литературное творчество М.В. Ломоносова: Исследования и материалы. М.; Л., 1962. С. 241—247; Ломоносов: Сб. статей и материалов. СПб., 1991. Т. IX. С. 130—131; Фомин В.В. Ломоносов. Гений русской истории. М., 2006. С. 15—16.
4 См.: Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. Ч. II. Л., 1965. С. 170.
5 Ломоносов Михайло. Отзыв о плане работ А.Л. Шлецера. 26 июня 1764 г. // Ломоносов Михайло. Избр. проза. М., 1986. С. 327.
Привычным средством борьбы с Ломоносовым в течение последних двух с половиной веков являлись попытки его дискредитации. Критика начиналась с обвинения в «ложном» (т.е. ненаучном, вненаучном) понимании им патриотизма. Здесь усматривалась основа для постановки в методологической плоскости проблемы объективности и истинности суждений в сфере национальной истории, правомерность ее изучения вне национальных исторических реалий, но обязательно в контексте общечеловеческих ценностей.
Здание Академии наук в XVIII в.
Актуальность творчества Ломоносова объяснил в свое время президент Академии наук СССР С.И. Вавилов, который показал, что интернациональные познания способствовали формированию и раскрытию Ломоносова как яркого национального ученого. Он писал: «История русской науки показывает, что ее вершинам, ее гениям свойственна особая широта задач и результатов, связанная, однако с удивительной почвенностью... Эти черты, этот стиль работы, который мы встречаем и у Менделеева, и у Павлова, особенно выразительны у Ломоносова»6. Тем самым С.И. Вавилов объяснил природу принятия или непринятия М.В. Ломоносова и его творчества.
Для Н.В. Гоголя был исключительно близок подход Ломоносова, о котором он сказал: «Всякое прикосновение к любезной сердцу
6 Вавилов С.И. Ломоносов и русская наука // Ломоносов. Сб. статей и материалов. Т. V. М., 1961. С. 23.
его России, на которую он глядит под углом ее сияющей будущности, исполняет его силы чудотворной... Всю русскую землю озирает он от края до края с какой-то светлой вышины, любуясь и не на-любуясь ее беспредельностью и действенною природою»7.
Научная позиция Ломоносова в столь актуальном для современной историографии варяго-русском вопросе традиционно переводилась в политическую плоскость и представлялась как излишне политизированная. Сама возможность аксиологического подхода не допускалась как ненаучная. Под предлогом отсутствия у Ломоносова специального исторического образования («историограф» Миллер пострадал за истину от неспециалиста в вопросах истории «профессора химии» Ломоносова8) ставилась под сомнение корректность постановки темы «Ломоносов-историк» в дореволюционной и советской историографии.
Начиная с XVIII в. для определенного историографического направления признание общих заслуг Ломоносова перед наукой и ее разными отраслями как естественно-научными, так и гуманитарными оказывается лишь тем контрастирующим фактором, который якобы усиливает его «несостоятельность» в сфере исторических занятий. Показательно, что как только речь заходит о Ломоносове-историке, сразу исчезает традиционное почтение, соответствующее имени, и отчетливо слышна негативная тональность (иногда сродни пренебрежительной), причем разговор попадает в прокрустово ложе «очевидной ошибочности» его антинорманизма.
Историографическое сопоставление позиций показывает, что «из числа критиков Ломоносова лишь самая малая часть конкретно занималась варяго-русским вопросом и знала его, так сказать, "изнутри", как и весь комплекс его сложнейших проблем и прежде всего источниковедческих. Все же остальные приняли норманист-скую трактовку вопроса в силу традиции на веру без всякого осмысления»9.
И если в филологической науке тон отношения к М.В. Ломоносову задают мнение и оценка его трудов А.С. Пушкиным, то в исторической — если не тон, то как минимум негативный фон определяет фигура, с Пушкиным несоразмерная — А.-Л. Шлецер.
Вектор историографических отзывов Шлецера о Ломоносове, который направляла застарелая, не прощенная им обида, отнюдь не является магистральным для потока научного исторического знания. Тем не менее для ряда принципиальных мировоззренче-
7 Цит. по: Н.В. Гоголь о литературе. Избр. статьи и письма. М., 1952. С. 168—169.
8 М.В. Ломоносов в самом названии своей «Древней Российской истории.», характеризуя себя в перечне должностей и званий, в том числе отметил и «профессора химии».
9 Фомин В.В. Ломоносов. Гений русской истории. М., 2006. С. 8.
ских проблем русской истории именно он стал маркером и остается им до настоящего времени в целом ряде случаев.
Мы можем и сегодня встретить в отечественной историографии суждение, в основе которого легко узнается ироничный и снисходительный отзыв Шлецера, данный им в первом томе «Нестора» о том, что «профессор химии Ломоносов»10 ввиду ощутительной «нужды» в отечественной истории «сжалился» «и написал "Краткий Российский летописец" и "Древнюю Российскую историю"»: «Таким образом, вышло довольно сносное руководство к русской истории»11.
«Выводя Ломоносова за рамки науки вообще и исторической в частности, — пишет современный историограф, — Шлецер нисколько не смущался тем, что российская и европейская научная общественность были в курсе другого его мнения о потенциальных возможностях этого человека как историка»12.
О Ломоносове исключительно почтительно, глубоко и уважительно писали А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, академик С.И. Вавилов и другие великие люди России, крупнейшие знатоки ломоносовского наследия, многое сделавшие, чтобы труды Ломоносова стали достоянием науки. В 1950—1959 гг. Академией наук при непосредственном участии С.И. Вавилова было выпущено десятитомное Полное собрание сочинений М.В. Ломоносова.
По характеристике Пушкина, «соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенной силой понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения... Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник»13. Историк у Пушкина открывает перечень дарований Ломоносова, — завершает стихотворец.
С.И. Вавилов подчеркивал цельность и монолитность великого русского энциклопедиста и выводил данную особенность Ломоносова из его внутренней потребности, его природы14. Именно поэтому в истории, как и в других отраслях знания, за которые брался Михаил Васильевич, по обыкновению «слитно проявлялись гражданин, ученый, поэт»15. Таким образом, гражданственность Ломоносова имела глубинную философскую подоснову. Ее мировоззренческой спецификой являлось отношение к созиданию как благу, а разрушению — как злу.
10 См.: Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (К—ХП вв.): Курс лекций. М., 1998.
11 Цит. по.: ФоминВ.В. Указ. соч. С. 15.
12 Там же.
13 Пушкин А.С. Полн. собр. соч. М., 1949. Т. XI. С. 32.
14 См.: Вавилов С.И. Предисловие // Ломоносов. Сб. статей и материалов / Под ред. А.И. Андреева и Л.Б. Модзалевского. М.; Л., 1940. Т. 1. С. 3.
15 Дмитриев В.А. «.Знаю, что обо мне дети отечества пожалеют» // Ломоносов Михайло. Избр. проза. С. 4.
В литературе отмечалось, что Ломоносов менее всего «был склонен отрицать нечто в окружающей действительности с позиции своего идеала: он самый идеал стремился утвердить»16.
И в данном случае его индивидуальность отличалась от традиции отношения к гражданственности как средству обличения социальных или нравственных пороков, понимания самой ее сути как страстного отрицания зла. Пафос утверждения, безусловно, преобладал у Ломоносова над пафосом отрицания. Исключительная самостоятельность Ломоносова и как историка, и как поэта проявилась в том, что он сделал и историографию, и литературу неотделимыми от начала государственного. Языковые средства выражения реформатора русского языка М.В. Ломоносова не только являлись средством убедительного воздействия на читателя его исторических текстов, но и были самым тесным образом связаны с концептуальными историческими решениями и выводами автора.
Энциклопедический характер интересов, познаний и свершений Ломоносова, универсальность его таланта, которую еще называли «множественностью его талантов», проникающих и обогащающих друг друга, причем на каждом был виден отблеск всех остальных, имели знаменательное следствие. В историографии было замечено, что «иные труды Ломоносова даже по физике, химии и другим естественно-научным дисциплинам, тем более по истории, географии, экономике, литературе, языку, мало того что насыщены наряду со специальным и более широким философским содержанием, являют сверх того образцы превосходной прозы»17.
Научная проза Ломоносова по русской истории удивительно поэтична, лаконична и масштабна. Для него история России — это образ великой реки, «которая, от источников своих по широким полям распростираясь, иногда в малые потоки разделяется и между многими островами теряет глубину и стремление; но, паки соединясь в одни береги, вящую быстрину и великость приобретает; потом присовокупив в себя иные великие от сторон реки, чем далее протекает, тем обильнейшими водами разливается и течением умножает свои силы»18.
Самым поразительным в русской истории в глазах Ломоносова была жизнестойкость народа: «Народ российский от времен, глубокою древностию сокровенных, до нынешнего веку толь многие видел в счастии своем перемены, что ежели кто междоусобные и отвне нанесенные войны рассудит, в великое удивление придет, что по толь многих разделениях, утеснениях и нестроениях не токмо
16 Лебедев Е.Н. Огонь — его родитель. М., 1976. С. 159.
17 Дмитриев В.А. Указ. соч. С. 4—5.
18 Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. М.; Л., 1952. Т. 6. С. 169—170.
не расточился, но и на высочайшую степень величества, могущества и славы достигнул»19.
В лекционном курсе отечественной историографии показаны доминирующие основания перехода от летописания к исследованию русской истории, достойно осуществлявшегося русскими авторами в последней трети XVII — первой половине XVIII в.
В их трудах отразились существенные изменения в русском историческом сознании и историческом знании, а также приобретенный и накопленный ими опыт описания событий. Многие из них сами являлись участниками судьбоносных для страны событий. Они оставили примечательные памятники историографии своего времени. Внимание к истории царя Федора Алексеевича и императора Петра I также не прошло бесследно для становления отечественной исторической науки и оказало не нее самое непосредственное влияние.
В ряду тех, кто осуществлял знаменательный переход, Ломоносов занимал, безусловно, почетное место. Несомненна связь исторических взглядов В.Н. Татищева и М.В. Ломоносова. Именно к Ломоносову обратился с просьбой Татищев о написании посвящения (великому князю Петру Федоровичу) к первой части его «Истории Российской».
Преемственность подхода к русской истории Татищева и Ломоносова выразилась в понимании первостепенного значения изучения «дел бывших в России владетелей, а особливо самодержавных», достоверного описания их деяний и заслуг. Усилия просвещенных монархов являлись, по их мнению, причиной могущества народа. Сопоставляя историю Древнего Рима и Древней Руси, Ломоносов писал: «Одно примечаю несходство, что Римское государство гражданским владением возвысилось, самодержавством пришло в упадок. Напротив того, разномысленною вольностию Россия едва не дошла до крайнего разрушения; самодержавством как сначала усилилась, так и после несчастливых времен умножилась, укрепилась, прославилась. Благонадежное имеем уверение о благосостоянии нашего отечества, видя в единоначальном владении залог нашего блаженства, доказанного толь многими и толь великими примерами. Едино сие рассуждение довольно являет, коль полезные к сохранению целости государств правила из примеров, историею пре-
20
данных, изыскать можно»20.
Идеальным монархом в глазах Ломоносова был Петр Великий. В «Слове похвальном блаженныя памяти государю императору Петру Великому, говоренное апреля 26 дня 1755 года» по существу сформулирована концепция «великого человека», получившая по-
19 Там же.
20 Там же. С. 171.
следующее развитие в XIX в., включая «Публичные чтения о Петре Великом» С.М. Соловьева. Идеализации Петра способствовали обстоятельства жизни Ломоносова. Родившись в 1711 г., он рос в Двинской земле в то время, когда Петр I совершал свои великие преобразования, и плод этих преобразований — Полтавская баталия, по выражению Петра, «наше русское воскресение», — уже решила вопрос о будущности России как могущественного европейского государства. Ломоносов был выходцем из той части русского народа, которая не знала крепостничества, была деятельной, независимой и умела за себя постоять. При строгих нравах это был культурный народ. При отсутствии школ поморы учили грамоте друг друга, переписывали и бережно хранили рукописные книги. Любовь к книге стала для Ломоносова источником научной страсти. Рассказы и предания о Петре пользовались в Двинской земле исключительной популярностью. Ломоносов всегда сожалел, что ему не довелось видеть Петра, как «видели, видели отцы наши венчаннаго своего Государя не в числе кандидатов Римского консульства, но меж рядовыми солдатами, не власти над Римом требующего, но подданных своих мановения наблюдающего. О, вы, места прекрасны, места благополучны, которыя толь чудным зрением насладились!»21. Под впечатлением от этих преданий вырос Ломоносов. Большое видится на расстоянии, и 20 лет спустя после смерти преобразователя Ломоносов отметил, с его точки зрения, главное — «труды тяжкие, труды неисчетные» Петра, который «тягостным трудом простер рожденныя и помазанныя для ношения скипетра и державы руки». Для Ломоносова Петр — «Герой», «премудрый, Великий Монарх», «попечитель, отец Отечества», его «просветитель», «Муж, посланный от Бога на удивление вселенныя».
Сила примера Петра, у которого подданные видели «лицо пылью и потом покрытое» и который отличался от них только тем, что был «в обучении и трудах всех прилежнее», доказала Ломоносову исключительно важную вещь. Она подтверждала в его глазах правильность исторической концепции Татищева и его собственной, а именно того, что «Монархи ничем так величества, славы и высоты своего достоинства прирастать не могут, как подобным сему снисхождением», «пройдя по чинам с подданными»22. Созданный Ломоносовым образ Петра нашел развитие в исторической литературе и исторической романистике.
Искусство красноречия, которым в совершенстве владел Ломоносов, позволяло ему создавать впечатляющие картины прошлого, сочетая живописность и зрительный эффект восприятия исторического повествования (этот принцип в отечественной историо-
21 Ломоносов Михайло. Избр. проза. С. 282.
22 Там же.
графии убежденно проводили Н.М. Карамзин, Н.И. Костомаров, Д.И. Иловайский) и историко-психологическое объяснение событий. В «Идеях для живописных картин из Российской истории» Ломоносов, дав, по существу, избранную хронику событий из двух периодов отечественной истории — Древней Руси и борьбы с татаро-монголами, показал возможности усиления воспитательного воздействия истории, синтезировав весь арсенал средств, которыми при желании может воспользоваться историк. Эта мысль Ломоносова нашла воплощение в размышлениях К.Н. Бестужева-Рюмина о трех видах истории: научной, философской и художественной. Последняя требовала особых литературных талантов и их сочетания с новейшими научными знаниями. С великим сожалением Бестужев-Рюмин констатировал недостижимость такого синтеза, хотя в нем он видел высшее воплощение мастерства историка. Ломоносов сочетал в себе оба эти требуемые для высшего синтеза качества.
Он был мастером исторической живописи, оставив зрительно яркое и концептуально выдержанное психологическое объяснение стрелецких бунтов и правления царевны Софьи, показав не только трагизм исторической ситуации, но и предпосылки петровских преобразований. Таким образом, в исторической литературе прозвучала тема, получившая столетие спустя обстоятельное развитие в трудах С.М. Соловьева.
Работы Ломоносова в области изучения прошлого России явились новым словом в науке. Сами занятия историей Ломоносова, начавшиеся с 1739 г. и продолжавшиеся более четверти века, были связаны с выработкой национального самосознания, отстаиванием экономической, политической и культурной независимости России. Представитель народа, он органически воспринял и пронес через всю жизнь чувство высокого патриотизма, которым пронизаны его исторические труды23.
Ломоносов высказал новые для своего времени представления о поступательном характере исторического развития как смене периодов упадка и расцвета, о характере исторического процесса, который совершается путем конфликтов внутреннего и внешнего характера. В лекционном курсе показывается, что для ученого было важно понять прошлое русского народа в контексте всемирно-исторического процесса. Изучение истории убеждало Ломоносова в том, что дела «смертных», преходящие «труды» отдельных лиц сообщают бессмертие народу. Им был поставлен вопрос о том, как из свершений людей ряда поколений слагается история человечества. Если люди разных времен выступают раздельно, то история объединяет их деяния в общем всемирно-ис-
23 Историография истории России до 1917 года / Под ред. М.Ю. Лачаевой. М., 2003. Т. 1. С. 129.
торическом процессе. Это был шаг вперед в понимании исторического процесса, в его преемственности и непрерывности24.
Семинарские занятия открывают возможности для самостоятельной проработки историографических источников. Обращение к первоисточнику всегда живительно. Его ничем нельзя заменить. Проведенный с помощью историографического метода анализ вышедших из-под пера М.В. Ломоносова работ предоставляет возможность студентам уточнить и детализировать противостоящие историографические позиции. Принципиально важным является анализ системы доказательств своих научных позиций, приводимых Ломоносовым, разбор ученым источниковедческих основ исторической концепции Миллера, что позволяет понять природу их несогласия. Такое «углубление» дает несомненные результаты, поскольку позволяет выявить пласт аргументов, периодически использовавшихся в историографии XVIII—XIX вв., но позднее забытых. Содержательный и смысловой анализ аргументации историографического источника позволяет выделить качественные рубежи в развитии историографии проблемы, выявить внутреннее содержание и особенности каждого из них, а также дать аргументированную оценку творчества М.В. Ломоносова. Место Ломоносова в истории отечественной науки придает его взгляду на русскую историю особое значение.
Список литературы
1. Белявский М.Т. «...Все испытал и все проник». М., 1990.
2. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX—XII вв.): Курс лекций. М., 1998.
3. Историография истории России до 1917 года / Под ред. М.Ю. Лачае-вой Т. 1. М., 2003.
4. Лебедев Е.Н. Огонь — его родитель. М., 1976.
5. Литературное творчество М.В. Ломоносова. Исследования и материалы. М.; Л., 1962.
6. Ломоносов / Под ред. А.И. Андреева, Л.Б. Модзалевского. Т. 1. М.; Л., 1940.
7. Н.В. Гоголь о литературе: Избр. статьи и письма. М., 1952.
8. Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. Ч. II. Л., 1965.
9. Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. XI. М., 1949.
10. Фомин В.В. Ломоносов. Гений русской истории. М., 2006.
Поступила в редакцию 13 апреля 2011 г.
24 Там же. С. 134.
